Холодное пламя

– У тебя всегда была аллергия на молоко?

– Сколько себя помню.

– У меня тоже, – еле слышно добавляю я, почесывая висок, где слишком сильно натянуты волосы, собранные в пучок.

– Нашлись два одиночества.

Ты даже не представляешь.

Лола выключает свет, после чего мы выходим из студии. Лучи, заходящего за горами солнца, касаются моей все еще разгоряченной кожи. Я делаю шаг, чтобы спуститься со ступеньки, когда прострел в пояснице заставляет меня задохнуться от боли. Стиснув зубы, стараюсь дышать через нос и продолжать улыбаться.

Черт, Лили, ты всего лишь танцевала весь день. Это не такая уж и большая нагрузка.

Ну да, не считая группы малышей, которым я объясняла и показывала все по сто раз и вышла после их тренировки почти мертвая. А потом у меня была группа взрослых, у которых по какой-то невиданной причине запас энергии был больше, чем у скаковых лошадей. Клянусь, я никогда в жизни не видела, чтобы люди так высоко делали подскоки в ча-ча-ча.

– По пятницам в нашем местном баре проходит вечер латины. И не только. Танцуют и кантри, и твист, и чтобы то ни было. Местные жители любят танец, поэтому, думаю, тебе будет чему у них научиться. – Ричард закрывает дверь и дергает ее несколько раз, чтобы проверить.

Все еще глубоко дыша и пытаясь не обращать внимание на боль, интересуюсь:

– Например?

– Ни у каждого есть пара. Люди просто танцуют, потому что хотят.

– Я подумаю, – вздохнув, делаю шаг. Боль стихает, а это значит, что нужно поспешить домой, пока у меня опять что-нибудь не прострелило. Или не отвалилась рука или нога от старости лет.

Боже, кто знал, что после двадцати пяти, у тебя начинают болеть даже ногти. Мне срочно нужна какая-то омолаживающая сыворотка, иначе мне не удастся дожить даже до пятидесяти, не говоря уже о большем.

– Хорошего вечера. – Улыбаюсь Ричарду с Лолой.

– Погоди, я с тобой, мне тоже в ту сторону. – Лола хватает меня под руку, словно знает меня сто лет. На удивление я не чувствую, что мои границы нарушены, как это часто бывало на каких-то светских мероприятиях в Лондоне, где все считали своим долгом облапать меня.

Почему-то каждое прикосновение жителей Флэйминга ощущается по-другому. Они кажутся очень… искренними.

Ричард машет нам рукой и садится в свой вишневый внедорожник. От меня не ускользает, что даже его машина выглядит намного новее, чем большинство в городе.

– Даже не засматривайся на него, – начинает Лола. – Этот мужчина избегает всех женщин, как чумы. По крайне мере во Флэйминге.

Внутри меня зарождается тошнота оттого, что Лола могла неправильно расшифровать мой интерес к Ричарду.

– Он не интересует меня в этом плане. Только работа и его обещания.

Лола кивает, слегка смущаясь.

– Прости, иногда я слишком много фантазирую и говорю все что думаю.

Она слишком юная, в ее возрасте я тоже мечтала быть наивной и говорить обо всем, что приходит на ум, но почему-то не получалось.

Сарказм. Вот он всегда лился из меня рекой.

– Ричарда любят в городе. Он дарит нам…

– Эмоции, – заканчиваю я.

– Да, – вздыхает Лола, все еще держа меня под руку. – Несмотря на то, что во Флэйминге все чуть ли не родственники друг другу, тут бывает одиноко и пусто. Большие города так и манят. Хоть телевизор не включай, чтобы не видеть того, что есть где-то там, – она указывает за горы. – Поэтому тематические вечеринки в баре и соревнования, которые Ричард оплачивает для многих детей, действительно дарят эмоции и «дыхание» почти каждому человеку в нашем городе.

– Ричард сказал, что у студии есть спонсоры, – хмурюсь я. – Неужели он сам все оплачивает?

– В основном да, – кивает Лола. – Еще есть две семьи основатели, которые участвуют и спонсируют любые мероприятия Флэйминга. Саммерсы и Локвуды. Сыновья Саммерсов, как ты уже знаешь, борются с огнем, а старшее поколение управляет социальными делами. Локвуды отвечают за правопорядок, – их сын шериф, – и владеют ранчо на окраине города, которое тоже называется «Дыхание», как и студия Ричарда. У города есть мэр, но он ничего не решит без мнения этих двух семей. Так было из поколения в поколение.

– Мэра это устраивает?

– Более чем, – усмехается она, покачивая головой, отчего ее длинные светлые волосы с розовым оттенком развеваются на ветру.  – Можешь мне поверить. Ведь этот самый мэр – мой отец. Мистер Саммерс и мистер Локвуд его лучшие друзья. Они как три мушкетера стараются вдохнуть новую жизнь во Флэйминг.

– Дочь мэра работает администратором в студии танца? В больших городах такого не бывает. – Удивляюсь я.

Лола устало вздыхает и задумывается. Ее зеленые глаза смотрят вдаль, не фокусируясь на чем-то конкретном. Сейчас, когда я рассматриваю внешность этой девушки, то могу сравнить ее с какой-то лесной феей или нимфой. Она необычная, можно даже сказать – освежающая.

– Я занималась у Ричарда, когда была ребенком, но танцы не совсем то, что мне нравится. Наверное. Я не знаю, что мне нравится…

– Мне кажется это нормально в твоем возрасте. Когда я была молодой… – посмеиваюсь. – Стоп! Не так. Я все еще молодая. Но когда была чуть младше, то тоже была слегка потеряна. – Хоть и всегда знала, чего хочу.

Я хотела танцевать.  Хотела быть достойной для всех и для всего. Хотела быть в безопасности. Хотела семью и теплый дом.

– Мне двадцать два. Многие в этом возрасте уже распланировали свою жизнь на десять лет вперед. Люди из больших городов получают образование, открывают бизнес, не стоят на месте… я же, такое ощущение, живу в книге, сидя на ресепшене в студии танца.

– Ты бы хотела уехать из Флэйминга?

Лола хмурится, но выглядит такой удивленной, словно ей даже никто никогда не задавал этот вопрос.

– Не знаю, – честно отвечает она. – Тут мой дом. Я знаю каждого человека и каждую трещину на дороге. Всех лошадей в «Дыхании» и всех танцоров в другом «Дыхании». – Ее голос звучит тоскливо. – Каждый в этом городе дышит одним и тем же… И я не знаю как дышать по-другому. Никто не знает. Ну кроме тебя, – уже намного веселее добавляет она. – Именно поэтому ты всем так интересна.

Я собираюсь ответить, что в Лондоне дышать намного сложнее, но громкий гудок автомобиля прерывает меня.

Мы оборачиваемся и видим уже знакомую машину. Мистер Июль собственной персоной. Вид у него, как обычно, недовольный. Думаю, он даже не очень хотел привлекать наше внимание, судя по Томасу, которого он отбрасывает обратно на пассажирское сиденье, чтобы тот не дотянулся до гудка.

Машина останавливается, а Лола чуть ли не прячется у меня за спиной, как ребенок за родителем.

– Привет, Лили. И… Лола, – протягивает Томас, выглядывая из открытого окна. Его волосы в беспорядке, а под глазами залегли синяки. – Садитесь, мы вас подвезем.

– Ты подвозишь меня с моего первого дня в этом городе. – Я выгибаю бровь.

Марк недовольно хмыкает:

– Это делаю я.

Я театрально прикладываю руку к груди.

– Стоит ли мне вручить тебе за это медаль?

– Можешь просто исчезнуть, этого будет достаточно.

Идиот.

– Как хорошо, что этого не случится, правда? – мило улыбаюсь я, открывая заднюю дверь, чтобы примостить свой зад на его драгоценное кожаное сиденье.

Меня встречает ошеломленное лицо Мии.

– Ради всего святого, у вашей семьи на меня срабатывает радар? – ворчу я, залезая в машину и затягивая туда густо покрасневшую Лолу.

Что с ней такое? Последние пятнадцать минут она болтала без умолку.

– Не обращай внимания на этого грубияна. Он позорит нашу семью, – причитает Мия. – Если бы мама слышала это, то она отшлепала тебя, Марк.

– Мне скоро тридцать, – ворчание Марка, заглушается гулом мотора.

– Вчера она ударила меня тапком по заднице, когда я сказал Мие, что ей не подходит цвет помады, – рассуждает Томас.

Мия часто кивает:

– И правильно сделала!

Я сижу посередине заднего сиденья, взгляд то и дело пересекается с глазами Марка через зеркало заднего вида. Когда он начинает смотреть на меня слишком долго, то чисто из вредности подмигиваю ему. Машину слегка ведет, и Марк закашливается.

Я посмеиваюсь себе под нос, опускаю взгляд и неожиданно замечаю, что по всей правой руке Марка тянется огромный синяк.

– Что случилось? – вырывается из меня. Я ругаю себя, что не смогла сдержать свое волнение.

Да, именно волнение, а не интерес. Почему я за него переживаю, если почти не знаю?

Мия замечает мой взгляд, направленный на руку Марка и отвечает:

– Сложная ночь, ты не слышала? – Она смотрит на Лолу, которая, видимо, в курсе событий.

– Я не успела рассказать.

– Что не успела рассказать? – Смотрю между ними.

– Со вчерашнего вечера горело несколько акров леса недалеко от «Дыхания». Жемчужина, одна из лошадей ранчо, раньше всех почувствовала запах дыма и убежала, проломив забор. Помимо того, что нужно было тушить пожар, еще требовалось отыскать животное, которое пребывало в ужасе и могло пострадать.

– Жемчужина была дикой, когда мы ее поймали, Марк взял удар на себя, – заканчивает Томас, пока его брат, как всегда молчит. Хотя именно он является главным героем этой истории.

– Сейчас все хорошо? – спрашиваю я, встречаясь взглядом с Марком в зеркале.

– Да, Жемчужина в безопасности и не пострадала. Ну а лес… его спасли насколько это возможно, – отвечает Томас.

– Я спрашивала не про них. – Хмурюсь, начиная чувствовать себя неловко.

Все замолкают и, кажется, даже не дышат.

– Я в порядке. – Колючий голос Марка, заполняет салон.

Почему-то я протяжно выдыхаю, хотя не уверена, что задерживала дыхание. Мия сжимает мое бедро.

– Иногда я не сплю всю ночь, когда они оба на вызове. Так что это нормально переживать… за всех.

– Да, – неожиданно соглашается Лола, смотря на Томаса через боковое зеркало.

– Мне сказали, что ты будешь преподавать в «Дыхании», – Мия переводит тему.

Мне начинает нравится, что в этом городе не нужно сто раз повторять одно и тоже. Достаточно что-нибудь рассказать одному человеку.

– Верно.

Я киваю и рассказываю о тренировках с Ричардом и чемпионате по танцам.

– Я хожу туда по четвергам, надеюсь, ты научишь меня танцевать самбу. Она никак не дается мне.

Постепенно напряжение в машине улетучивается, задорная и веселая Мия занимает место у воображаемого микрофона, рассказывая историю за историей. Так я узнаю о том, что они с Лолой буквально выросли бок о бок, потому что родились с разницей в два года. Мия не упускает ни одной детали, когда рассказывает, как они портили свидания ее братьям, врываясь в их комнаты посреди… ну посреди самого интересного.

– Ты была неумолима, Мия, – смеется Томас. – Клянусь, мои девушки боялись снять с себя даже свитер, не говоря уже о большем.

– Это все Лола! – Мия взмахивает руками, как бы говоря, что она тут не причем. – Она всегда говорила, что у вас там намного интереснее, чем с нашими куклами.

Томас хмыкает:

– У нас и правда было интереснее.

– Ага, – фыркает Мия. – Именно поэтому мы с Лолой слишком рано узнали куда что вставляется. Боже, до сих пор не могу избавиться от этого, выжженного на моей сетчатке, изображения. Ты и Стелла Маккартни  на письменном столе, который, кстати, потом достался мне по наследству, – морщится она. – Мне пришлось его дезинфицировать.

Я не могу удержаться от смеха и впервые за все время, что мы едем, расслабляюсь и откидываюсь на спинку сиденья. Не знаю почему, но с этими людьми мне слишком быстро удается почувствовать себя комфортно.

Даже в те первые дни, когда я для каждого жителя Флэйминга была чужой, то все равно не ощущала себя так ужасно, как в любой ситуации или компании в Лондоне.

Лили Маршалл была лишним пазлом в идеальной картине чего бы то ни было. Сейчас же, с этими людьми, в этом малюсеньком городе Монтаны на заднем сиденье Шевроле Тахо, которое заливает оранжевый свет заходящего солнца, Лили Маршалл чувствует себя счастливой.

Счастливее, чем когда впервые купила миндальное молоко и дом для Барби.

Сначала, мы высаживаем Томаса и Лолу, которые, как я выяснила, живут рядом. Затем прощаемся с Мией, исчезающей в огромном доме Саммерсов. Он не выглядит помпезно и роскошно, как дворец, но его размеры внушительны. А какой-то модный деревенский, – или как я его прозвала: современный бабушкин, – стиль придает дому уют.

Когда мы с Марком остаемся один на один, это ощущается как дежавю.

Я, он с недовольной физиономией, Шевроле Тахо с мягкой кожей на сиденьях и разбитые дороги Флэйминга, штат Монтана. Кажется, это становится константой моего вечера.

На этот раз Марк не спрашивает меня о молоке, и по совершенно глупой причине я хочу, чтобы он сделал это… Хочу, чтобы я была тем человеком, который вызывает интерес у этого молчаливого хмурого мужчины.

Давно нужно перестать жаждать чужого внимания. И мне действительно оно не нужно от других, но мистер Июль своей молчаливостью и хмуростью пробуждает все мои тайные желания. Хватило одного раза, чтобы он поинтересовался моей жизнью, и я поплыла.

Позор.

В этой тишине, которая оказывается не такой гнетущей, как в прошлый раз, мы доезжаем до дома. Марк молча выходит из машины и вновь оставляет меня одну на заднем сиденье. Какой странный человек, ведь я действительно однажды не сдержусь и украду его машину. Чисто из вредности, а не для того, чтобы узнать: что он со мной сделает.

Бормоча себе эту фразу под нос, посмеиваюсь и поворачиваюсь, чтоб открыть дверь. И тут происходит это: щелчок, прострел и зверская боль пронзает поясницу, а затем ногу. Я не сдерживаюсь и издаю крик. Это так больно, что слезы брызжут из моих глаз, как у какого-то мультяшного героя.

Ну почему это случилось именно сейчас? Почему в его машине? И почему тогда, когда он уже захлопнул дверь своего проклятого дома Дракулы?

Я делаю несколько глубоких вдохов, а затем выдохов. Пытаюсь успокоить сердцебиение и перестать плакать, чтобы расслабить мышцы и изменить положение поясницы. Я повторяю себе снова и снова, что все хорошо и мне не больно. Пробую повернуться.

– Как же, сука, больно, – шиплю я, но подбираюсь чуть ближе к двери.

Ну, такими темпами к утру можно и до кровати доползти. Я же никуда не спешу, верно?

– Ты собираешься выходить из моей машины или нет? – Грубый бас Марка врывается в мой пузырь боли, когда он резко открывает заднюю дверь. Видимо я была слишком озадачена своей бедой и не видела, как он вернулся.

Марк замечает мое заплаканное лицо и еще сильнее хмурит свои вечно хмурые брови. Ради бога, сделайте уже ему массаж лица.

– Ты решила поплакать в моей машине? Не хочу тебя расстраивать еще больше, но…

– Вытащи, – пыхчу я, покрываясь испариной от боли.

– Что?

– Палку из своей задницы! – рявкаю со злости, а затем чуть ли не вою со слезами: – Вытащи меня отсюда.

Марк осматривает меня с головы до пят, останавливаясь на моей ладони, прижатой к пояснице.

Я не успеваю сказать задуманное «пожалуйста», как огромные руки подхватывают меня.

– Что болит? Позвоночник? Таз? У тебя скована нижняя часть тела.

Этот мужчина может быть проницательным, когда не притворяется камнем.

– Поясница и левая нога.

Марк кивает, а затем не общая внимания на мои стоны, аккуратно, но ловко подхватывает меня под колени и перемещает на край сиденья.

– Сейчас будет немного больно.

– Мне уже больно.

– Помолчи.

– Сам заткнись, – ворчу я.

Он просовывает свои горячие ладони под мою пятую точку, заставляя меня обхватить его талию ногами. Эти руки… ради них можно и помолчать.

– Наклонись вперед и просто доверься мне, – тихо произносит Марк, подаваясь корпусом вперед. Его массивная фигура, нависает надо мной, как щит, и ни за что на свете я не откажусь от того, чтобы потрогать своими руками эти выступающие мышцы груди. Именно поэтому я наклоняюсь вперед и соприкасаюсь с его горячим телом. Горячим, потому что от него действительно исходит жар, как от костра, а не потому что при одном взгляде на этого мужчину в моем животе теплеет.

Боже, у меня болит пол тела, я не должна думать о сексе. Если только этот секс не несет меня на руках, а его ладони не сжимают мою задницу.

– Я же говорила, у тебя какой-то фетиш на мою задницу, капитан, – шепчу ему на ухо, когда он пинком захлопывает дверь машины.

Кадык Марка дергается, когда он тяжело сглатывает.

– А я говорил тебе помолчать.

Почти все мое тело полностью расслаблено, а это значит, что Марк несет в своих руках весь мой вес. Его корпус чуть отведен назад, чтобы я могла расслабить позвоночник и опереться на него. Мой нос находится на уровне его шеи, что позволяет вдыхать этот одурманивающий аромат ели, тумана и… дыма. Сегодня что-то новенькое.

– Ты пахнешь дымом.

– У меня такая работа, – тихо отвечает он.

Мы проходим в мою половину дома, и Марк со знанием дела направляется в спальню. Он аккуратно приседает, чтобы быть на одном уровне с кроватью и только потом опускает меня на матрас.

– Так хорошо? Не больно? – еле слышно, почти таинственно спрашивает он, словно боится, что кто-то услышит. Словно сам пугается этих слов.

– Не больно, – так же тихо отвечаю я, все еще дыша ему в шею. Его кожа покрывается мурашками в том месте, где находятся мои губы на расстоянии пары сантиметров от него.

Я вижу, как Марк сжимает челюсть, от чего мышцы на шее натягиваются, как струны. Он укладывает меня в постель, а затем снимает с меня обувь и накрывает одеялом.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, я справлюсь.

– Тогда спи. – С этими словами он направляется к двери.

– Марк?

Он останавливается, и я наслаждаюсь тем, что тяну время, а он вынужден находится в моем пространстве. Никогда в жизни я ещё не была так заинтересована мужчиной, у которого от моего общества возникает нервный тик.

– Что?

– Пожелай мне спокойной ночи.

Я вижу, как его плечи слегка дергаются, когда он пытается сдержать смех. Мне удастся сломать тебя, капитан.

– Спокойно ночи. –  Он делает шаг, чтобы выйти за дверь, но вновь останавливается, оглядываясь через плечо. Ледяные глаза находят мои, ведя какой-то немой диалог. – Лили?

– Да?

– Ты пахнешь бабл-гамом.

– Полагаю… я сладкая штучка.

Марк сжимает губы, но я могу разглядеть, как его щеки подрагивают от рвущиеся улыбки.

– Вероятно.

Он уходит, а я все еще ощущаю его руки на своем теле, которое пылает сильнее пожара. Как такой холодный мужчина может порождать огонь?

Глава 7

Марк

Говорят, примерно раз в тридцать лет на Землю падает огромный метеорит. Мне скоро тридцать. И я застал это падение.

Внеорбитная Лили Маршалл приземлилась на Землю прямо во Флэйминге.  Именно там, где я проживаю, а вернее, проживал свою спокойную жизнь. Одинокую, тихую и размеренную. Меня все устраивало. Пока на моем пути не встретилось и не поселилось по соседству розовое безумие.

Эта женщина шла по неровной обочине на высоких каблуках, как по подиуму.  Ее плечи и осанка были ровными, а походка грациозной, несмотря на тяжелый розовый чемодан и снег в июле. Она буквально светилась, как неоновая вывеска, пока вокруг происходил природный бунт.

Уверен, снег в июле в жарком Флэйминге пошел тоже из-за Лили Маршалл, городской девушки. Каким-то образом она изменила ход времени и вывела природу из равновесия. Не говоря уже о том, что эта женщина, от которой исходил аромат бабл-гама, странно воздействовала на мое иссохшее сердце.

Я помню, как покрылся мурашками, когда ее глаза цвета индиго прожигали мой затылок. Казалось, это из-за снега в июле. Как же я ошибался. С того момента, как Лили Маршалл ворвалась в мою атмосферу, все было связано с ней.

Я делаю глубокий вдох, ударяясь лбом о плитку в душе. Вода стекает по моему лицу и телу, смывая это дерьмовое утро.

Вторую ночь подряд моя команда выходит вне смены, потому что какие-то идиоты не могут понять, что разводить долбаные костры в такую жару запрещено. Каждое лето леса и луга Флэйминга полыхают, но в этом году мы настолько не справляемся с объемами пожаров, что к нам направляют людей из других подразделений. Жгучее солнце высушивает растения, хватает одной искры, чтобы все вспыхнуло. Постоянные сильные ветра Монтаны тоже не улучшают положение. Пламя распространяется за считаные секунды, стремясь к ранчо «Дыхание» и жилым домам.

Иногда я боюсь крепко заснуть, потому что знаю: все люди города рассчитывают на меня и мою команду. Вчера вечером мне даже не удалось прилечь, как нужно было вновь явиться в часть по сигналу тревоги. Но, слава богу, я хотя бы успел помочь Лили. Что, признаюсь честно, вообще не входило в мои планы.

Когда я выбежал из дома, чтобы запрыгнуть в машину и поехать на работу, то увидел ее через лобовое стекло. Это разозлило меня до чертиков. Начинало казаться, что городская девушка сделала миссией своей жизни – выводить меня из себя.

Но когда я понял, что мне действительно нужно «вытащить палку из задницы» и перестать лаять на всех вокруг, то заметил боль, отражающуюся на ее румяном от свежего загара лице.

В ту минуту Лили выглядела беззащитной и одинокой, а я, по какой-то немыслимой причине, больше всего на свете хотел ее защитить.

Даже если она до безумия раздражает.

Раздражает своей яркой улыбкой. Длинными ресницами, из-под которых постоянно смотрит на меня и заставляет чувствовать себя неуютно. Раздражает наманикюренными аккуратными пальчиками и розовым цветом чего бы то ни было. Выводит из себя своей дерзкой улыбкой и этим томным произношением слова «капитан».

Когда я прикасаюсь к Лили Маршалл, меня будто бросают на раскаленные угли, но тем не менее желание продолжать ощущать ее бледную мягкую кожу бурлит во мне, как лава.

Она городская.

Мне приходится напоминать себе это чуть ли не каждые пять минут. Потому что в мысли то и дело врываются образы ее голого тела, которое идеально соприкасалось с моим в ту минуту, когда орала пожарная сигнализация. Ее задница буквально магнитом постоянно притягивает мои руки. Это уже смешно и глупо. И к своему ужасу я хочу прикоснуться к ней еще раз.

При этой мысли мой член твердеет, а кожа начинает пылать. Я говорю себе, что это просто усталость и стресс, что любой нормальный мужчина не смог бы избавиться от мыслей о девушке, чья кожа ощущается, как бархат. Именно такое сравнение пришло ко мне в голову, когда я мимолетно прикасался к полоске голой кожи на ее пояснице весь путь от машины до дома.

Мышцы внизу живота напрягаются, и каждая капля крови в моем организме приливает к органу, который день и ночь думает о Лили Маршалл.

Резко выдохнув через нос, поворачиваю кран в сторону холодной воды. Скорее ад замерзнет, чем я хоть мизинцем притронусь к своему несчастному члену, мечтая об обнаженной городской девушке.

Уже давно ничего не выбивает меня из колеи. Я проживаю день за днем, зная и понимая свои чувства и эмоции. Мне нравится черный кофе без сахара и мамин яблочный пирог. Я люблю закат, свою семью и Монтану. Конец.

Что я не люблю, так это… городских девушек? Это звучит очень странно, но таковы факты.

На самом деле я отношусь с подозрением к каждому приезжему, ведь они смотрят на нас, как на дерьмо под своей брендовой обувью. Виды Флэйминга для них – красивая картинка, в то время, как для каждого коренного жителя – это воздух.

Это сердце.

Когда мы впускаем людей в свое сердце, мы хотим, чтобы они остались в нем навсегда. Но, к сожалению, блестящие огни больших городов всегда выигрывают. Так же, как и парни с диплом Гарварда или Оксфорда, или какого-нибудь другого дерьмового умного заведения, всегда на голову выше, чем… деревенский парень, как сказала Лили.

Я выхожу из душа и сразу же ложусь в кровать. Из-за стены доносится абсолютно отвратительное пение городской девушки.

– Господи, дай мне сил, – обращаюсь к Всевышнему.

Моя усталость намного сильнее, чем желание сумасшедшей женщины оглушить нашу улицу, поэтому я поворачиваюсь на бок и засыпаю под песни One Direction в исполнении Лили Маршалл.

***

– Твоя мама попросила молоко? Почему она не позвонила моему отцу. Он бы завез.

Мой друг, Нил Локвуд, никак не может от меня отвязаться, пока наливает козье молоко. Я заехал на их семейное ранчо на обратном пути из Миссулы. Мне удалось поспать всего пару часов, и меня вызвали в центральное управление пожарной охраны. Им нужно понимать, удается ли нам держать ситуацию под контролем.

– Почему ты вообще не на работе? – интересуюсь я, не обращая внимания на его вопросы. Пушинка, белоснежная огромная горная коза, смотрит на меня так, словно я нагадил в ее еду.

– Я полночи провел в участке, оформляя подростков, которых мы поймали.

– Думаешь, это они развели костер на Столетнем хребте?