Старые деньги

«Майбах» Сухарева неспешно двигался вдоль набережной реки Фонтанки, мягко преодолевая «лежачих полицейских». Железяка сидел за рулем, а Кир рассказывал Камиль о Михайловском замке, где, по его словам, по-прежнему в ночи бродил призрак Павла Первого. Проезжая мимо богато декорированного здания под куполом, вспомнил Гаэтано Чинизелли – основателя цирка в Петербурге, но как только машина повернула на улицу Белинского, Кир замолчал и задумчиво уставился на прохожих, прислонившись лбом к прохладному стеклу автомобиля. Это была его любимая улица в Питере – не потому, что здесь уютно устроилась Симеоновская церковь с ухоженным садиком, и не потому, что все первые этажи пестрили ресторанами и маленькими барами и повсюду слышались веселые голоса молодежи. Дело было в том, что с улицы Белинского открывался отличный вид на особняк Зинаиды Ивановны Юсуповой, самый красивый, по мнению Кира, дворец в Санкт-Петербурге. Фасад дворца выходил на бойкий Литейный проспект, загруженный транспортом и толпами людей, и только если медленно шествовать по небольшой улочке Белинского, особняк постепенно вырастал перед зрителем во всей своей красе.

На этой улице находилось и любимое студентами Академии кафе «Ми-Ми», которым руководил Егор вместе со своей девушкой. И хотя Егор планировал стать скульптором и учился на четвертом курсе Академии художеств, но то, с каким самозабвением он отсаживал идеально ровные эклеры на противень и варил лучший кофе в городе, говорило само за себя – скорее всего, в будущем он сменит профессию.

– «Ми-Ми», господа, силь ву пле! – громко, но безэмоционально произнес Железяка, аккуратно припарковав автомобиль у самого входа.

– Уверен, ты полюбишь это место, ведь оно нравится даже мне, – помогая девушке выйти из машины, начал рассказывать Кир, с интересом наблюдая за реакцией на его слова.

– И чем же оно так примечательно? – с недоверием глядя на Кира, поинтересовалась Камиль.

– Здесь работает твой рыцарь Егор! – пафосно заявил Кир, пристально вглядываясь в глаза Камиль.

Интуиция его не подвела. При одном упоминании имени Егора Камиль просияла. Кир был доволен, что разгадать ее будет несложно: неискушенная провинциальная глупышка. Он был уверен: Камиль у него в руках. «Надеюсь, Лев-старший останется доволен и скажет, что я справился с его первым заданием», – мысленно похвалил себя Сухой, провожая девушку в просторный зал. Но то, с каким рвением Камиль вертела головой в поисках предмета своего интереса, его неожиданно задело. Нет, Кир не боялся конкуренции, наоборот, она его только подстегивала, заставляла работать усерднее. Но это было что-то новое, другое, похожее на ревность, на секунду Кир даже почувствовал себя не в своей тарелке.

Он усадил девушку за свободный столик у огромного оконного проема с арочным завершением. Окно было украшено по краю лапами голубых елей, припорошенных искусственным снегом, а внизу горели несколько массивных свечей, каждая по полметра высотой. Огоньки вокруг плотных фитилей вздрагивали, воск плавился и тоненькими струйками медленно стекал в медный поддон, подчеркивая уютную атмосферу очаровательного зимнего вечера.

– Как красиво, – смущенно произнесла Камиль, отворачиваясь от барной стойки, у которой умело орудовал Егор. Щеки Камиль предательски вспыхнули, как только она увидела парня, поселившегося в ее голове с первой минуты их знакомства. – Мне страшно нравятся такие окна, – пролепетала она первое, что пришло в голову.

– Брамантовы, – сухо выдавил Кир. – Пожалуй, лучшее архитектурное решение для зданий в центре нашего города.

– Что? – переспросила Камиль, исподтишка поглядывая в сторону барной стойки.

– Эти окна называются брамантовыми, – чуть повысив голос, продолжал объяснять Сухой. – Первым решился сделать такое окно Донате Браманте – автор многих построек Ватикана начала шестнадцатого века. – Кир хотел добавить что-то еще, но понял, что Камиль его не слушает, и тихо закончил: – Да, ты права, все это неважно, если вокруг столько сладкого.

Камиль, не замечая его раздражения, зашептала:

– Он помахал мне! Ты видел?

Через пару минут Егор отдал последний заказ и, поправляя на ходу волосы, подошел к ожидавшим его ребятам. Он опустился на стул рядом с Камиль и, улыбаясь, проговорил, словно встретил старую знакомую:

– Привет, не ожидал тебя увидеть в принципе, а в компании Сухого – и подавно.

Он протянул руку Киру для рукопожатия, потом открыл перед Камиль меню, подмигнул ей так душевно, по-доброму, что она почувствовала трепет и благоговение: казалось, сейчас не сдержится и кинется ему на шею, представляя себя его невестой.

– А не угостишь ли ты нас, Егор, своими знаменитыми пирожными, которые лепишь собственноручно, используя навыки, полученные в скульптурной мастерской? – делая акцент на слово скульптурной, насмешливо поинтересовался Сухой, возвращая Камиль на землю из мира грез.

– Те, которые «цветы», или которые «лейки»? – не замечая иронии одногруппника, оживленно спросил Егор.

Кир вопросительно посмотрел на девушку, а она, улыбаясь, пожала плечами:

– Я хочу попробовать и те, и другие.

И только когда Егор вернулся за прилавок, Кир снисходительно покачал головой, обращаясь к Камиль:

– Я вижу, ты прямо чуть из штанов не выпрыгнула от радости, неужели втюрилась? Только вот это зря, у него девушка есть. Правда, она сейчас укатила на стажировку во Францию, но и это не делает его легкой добычей.

Камиль потупила взор, как нашкодивший котенок, залилась краской от стыда и тут же решила перевести разговор на другую тему:

– А куда делся Железяка?

– Если тебе со мной скучно, можем позвонить Лео.

– Нет, не нужно, у меня с Лео война.

– Война? – удивился юноша и, еле сдерживая улыбку, откинулся на спинку стула, предвкушая забавную историю. – Ну-ну, поведай, что происходит в старом добром особняке Тургеневых.

Камиль тяжело вздохнула:

– Он вчера ночью не захотел взять меня с собой на каток в Новую Голландию, а я в ответ насыпала ему опарышей в трусы.

– Что?! – не сдержал громкого возгласа Кир и рассмеялся в голос. – Червей в трусы?

– Ну, не в те трусы, что на нем, а в ящик комода с бельем.

Сухой так задорно и искренне не смеялся уже несколько лет. Он не мог остановиться, хохотал и тер глаза, смахивая накатившие от смеха слезы, и все повторял: «Ну ты, Камиль, даешь!» Он тряс ее руку и снова смеялся со словами: «Вот Лео попал! Это же надо, опарыши в трусах у нашего ловеласа!»

И только когда Егор принес кофе, Сухой слегка успокоился, но все еще с улыбкой на лице поведал Камиль о том, что Лео сказал ей вчера неправду: в Новой Голландии каток закрывается в восемь вечера.

– А что насчет Лео – он по ночам на свой «ламборгини» дрифтует на замерзших озерах или просто участвует в гонках.

– И это, конечно же, нелегально?

– Так точно, – ответил Кир, отпивая глоток кофе из крошечной чашки.

– Надеюсь, этой ночью он пришел к финишу последним! – воскликнула, негодуя, Камиль.

– Я, конечно, не в курсе результатов, но ты должна знать кое-что о Лео. Он баловень судьбы! Он никогда не проигрывает, и затевать с ним войну – это гиблое дело.

– Это ты по своему опыту знаешь? – приподняв одну бровь, поинтересовалась Камиль, хитро улыбнувшись.

Кир неожиданно стал серьезным, плотно сжал тонкие губы и снова уставился в окно на мерно падающие снежинки, которые в свете уличных фонарей казались безвольными мотыльками.

– Я слышала, что ты все время с ним соперничаешь.

– Вздор, соперничество предполагает, что я сомневаюсь, кто из нас лучше, а я не сомневаюсь! – ответил Кир и потянулся за своим пуховиком. – Пойдем, я покажу тебе один особняк, здесь недалеко, успеем, пока Егор соберет наш заказ.

Камиль уходить из кафе не хотелось, но и отказываться было неудобно. Она еще раз метнула влюбленный взгляд в сторону Егора и, взяв под мышку свою пушистую песцовую шубку, отправилась следом за Сухим.

Улица, на которую вышли молодые люди, походила на декорации к новогодней сказке. Тротуары замело пушистым снегом, нарядные елки сверкали огнями не только на площадях, но и у каждого кафе, они выглядывали из витрин маленьких бутиков и торжественно замерли в глубине больших магазинов. Прохожие в приподнятом настроении торопились домой – кто с тортом, перевязанным яркой лентой, кто с грудой подарков. И только дворец княгини Юсуповой застыл в своей величественности – нарядный и грозный одновременно. Его потрепанный временем фасад в стиле необарокко будто предостерегал об опасности, поставив у входа кариатид со строгим взглядом, а массивные дубовые двери намекали, что внутри скрываются жуткие тайны.

– О, так я знаю этот дом! – всплеснув руками, радостно воскликнула Камиль, с любопытством рассматривая дворец, наклоняя голову то на один, то на другой бок. – В нем жила Пиковая дама, про которую писал Пушкин.

Сухой снисходительно улыбнулся и, взяв ее за руку, потащил через пешеходный переход:

– Подойдем поближе, ты сможешь потрогать эти прекрасные скульптуры кариатид. А насчет Пиковой дамы – так это городская легенда. Особняк построили после смерти Пушкина, к тому же здесь никогда не было хозяев.

– Как это?

– Все просто. Его строили шесть лет, а за это время Зинаида Юсупова, заказчица, вышла замуж и уехала за границу. И когда в тысяча восемьсот шестидесятом году он был готов, жить здесь было некому. Потом его сдавали в аренду двум театрам, в Первую мировую оборудовали госпиталь, а дальше – революция семнадцатого года, и особняк стал достоянием народа.

Кир поднял голову, чтобы показать две скульптуры у балкона второго этажа, но тут его лицо исказила жуткая гримаса. Будто он увидел привидение той самой Пиковой дамы. Позабыв, что пришел с Камиль, он направился к вывеске, которая неумело была пристроена на крайней пилястре. Когда Камиль его догнала и окликнула, Сухой не отреагировал, а нервно стал сдирать синий лист плотной бумаги, на котором было написано белыми буквами: «Здание закрыто на реставрацию».

Лицо молодого человека сделалось красным, левая щека вздрагивала, а в глазах появился нездоровый блеск.

– Мне срочно нужно туда попасть, – несколько раз дернув за ручку массивной двери, сказал Кир, будто не понимая, что войти в здание невозможно. – Слышишь, Камиль, мы немедленно должны попасть внутрь!

– Так здесь закрыто, реставрация, ты что, не умеешь читать?

– Вот именно, реставрация – это самое страшное, что могло произойти, – он подтолкнул девушку в сторону от центрального входа и лихорадочно что-то стал прикидывать в голове, бубня себе под нос. – Реставрация, надо же, удумали, двести лет нечего не делали, а теперь на тебе.

– Постой, Кир, давай вернемся в кафе, – предчувствуя неладное, начала уговаривать его Камиль. – Егор подал свои знаменитые пирожные, пошли, а?

– Забудь про пирожные! – рявкнул Кир, но, поняв, что ему может понадобиться помощь Камиль, смягчился и начал ее уговаривать: – Ты же любишь приключения? А у меня есть чертежи этого особняка, там со двора еще один вход. Ты посмотришь интерьеры – красотища! Все подлинники – и лепнина, и позолота, все-все осталось нетронутым с тех давних времен. А на парадной лестнице огромное зеркало, в него попали осколки снаряда во время Второй мировой, так они тоже на месте, только представь!

Камиль какое-то время колебалась, но Сухой обладал невероятным даром убеждения, и спустя минут пятнадцать она уже стояла на первом этаже у входа в просторный зрительный зал с огромной хрустальной люстрой под потолком и, восторженно прижимая руки к груди, смотрела на бархатные кресла без зрителей и сцену без артистов:

– Вот это настоящая старина, я непременно хочу посмотреть на Белую гостиную.

– Нет, Камиль, пока мы не попались, нужно торопиться, – оглядываясь по сторонам, начал взволнованно говорить Сухой.

– Торопиться? Для чего?

– Нужно сейчас на лифте подняться наверх, туда, где раньше был зимний сад, я там должен кое-что забрать.

– Я не буду участвовать в сомнительных делах! Все хотят заставить меня сделать что-то противозаконное. Ты потом меня подставишь и снова обвинишь в воровстве!

– Замолчи! – вдруг взревел Сухой. Он силой потащил девушку к лифту и нажал кнопку вызова.

Обшарпанная дверь через пару секунд открылась с неприятным зловещим скрипом. Лампочка внутри затхлой кабины, несколько раз моргнув, погасла.

– Я боюсь лифтов, а таких старых – и подавно. Ты поезжай, а я тебя здесь подожду, – плаксивым голосом начала уговаривать Камиль Сухого, но он был неумолим.

Стал силой заталкивать девушку внутрь кабины, не обращая внимания на ее мольбы, а когда Камиль схватилась руками за дверь, не давая ее закрыть, Кир гневно сверкнул глазами и выпалил:

– Да какого черта ты такая настырная?! Не смогу я одной рукой открыть тайник! Понимаешь?

И только сейчас Камиль поняла, что скованность движений Кира, которая казалась ей манерной сдержанностью, была вовсе не из-за того, что он строил из себя неотразимого денди. В театре он не смог удержать ее от падения не потому, что поленился достать руку из кармана, и сейчас длинные рукава толстовки были не просто данью моде, в них юноша прятал больную руку. Девушка прижалась к стенке лифта и тихо спросила первое, что пришло на ум:

– Ты ее сломал?

– Неважно, – кое-как справляясь с эмоциями, пробормотал Кир. – Просто мне сейчас нужна твоя помощь. Ты же в состоянии сделать что-то для другого человека?

– Я стану помогать, только если ты мне все расскажешь! Может, ты задумал преступление!

– Это очень длинная история, – полушепотом произнес Кир, постукивая носом кроссовка по стенке лифта.

– Ничего страшного, мой кофе уже все равно остыл, – настаивала Камиль, скрестив руки на груди, явно демонстрируя, что не сдвинется с места, пока не услышит объяснения.

– Ну, в общих чертах история гласит, что наследником всего имущества Юсуповых, в том числе и этого особняка, был Феликс Юсупов, и когда в тысяча девятьсот шестнадцатом году его арестовали за убийство Распутина, он приказал своему слуге кое-что взять в тайнике своего дома на Мойке и спрятать здесь.

Камиль засмеялась и махнула рукой:

– И всего-то.

– Да, а что тут смешного?

– Эти сокровища уже давно вытащили.

– А вот и нет. Я же говорил, в этом дворце никогда не проводили реставрацию.

– Ну уж сокровища-то точно искали. Если ты об этом знаешь, значит, и другие знали. Так что можешь порыскать, а я пока осмотрюсь, – уже совсем с другим настроением вышла Камиль из лифта на платформу с бортиком из кованой ажурной решетки и, свесившись вниз через перила, проговорила с явной иронией: – Вообще, я разочарована. Я видела ваш загородный дом, ваша семья очень богатая, неужели ты так одержим деньгами, что готов был тащить меня на хлипкую верхотуру, куда не идет даже лестница, и сам рисковать? У тебя же все есть! У тебя же куча этих денег, ты можешь купить любую побрякушку!

– Не городи чепуху. При чем здесь деньги, и не все в жизни можно за них купить. Понимаешь?

– Я-то понимаю, что, к примеру, нельзя купить любовь. Но ты явно не ее здесь ищешь.

Сухой пристально посмотрел на Камиль, словно впервые видел ее лицо. Камиль на мгновение даже стало неловко, и она опустила глаза.

– Есть еще одна вещь, которую не купить ни за какие сокровища мира, но сейчас не время говорить об этом, – Сухой был сильно возбужден, он приблизил лицо так близко к Камиль, что она могла рассмотреть рисунок красных капилляров в его глазах, а то, как сузились его зрачки от напряжения, как у хищника перед атакой, ее даже напугало. – Послушай меня внимательно. Я ищу один документ уже несколько лет. Написан он был в восемнадцатом веке флигель-адъютантом Ее Величества графом Алексеем Ростовцевым. Сначала мне стало известно, что его для лучшей сохранности разделили на три части, и одна из частей хранилась в тайниках у Юсуповых в доме на Мойке. А три дня назад в архивах я случайно наткнулся на совершенно пустое любовное послание, но там в постскриптуме была одна строчка, которая и навела меня на мысль, что Феликс спрятал кое-что в этом доме.

– Насколько я понимаю, в этом письме не сказано, что точно спрятал Феликс?

– Бумаги, которые я ищу, такие важные, что я просто уверен – именно их Феликс спасал при аресте.

Неожиданно Кир присел на корточки, начал рукой ощупывать пол в темном углу и оттуда продолжил объяснять Камиль:

– Юсупова задумала здесь зимний сад, а чтобы растения не погибли от холода, в подвале было сделано паровое отопление, которое поднималось по четырем медным трубам, только одна из них была нерабочей, ее закрыли чугунной решеткой, вот в ней и был тайник.

Сухой разыскал нужную ему решетку и стал отковыривать вокруг нее толстые слои краски, которой ее покрывали при каждом ремонте. Краска не поддавалась, это жутко его раздражало, и он начал выходить из себя. Пыхтел, шептал бранные слова и в конце концов стал стучать по краю решетки своей увесистой антикварной зажигалкой. Небольшие кусочки застарелого налета откалывались с трудом, и нетерпение молодого человека постепенно переросло в гнев, он схватил лежащий неподалеку кирпич, размахнулся и с силой стукнул по решетке, потом еще и еще, пока в зале, над которым нависал этот балкон, кто-то громко не прокричал:

– Кто здесь?!

Сухой тут же повалил Камиль на пол и сам лег рядом.

– Лежи смирно, – прошептал он ей в самое ухо, – иначе он нас заметит.

Девушка оказалась близко к краю балкона и в небольшие просветы между литыми узорами ограждения видела высокого тучного охранника, который зашел на сцену и потянул занавес в сторону, чтобы проверить, не спрятался ли кто за ним. Сердце Камиль от страха билось, как у загнанного зайца, а руки неестественно вздрагивали. Она повернула голову в сторону Кира и вопросительно подняла брови, он в ответ прижал указательный палец к губам, а потом прикрыл ее руку своей холодной тяжелой ладонью. От этого действия Камиль почему-то захотелось заплакать, как бывает, когда тебя кто-то пожалеет. Она закрыла глаза и уткнулась лбом в плечо парня, стараясь не выдавать своего волнения.

Охранник еще какое-то время был на сцене, заглядывал за декорации, затем спустился в зал, постоял, прислушиваясь, погасил свет и вышел, затворив за собой тяжелую дверь с большими стеклянными вставками, и только Сухой хотел подняться, как увидел, что этот здоровяк поставил стул под самую дверь с другой стороны, сел и начал напряженно всматриваться в полумрак зала через стекло.

– Видно, он все же слышал нас и теперь думает, что этот кто-то в зале, и решил его подкараулить, – вздыхая, прошептала Камиль.

– Ничего, скоро он устанет, внимание его рассеется, а там и Железяка объявится.

– Ты написал Железяке сообщение?

– Да, а что тебя удивляет?

– Почему думаешь, что он станет ради тебя рисковать? Только не говори, что ты веришь в дружбу.

– Я больше верю в силу денег, я бы и сам мог попробовать подкупить охрану, но если он окажется несговорчивым и устроит скандал, это может навредить репутации моего отца. Новость, что сын Сухарева незаконно проник на охраняемый объект, появится во всех СМИ, так они еще наврут с три короба, что потом не отмыться, а у Железяки опыт.

– Значит, мы здесь застряли? – тихо спросила Камиль.

– Не бойся, это ненадолго, – прошептал в ответ Кир, – просто представь, что мы лежим не на полу в чужом доме, а, скажем, на лугу… да, на лугу, над нами высокое чистое небо, я жую колосок, и мы болтаем о пустяках.

– Почему колосок жуешь именно ты? – улыбаясь, спросила Камиль.

– Хочешь – возьми, – протягивая Камиль несуществующий колосок, предложил Кир. Девушка в ответ обхватила невидимое растение и причмокнула, закрывая глаза:

– М-м-м… Красота!

Она действительно почувствовала себя в безопасности, вспомнила вылазки на природу с родителями.

– Кир, – позвала она, слегка приоткрыв глаза, – а в любовь ты тоже не веришь?

– Напротив, тут я мастер, – ответил Сухой.

– У тебя было много девушек?

Кир усмехнулся и повернулся на бок, чтобы лучше видеть лицо Камиль.

– Дело в другом: я скульптор, а любовь и творчество очень похожи. Это долгие муки, сомнения и краткий миг эйфории.

– Краткий миг?

– Конечно, ничто хорошее не длится вечно – капля счастья всегда тонет в море горя.

– Похоже, кто-то сильно тебя обидел.

Кир хотел ответить что-то резкое, но запнулся и замолчал.

– Расскажи, – попросила тихо Камиль.

– Давняя история, я тогда был совсем пацаном, уже забылось… почти.

Кир снова замолчал, но он так сбивчиво и часто дышал, что Камиль почувствовала, что сейчас услышит интересный рассказ о прошлом. И он заговорил:

– У меня был день рождения, важная дата – пятнадцать лет. Сейчас смешно даже говорить об этом. Я, глупый, пригласил ее и еще двоих друзей на семейный праздник. Когда все собрались за столом – родственники, родители, бабушка – я все смотрел на дверь и ждал ее появления. Прошли полчаса, я прислушивался, вскакивал на каждый шорох, потом прошел час, второй, к концу праздника я понял, что она не придет, не вытерпел и помчался к телефону. Дрожащими пальцами набрал ее номер, голос хрипит от волнения, слова путаются, спрашиваю: почему не пришла? А она просто забыла. Представляешь? Но так как жила в соседнем доме, то к моменту разрезания праздничного пирога уже стояла в центре нашей гостиной. Красивая, в желтом платье, волосы распустила. Стоит перед всеми без всякого стеснения и говорит, что подарка у нее нет, потому что вылетело из головы мое приглашение.

Я страшно разозлился. Думал: хоть бы не рассказывала при всех, что ей настолько на меня плевать. Но мне было пятнадцать, это время дерзких поступков. Вот я и решил ее смутить. Говорю, ну если подарка нет, значит, поцелуй меня сейчас, да не так, в щеку, как маленького, а по-настоящему, в губы. Это и будет твоим подарком. И она не растерялась – подошла и так поцеловала, что я задохнулся от восторга.

Что тут началось! Мои-то думали, что я еще ребенок, не знаю даже, откуда дети берутся. Бабуля чуть не лишилась чувств, мама схватилась за сердце и побежала глотать корвалол, а отец опустил глаза от стыда, он у меня всегда в трудные моменты становится молчуном.

– А потом?

– А что потом… Потом я любил ее до потери пульса, а она стала встречаться с одним из приглашенных на мой день рождения друзей.

– И звали этого друга Лео?

– Как ты догадалась?

– Это же очевидно.

– Да, это был Лео. Я смотрел, как они ходят за руки, обнимаются, и сердце пронзала жгучая боль, все тело ныло от страданий.

– Почему же ты не боролся за свою любовь?

– Вот тогда-то, Камиль, я и понял, что меня просто нельзя полюбить, а со временем и вовсе смирился с этой мыслью.

Камиль приподнялась на локте и, забыв про конспирацию, достаточно громко заявила:

– Любого человека можно полюбить! А ты просто теперь никому не доверяешь.

– С чего ты взяла?

– Как с чего? Вспомни, как ты набросился на меня в первую нашу встречу. Сказал, что я воровка. И, кстати, даже не извинился.

Кир решил, что сейчас самый подходящий момент для извинения, но тут послышался шум за дверью и раздался голос Железяки:

– Кир! Дружище! Выходи, я нейтрализовал охрану!

* * *

Домой Камиль вернулась, когда старинные напольные часы в гостиной как раз пробили одиннадцать. Дворецкий с заспанными глазами нехотя принял у нее шубу и сообщил: ужин ей оставила Валентина на чайном столе, а потом, как всегда, исчез, не давая возможности расспросить про остальных обитателей дома. Есть Камиль не желала, усталость чувствовалась во всех частях тела и страшно хотелось спать. Она медленно стала подниматься в свою комнату, расстегивая на ходу пуговицы на платье, когда до ее слуха долетели слова Лео из открытых дверей зимнего сада.

– Нет, Ди, я не стану ни за кем следить.

Говорил он возбужденно, и по его тону несложно было догадаться, что они с Дианой ссорились.

– Неужели ты не понимаешь, что ей угрожает опасность? Как можно быть таким черствым? Прошу тебя, проследи завтра за ней.

Диана говорила с такой мольбой в голосе, что Камиль стало жаль ее, и она решила вмешаться. Ступив в дверной проем зимнего сада, устало прислонив голову к прохладному наличнику, она произнесла вполголоса:

– За кем там нужно последить? Давай я, мне несложно.

Молодые люди, стоявшие у окна, одновременно обернулись и сразу замолчали. Лео поджал губы, а Диана смерила Камиль надменным взглядом и, мягко ступая босыми ногами, направилась к выходу. Проходя мимо непрошенной гостьи, она слегка задела ее плечом и скрылась в недрах особняка. Лео не спеша стал собирать разбросанные по столу листы с эскизами, но когда заметил, что Камиль тоже собирается уйти, остановил ее:

– Не смей помогать Ди, слышишь? Это не просьба! Это приказ!

Камиль не ответила. Она слишком устала, чтобы спорить. Поэтому так же, как и Диана, не прощаясь, отправилась к себе.