Шахматы

– Что им от тебя было нужно? Они тебе враги?

– Потенциальные. Но они не знали, кто я. Однако они очень хорошо знали, кто ты. Лиза, их самый главный враг – это ты. Потом узнаешь об этом. Так вот. Я сыграл им сценку и представился перебежчиком Леммингов, который захотел подзаработать у Скунсов, продав им самого главного их врага, которого они, поймав однажды, упустили.

У них, Скунсов, такое мышление – они не воспринимают идейные соображения или долг. Они работают за деньги и от других ожидают того же. Поэтому было относительно легко обмануть их.

– Ты что же, предупредить меня не мог?

– Не мог. Скунсы хоть и продажная братия, но уровень развития техники у них сильно превышает земной. Я-то тренирован, я Пассионарией с помощью мысли управляю, а вот если бы я сказал обо всём тебе… Они бы твои мысли живо засекли и прочитали бы их лучше, чем ты сама.

Лиза поняла. Но за стеклом кабины по-прежнему висело Ничто. Лиза почувствовала себя спасшейся с корабля на маленьком плотике посреди бесконечного океана. Посреди спокойствия настала пора вопросов – больше делать было всё равно нечего.

– Слушай, а как это – пространства нет? Где это во Вселенной такое?

– Этого, Лиза, нет во Вселенной, иначе пространство бы было. Пространство и всё, что есть в мире, – это среднее арифметическое мыслей, идей, желаний и решений всех людей Вселенной. Если представить себе невероятно далёкую пору, когда Вселенной ещё не было, то ты бы увидела вокруг именно это Ничто. В этом ничто ещё не строили Вселенную.

– И сколько таких мест в мире, где не строили Вселенную?

– Не могу сказать, Лиза. В прямом смысле не могу – таких слов нет ни в одном языке мира. Язык создавался, когда люди наблюдали окружающий мир и называли его проявления разными звуками или знаками. Поэтому нет слов, отражающих что-то, что не принадлежит Вселенной.

Ну, можно сказать, что такое место одно, но с таким же успехом можно сказать, что их ни одного либо бесконечное множество. Всё равно это будет не полная правда. Цифры принадлежат только Вселенной, а не её отсутствию.

Лиза попыталась это представить, но у неё не получилось, только голова заболела.

– Потом до конца разберёшься, – засмеялся Ролекс, – чтобы разобраться в чём-то, надо данные иметь, а у тебя их нет.

Но Лиза не сдавалась.

– Не понимаю. Вот я родилась, только жить начала. Я ничего не создавала, а мир вокруг меня уже был.

– Да ты что! – деланно удивился Ролекс, – Только жить начала. В следующий раз, когда тебя спросят, сколько тебе лет, начинай считать миллионы!

– А, – Лиза начинала понимать, – то есть ты хочешь сказать, что в тех книжках, что я читала, была правда, и человек не первую жизнь живёт? Вот оно как… – она, направив взгляд в себя, посидела несколько секунд, ничего не спрашивая.

Вот тут, сказала она себе, начинается главное приключение в моей жизни. Не в тот момент, когда я увидела Ролекса, и не в тот момент, когда мы попали к каким-то Скунсам… Даже не в тот момент, когда я родилась. Значит, вот так.

– На самом деле человек живет единственную жизнь, Лиза, – тихо и задумчиво сказал Ролекс ей, – просто она бесконечна.

Они посидели в молчании.

– А как это – строить Вселенную? Я, наверное, забыла, как это делать.

– Если ты, Лиза, забыла, как строить Вселенную, тебе Нобелевскую премию можно давать. Потому что каждый человек в этой Вселенной только и делает, что строит её – каждый день, каждую секунду. Это в его природе.

Но кстати, – Ролекс оживился и с интересом поглядел на Лизу, – ты в Ничто, а значит, имеешь уникальный шанс почувствовать всё на своем опыте. Сейчас сделай вот что – представь, что там, за окном, есть определённое пространство, или помещение, и в нём что-нибудь находится.

– Что находится? – Лиза не могла никак понять смысл просьбы Ролекса.

– Да неважно.

Лиза повернулась к стеклу и прижалась к нему носом, оставив на практически невидимой поверхности кружочек тумана. За стеклом было Ничто, и Лизу опять начало подташнивать. Она вспомнила, как ещё час назад за стеклом был овраг, где журчал водопадик.

Как ни странно, здесь мысли её работали очень быстро, и картинка водопадика представилась перед лицом Лизы с поразительной чёткостью. Лиза, кажется, даже представила запах воды. Вот травинка – согнулась к земле, а на ней, на остром копьевидном ярко-зелёном конце, висит капля воды, отражая в себе очищенное в ней небо…

Лиза вдруг заметила, что в полуметре перед ней за стеклом Пассионарии что-то есть! Сфокусировав взгляд, она подумала, что спит и видит сон – в пространстве, пустом на миллиарды несуществующих километров, пространстве, которого даже не было, висела травинка. Та самая, Лиза могла поклясться!

Она перевела взгляд на молчащего, ухмыляющегося Ролекса, потом снова на травинку, потом снова на Ролекса, встревоженным взглядом как бы спрашивая, не сошла ли она с ума и видит ли он то же самое.

– Вижу, вижу. Молодец! Немного и долго, но зато сама.

– А что сама? – Лиза не поняла, что произошло, – Я что, силой мысли вытащила эту травинку из нашего мира?

– Да нет, глупая. Та травинка на месте. Ты создала совсем новую травинку. Попробуй ещё, только не напрягай так лоб – он к этому никакого отношения не имеет.

– Я… я забыла, как я это сделала.

– Просто реши, что это там есть, и всё. Человек – хозяин в любой вселенной, а уж в этой-то пустой и подавно.

Лиза снова повернулась к стеклу. Травинка с каплей висела по-прежнему.

– А почему капля не падает?

– А ты что, создала гравитацию? Помни – тут нет вообще ничего, в частности законов физики.

Лиза представила маленький безликий жёлтый шарик и сказала ему – будь там!

Шарик появился!!!

У Лизы перехватило дыхание от восторга. Она, глубоко дыша, обернулась к Ролексу, схватила его за руку, потом, одумавшись, отпустила, и посмотрела на него взглядом, полным огня и энтузиазма. Ролекс ничего не сказал, только улыбнулся и сделал Лизе приглашающий жест рукой в сторону окна – мол, художник, пожалуйте к холсту!

Лиза повернулась к своей части окна. Первым делом она убрала травинку и шарик.

Ролекс наблюдал за Лизиным творчеством. Перед Пассионарией раскинулось огромное поле травы, зелёной и местами почему-то голубой. Потом на нём появились, словно Лиза стряхивала на поле краску с рук, цветы. Сверху появилось небо – голубое, как на Земле, на нём – Солнце, светящее как в летний полдень. Ролекс почувствовал даже тепло от него сквозь стекло Пассионарии, когда лучи обняли кабину.

Лиза увлеклась. Она словно заново училась ходить.

Вот несколько деревьев, берёзок. Они стоят вон там, на холме. Там же мы поместим несколько кустов, а вон там… Лиза подошла поближе к деревьям, и устроила около корней одного водопадик, причём даже без ручья. Сначала он был неподвижным, как стекло, и Лиза собралась построить для него реку, вытекающую из далёкого моря, но вовремя поняла, что в этом мире может существовать всё что угодно, и сделала ручеёк, текущий из ниоткуда. Водопадик ожил!

Оставались штрихи к месту отдыха. Лиза пустила вокруг запах роз, и только собралась сделать несколько птичек, что будут радовать своим пением, как нечаянно обернулась.

Вокруг не было кабины, а в сотне метров от неё, на границе мира, стояло то, что Лиза в нём не создавала, – Пассионария. Лиза посмотрела на себя, и ужас переполнил её – она попала в кошмар. Её самой не было – ног, рук, тела… Лиза смотрела из ниоткуда.

– Ролекс… – жалобно протянула Лиза. Мир вокруг отлетел вниз, превратившись в точку, потом стал увеличиваться всё быстрей и быстрей и ударил Лизу со всей скорости своею массой по голове.

Лиза потеряла сознание.

Проснулась она от того, что Ролекс побрызгал её водичкой. Голова трещала, и Лиза, словно заспанная, еле открыла глаза и приподнялась на кресле. Она, как и прежде, находилась в Пассионарии. Ролекс сидел и жевал красивый оранжевый апельсин, распространяя вокруг восхитительно-едкий цитрусовый запах.

– Ты откуда апельсин взял? – спросила Лиза первое, что пришло в голову. Её мучила жажда.

– Создал, разумеется. Тут же Ничто.

Он создал Лизе апельсин, который тут же материализовался в сантиметре от её ладошек и упал прямо в них. Лиза не удержала апельсин, и он скатился на зелёный коврик под сиденьем.

Минута прошла в молчании – Лиза упивалась апельсином, брызгая соком на Ролекса, сиденье и даже не беспокоясь, насколько по-свински это всё выглядит.

– Что я неправильно сделала? – наконец, покончив с апельсином, прочавкала она.

– Да нет, такое бывает. Ты всего двое суток провалялась без сознания.

– Сколько?! – Лиза аж чуть не подавилась остатками апельсина во рту, – И это ты называешь нормально? Я ж чуть не померла!

– Да нет, нормально всё. Одного парня транспортировали, так он четыре недели провалялся.

– Нормально… – Пробурчала Лиза, устраиваясь поудобнее, – У тебя тут кресла в кровать не раскладываются?

В это же мгновение лизино кресло разложилось в кровать, чем изрядно Лизу напугало. Но теперь стало явно удобнее.

– Кстати – почему мы до сих пор в этом Ничто? Мы можем выбраться?

– Вопрос времени, я перебираю варианты, и они довольно ограничены. Главное – задать правильный вопрос. Но оставь это мне.

– А всё-таки – что произошло? Я начала строить мир, и тут…

– …Мир вдруг сначала отдалился, а потом ударил тебя со всей мочи по голове, – закончил за неё Ролекс.

– Откуда ты знаешь? – Лиза не уставала удивляться предвидению Ролекса. Ещё немного такого знания – и я уже начну не удивляться, а возмущаться, подумала она. Он же обычный парень, ровесник мне, наверное, а учит меня, как младенца. Хотя, наверное, есть чему…

– Давай-ка попробуем строить твой мир снова, но теперь уже со мной.

– Ну, как скажешь, только не убей меня.

Лизин мир, кстати, был за стеклом до сих пор без изменений. Вон тот пригорок, где водопадик журчит, даже отсюда слышно… Функционирует исправно! Здесь я хотела сделать птичек, рассуждала Лиза, снова приблизившись к пригорку, а вот здесь… А что, если я сделаю оленёнка? Это можно? Или это только Бог может?

– А теперь застынь! Сейчас же!

Лиза испугалась и застыла.

– — Хорошо, а теперь не перемещайся и слушай меня, – голос Ролекса раздавался внутри головы Лизы, словно она слушала его по наушникам из маминой радиолы.

Лиза застыла в оцепенении.

– Теперь очень осторожно поверни голову налево и посмотри, что ты видишь, только не пугайся.

Лиза повернулась и увидела маленькое серебристое облачко, что висело в метре от её головы. Оно забавно клубилось и было словно живое, но опасным не казалось. Просто маленькое облачко.

– Что это, Ролекс?

– Это я.

Господи! Только тут до Лизы дошло, что она не в мыслях своих вышла за пределы Пассионарии, чтобы осмотреть и приукрасить владенья свои. Она на самом деле вышла!!!

– Спокойно, Лиза, всё в порядке!

– Ро-олекс… Я что, умерла?.. – пронеслась жалобная мысль в голове Лизы.

– Нет, конечно. Посмотри на меня, это облачко. Это я, рядом с тобой. Успокоилась?

– Ролекс, у меня ног нет… У меня вообще ничего нет…

– Сейчас во всём разберешься сама. Мир свой вокруг себя видишь нормально?

– Да.

– Хорошо. Теперь медленно и ничего не пугаясь, повернись.

– Ой… А как без ног поворачиваться-то?

– Пожелай повернуться.

– Что, вот так вот просто?

– Давай-давай, я с тобой.

Лиза повернулась и снова увидела это.

– Ролекс, я вижу Пассионарию. Дежа вю! Она в двадцати метрах.

– Что ещё? Подожди, я стекло подниму.

Стекло Пассионарии немедленно исчезло. И Лиза увидела.

– Ролекс… Я ничего не понимаю… Я вижу там себя и тебя, мы сидим спокойно. Но Ролекс, я же… Я же здесь? Или я там? И что вообще происходит? Я раздвоилась?

Лиза почти плакала – такое переживание вызывали у неё эти изменения. Она что-то ужасно боялась потерять, до дрожи в руках, так боялась, что с трудом сдерживала себя, чтоб не исчезнуть или… или не ринуться к Пассионарии. Она сама замечала это чувство. Что его вызывает?

– Разве ты в своих книжках не читала про это? Ну же – душа? Бессмертие? Вечный разум?

– А, там было что-то насчёт того, что человек – это сгусток энергии, и он улетает, когда человек умирает. И где этот сгусток энергии? Я же не сгусток энергии? Или сгусток?

– Не сгусток. А теперь подумай хорошенько и скажи – кто ты? Ты та, что сидит в Пассионарии, или та, что сейчас висит со мной?

Лиза замялась. И то, и другое было для неё таким ассоциирующимся с самою собой! У нее было такое ощущение, что скажи она что-то одно – другое будет обесценено и брошено, как ребенок в приюте. А она должна, должна о нём заботиться!

– Всё-таки я – эта, которая сейчас здесь с тобой. Хотя я не представляю, как это – я здесь, а тело там, но я всё же определенно здесь. А я выгляжу так же, как ты – облачком?

– Ты вообще никак не выглядишь. Но можешь выглядеть как угодно. Вот, сейчас ты стала лицом твоего тела. Смешно! Лицо без туловища смотрит на меня в растерянности, как Чеширский кот!

– Чего смеёшься! Ты вот лучше скажи, как это ты там в кабине губами не шевелишь. Я шевелю губами, а ты нет.

– Ну так не шевели! Если ты не заметила, мы вообще не звуками разговариваем.

– Ладно. Жутковато как-то. Мы можем… э… войти обратно в тела?

– Конечно. Просто реши, что ты в теле. Вот и всё.

Лиза и Ролекс «очнулись» в кабине. Нет, это слишком, подумала Лиза. Для одного раза это слишком. Это вообще слишком много для девочки её возраста. Это много для любого человека.

– А если люди так умеют, Ролекс, почему не делают на Земле?

– На Земле… Здесь же пустое место, Лиза. Здесь тебе ничто не мешает. Наш мир, каким мы его знаем, это такая мешанина мечтаний, мыслей и идей, а также решений, сомнений и переживаний, что увидеть свою собственную мысль в ней – всё равно что увидеть одну каплю акварельной краски в растворе, где уже миллиарды таких капель. Ты просто не заметишь изменения цвета.

Ролекс помолчал, глядя куда-то в себя.

– Мы, кстати, готовы к отбытию! Но вообще, Лиза, это очень философские вопросы – те, которые ты задаёшь. Они – это основа жизни, и чем внимательней ты сама посмотришь вокруг, тем больше увидишь. Сама. Это жизнь – её нельзя не увидеть, если посмотреть. Нет в мире ничего непознаваемого. Будешь еще апельсин? Там, куда мы направляемся, возможно, не будет времени не торопясь поесть.

Лиза пожелала гуляш с картофельным пюре в тарелке и получила его – дымящийся и аппетитный. Потом создала ложку.

И пока она наслаждалась едой, Ролекс досказал.

– Самое интересное в этом то, что люди на самом деле сражаются не с материей и энергией. Они полные её господа – в любом месте Вселенной и за её пределами. Они её создали, они её разрушают или изменяют – абсолютно как душа пожелает. Любой человек по природе своей делает так.

Люди сражаются только друг с другом… И не видят этого. Вот создай здесь простенький шарик.

Лиза создала.

– Теперь ты продолжай желать, чтоб он остался, а я буду желать, чтобы он пропал.

В эту секунду шарик стал мерцать, вибрировать, а потом раздался скрежещущий звук. Шарик почернел и, продолжая висеть в воздухе, стал похож на шарообразную горелую корочку чёрного хлеба. От него даже запах соответствующий по кабине пошёл. Лиза поморщилась.

– Ну вот. Мы создали здесь маленький райский уголок нашей родины – Земли. Потому что это происходило на ней всегда – даже в самых дальних её уголках, – и это происходит сейчас. И, к сожалению, собирается происходить и дальше, пока мы с этим что-то не сделаем, – Ролекс вздохнул.

– А теперь – в путь.

Вид за окном Пассионарии исчез.

Глава 6

Ролекс и Лиза шли по широкому светлому коридору, сопровождаемые четырьмя людьми в зелёной военной форме. Их сопровождали улыбки техников, крутившихся около пультов с мониторами, стоящими вдоль стен, и странный запах зелёных яблок – откуда он взялся здесь?

Весь базовый комплекс уже, как светлый лучик, облетела радостная весть о возвращении Ролекса и Ментора, и комсостав специально выходил из глухих дверей кабинетов в коридор, чтобы увидеть этого легендарного человека. Заходили обратно они с тихой улыбкой – Лиза и вправду разрушала миф об исполине двухметрового роста в чёрном плаще, попирающего своими ногами Вселенные и одним взглядом сжигающего врагов дотла.

В людей вернулась жизнь! Работа комплекса шла веселее, силы брались из ниоткуда просто от осознания небезнадёжности своего положения и очевидности прогресса. «Ментор с нами!» – это звучало как отпущение грехов.

Наконец, после блуждания по почти одинаковым белым коридорам военные ввели Ролекса и Лизу в большой зал и удалились. Зал был прекрасен! Его стены были такими же белыми, как и коридоры, но со слегка заметным тёмным орнаментом, а сверху…

Сверху вместо потолка, радиусом около двадцати метров, парил невесомо-прозрачный сферообразный купол, за которым царил космос – яркие, как алмазы звёзды в неизвестных Лизе созвездиях, и две планеты – красноватая и зеленоватая, почти одинаковые по размерам. Они так объёмно вырисовывались, что Лизе показалось, что она стоит вниз головой и вот-вот на них упадёт.

В центре зала стояли пара диванов и огромный, пару метров длиной, монитор.

И последнее, что заметила Лиза в этом смешении впечатлений, – это были люди. Несколько. Один из них, немолодой, но бодрый мужчина в полностью чёрном, похожем на спортивный костюме без знаков отличия, с седыми волосами и баками, подошёл к Лизе и поздоровался, приложив руку к сердцу и слегка поклонившись. Лиза тоже машинально слегка поклонилась – её ум пока ещё занимал купол.

– Меня зовут Амин, коммандер Амин. Я являюсь главой Леммингов в этом секторе Туманности. Это, – показал он на также вставшего с дивана человека, – Макс Нильгано, мой заместитель и командующий обороной.

Заметив, что Лиза как-то странно посмотрела на Макса, он пояснил:

– Макс – не человек. Он из расы лексготтов, живущей по другую сторону от центра Млечного Пути.

Макс и правда был странный. Лиза даже сперва не совсем определила, что не так. (У лексготтов тело несколько ниже и толще, чем у землян, и рот более смещён вниз, из-за чего подбородок очень маленький.) Тем не менее, она осторожно поклонилась и ему.

– Можно просто Макс! – улыбнулся своим лексготтовским ртом Макс.

– Ну, с Павлом Скороходовым вы уже знакомы. А Ваше имя – Лиза, я не ошибся?

– Лютикова Елизавета Петровна.

Коммандер предложил всем присесть, и Лиза обнаружила, что диваны не такие уж и мягкие – скорее, они предназначены для работы. В белые толстые подлокотники вмонтированы панели управления с кнопками и красной и зелёной индикацией.

– Хорошо. Тебе нужны сон или еда? Что-то ещё?

– Нет, мы поели с Ролексом, спасибо, – Лиза не знала, как себя правильно вести, и робела, а потому решила просто вести себя очень церемонно и не болтать попусту, – Но… почему на меня все так смотрят, словно они со мной знакомы? Я вообще не понимаю происходящего – почему сюда привезли именно меня, зачем? Я же просто девочка.

Коммандер улыбнулся в усы.

– Лиза, ты вскоре сама всё увидишь, как я надеюсь. А если не увидишь, то… тогда дело плохо. Но я оптимистичен – слишком много невозможного сделано, чтобы оставшееся не получилось, – он снова улыбнулся.

– Тогда вопрос. Кто такие Лемминги и Скунсы? Я уже поняла, что не животные.

– Ну, две минуты у нас на это есть. Ты знаешь, что человек является… э… существом, отдельным от тела?

– О, уже да… – Лиза энергично покачала головой и подёргала волосы. Это понимание переполняло её доверху.

– Ну вот. У человека как такового есть какие-то умения, довольно широкого… очень широкого охвата, в сравнении с которыми возможности его тела – это возможности инфузории в сравнении с… даже не знаю с чем.

Видно было, что рассказ о таких простых вещах давался коммандеру с трудом.

– Человек потенциально может создавать и разрушать вселенные. В отличие от развития технологий, что циклично вырастают до пика, а затем падают до нуля, способности существа как такового… уменьшаются непрерывно в течение миллиардов лет.

Коммандер внимательно посмотрел на Лизу, чтобы удостовериться, что смысл его «миллиардов» доходит до неё.

– Лемминги – существа, в людских телах и не только, которые стараются предотвратить падение всего сущего. Скунсы – существа, которым по разным причинам всё равно. Они не плохие, разве что небольшая их часть. Просто уровень осознания причинно-следственных связей между различными частями жизни не даёт им посмотреть на свою жизнь с точки зрения более продолжительных отрезков времени. Под более продолжительными отрезками времени я понимаю «больше, чем одна жизнь человеческого тела». Мы, – он обвёл рукой присутствующих, – Лемминги.

Лиза кивнула и, подумав, твёрдо сказала:

– Я – тоже Лемминг.

Коммандер Амин и Нильгано расхохотались, весело и громко, коммандер даже похлопывал себя по бедрам ладонями. Отсмеявшись и вытерев слёзы, он объяснил:

– Тут уж никаких сомнений нет. Лемминг. Абсолютно.

– Хорошо… – Лиза немного потупилась, сложила лодочкой руки между коленей и, словно совершила что-то ужасное, тихо спросила: – А у вас тут дамская комната есть? Мне причесаться нужно.

Тут уж не удержался и Ролекс.

Сил Лизы хватило только на то, чтобы причесаться. Вернувшись, она мгновенно заснула на неудобном диване, положив ладонь под щёку (видимо, беспамятство на борту «Пассионарии» не только не придало ей сил, а и истощило их), и в последующие двенадцать часов ни один сон не смог пробиться в её взбудораженный событиями ум.

– Приступим к делу, – сказал коммандер, когда все формальности были улажены и выспавшаяся на месяц вперёд Лиза была готова, – У нас есть прибор, который помогает человеку вспоминать, что было раньше.

Он указал на аппарат, похожий на игральный автомат «Морской бой», в который Лиза с детства любила играть за пятнадцать копеек. В нём была такая же чёрная резиновая маска, к которой нужно было прикладывать свое лицо, но рукояток не было, а было удобное кресло с подлокотниками, на которых блестели металлические пластинки.

– Это безопасно, – сказал коммандер, чем вызвал у Лизы смешок. Она ещё помнила про безопасность перелёта на базу, которую ей обещал Ролекс, и про то, что случилось потом.

Но в кресло всё-таки села. Оно оказалось удобным, только пластинки немного холодили руки.

– Самое главное, Лиза, чтобы ты вспомнила. Для этого тебе надо приложить руки к пластинкам и смотреть в раструб, а мне – включить прибор. Ты готова?

– Ну, наверное. Только что вспоминать? – Лиза недоумённо пожала плечами.

– Прошлое… – многозначительно, но непонятно ответил коммандер. Он с Нильгано и Ролексом присели за свой диван, и Нильгано начал что-то настраивать на клавиатуре, – Кстати, в любой момент ты можешь оторвать руки от пластин, и работа прибора остановится.

– Хорошо. Я, наверное, готова.

Ролекс подошёл, потрепал по плечу для уверенности, подмигнул, а затем сдвинул маску, которая крепилась на каких-то шарнирах, и прижал её к Лизиному лицу. Затылок упёрся в спинку кресла. В маске была темнота.

– Ну что ж – включаю!!! – раздался голос Нильгано, и началось что-то, что Лиза потом не забудет до конца своих дней.

В маске темнота как была, так и осталась. Лиза почувствовала лёгкую вибрацию пластинок, и вибрация стала каким-то необьяснимым образом поглощать её миллиметр за миллиметром – сначала кончики пальцев, потом все ладони, потом дошла до запястий и направилась к локтям.

В ладони вдруг начал проникать какой-то настойчивый поток – словно веточки молодого побега стали вырастать из пластинок и, затейливо ветвясь, по венам проникали всё дальше и дальше – к Лизиной голове.

Ощущение не было неприятным, но Лиза немного испугалась и убрала руки с пластинок. Ощущение мгновенно прекратилось. Лиза подумала и поставила руки обратно. Ощущение почти сразу выросло до прежнего уровня! Ещё несколько секунд росточки пробивались к Лизиным глазам, а потом она перестала видеть темноту.