Алла. Восхождение к Высокой Моде

Наверное, можно было поискать работу и поденежнее, и на это постоянно намекала мама, но Алла любила это состояние, эти часы кропотливой работы швей, кружащих вокруг нее, словно пчелы в улье, это ожидание чуда, когда из кусков материи шаг за шагом появлялось потрясающее любое воображение платье. Не говоря уже о том чувстве восторженного ожидания, когда стоишь в выстраданном тобой чуде швейной архитектуры, которое полностью готово к выходу на подиум!

Да и платил мэтр хоть немного, зато постоянно, без задержек. В послевоенном Париже постоянной работы было мало. Алле, познавшей труд посудомойщицы во всегда набитой людьми дешевой столовой, работа кабинной манекенщицы в фешенебельном ателье вовсе не казалась тяжелой.

Сам мэтр стоял чуть поодаль и наблюдал за процессом сборки платья. В руках у него были вечные блокнот и карандаш. Опершись локтем на подоконник и время от времени внимательно поглядывая на стоящую на подставке Аллу и суетившихся вокруг нее швей, он снова и снова чертил в блокноте женские силуэты, зарисовывая каждый вид платья со всех сторон.

Вспомнив вчерашний разговор с месье Лесажем, он снова нахмурился и его карандаш стал непроизвольно и нервно прорисовывать детали будущей вышивки.

Папаша Лесаж собирался на покой и вызвал для передачи бизнеса своего сына, уже три года жившего и работавшего в Голливуде.

Молодой Лесаж был, говорят, очень хорош в вышивке, да и как портной, был на хорошем счету у многих американских звезд экрана.

Однако во вчерашнем разговоре Франсуа был очень недоволен проектом одной из вышивок Диора. Сказал, что реализовать это невозможно и что творить, держа в руках карандаш, да на бумаге, любой может. И что проекты создавать надо бы, имея свой собственный портновский опыт. Как, например, мадам Мадлен Вионне или мадам Эльза Скиапарелли, которые открыли свои модные дома, проработав закройщицами и портнихами долгие годы.

Да, конечно, он, Диор, не имел собственного портновского опыта и мог только рисовать модели, которые отшивали нанятые им швеи. Но, черт возьми, кто-то же должен поднимать голову от раскройного стола и хоть иногда смотреть за горизонт! Да, Диор не умеет шить, но он умеет мечтать! Конечно, не все его мечты могут реализовывать даже очень умелые руки вышивальщиц, тут молодой Лесаж где-то прав… Придется спускаться иногда с небес на землю. Да и ссориться с сыном лучшего вышивальщика Европы не стоило…

Взгляд Диора сосредоточился на создаваемой на Алле юбке для платья. Это платье он назвал «Май». Нежность молодых листиков клевера и разбросанные меж ними некрупные, но яркие цветочки на нежнейшем белом тюле должны были вызвать ассоциацию с весной, теплыми майскими днями, когда природа только просыпается, выдавая стрелки тоненьких листочков и рассыпая везде яркие головки цветущего клевера.

Алла стояла, наклонившись к рукам девушки-швеи и внимательно смотрела, как закладываются складки. Диор залюбовался тонкой фигурой Аллы, умевшей даже наклоняться настолько гармонично и элегантно.

Он вспомнил тот день, год назад, когда случайно увидел Аллу, стоявшую без дела и явно скучавшую в коридоре ателье.

Один взгляд опытного модельера и он понял – это она! Невероятная, тончайшая талия, высокий рост, экзотическая восточная внешность! Подозвав ассистентку, он попросил пригласить девушку на кастинг. Девушка явно удивилась просьбе ассистентки, но согласилась пройти в кабину и переодеться. Увидев ее на в вестибюле, мэтр понял, что не ошибся.

Алла, можно сказать, совершенно неподготовленная, пришедшая с улицы, шла по вестибюлю с такой грацией и элегантностью, даже с каким-то невозмутимым аристократизмом, которых он часто не мог добиться от других его манекенщиц. Все это, помноженное на природную естественную красоту девушки, производило потрясающий эффект!

Диор был в своем любимом белом халате, и, замешавшись в кучу рабочих в белых комбинезонах, готовивших комнату к покраске, наблюдал, как ходила по вестибюлю эта девушка.

– Бинго! Я нашел изюминку этой коллекции! Эти черные глаза сведут с ума нашу публику! Кажется, восточный флёр просто необходим, чтобы разбудить Европу!

– Передайте этой девушке, что она ангажирована, мадам! – обратился он к ассистентке.

– Хорошо! – деловито кивнула она и быстро побежала за уже выходившей из зала Аллой.

Мысли Диора вернулись в комнату. Мастерица справилась со складками и мэтр подошел, чтобы удостовериться, что складки заложены правильно, как он и задумывал. Немного поправив юбку на Алле, он отошел, прикрыл один глаз и оглядев всю конструкцию с одной, только ему видимой точки, скомандовал:

– Мадам, пришивайте лиф! Складками я удовлетворен!

– Урра! Алла радостно наблюдала в зеркало, как руки мастериц сноровисто орудовали, сшивая детали платья и вынимая бесчисленные булавки из пояса юбки. – Все! Можно хоть немного размяться! До вечера ещё так далеко!

Сегодня она собиралась пойти посидеть с Элен в ресторанчике неподалеку. Подруга была русская и у нее могли быть какие-нибудь новости из России.

– Ну, мало ли что, а вдруг будет хоть какая-то весть об отце?

Вспомнив отца, Алла погрустнела, черные глаза налились непрошенными слезами.

Столько же пришлось им всем пережить с той поры, как отец посадил их в Шанхае с матерью на тот норвежский пароход! В памяти только и осталась одинокая, удалявшаяся так быстро и становившаяся все меньше и меньше фигурка отца в пальто с поднятым воротником…

Алла незаметно смахнула слезу. Отец очень любил ее, но видела она его редко. Он был постоянно на работе, на своей железной дороге, и редкими были его часы и дни отдыха. Алла вспомнила, как отец любил своего большого вороного коня, возился с ним на заднем дворе их харбинского дома. Конь напоминал ему далекую казахскую родину.

– А я так и не научилась скакать на лошади! – с сожалением подумала она. – Вот бы был с нами отец, он бы научил давным-давно!

Она вспомнила, как отец вихрем взмывал на своего вороного, даже не пользуясь стременами!

– Это все начинается с детства! – говорил он. Когда его отец, уже городской житель, отправлял сына в аул, все городские привычки мальчика моментально куда-то исчезали. Гимназист куда-то пропадал. В ауле он учился седлать лошадь, стреножить, чистить ее, поить, отпускать на выпас.

– Всё это знание у меня с детства! – говорил отец. – И девочки тоже умели все это делать.

Но Аллу так и не успел научить. Всегда вмешивалась мама и требовала прекратить таскать девочку на задний двор, где были грязь и микробы. Да, профессия обязывала ее быть такой вьедливой. Даже выучившись впоследствии на оперную певицу в Париже, мама так и осталась в душе зубным техником. Карьера оперной певицы особо не задалась, и мама пела по кафешантанам, иногда выезжая на гастроли по окрестным городкам с русской труппой.

Алла встряхнула головой, будто отгоняя непрошенные мысли об отце. Хватит уже мечтать о несбыточном! Столько лет прошло! Он бы хоть какую весточку передал, если бы был жив…

Швеи закончили приметывать верхнюю, вышитую юбку к лифу и нижней юбке. Ансамбль практически закончен.

Диор удовлетворенно оглядывал платье, Алла медленно поворачивалась в своем обычном стиле, переступая ножками, будто в танце.

Полностью вышитый зелеными нитями лиф, отороченный сверху воздушной белой шелковой вуалью, будто фосфоресцировал, оттеняя цвет ее смугловатой кожи.

– Кажется, неплохо выходит! – радостно подумал Диор. – Думаю, на весенне-летнем показе оно произведет фурор. Теперь главное, чтоб юный Лесаж смог делать хорошие копии этой вышивки для заказчиц…

Диор помахал швеям рукой, послал воздушный поцелуй Алле и вышел из кабины.

– Все! Я свободна! – пела в душе Алла, предвкушая приятный вечер с подругой. – А, может, попросить платье на вечер у месье Диора? Я же так много работаю…

***

Сегодня Алла собиралась встретиться, наконец, с любимой школьной подругой Леной. Выйдя после шести из ателье, она поспешила в то маленькое кафе на улице Франциска, где они иногда встречались.

Подруга уже была в кафе и сидела в ожидании Аллы, ничего не заказывая. Они так делали всегда, чтобы потом вместе пить чай или кофе и болтать о всяком разном. Лена занималась балетом, как и раньше. И ей было очень интересно узнавать от Аллы, с какими звездами Алла встречалась по работе, как они выглядели, о чем говорили. Завидев входящую Аллу, она помахала ей рукой, привлекая внимание.

Алла, остановившись у порога, оглядывала небольшой зал и сразу увидела махавшую ей рукой подругу. Быстро подойдя к столику, она бросила сумочку на стул, сняла бережно пальто и пристроила его на спинку стула. Поцеловавшись, девушки расселись и Лена сделала знак официанту.

– Два чая? Аля, ты что пить будешь?

– Да, чай мне, пожалуйста.

Алла разместилась за крохотным столиком и внимательно осмотрела подругу.

– Лен, ты снова худеешь, что ли? Кожа да кости.

– Да, ладно, это для балерин нормально. Сама-то ты сколько весишь?

– Сорок пять килограмм. И поправляться нельзя, а то платья не влезут, те, что пошиты на меня.

– А меня партнер не поднимет. Так что нельзя поправляться тоже.

– Ааа… А сейчас с кем танцуешь?

– С Даниелем, ты его не знаешь. Но он очень неплохо подготовлен, из хорошей школы. Но скажи, кого я встретила, пока к тебе шла? Угадай!

– Даже не представляю… Жана Маре? Он тут где-то рядом живет, девочки встречали.

– Нет, не Жана Маре. Другого персонажа. И ты его хорошо знаешь! Ну, подумай! Мы с ним в школе учились.

– Даже не представляю, о ком ты.

– Аля, ты Патрика помнишь? Ну, того, что доставал тебя в средней школе? Когда ты только пришла к нам. Противный такой!

– Помню. Так и хотелось ему по шее надавать! Доставал своими наездами! А что это ты вспомнила его?

– Ты помнишь, я тебе говорила, что мальчишки тебя достают и придираются, чтобы ты обратила на них внимание?

– Помню. Но это твои домыслы, Ленка! Такая злоба не может быть мотивирована добрыми и искренними чувствами.

– А вот зря ты так думаешь. Очень даже может! Я сейчас, пока шла сюда, встретила этого Патрика на улице. И первое, что он спросил, как ты поживаешь! Ты, Алька! Не я. Я так удивилась. Сказала, что у тебя все хорошо, в модельном бизнесе, манекенщицей работаешь, тут неподалеку. А он мне – я так и думал, она ведь была такая красивая в школе! Я прямо встала на тротуаре и не знала, что сказать. Потом спросила, а зачем он тебя дергал и доставал своими тупыми шутками. А он мне – она не смотрела на меня! Я для нее был маленький дурачок. А она мне очень нравилась! Алька, представляешь, так и сказал!

– Да ладно, придумывает он просто, чтоб не поминали его лихом. Не замечала я его добрых чувств. И ты не замечала. Значит, их не было!

– Ну, не знаю… Он выглядел искренним вообще-то. А впрочем, какая нам с тобой разница! Какой-то Патрик из давнего прошлого, видишь ли, не просто так тебя донимал. Да пошел он! Забудь!

– Ага, забудем. Прошлое, слава богу, ушло в небытие. Все эти издевательства, обидные клички, тупые шутки, дерганье косичек – все это там, откуда не возвращаются!

– Именно! И чего это я его встретила? Чтобы понять что? Что все не так, как видится снаружи?

– Ой, Лен, не впадай в философию! Если мы еще будем обдумывать детские проступки всех, кто нам встретился в жизни, нам не хватит времени, что бы самим жить и веселиться! Шел бы этот Патрик своей дорогой! А мы – своей! Давай на радостях выпьем по капучино? Я еще не ела с утра. Чай допьем и по кофейку!

Глава 7. Сон с аруахом

Сегодня Алла почему-то устала намного раньше, чем обычно. Время, ежедневно проводимое ею на круглой высокой подставке, где мастерицы формировали на ее фигуре новые фасоны, стало для нее не обычной рутинной работой, а чем-то тяжелым, даже непосильным. Сегодня Алла просто падала с подножки. Она попросила перерыв гораздо раньше обычного и спряталась в подсобку, чтобы посидеть там в темноте и тишине, без этого белого шума, всегда сопровождающего создание фасона и работу мастериц.

Она села на стул, стоявший напротив манекена и вытянула ноги, блаженно прикрыв глаза. В голове вертелись мысли о том, о сем. Постепенно успокаивая их течение, Алла впала в бездумное созерцание.

Она находилась в безграничном темном пространстве, ощущая себя лишь пылинкой. У нее больше не было тела, только дух, почти прозрачным шлейфом вьющийся в пространстве. Жизнь во всем ее многоголосье не пробивалась в это пространство. Здесь было тихо и темно.

Алла спокойно наблюдала, как вокруг ее духа стал материализоваться какой-то незнакомый образ. Он плыл, принимая то женскую, то мужскую форму, порой обретая в своей трансформации что-то звериное.

В Аллу уперся чей-то взгляд, вернее, это был один глаз. Он тоже переливался, будто не успевая принять окончательную форму и даже моргал.

Потом в ее голове раздался голос.

– Дочь моя, не забывай свой род, помни, кто ты есть.

– Я помню, отец… – ответила неслышно Алла.

– Помни и знай, твои предки всегда за тобой. Покажи этому миру себя…

Глаз стал отдаляться, принимая форму лица, лица ее отца. Алла следила за его превращением и ей очень хотелось спросить, жив ли ее отец. Но она боялась разрушить магию этого действа своим вопросом. Лицо удалялось в пространстве, грозя совсем исчезнуть и Алла решилась.

– Скажи, а мой отец жив? – мысленно прошептала она. Лицо остановилось и снова стало приближаться.

– Жив… жив… жив… – будто эхом отдавался в ее голове его ответ.

Алла почувствовала, как слезы стали проливаться из ее глаз, будто сорвав плотину.

Жив! – билась в голове только эта мысль. Лицо вновь стало отдаляться.

– Но что мне делать? – мысленно крикнула ему вслед Алла.

– Работай хорошо, я смотрю за тобой… – прошелестело в мозгу.

Алла спала, неудобно сидя на стуле. Тело ее скособочилось на одну сторону, а голова свесилась немного назад, упершись затылком в стену. Лицо было залито слезами, хотя она и казалась спящей.

Неожиданно дверь подсобки открылась и в нее заглянула голова помощницы.

– Алла, вот вы где! Мы вас ждем, просыпайтесь, пожалуйста! – громко сказала она, глядя на Аллу, сидевшую, как сломанная кукла, на стуле у стены.

Зов помощницы разбудил ее. Алла потихоньку возвращалась в реальность, но сознание еще не отпускало увиденное.

Что это было? – подумала она, проведя по лицу руками. Ладонь стала мокрой. Я плакала? – удивилась про себя Алла. – Но почему? А, я же видела папу… И оно сказало, что он жив. Боже, надеюсь, это правда.

Алла открыла глаза и подняла руку, присматриваясь к часикам. Но было слишком темно и циферблата не было видно. Она вздохнула, освобождаясь от магической пелены сна и встала. Потянулась всем телом, встала и твердым шагом покинула кладовку.

Она вспоминала свой сон весь остаток дня. Это что же, дух моих предков приходил? Надо же, и ведь никому не расскажешь… Не поверят. Да я бы сама не поверила. Если бы папа не рассказывал мне в детстве о них. Может, и он жив благодаря их поддержке? Да и мы с мамой тоже…

Глава 8. Первое дефиле

1948

Алла сидела в гримерке перед последним зеркалом, наводя лоск перед дефиле. Вокруг кипела жизнь, стоял шум, девушки, прилипнув к зеркалам, поправляли свой макияж. Между рядами стульев бегали помощницы, хлопотливо навешивая на дверцы шкафов плечики с нарядами. На каждом был приколот номер, который прямо перед выходом на подиум нужно было не забыть отколоть. Иначе мэтр мог и отругать, а в кассе виновница могла не получить полную сумму недельного заработка.

Алла работала в ателье уже около года, но все ещё ни разу не выходила в зал на дефиле. Ее работа была в примерочных кабинах, где она целыми днями терпеливо стояла, как деревянный манекен на круглой подножке. Их так и звали манекенщицами, они заменили собой настоящие деревянные манекены по размерам, которые все еще хранились в собственном складе ателье.

Каждой манекенщице тоже делали до десяти манекенов, чтобы потом наряд надевался и хранился до следующего дефиле на своем собственном манекене. Такие же манекены делались на самых частых и привилегированных заказчиц.

Сегодня не пришла одна из наемных, подиумных манекенщиц по имени Жанна и мэтр потребовал найти среди своих подходящую по размерам девушку. Подходящей по размеру, но чуть выше Жанны из своих, кабинных, оказалась Алла. И поэтому сейчас она сидела среди всего этого бардака и пыталась нарисовать себе красивое лицо.

Алла прекрасно осознавала, что очень отличается от всех. Собственно, ее и ангажировал мэтр для работы в закрытых от посетителей дальних мастерских лишь потому, что ему приглянулась ее талия в 47 см. А вовсе не ее лицо. Надо было как-то привести свое лицо в соответствие с другими европейскими лицами.

Алла очень старалась, нанося пудру несоответствующего розового тона на свою довольно смуглую кожу. Пудра слегка отбелила ее, одновременно высветив довольно круглые щеки. Алла и без того мало ела, зная, что нельзя выходить из своего размера, но щеки… Они предательски указывали на ее азиатское происхождение.

Алла размышляла, полностью отключившись от шума гримерки. Думала, что бы сделать, чтобы глаза ее были побольше. Или хотя бы подлиннее, чтобы скорректировать ширину скул и щек. И вспомнила! Вспомнила, как ещё в школе нашла решение проблемы своих глаз! И своих щек!

Алла схватила карандаш и стала тщательно обрисовывать тонкой линией по контуру оба глаза, потом поставила удлиняющие черточки. Потом сделала их потолще и выше к вискам, выведя тонкие кончики.

В зеркало на нее вновь смотрела незнакомая девушка с лебединой шеей, светлым лицом и маленьким красным ртом. И загадочными, темными глазами, так хорошо подчеркнутыми темными, будто нарисованными бровями. Так, на брови тоже кинем акцент, чтобы были в одной гамме со стрелками глаз… Отлично! Будто новое лицо!

Мэтр вошел в гримерную, где кипела работа. Он внимательно осматривал весь ряд сидящих у зеркал манекенщиц, почти дойдя до края и… Кто это там? Мэтр прищурился, отыскивая это лицо вновь в мельтешении лиц и нарядов. Потом стремительно пошел, почти побежал в угол гримерной. Склонился ближе к зеркалу, вглядываясь и не веря своим глазам.

– Алла? Это вы?

Удивлению его не было предела. Перед ним сидела и взволнованно смотрела на него девушка, будто никогда не виданная им раньше. Эти пышные волосы, тоненькая фигурка, карминный рот с рядами блестящих белых зубов. И эти глаза, глубокие, как ночь…

– Месье Диор! Вы что, меня не узнали? Я же Алла, кабинная манекенщица, из мастерской мадам…

Она не успела договорить, как мэтр схватил ее за плечо и спросил, волнуясь: – Алла, какой номер вы должны демонстрировать?

– Э-э-э, 29, кажется.

– Так, это пышное голубое шелковое платье на кринолине?

– Да, вот оно, висит, я ещё готовлюсь надевать корсет к нему. Мадемуазель Жанна должна была его демонстрировать, но заболела. И назначили меня.

– Хорошо, готовьтесь, не буду вам мешать. И добавьте голубые тени на веки, немного. Для баланса.

Диор отошел в середину гримерной и продолжил наблюдать за подготовкой к дефиле. В то же время он обдумывал, какой эффект произведет появление манекенщицы с таким оригинальным лицом в зале, где присутствовали такие богатые клиентки.

Платье, что должна была продемонстрировать Алла, не относилось к самым дорогим, было в средней категории и, возможно, ее появление не будет так уж сильно заметным в веренице из 120 моделей этого сезона.

Диор колебался. Ему было понятно, что наличие такой необычной девушки в когорте его манекенщиц вызовет какой-то интерес, но он не мог прогнозировать, какой именно. А вдруг богатые клиентки оскорбятся тем, что им предлагает платье азиатка? Может, снять Аллу с показа, пока не поздно?

Диор снова посмотрел в тот угол, где Алла уже стояла, одетая в платье и готовая к дефиле. Она была прелестна и очень заметна, как яркий цветок фиалки среди бледных маргариток.

Да и ладно, чем черт не шутит, пока бог спит! – подумал мэтр в совсем не свойственной ему манере. Как бы сопровождая свою крамольную мысль, он неосознанно рубанул воздух ребром ладони, отбрасывая прочь тревожащие мысли.

– Девочки, внимание! – он похлопал в ладоши, требуя тишины. Все враз замолчали и, обернувшись на его голос, застыли во всех позах.

Алла вскинула голову, всем телом повернувшись к мэтру. Она очень волновалась. Это был ее первый выход на дефиле, а она совсем не знала, как надо ходить по подиуму. Конечно, она видела это не раз, но одно дело видеть, и совсем другое – выходить под сотни придирчивых, требовательных глаз сидящих в зале клиенток! И ведь ещё придется идти по лестнице! Там нужно быть очень внимательной, потому что посреди оставлен лишь узкий проход, а слева и справа сидят люди, не поместившиеся в зале.

Мэтр снова похлопал в ладоши. Наступила тишина.

– Все помнят, что нужно снимать бумажный номерок перед выходом? Если все уже одеты, постройтесь, пожалуйста, в шеренгу, в соответствии с вашим номером!

Гримерная снова забурлила, зашевелилась и загудела. Девушки, заканчивая свой макияж, вглядывались в свои отражения, нанося последние штрихи к своему образу.

Алла была готова. Волнение последних минут уступило место собранности и спокойствию. Она заняла свое место в шеренге и стала ждать своего номера, не замечая удивленных взглядов других девушек, пробегающих перед ней на свое место в шеренге. Некоторые из них даже выглядывали из строя, оборачиваясь назад, на стоящую почти в самом конце первой шеренги Аллу.

Многие из манекенщиц были приглашенными и не знали кабинных из ателье месье Диора. Алла стояла, смотря перед собой и чутко улавливая звуки речи распорядительницы дефиле в зале. Она не замечала любопытных взглядов девушек, поглощенная лишь собой.

Шеренга выстроилась неровной змейкой. Диор стоял в самом начале, волнуясь, как в первый раз. К его обычным волнениям прибавилась и тревога о том, как отнесется к его эксперименту публика в зале. Что будут писать газеты?

Распорядительница, мадам Раймонда, громко объявила о начале дефиле. Шеренга пришла в движение. Первая манекенщица пошла по первому залу, сопровождаемая громким описанием ее наряда. Следующая… Следующая…

Девушки, как птички, выпархивали из двойных дверей в белый, залитый светом больших люстр главный зал ателье и, слегка покачивая бедрами, плыли среди кресел зрительниц, посматривая себе под ноги, чтобы случайно не запнуться и не упасть.

Алла ждала своей очереди, думая о том, что же там будет. Выкрикнули номер 28. Алла сняла бумажку с номером со своей груди и, не зная, куда деть ее, зажала в кулачке. Следующая – она.

– Номер 29! Платье из голубого дамасского шелка муар на кринолине!

Алла встрепенулась и шагнула из полутьмы гримерной в зал, навстречу свету. Шум моментально стих. Глаза устремились на нее. Алла будто плыла, внимательно продвигаясь по запруженному зрителями залу. Подняв подбородок и смотря только вперед почти зажмуренными от света глазами, она шла, ориентируясь по движениям идущей впереди девушки.

Дойдя до конца зала, она выставила вперед левую ногу и, лихо крутанувшись на пальцах ноги, повернула назад. Теперь надо было обойти зал по другому краю, и выйдя на лестницу, подняться вверх, на второй этаж, где тоже сидели зрители. Обойдя и этот зал, следовало снова выйти на лестничную площадку и зайти в другие двери, ведущие в технические помещения ателье.

Алла на автомате проделывала все эти движения, не замечая удивленных лиц и открытых ртов клиенток. Главное – не запутаться в длинной юбке и не упасть.

В зале без конца раздавался зычный голос мадам Раймонды, объявляющей новые номера. Алла почти закончила свой проход и, остановившись перед лестницей второго этажа, не удержавшись, посмотрела на зрителей, улыбнулась и быстро вошла в двери.

– Фуух! Теперь можно и выдохнуть! Неужели я сделала это!?

Алла быстро побежала вниз по другой, железной лесенке, подбирая подол платья повыше. Добежав до гримерки, она с помощью помощницы быстро переоделась в цветное летнее платье из сатина, бросила быстрый взгляд в зеркало и снова встала в шеренгу.

Второй выход был уже не так страшен, как первый. Алла почти спокойно обошла два зала, уже даже успевая ловить чьи-то удивленные взгляды и, почти не волнуясь, вернулась в гримерку. Все! Работа на этом дефиле была закончена!

Алла сидела перед зеркалом, вынимая из прически шпильки и пытаясь нащупать заколку, когда почувствовала на своем плече руку Рене. Подруга стояла за ее спиной и внимательно смотрела ей в лицо.

– Алла, что ты сделала с глазами? Твой макияж совсем изменил тебя, прямо не узнать. Ты такая красивая.

Рене была невысокой худенькой шатенкой с зеленовато-карими глазами, типичной француженкой, и с самого своего появления в ателье занимала особое место, благодаря своей типичной французской внешности.