Отпрыск королевы-ведьмы

Кольцо Тота

На Хаф-Мун-стрит было очень тихо; полночь пробила почти полчаса, но Роберт Кеан все еще расхаживал взад и вперед по библиотеке своего отца. Он был очень бледен и много раз поглядывал на книгу, которая лежала открытой на столе. Наконец он остановился перед ней и еще раз прочитал некоторые отрывки.

"В 1571 году, – говорилось в ней, – на Гревской площади был казнен печально известный Труа Эшель. Он признался перед королем Карлом IX… что творил чудеса.... Адмирал де Колиньи, который также присутствовал при этом, вспомнил… смерть двух джентльменов.... Он добавил, что они были найдены черными и опухшими."

Он перевернул страницу не слишком твердой рукой.

"Знаменитый маршал д'Анкр Кончини, – прочитал он, – был убит выстрелом из пистолета на подъемном мосту Лувра капитаном телохранителей Витри 24 апреля 1617 года.... Было доказано, что маршал и его жена использовали восковые изображения, которые они хранили в гробах...."

Кеан поспешно захлопнул книгу и снова принялся расхаживать по комнате.

– О, это совершенно, фантастически невероятно! – простонал он. – И все же, своими собственными глазами я видел…

Он подошел к книжной полке и начал искать книгу, которая, насколько позволяло его небольшое знание предмета, могла бы пролить свет на мрак. Но ему не удалось ее найти. Несмотря на жаркую погоду, в библиотеке, казалось, стало прохладно. Он нажал на звонок.

– Марстон, – сказал он человеку, который вскоре подошел, – вы, должно быть, очень устали, но доктор Кеан будет здесь в течение часа. Скажите ему, что я пошел к сэру Майклу Ферраре.

– Но уже больше двенадцати часов, сэр!

– Я знаю, что это так; тем не менее я ухожу.

– Очень хорошо, сэр. Вы будете ждать там доктора?

– Вот именно, Марстон. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, сэр.

Роберт Кеан вышел на Хаф-Мун-стрит. Ночь была прекрасной, и безоблачное небо щедро усыпали звезды. Он шел, не обращая внимания, почти не замечая, в каком направлении. Его не покидало ужасное убеждение, крепнущее с каждой минутой, что Майре Дюкен угрожает какая-то таинственная угроза, какая-то опасность, которую невозможно классифицировать. Что он подозревал? Он не мог дать этому названия. Как он должен действовать? Он понятия не имел.

Сэр Элвин Гроувз, которого он видел в тот вечер, широко намекнул на психические расстройства как на причину специфических симптомов сэра Майкла Феррары. Хотя у сэра Майкла были определенные сделки со своим адвокатом ранним утром, по словам знаменитого врача, он, по-видимому, совсем забыл об этом деле.

– Между нами, Кеан, – признался сэр Элвин, – я полагаю, что он изменил свое завещание.

Размышления Кеана прервал вопрос таксиста. Он сел в машину, назвав адрес сэра Майкла Феррары.

Его мысли постоянно возвращались к Майре Дюкен, которая в этот момент лежала, прислушиваясь к малейшему звуку из комнаты больного; которая боролась со страхом, чтобы выполнить свой долг перед своим опекуном – страх перед машущими призрачными руками. Такси мчалось по почти пустым улицам и, наконец, завернув за угол, покатило по обсаженной деревьями аллее, мимо трех или четырех домов, освещенных только лунным светом, и остановилось перед домом сэра Майкла Феррары.

Во многих окнах горел свет. Входная дверь была открыта, и на крыльцо лился свет.

– Боже мой! – воскликнул Кеан, выпрыгивая из машины. – Боже мой! Что случилось?

Тысяча страхов, тысяча упреков наполнили его мозг безумием. Он взбежал по ступенькам и чуть не бросился на мужчину, который стоял полуодетый в дверях.

– Фелтон, Фелтон! – хрипло прошептал он. – Что случилось? Кто…

– Сэр Майкл, сэр, – ответил мужчина. – Я думал, – его голос сорвался, – вы доктор, сэр?

– Мисс Майра…

– Она упала в обморок, сэр. Миссис Хьюм сейчас с ней в библиотеке.

Кеан протиснулся мимо слуги и вбежал в библиотеку. Экономка и дрожащая горничная склонились над Майрой Дюкен, которая лежала полностью одетая, белая и неподвижная. Кеан бесцеремонно схватил ее за запястье, опустился на колени и приложил ухо к неподвижной груди.

– Слава Богу! – сказал он. – Это всего лишь обморок. Присмотрите за ней, миссис Хьюм.

Экономка с застывшим лицом опустила голову, но не решилась заговорить. Кеан вышел в холл и похлопал Фелтона по плечу. Мужчина резко повернулся.

– Что случилось? – потребовал он. – Сэр Майкл?…

Фелтон кивнул.

– За пять минут до вашего прихода, сэр. Его голос был хриплым от волнения. – Мисс Майра вышла из своей комнаты. Ей показалось, что кто-то позвал ее. Она постучала в дверь миссис Хьюм, и миссис Хьюм, которая как раз собиралась ложиться спать, открыла ей. Ей также показалось, что она слышала, как кто-то звал мисс Майру на лестнице.

– Ну?

– Там никого не было, сэр. Все были в постелях; я сам только раздевался. Но был какой-то слабый аромат, что-то вроде церковного, только отвратительный, сэр…

– Отвратительный! Вы раньше чувствовали такой запах?

– Нет, сэр, никогда. Миссис Хьюм и мисс Майра замечали его в доме и в другие ночи, и одна из горничных тоже. Мне сказали, что прошлой ночью он был очень сильным. Так вот, сэр, когда они стояли у двери, они услышали ужасный сдавленный крик. Они обе бросились в комнату сэра Майкла, и …

– Да, да?

– Он лежал, наполовину свесившись с кровати, сэр…

– Мертвый?

– Мне сказали, что он выглядел так, как будто его задушили, и …

– Кто сейчас с ним?

Мужчина побледнел еще больше.

– Никто, мистер Кеан, сэр. Мисс Майра закричала, что две руки только что отпрянули от его горла, когда она и миссис Хьюм подошли к двери, и в комнате не было ни одной живой души, сэр. Мы все боимся входить!

Кеан повернулся и побежал вверх по лестнице. Верхняя площадка была погружена в темноту, а дверь комнаты, которая, как он знал, принадлежала сэру Майклу, была широко открыта. Когда он вошел, до его ноздрей донесся слабый запах. Это заставило его застыть на пороге с холодком сверхъестественного страха.

Кровать стояла между окнами, и одна занавеска была отодвинута, впуская поток лунного света. Кеан вспомнил, что Майра упоминала об этом обстоятельстве в связи с беспорядками прошлой ночью.

– Кто, во имя всего святого, открыл этот занавес! – пробормотал он.

Полностью в холодном белом свете лежал сэр Майкл Феррара, его серебристые волосы блестели, а сильное, угловатое лицо было обращено к проникающим лучам. Его остекленевшие глаза вылезали из орбит, лицо было почти черным, а пальцы мертвой хваткой вцепились в простыни. Кеану потребовалось все его мужество, чтобы прикоснуться к нему.

Он был совершенно мертв.

Кто-то бежал вверх по лестнице. Кеан обернулся, наполовину ошеломленный, ожидая появления местного врача. В комнату вбежал его отец, одновременно включив свет. Сероватый оттенок проступал сквозь его румяный цвет лица. Он едва замечал своего сына.

– Феррара! – воскликнул он, подходя к кровати. – Феррара!

Он упал на колени рядом с мертвецом.

– Феррара, старина…

Его крик закончился чем-то похожим на рыдание. Роберт Кеан повернулся, задыхаясь, и спустился вниз.

В холле стоял Фелтон и еще несколько слуг.

– Мисс Дюкейн?

– Она пришла в себя, сэр. Миссис Хьюм отвела ее в другую спальню.

Кеан поколебался, затем вошел в опустевшую библиотеку, где горел свет. Он начал расхаживать взад и вперед, сжимая и разжимая кулаки. Вскоре Фелтон постучал и вошел. Очевидно, этот человек был рад возможности с кем-нибудь поговорить.

– Мистеру Энтони позвонили в Оксфорд, сэр. Я подумал, что вам, возможно, будет интересно узнать. Он едет сюда на машине, сэр, и будет здесь в четыре часа.

– Спасибо, – коротко сказал Кеан.

Десять минут спустя к нему присоединился отец. Это был стройный, хорошо сохранившийся мужчина, подвижный, но в глазах своего сына он постарел на пять лет. Его лицо было необычно бледным, но он не проявлял никаких других признаков эмоций.

– Что ж, Роб, – коротко сказал он. – Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать. Я слушаю.

Роберт Кеан прислонился спиной к книжной полке.

– Я должен кое-что сказать вам, сэр, и кое о чем спросить вас.

– Сначала расскажи свою историю, а потом задавай свой вопрос.

– Моя история начинается в заводи Темзы …

Доктор Кеан уставился на него, выпятив челюсть, но его сын продолжил рассказывать, с некоторыми подробностями, об обстоятельствах, сопровождавших смерть короля-лебедя. Далее он рассказал о том, что произошло в комнатах Энтони Феррары, и о том, как что-то было взято со стола и брошено в огонь.

– Стой! – сказал доктор Кеан. – Что он бросил в огонь?

Ноздри доктора затрепетали, а глаза горели каким-то с трудом сдерживаемым чувством.

– Я не могу поклясться в этом, сэр…

– Неважно. Как ты думаешь, что он бросил в огонь?

– Маленькую фигурку из воска или чего-то подобного… изображение… лебедя.

При этих словах, несмотря на все свое самообладание, доктор Кеан так побледнел, что его сын подскочил вперед.

– Хорошо, Роб, – отмахнулся от него отец и, повернувшись, медленно пошел по комнате.

– Продолжай, – сказал он довольно хрипло.

Роберт Кеан продолжал свой рассказ вплоть до того момента, когда посетил больницу, где лежала мертвая девушка.

– Ты не можешь поклясться, что она была оригиналом фотографии в комнатах Энтони и та же самая, которая ждала у подножия лестницы?

– Я могу, сэр.

– Продолжай.

Молодой человек снова продолжил свой рассказ, рассказав о том, что он узнал от Майры Дюкен; что она рассказала ему о призрачных руках; что Фелтон рассказал ему о странном запахе, ощущаемом в доме.

– Кольцо, – перебил доктор Кеан, – она узнала бы его снова?

– Она так говорит.

– Что-нибудь еще?

– Только то, что, если верить некоторым вашим книгам, сэр, Труа Эшель, Д'Анкр и другие отправились на костер за подобные вещи в менее просвещенный век!

– Менее просвещенный, мальчик! – Доктор Кеан обратил на него свои сверкающие глаза. – Более просвещенный, когда дело касалось сил ада!

– Значит, вы думаете …

– Подумай! Неужели я напрасно потратил полжизни на такие исследования? Неужели я работал с бедным Майклом Феррарой в Египте и ничему не научился? Боже! Какой конец его труду! Какая награда за мой!

Он закрыл лицо дрожащими руками.

– Я не могу точно сказать, что вы имеете в виду, сэр, – сказал Роберт Кеан, – но это подводит меня к моему вопросу.

Доктор Кеан не говорил, не двигался.

– Кто такой Энтони Феррара?

Доктор посмотрел на сына; и это было изможденное лицо, которое он поднял со своих рук.

– Ты уже пытался спросить меня об этом раньше.

– Я спрашиваю сейчас, сэр, с большей надеждой получить ответ.

– И все же я не могу тебе ничего сказать, Роб.

– Почему, сэр? Вы обязаны хранить тайну?

– В какой-то степени, да. Но настоящая причина вот в чем – я не знаю.

– Вы не знаете!

– Я так и сказал.

– Боже милостивый, сэр, вы меня поражаете! Я всегда был уверен, что на самом деле он никакой не Феррара, а приемный сын, но мне и в голову не приходило, что вы ничего не знаете о его происхождении.

– Ты не изучал предметы, которые изучал я; и я не хочу, чтобы ты их изучал; поэтому невозможно, во всяком случае сейчас, продолжать заниматься этим вопросом. Но я, возможно, смогу дополнить твои исследования по истории Труа Эшелл и Кончини. Я полагаю, ты сказал мне, что искал в моей библиотеке какую-то работу, которую тебе не удалось найти?

– Я искал перевод "Папирус Харриса" М. Шабаса.

– Что ты знаешь об этом?

– Однажды я видел копию в комнатах Энтони Феррара, – слегка вздрогнул доктор Кеан.

– Действительно. Так получилось, что мой экземпляр находится здесь; я совсем недавно одолжил его сэру Майклу. Наверное, он где-то на полках.

Он включил больше света и начал просматривать ряды книг.

– Вот она, – сказал он, снял и открыл книгу на столе. – Этот отрывок может тебя заинтересовать.

Он ткнул в него пальцем.

Его сын склонился над книгой и прочитал следующее:

"Хай, злой человек, был пастухом. Он сказал: "О, если бы у меня была книга заклинаний, которая дала бы мне непреодолимую силу!" Он получил книгу Формул.... Их божественной силой он очаровывал людей. Он получил глубокое хранилище, снабженное орудиями труда. Он делал восковые изображения людей и любовные амулеты. А затем он совершил все ужасы, которые замыслило его сердце".

– Флиндерс Петри, – сказал доктор Кеан, – упоминает "Книгу Тота" как еще одно магическое произведение, наделяющее подобной силой.

– Но, конечно, сэр, в конце концов, на дворе двадцатый век, это просто суеверие!

– Я так и думал когда-то! – ответил доктор Кеан. – Но я дожил до того, чтобы знать, что египетская магия была реальной и могущественной силой. Большая часть ее была не более чем разновидностью гипноза, но были и другие ответвления. Наши самые известные современные произведения – это детские стишки рядом с таким произведением, как Египетский ритуал мертвых! Господи, прости меня! Что я наделал!

– Вы ни в чем не можете упрекнуть себя, сэр!

– А я не могу? – хрипло спросил доктор Кеан. – Ах, Роб, ты не знаешь!

Раздался стук в дверь, и вошел местный практикующий врач.

– Это исключительный случай, доктор Кеан, – неуверенно начал он. – Вскрытие…

– Чепуха! – воскликнул доктор Кеан. – Сэр Элвин Гроувз предвидел это – и я тоже!

– Но есть отчетливые следы давления с обеих сторон трахеи…

– Конечно. Эти отметины не редкость в таких случаях. Сэр Майкл жил на Востоке и заразился какой-то формой чумы. Фактически он умер от этого. Эта штука очень заразна, и избавить организм от нее практически невозможно. На этой неделе в одной из больниц умерла девушка с такими же отметинами на горле.

Он повернулся к сыну.

– Ты видел ее, Роб?

Роберт Кеан кивнул, и, наконец, местный врач удалился, крайне озадаченный, но не в силах возразить такому знаменитому врачу, как доктор Брюс Кеан.

Последний уселся в кресло и подпер подбородок ладонью левой руки. Роберт Кеан беспокойно расхаживал по библиотеке. Оба выжидающе ждали. В половине третьего Фелтон принес поднос с закусками, но ни один из мужчин не попытался воспользоваться гостеприимством.

– Мисс Дюкен? – спросил младший.

– Она только что уснула, сэр.

– Хорошо, – пробормотал доктор Кеан. – Благословенна молодость.

После ухода мужчины снова воцарилась тишина, которая нарушалась, но редко, несмотря на бурные мысли этих двух умов, пока примерно без четверти три слабый звук пульсирующего мотора не заставил доктора Кеана резко подняться на ноги. Он посмотрел в сторону окна. Начинался рассвет. Машина с ревом промчалась по аллее и остановилась перед домом.

Доктор Кеан и его сын переглянулись. В холле послышался слабый шум и торопливый обмен репликами; послышались шаги, поднимающиеся по лестнице, затем наступила тишина. Они стояли бок о бок перед пустым очагом, изможденная пара, уместная в этой пустынной комнате, где желтые лучи ламп тускнели перед первыми лучами рассвета.

Затем, без предупреждения, дверь медленно и осторожно открылась, и вошел Энтони Феррара.

Его лицо было невыразительным, цвета слоновой кости; его красные губы были твердыми, и он опустил голову. Но длинные черные глаза блестели и мерцали, как будто в них отражался свет из печи. На нем было пальто с меховой подкладкой из леопардовой шкуры, и он снимал свои тяжелые перчатки.

– Хорошо, что вы подождали, доктор, – сказал он своим хрипловатым музыкальным голосом. – И вы тоже, Кеан.

Он сделал несколько шагов вглубь комнаты. Кеан испытывал что-то вроде страха, но сильнее всего было желание схватить какое-нибудь тяжелое орудие и раздавить это злобно-женственное существо со змеиными глазами. Затем он обнаружил, что говорит; слова, казалось, с трудом вырывались из его горла.

– Энтони Феррара, – сказал он, – ты читал папирус Харриса?

Феррара уронил перчатку, наклонился, поднял ее и слабо улыбнулся.

– Нет, – ответил он. – А у тебя есть?

Его глаза были почти закрыты, просто светящиеся щелочки.

– Но, конечно, – продолжил он, – сейчас не время, Кеан, обсуждать книги? Как наследник моего бедного отца и, следовательно, хозяин дома, я прошу вас принять участие …

Слабый звук заставил его обернуться. Прямо за дверью, где свет из краснеющих окон библиотеки касался ее, словно святостью, стояла Майра Дюкен в ночном халате, с распущенными волосами и белыми маленькими босыми ножками, поблескивающими на красном ковре. Ее глаза были широко открыты, ничего не выражали, но смотрели на левую руку Энтони Феррары без перчатки.

Феррара медленно повернулся к ней лицом, пока не оказался спиной к двум мужчинам в библиотеке. Она начала говорить бесцветным, бесстрастным голосом, подняв палец и указывая на кольцо, которое носил Феррара.

– Теперь я знаю тебя, – сказала она. – Я знаю тебя, сын злой женщины, потому что ты носишь ее кольцо, священное кольцо Тота. Ты запятнал это кольцо кровью, как она запятнала его кровью тех, кто любил тебя и доверял тебе. Я могла бы назвать тебя, но мои уста запечатаны – я могла бы назвать тебя, отродье ведьмы, убийца, потому что теперь я знаю тебя.

Бесстрастно, механически она произнесла свое странное обвинение. За ее плечом появилось встревоженное лицо миссис Хьюм, с пальцем прижатым к губам.

– Боже мой! – пробормотал Кеан. – Боже мой! Что…

– Ш-ш-ш! – отец схватил его за руку. – Она спит!

Майра Дюкен повернулась и вышла из комнаты, миссис Хьюм с тревогой вертелась вокруг нее. Энтони Феррара обернулся; его рот был странно искривлен.

– Ее беспокоят странные сны, – сказал он очень хрипло.

– Ясновидящие сны! – впервые обратился к нему доктор Кеан. – Не смотри на меня так, потому что, может быть, я тоже тебя знаю! Пойдем, Роб.

– Но Майра…

Доктор Кеан положил руку на плечо сына, пристально глядя ему в глаза.

– Ничто в этом доме не может причинить вреда Майре, – спокойно ответил он. – Ибо добро выше зла. В настоящее время мы можем только идти.

Энтони Феррара посторонился, когда они вдвоем вышли из библиотеки.

В комнатах Феррары

Доктор Брюс Кеан развернулся в кресле, вопросительно приподняв густые брови, когда в кабинет вошел его сын Роберт. Хаф-Мун-стрит была залита почти тропическим солнцем, но знаменитый врач уже выслал из своего дома тех, для кого небо было затянуто тучами, кого солнце больше не радовало, и группа страдальцев с тревожными глазами все еще ожидала его осмотра в соседней комнате.

– Привет, Роб! Ты хочешь видеть меня, как профессионала?

Роберт Кеан присел на угол большого стола и медленно покачал головой.

– Нет, спасибо, сэр, я в хорошей форме, но я подумал, что вам может быть интересно узнать о завещании…

– Я знаю. Поскольку я был в значительной степени заинтересован, Джермин присутствовал от моего имени; срочное дело задержало меня. Он звонил сегодня утром.

– О, я понимаю. Тогда, возможно, я напрасно трачу ваше время, но для меня было неожиданностью – довольно приятной – узнать, что сэр Майкл позаботился о Майре, мисс Дюкен.

Доктор Кеан пристально посмотрел на него.

– Что заставило тебя предположить, что он не позаботится о своей племяннице? Она сирота, и он был ее опекуном.

– Конечно, он должен был это сделать; но я был не одинок в своем убеждении, что во время… особого душевного состояния… которое предшествовало его смерти, он изменил свое завещание…

– В пользу своего приемного сына Энтони?

– Да. Я знаю, что вы боялись этого, сэр! Но, как оказалось, они наследуют равные доли, и дом переходит к Майре. Мистер Энтони Феррара, – он сделал ударение на имени, – совершенно не сумел скрыть своего огорчения.

– Действительно!

– Да. Он был там собственной персоной, одетый в одну из своих чудовищных шуб – шубу с термометром в Африке! – подбитую циветтой, из всех мерзостей!

Доктор Кеан повернулся к своему столу, постукивая по блокноту трубкой стетоскопа.

– Я сожалею о твоем отношении к молодому Ферраре, Роб.

– Жалеете об этом! Я не понимаю. Ведь вы сами вызвали открытый разрыв в ночь смерти сэра Майкла.

– Тем не менее, я сожалею. Поскольку ты присутствовал, тебе известно, что сэр Майкл оставил свою племянницу на мое попечение.

– Слава Богу за это!

– Я тоже рад, хотя есть много трудностей. Но, кроме того, он приказал мне…

– Не спускать глаз с Энтони! Да, да, но, боже мой! Он не знал его таким, какой он есть!

Доктор Кеан снова повернулся к нему.

– Он этого не сделал; по божественной милости он никогда не знал того, что знаем мы. Но, – его ясные глаза поднялись на сына, – тем не менее, это поручение свято, мальчик!

Молодой человек озадаченно уставился на него.

– Но он не что иное, как…

Поднятая рука отца остановила слово, вертевшееся у него на языке.

– Я знаю, кто он, Роб, даже лучше, чем ты. Но разве ты не видишь, как это связывает мне руки, запечатывает мои губы?

Роберт Кеан молчал, ошеломленный.

– Дай мне время ясно увидеть свой путь, Роб. В данный момент я не могу примирить свой долг и свою совесть; я признаюсь в этом. Но дай мне время. Хотя бы в качестве шага – как вопрос политики – поддерживай связь с Феррарой. Я знаю, ты его ненавидишь, но мы должны следить за ним! Есть и другие интересы.

– Майра! – Роберт Кеан густо покраснел. – Да, я понимаю. Я понимаю. Клянусь небесами, это трудная роль, но…

– Послушайся моего совета, Роб. Встречай скрытность скрытностью. Мой мальчик, мы видели, как странные концы приходили к тем, кто стоял на чьем-то пути. Если бы ты изучал предметы, которые изучал я, ты бы знал, что возмездие, хотя и медленное, неизбежно. Но будьте настороже. Я принимаю меры предосторожности. У нас есть враг; я не претендую на то, чтобы отрицать это; и он сражается странным оружием. Возможно, я тоже кое-что знаю об этом оружии и принимаю… определенные меры. Но одна защита, и она для тебя, – это хитрость, скрытность!

Роберт Кеан резко заговорил:

– Он находится в роскошных покоях на Пикадилли.

– Ты был там?

– Нет.

– Навести его. Воспользуйся для этого первой же возможностью. Если бы ты не знал о некоторых вещах, которые произошли сначала в Оксфорде, мы могли бы сейчас блуждать в темноте! Тебе никогда не нравился Энтони Феррара – ни один мужчина его не любит; но ты часто навещал его в колледже. Продолжай навещать его в городе.

Роберт Кеан встал и закурил сигарету.

– Вы правы, сэр! – сказал он. – Я рад, что я не одинок в этом деле! Кстати, насчет …

– Майры? В настоящее время она остается в доме. Есть миссис Хьюм и все старые слуги. Мы увидим, что нужно сделать, позже. Хотя ты мог бы сбегать и взглянуть на нее.

– Я так и сделаю, сэр! До свидания.

– До свидания, – сказал доктор Кеан и нажал на звонок, который вызвал Марстона, чтобы тот выпроводил посетителя и ввел следующего пациента.

На Хаф-Мун-стрит Роберт Кеан стоял в нерешительности, ибо он был одним из тех, чье душевное настроение отражается физически. Он мог бы нанести визит Майре Дюкен, и в этом случае его почти наверняка попросили бы остаться на обед; или он мог бы нанести визит Энтони Ферраре. Он выбрал последний, хотя и менее приятный путь.

Направляясь в сторону Пикадилли, он размышлял о том, что эта мрачная и жуткая тайна, которой он поделился со своим отцом, похоже, нанесла ущерб его успеху в журналистике. Это было вечное противостояние, демоническое, между ним и его работой. Чувство яростной обиды на Энтони Феррару, которое он лелеял, усиливалось с каждым шагом. Он был пауком, управляющим паутиной, паутиной, которая липко коснулась доктора Кеана, его самого, Роберта Кеана и Майры Дюкен. Были и другие, кто почувствовал его прикосновение, кто был привлечен к сердцу нечистого лабиринта – и съеден. В сознании Кеана фигура Энтони Феррары приняла облик монстра, вурдалака, стихийного духа зла.

И вот он уже поднимался по мраморным ступеням. Перед воротами лифта он остановился и нажал на кнопку звонка.

"Феррара" оказался номером на первом этаже, и двери открыл слуга восточного происхождения, одетый в белое.

– Опять его мерзкое театральное притворство! – пробормотал Кеан. – Этому человеку следовало бы стать иллюзионистом мюзик-холла!

Посетителя провели в небольшую приемную. В этой квартире стены и потолок были полностью покрыты резьбой из сандалового дерева, явно восточной работы. В нишах или буфетах без дверей стояли странного вида вазы и горшки. Тяжелые портьеры из богатой ткани закрывали двери. Пол был выложен мозаикой, а в центре бил небольшой фонтан. Одну сторону комнаты занимал мягкий диван, где полностью исключался естественный свет и который освещался только декоративным фонарем, свисавшим с потолка. У этого фонаря были стекла из синего стекла, что создавало необычный эффект. Серебряная мибхара, или курильница для благовоний, стояла рядом с одним из углов дивана и источала тонкий аромат. Когда слуга удалился: