Старые деньги

Она всегда трудно сходилась с людьми, но сейчас, решив, что у Егора должна быть такая же добрая девушка, как и он сам, Камиль попыталась с ней сблизиться. Девушка исподлобья посмотрела на провинциалку, почему-то натянувшую свитер ее парня, и нехотя процедила сквозь зубы:

– А тебе какое дело? У мужчин свои прихоти. Нас это не касается.

И как Камиль ни старалась утолить свое любопытство, никто ни словом, ни делом не пролил свет на происходящее. Только спустя час гостиная Сухаревых вновь наполнилась смехом, звоном посуды и веселыми студенческими анекдотами. Все вечеринки, по мнению Камиль, должны были заканчиваться танцами или по крайней мере игрой в карты. Компания, в которой вопреки своей воле оказалась она сегодня, тоже решила перед сном развлечься, но довольно изощренным способом. Гости собрались вокруг стола, предварительно убрав с него все, кроме алкоголя, и Сухой повалил одну бутылку на бок.

«О, игра в „Бутылочку“, как банально и пошло», – подумала Камиль. Она хотела отойти в сторонку, как велел ей Егор, но Сухой властно схватил ее и поставил перед собой. «Будешь вместо меня», – обжигая щеку горячим дыханием, прошептал он и начал раскручивать бутылку, а когда Камиль хотела что-то возразить, закрыл ей рот своей жилистой рукой.

Бутылка секунд десять гулко кружилась на деревянной столешнице, а потом ее зияющее горлышко начало указывать то на одного гостя, то на другого. Камиль извивалась, как змея, пытаясь выскользнуть из железных объятий Кира, но тщетно. Когда черное горлышко, покачиваясь, уставилось на невысокого смуглого парня с густым вьющимся чубом и крошечными черными глазами, сердце Камиль начало биться, как раненая птичка в капкане.

Глаза парня забегали, он нервно усмехнулся и слегка сконфузился, Камиль еще раз безуспешно дернулась в руках Кира. Девушки захихикали, перешептываясь, а парни стали отпускать грязные шуточки. Камиль подумала: «Ерунда! Детская игра. Ничего не случится». Но смуглый парнишка под ликование толпы стал расстегивать пуговицы рубашки, а потом и молнию джинсов. Вдруг загремело что-то наподобие барабанной дроби. Молодые люди принялись стучать по столу, выбивая какой-то только им понятный ритм и улюлюкать, а тот, на кого были устремлены все взгляды, слегка пританцовывая, оголил вначале вполне спортивный торс, а затем и вовсе снял штаны. Но когда он стал медленно стягивать трусы, на резинке которых можно было прочитать название известной марки, Камиль неожиданно для себя зажмурилась и со всей силы укусила Кира за палец.

– Больная! – выпалил он, чертыхаясь, и все в комнате разразились жутким хохотом.

Лица вокруг кружились, как в калейдоскопе, Камиль не знала, куда ей деться и что ее заставят делать дальше. Большое черное кресло взгромоздили на импровизированный пьедестал и усадили туда голого парня. Камиль задыхалась от ужаса, вспоминая слова Кира про ритуал. Она, спасаясь, ринулась к двери, но поняла, что никто ее не держит, не преграждает путь, все потеряли к ней интерес и стали рассаживаться по кругу.

Глаза Камиль пылали ужасом, она нервно оборачивалась и шумно сглатывала, пытаясь унять панику, когда девушка Егора наклонилась к ее уху и язвительно процедила:

– Дежурная модель, дурочка. Он просто дежурная модель! Деревня!

Камиль никогда раньше не видела обнаженного мужчину. Конечно, в бане, куда ходила с бабушкой, ей приходилось сталкиваться с голеньким соседским мальчишкой лет пяти, и еще случалось смотреть в Интернете фильмы, где герои раздевались, но так это же было на экране монитора, и к тому же Камиль смотрела их всегда в одиночестве, за запертой дверью. А чтобы вот так – живая плоть, да еще в компании других парней и девушек – было настолько неловко, что хотелось выбежать вон. Но любопытство заставило ее остаться и даже медленно повернуться, чтобы наблюдать за происходящим.

Парню предложили положить ногу на ногу, а руки за голову в замок.

Сухой суетился у кресла, поправляя позу модели и громогласно восклицал, обращаясь к своим гостям:

– Сегодня отказываемся от всех классических канонов и традиций. Бросаем настоящий вызов зимнему унынию! Настало время буйства красок и дерзких решений! Самый яркий авангардизм, господа! Только смелые эксперименты и безграничная свобода!

С этими словами он вывалил на стол из коробки, принесенной Железякой, кучу разноцветных пастелей, тюбиков с акрилом и баночки с совершенно новой гуашью. Молодые люди с энтузиазмом принялись за работу. Попивая вино из перепачканных краской стаканов, они весело шутили, смеялись и с вдохновением творили. Кто сидя за столом, кто примостился на край комода, кто на подоконнике, а кому повезло больше, тот воспользовался несколькими мольбертами, принесенными с застекленной террасы.

Камиль ощутила, как в гостиную ворвался резкий запах красок. Он принес с собой особое настроение созидания. И хотя яркие пятна и непонятные формы на листах студентов Академии художеств для Камиль мало походили на портрет сидящего обнаженного парня, но наблюдать за работой настоящих профессионалов девушке нравилось.

Парнишка, выполняющий роль дежурной модели, с непривычки позировать быстро устал и начал жаловаться. Девушки старались его приободрить, предлагая то пару глотков виски, то заталкивали прямо в рот дольку мандарина, при этом не забывая про свои работы, которые с каждой минутой все больше и больше становились похожими на шедевры. Камиль чувствовала, как они беззаботны и как счастливы, ощущая свободу во всем. Этот дух свободы был пьянящим и заразительным. Камиль захотелось и самой схватить лист и оставить на нем несколько ярких мазков. Но было не время расслабляться: надвигалась ночь, ребята за мольбертами были единым целым, стаей, чужой стаей. «Ты еще попробуй добраться до города без проблем…» – пронеслись в сознании Камиль слова Егора.

Вскоре гостиная постепенно начала пустеть, и Егор, обняв блондинку в плюшевом костюме, отправился на второй этаж, посоветовав Камиль найти себе укромное местечко для ночлега. Она незаметно шмыгнула за тяжелую портьеру и замерла там, придумывая план, как дожить до утра без происшествий.

Голоса стали стихать, последний раз хлопнула дверь, и кругом воцарилась гнетущая тишина. И только громкое дыхание и посапывание нескольких незадачливых парней, уснувших тут же на диванах и в креслах, напоминали Камиль, что там, за шторой, есть люди. Ноги ее онемели от долгого стояния в одной позе, и она обратила внимание на уютный подоконник, которой так и манил присесть.

«Ну что ж, видимо, окна – мое спасение в этом доме», – подумала девушка и, беззвучно ступая, как привидение, подошла к вешалке, стянула с нее свою пушистую песцовую шубу, над которой по неизвестной ей причине посмеивались ребята утром по дороге к коттеджу, и вернулась в свое убежище, тихо потянула портьеру, зашторив окно. Забралась с ногами на подоконник, уютно кутаясь в мех.

«Да уж, в этой шубе, да еще и с дурацким прозвищем Мисс Провинция мне придется здесь несладко», – размышляла Камиль, ежась от холода, отодвигаясь подальше от ледяного стекла. – Ах, мама, мамочка, и почему тебе никогда не было дела до моих проблем? Почему нужно мчаться на край света сломя голову, спасать вымирающие племена туземцев, когда твоя дочь нуждается в помощи, ну если не в помощи, то хотя бы в участии?»

За окном стали одна за другой зажигаться звезды. Небрежно брошенная на голубую ель новогодняя гирлянда освещала часть двора, как раз то место, где стоял роскошный кованый мангал. Камиль тяжело вздохнула и начала вспоминать приятные черты лица Егора. Его серые смеющиеся глаза, по-девичьи красивые губы, контрастирующие с волевым подбородком, покрытым золотистой щетиной. И как он пританцовывал у того самого мангала, и она сама снова закивала безмолвной песне в чужих наушниках.

«Ой, как стыдно получилось, когда я схватила его за руку, будто маленькая, – сокрушалась девушка, вытаскивая сделанную для нее Егором щепку из пучка, с облегчением распуская волнистые рыжие волосы, которые тут же укутали ее плечи, словно шелковым покрывалом. – И почему я чувствую себя здесь такой глупой? Неуместной!»

Так, прокручивая в голове события уходящего дня, Камиль бережно зажала в ладонях пахнущую хвоей щепку и, устало прикрыв глаза, начала дремать, когда до ее слуха долетели непонятные звуки – возня у камина, сдавленный смех и шепот.

– Железяка! – прикрывая рот рукой, испуганно прошептала Камиль.

От страха натянула шубу на голову, будто это могло ее спасти от наглого парня, но когда ее сердце через пару минут наконец перестало так громко колотиться, она смогла разобрать обрывки фраз, сказанные не Железякой, а Сухим:

– Ну же, Сима, не ломайся, – звучно шептал Кир Сухарев, – ты наверняка сделала пару фоток, покажи, что происходит у Лео в мастерской. Ты же знаешь, мы оба мечтаем попасть на практику к Мастеру, а он берет только одного в год, и это должен быть я.

– Просто так не покажу. Я хочу…

– Я знаю, чего ты хочешь, – послышался шепот Кира, сопровождающийся звуками поцелуев и приглушенными стонами Симоны.

Потом Симона коротко рассмеялась:

– Все равно не покажу! Или… – что сказала Симона дальше, Камиль не разобрала, зато ответ Кира ее удивил.

– Ты опять за свое. Не могу я тебе показать ювелирную коллекцию моего отца, он над ней трясется, как Кощей над златом. Он меня убьет, если узнает, что я кому-то ее показывал.

– Все, финита! Сделка конец! – коверкая русский язык, начала возмущаться Симона, позабыв, что их могут услышать.

Девушка фыркнула и явно побежала вверх по лестнице, но Сухой последовал за ней:

– Сима, да постой ты, что за характер?! Давай договоримся. Симона! Я согласен.

Глава 2. Воскресный бранч

Лео не мог припомнить, чтобы раньше он что-то ненавидел. Лето ли, зима, утро или вечер – во всем были свои прелести и красота, да и, конечно же, свои удовольствия… Но последняя ссора с отцом будто открыла для него новый мир. Мир неудобств. Вот то, чего он раньше не пробовал на вкус. Сейчас Лео чувствовал, как щеки и нос щипало на морозе, пальцы покраснели и стали как деревянные. Он поднес их к губам – выдохнул горячий воздух. Ему бы хотелось сейчас оказаться в своей желтой «ламборгини урус», которую отец отобрал накануне за очередную «неподобающую выходку», но увы. И теперь Лео предстояло настоящее грехопадение, последний оплот нужды – шапка.

Замерзшие пальцы не слушались, он с трудом достал из кармана мягкий комочек кашемира. Хотя бы об этом его мать позаботилась. Конечно, Лео предпочел бы, чтобы она открыто выступила против отца и защитила его. Но это было не в ее правилах. Он еще раз потер уши и, выдохнув полупрозрачный пар, натянул серую кашемировую шапку на голову. Над ним сияло высокое ярко-голубое небо, деревья кутались в пушистые снежные покрывала. «Как же красиво, – подумал Лео, – но как же чертовски холодно!»

Лео шел двадцать третий год, он был студентом выпускного курса Академии художеств и по совместительству единственным сыном и наследником семьи Тургеневых. Красив, развязан, забавен и на все готов. Еще с пятнадцати лет умел, не смущаясь, войти в любую гостиную, а уже к двадцати без него не обходилось ни одно значимое событие среди бомонда Петербурга. Со вкусом одевался, играл в теннис и поло, отлично рисовал дружеские шаржи и мог одним взмахом светлой волнистой челки завлечь в свои объятия любую понравившуюся красотку.

Сегодняшнее утро он планировал провести за покупкой новогодних подарков, а вместо этого стоял у высокого забора, за раскидистой елью, прячась от камер видеонаблюдения собственного дома. Дома на Крестовском острове, утопающего в густом парке вековых деревьев, про который прохожие петербуржцы, задирая головы, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь за оградой, обычно говорили: «Наверное, музей или какое-то учреждение». Поверить, что кто-то после революции смог сохранить свое родовое поместье, было невозможно. Но для Тургеневых не существовало ничего невозможного. В тяжелое для страны время за границу они не бежали, всегда были близки к власти. Особняк национализировали, но не разграбили, какое-то время он пустовал, потом в нем располагалась библиотека, но пришло время, и дед Лео смог выкупить дом в городе, земли и загородное поместье, некогда принадлежавшие его семье, у государства обратно.

Лео ждал Камиль. Она должна была появиться здесь еще полчаса назад. Вернуться домой, сказав родителям, что он бросил дочку их давней подруги в незнакомой компании вдали от города, Лео не мог, еще одной ссоры с отцом он не переживет. Но и опоздать на воскресный бранч, который подадут ровно в двенадцать, и Лев-старший сядет за стол, обводя грозным взглядом домочадцев, как бы вопрошая, достойно ли они вели себя прошедшую неделю, означало подписать себе смертный приговор. Поэтому Лео с беспокойством поглядывал из своего укрытия на пешеходный переход в надежде, что Камиль все же постарается предотвратить надвигающуюся катастрофу, и они успеют занять места за столом до появления в гостиной отца.

Воздух был прозрачный и чистый. Комки пушистого снега, повисшие на лапах вековых елей, искрились в лучах полуденного солнца. Несмотря на то, что Лео ужасно злился на себя, на Камиль, на своих друзей, но больше всего на отца, который держал его в черном теле, он не мог перестать любоваться красотой природы. Потом встрепенулся, словно вспомнил что-то очень важное, быстро поднял с земли небольшой кожаный чехол и расслабил его шнурок. Когда из прорези появилась гладкая деревянная рукоятка небольшого молотка, юноша просиял. Час назад он забежал в художественную лавку и купил себе молоток для работы с мрамором. Он был легким, всего шестьсот граммов, и с двумя плоскими поверхностями. Конечно, с более тяжелым инструментом работать куда легче и быстрее, но на последнее практическое занятие в их аудиторию приходил Мастер и, наблюдая, как работает Лео, заявил, что тот откалывает от заготовок слишком большие куски и ему нужен инструмент полегче.

«Ах, если бы только Мастер взял меня к себе на стажировку», – мечтательно произнес юноша, поглаживая деревянную ручку молотка.

Наконец из-за угла серой многоэтажки появилась легкая фигурка девушки в пушистой шубе и с длинными спутанными ярко-рыжими волосами. От быстрой ходьбы щеки ее раскраснелись, любопытный взгляд зеленых глаз перескакивал с лиц редких прохожих на медленно двигающиеся по скользкой дороге автомобили. Если бы Камиль могла посмотреть на себя со стороны, то непременно сравнила бы свой образ с любопытной рыжей лисичкой, первый раз вышедшей из норы на холодный колючий снег. Лео же не видел в ней очарования, скорее наоборот – мало что в жизни его так раздражало.

– Где тебя носит, Камиль? Я уже примерз к этой елке.

– Почему не идешь домой?

– Ты в своем уме, что я скажу отцу?

– А то и скажи, что бросил меня на съедение своим одногруппникам, посреди леса, без интернета и связи.

– Ладно, не умничай, – хватая девушку за руку и таща к раздвижным воротам по расчищенной от снега дорожке, начал говорить Лео, уже не переживая о камерах видеонаблюдения.

– А ты в курсе, что меня твои дружки чуть не изнасиловали? – выдергивая руку, возмущенно начала выговаривать девушка, высоко поднимая брови от негодования.

– Да, Егор рассказал мне, что ты украла у Сухого окимоно, и он хотел тебя проучить.

Эти слова еще больше разозлили девушку. Она остановилась посреди дороги и, уперев руки в бока, начала злобно шептать:

– Проучить?! Да я в жизни не взяла ничего чужого! Подумаешь, решила посмотреть несчастную нэцкэ, так это же не преступление!

– Кир не коллекционирует нэцкэ. Потому что нэцкэ, глупое ты создание, – это брелок, а значит, в нем есть отверстие для шнурка. А окимоно – это скульптурка. Ясно?

– Ясно-ясно! Только ты мне зубы не заговаривай. Поступил ты вчера как настоящая скотина! Вышел из машины, даже не предупредив, будто я и не человек вовсе. Хорошо, Егор за меня вступился, а так бы я пошла сегодня в полицию и выложила бы все про вашу подозрительную компанию. Еще неизвестно, чем там Сухой занимается со своими дружками.

– Слово «скотина» и ему подобные советую убрать из своего лексикона, маман не одобрит, – начал увещевать ее Лео. – А насчет Егора… Ты не обольщайся, милая, он заступился за тебя только потому, что мой лучший друг. А вот от Сухого и тем более его секретов советую держаться подальше.

– Подальше, как ты? Они как раз тебя вчера вспоминали. Говорили, что ты сбежал, чтобы не попасть на посвящение, – начала рассказывать Камиль, вспоминая, с каким рвением Симона защищала Лео перед друзьями, но говорить об этом не стала.

Тем временем они остановились у ворот, и Лео снова схватил Камиль за руку прежде, чем нажать кнопку звонка. Калитка ворот через пару секунд открылась, и перед молодыми людьми появился охранник в камуфляже.

– Доброе утро, Лео! – широко улыбаясь, произнес смуглый коренастый парень с монгольским разрезом глаз. Лео в ответ протянул ему ладонь для рукопожатия. – Лев-старший уже спрашивали про вас, – объявил он с беспокойным видом.

Камиль хихикнула от того, с каким придыханием он произнес «Лев-старший», и, размашисто шагая, направилась к парадному входу особняка. Она старалась не подавать вида, но в душе негодовала, что Лео не умоляет ее скрыть от родителей свой жестокий поступок, поэтому у самого входа замедлила шаг, давая ему время, как вдруг услышала:

– Камиль, постой. Я хотел тебя попросить.

«Ну наконец!» – молнией пронеслась мысль в голове девушки, и победоносная улыбка заиграла на ее лице. Она несколько секунд медлила, наслаждаясь моментом, а затем переспросила:

– Попросить?

– Не говори, пожалуйста, моим родителям, что была без меня у Сухого в загородном доме.

– Ты предлагаешь мне соврать Льву Петровичу?

– Почему сразу соврать, просто не говори.

– Промолчать я, конечно, могу, только долг платежом красен.

– Проси что хочешь, – равнодушно бросил в ответ Лео и уже был готов открыть входную дверь, но слова Камиль заставили его задержаться.

– Я хочу посмотреть твою мастерскую.

Лео от неожиданности закашлялся и удивленно поднял широкие белесые брови:

– Зачем тебе это? Ты же ничего не смыслишь в скульптуре.

– Ну и что? Сухой сказал, что…

Но закончить фразу Камиль не смогла, молодой человек прервал ее резким «Нет!»

Оторопев, девушка проследовала за ним в холл и была еще больше ошарашена, когда вместо дворецкого их встретила сама хозяйка дома в синем платье-футляре и с массивной ниткой жемчуга на полной шее.

– Лео, что же ты вытворяешь, сынок? Отец будет здесь с минуты на минуту, а вы еще не готовы сесть за стол.

Камиль не дала Лео ответить, она быстро скинула шубу в руки появившемуся словно из-под земли дворецкому и, направляясь в сторону гостевого санузла, прокричала:

– Я уже готова, только руки вымою.

– Как это готова? – следуя за девушкой по пятам, переспросила дама, разглядывая ее промокшие наполовину угги, оставляющие грязные следы на вычищенном до блеска паркете. – Прямо так, простоволосая и в растянутом свитере, появишься на воскресном бранче?

Лео в это время смотрел на другую даму. Это была его кузина, тридцатидвухлетняя красавица Диана. Она стояла на верхней ступеньке богато декорированной к Новому году лестницы, ведущей на второй этаж, и указательным пальцем манила Лео следовать за ней.

Молодой человек сразу изменился в лице. Красиво очерченные губы тронула еле заметная довольная улыбка, а синие глаза с длинными ресницами заблестели, словно в них попали искры из горящего в гостиной камина. Он тоже сунул свой пуховик в руки дворецкого, который с подобострастным видом вытянулся у входной двери и делал вид, что не замечает ни босоногой Дианы в мини-платье из серого льна, ни ее тоненькой диадемы с мелкими сияющими камешками в коротко остриженных черных волосах, ни реакции Лео на ее появление.

И пока госпожа Марта пыталась убедить Камиль пройти к себе в комнату и переодеться, Лео, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел на второй этаж и прямиком отправился в зимний сад – удивительную задумку архитектора этого старинного особняка. Он слегка запыхался и на мгновение замер у входя, переводя дух, наслаждаясь развернувшейся перед его глазами картиной.

Само помещение, где в любое время года благоухали цветы и щебетали птицы в позолоченных клетках, было довольно просторным. По его периметру располагались деревья в старомодных деревянных кадках, в основном цитрусовые и еще раскидистые финиковые пальмы. Сейчас деревья подсвечивались новогодними гирляндами, которые поднимались по тонким стволам и растворялись в кронах. Следующим ярусом расположились цветущие алые канны и фуксии вперемешку с ярким папоротником и седоватым эвкалиптом. В центре зимнего сада стоял длинный низкий деревянный стол со вставкой из эпоксидной смолы. С двух сторон от стола красовались кованые скамейки с мягкими матами и бархатными подушечками.

Диана ждала Лео, стоя под мандариновым деревом, на котором одновременно можно было видеть мелкие оранжевые плоды и невзрачные цветочки, наполняющие комнату изысканным ароматом. Девушка в одной руке держала ключ от своей комнаты, в которую никого не впускала, кроме Лео, а второй сжимала пальцами сорванные цветки мандарина и подносила их к носу, словно так пыталась обуздать свое нетерпение, а потом бросала их на пол. Цветки медленно приземлялись на стоящие рядом туфли Дианы – лаковые черные лоферы с золотой цепочкой – казалось, она пыталась создать арт-объект. Появившийся в дверях юноша с нескрываемым обожанием окинул взглядом точеные черты лица своей двоюродной сестры, потом босые стройные ноги, предположив, что, скорее всего, на ней отсутствует не только обувь, но и нижнее белье, а потом сделал несколько уверенных шагов навстречу и порывистым движением заключил в объятия гибкое тело:

– Сумасшедшая, ты нас погубишь, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею.

Диана отстранилась и жестом приказала ему сесть на скамейку. Секунду она молчала, как будто изучая его лицо: точеные скулы, до невозможности синие глаза. Диана остановила на них свой взгляд, а потом начала бурно что-то рассказывать, ярко жестикулируя, вводя юношу в легкое состояние гипноза своими гибкими руками, перехваченными браслетами-нитями красного цвета с золотыми подвесками.

Сегодня ее руки показались Лео особенно прекрасными. Он даже в какой-то момент перестал слышать, о чем она говорит, просто сидел и смотрел на длинные тонкие пальцы, на блестящий ключ причудливой формы, ускользающий в складку гладкой ладони, и грациозный изгиб нежного запястья, на котором еле заметно пульсировала маленькая синяя вена. Юноша старался запечатлеть эту картину в памяти и размышлял, как заставить мрамор изобразить это еле уловимое движение жизни на скульптурном портрете Дианы, а она между тем продолжала ему объяснять причину своего волнения:

– Лео, мне нужны деньги, я заказала себе оптику для камеры и еще кое-какое оборудование. Я хочу увеличивать изображение во время съемки. Вчера у соседей напротив явно был скандал, прямо во время вечеринки. Я все записала на видео и сегодня сделала озвучку. Получилось сочное кино, ты должен на это посмотреть.

Она присела рядом, положила ногу на ногу, отчего и без того короткое платье подскочило вверх, и провела теплыми пальцами по щеке Лео.

– Что ты молчишь? Это нужно срочно. Я же словно была у них в гостях по-настоящему, понимаешь?

– Прости, Ди, но у меня сейчас нет денег. Отец перекрыл все каналы. Я совсем пуст. Попроси у маман, – целуя обнаженные плечи девушки, сбивчиво объяснял Лео.

– Марта не даст. Она сказала, что мне пора прекратить строить из себя безумную и предложила пригласить другого психотерапевта, – произнесла Диана, издав еле слышный вздох, и наконец сама прильнула к губам юноши.

– И я с ней полностью согласен. Ах, Ди, если бы ты решилась выйти из дома, хотя бы во двор… – умоляюще глядя в глаза девушки, начал Лео, но она грубо его перебила, стукнув по чувственному рту юноши пальцами:

– Не смей мне предлагать такое, ты же знаешь, я не могу сделать даже шаг за порог! Не могу! И вообще, теперь у тебя есть эта рыжая бестия, можешь обо мне не волноваться.

– Ты имеешь в виду Камиль? – смеясь, спросил юноша, потирая губы, и собирался сказать еще что-то явно неприличное, но позади послышалось сухое покашливание дворецкого, и Лео, отпустив свою родственницу, быстро поднялся. – Мне нужна только ты, – прошептал он ей в самое ухо и направился в столовую.

Лев-старший, как его за глаза называли все знакомые и домочадцы, сегодня явно был не в духе. А когда перед его глазами появилась босоногая Диана, опоздав на целых пять минут, он и вовсе рассвирепел:

– Я просил всех без исключения следовать правилам этикета. Почему ты без туфель?

Диана закатила глаза, а потом повернулась ко Льву Петровичу вполоборота, так, чтобы он разглядел зажатые под мышкой лоферы, и ответила так громко, что ее мог услышать не только дворецкий, но и прислуга на кухне: