Наследница козьей княжны

А сама подумала, что, может, оно и к лучшему. Никто не подозревает ее в том, что она не в своем теле и из другого мира.

– Ничего, – заворчал на нее староста. – Ничего-о-о! Вот выдам тебя замуж-то, тогда, глядишь, и успокоишься.

Бела ничего не сказала, лишь посмотрела недовольно. Пугает? Или правду говорит? За незнакомца замуж – еще не хватало! Слова отца звучали как угроза.

– И за кого замуж?

– А ты забыла?

– Я все забыла.

– Врунья! – Снова раздраженный окрик. И пояснение: – За кого надо. – Впрочем, малоинформативное. – И дурь эту козью из тебя я выгоню, уж поверь!

Наконец педагогическая беседа с родителем завершилась, и Бела вновь была отослана в светлицу. Там она выдохнула с некоторым облегчением. Препирательства со старостой отняли много сил и нервов. Вспомнились собственные родители. Они жили в соседнем городе и растили Белиных младших брата и сестру, разница с которыми была в пятнадцать лет. Они там все сейчас наверное…

К счастью, пришла Лада. Она принесла записку – неровные буквы начертаны на бересте.

– От селян, – пояснила негромко.

Бела взяла неровно ободранный клок, вгляделась в угловатые резкие значки.

– Ничего не понятно.

Язык другой, наверное. Но ведь говорит же она на нем как-то? Потому как тело местное, видимо. А письменность значит… Она снова вгляделась в буквы, и они будто двинулись. Дрогнули. И все равно не понятно. Хотя…

Вроде, что-то и понятно. Что-то узнается! Смысл написанного проступил в сознании, вытаял, как трава из-под снега. И был он прост: «Спасибо».

И Лада подтвердила:

– Благодарят. За детишек.

– А точно ли я их спасла? – засомневалась Бела. – Вдруг их снова отправят в лес? Туда… И отец меня запрет, так что…

Она расстроилась. Подобное ведь запросто могло случиться, но Лада успокоила:

– До следующего мертволуния никого волколакам отдавать не будут. А оно не всякий год бывает.

На душе стало легче, и вспомнилась другая проблема.

– Слушай, Лада… А ты про замужество мое, батюшкой задуманное, что-то знаешь?

– Знаю, – ответила служанка. – О нем все знают.

И потупилась смущенно.

– И что там?

Даже интересно стало. Интрига, прямо-таки.

– Ну… Жених…

– Так-то понятно, что жених. Кто он такой?

Служанка рассказала:

– Из города Зорича. Сын тамошнего воеводы. Больше ничего не слышала. И не видела. Не приезжал он сюда еще ни разу.

Из-за дверей раздался голос второй служанки, той, – что была старше и главнее, – она звала Ладу. Та виновато поклонилась и унеслась стремительной тенью прочь.

Бела села к окну, посмотрела на двор, где бородатый мужичок – видимо, конюх, – запрягал лошадь в расписную повозку. Вот к нему вышел староста, поругал за что-то. Мужичок поклонился низко. Они погрузились, – мужичок правил, батюшка на лохматой шкуре «в салоне» восседал, – и уехали.

Бела вспомнила слова, на которых их спор с отцом закончился. «Дурь эту козью из тебя я выгоню…» Интересно, он буквально говорил, или просто запугивал? Если буквально, то что он там такое задумал?

Спустя полчаса Беле выдался шанс узнать это.

Понять, так сказать, на собственной шкуре.

Велимудр вернулся и привез с собою высокого, как тополь, седого старика в белых одеждах. С плечами, укутанными волчьей шкурой. С глазами желтыми, как у филина.

Лада, прибежавшая к Беле в светлицу, сообщила боязливо, что отец просит неугомонную дочку явиться срочно пред мудрые очи местного волхва.

Бела явилась. Скорее из любопытства, нежели из покорности.

Волхв взглянул на нее из-под платиновых косм, и круглые глаза его вдруг сощурились, стали узкими, как бойницы. Дернулся крючковатый нос под пергаментной кожей.

– Вот, Веденей, – начал староста. – Что-то с дочерью моей неладное в последнее время творится. Совсем отбилась от рук. Дикая стала, непослушная да упрямая, что коза твоя. Может, сглазил ее кто? Ты посмотри. А может, проклял? Порчу навел?

– Не проклятье на дочери твоей лежит, Велимудр, – донеслось в ответ.

– А что же с ней?

– Дурную силу она впитала. Опасную. Супротив покровителя нашего, всеблагого Световида Трехликого, настроенную.

Староста, видать, ответа подобного не ждал. Он уверен был, что придуривается дочка, просто характер показывает, а тут… На тебе! Лицо Велимудра покраснело от волнения, глаза забегали.

– Да как же так-то? Точно ли зло в ней поселилось? – Он заглянул волхву в лицо с надеждой. – Ты посмотри еще раз, Веденей. Точно ли она нечистым духом порчена? Ты получше посмотри, повнимательнее…

– Опасная сила в ней живет, – упорно повторил волхв. – Надо избавиться от нее.

– Так избавься! – потребовал староста. – И поскорее. Уж о щедрости моей… – Он начал и осекся. На Белу грозно посмотрел. – Вот дуреха, наделала дел…

А Беле волхв не нравился. И козьей княжне, похоже, тоже. В груди поднимались волны паники. «Будь готова! Будь готова!» – бился в висках звенящий нервный голос.

– Иди сюда, дева. Будем из тебя дурь порочную-темную выгонять.

– Не пойду! – уперлась Бела. Внутри будто пружину часов затянули да максимума. Горло опалило жаром. Пульс заколотился в ушах. И кожу защипало, как после ожога. – Не буду! Отстаньте от меня!

Глава 3. Условия козьего терема

– Подойди-и-и-и! – провыл Веденей и поманил к себе.

Хрустнули суставы узловатых пальцев, и от движения их вдруг родился ветер, который потянул Белу к волхву. Она вскрикнула, уперлась в пол ногами, но неведомая сила тянула, как магнит, и сопротивляться ей было крайне сложно.

– Отпустите меня! Отстаньте! – завопила со всей мочи Бела и задергалась, дергаясь, словно рыба на крючке. – Я не хочу!

– Выходит дурь-то! Вон как выходит! – радовался Велимудр. – Хорошо-о-о!

А волхв только что не кряхтел от натуги. Его волосы растрепались, а по белкам глаз разбежались кровавые сетки.

– Ничего там еще не выходит, – коротко бросил он старосте. – Подтащить к себе не могу ее, видишь? Упрямая…

«Посопротивляйся ему еще немного, – снова звякнуло в голове, – сейчас я тебе помогу освободиться»…

Бела крепче стиснула зубы, замотала головой, зажмурила глаза. Пятками в пол до боли уперлась.

– Не пойду-у-у-у!

– Беляна-дуреха! Уймись немедленно, – взревел староста. – Покорись мудрому Веденею! Хватит уже…

– Именем Световида, выйди из девки тьма, выйди зло! Подчинись божественной силе дитя лютое, дитя дикое! Отдайся власти трехликого заступника нашего! – пел волхв, и магическая сила искрила на концах его пальцев.

«А вот теперь… – Голос в голове стал высоким и невыносимым, болезненным, жгучим. – Вот теперь – давай!»

И Белу будто молнией прошило. До жил, до вен, до костей. В какой-то момент ей подумалось, что сейчас она снова умрет… Тело не слушалось несколько секунд. Не ощущалось. На глаза пала пелена – сначала все стало белым, после черным.

А потом Бела веки через силу вскинула, ресницы вверх взметнула.

Как в замедленной съемке замелькали перед носом две лапы… нет, две ноги, заросшие белой плотной шерстью. С изжелта-розовыми раздвоенными копытами. Бела охнула и рухнула на четвереньки. На удивление, так было легче стоять.

Удобнее.

Устойчивее и надежнее.

– Проклятье… – отпрянул от нее волхв. – Что-то не так пошло…

– Беляна! А ну, прекрати! Это ты как… Это ты зачем? Это ты чего еще удумала? А ну обратно в девку… в девку давай! Я тебе приказываю! – завопил Велимудр, потрясая кулаками.

Он тоже сначала попятился, но потом собрался, насупился, нахмурился грозно, раскинул в стороны руки и, сопя, попер на непослушную дочь.

«А теперь поскакали!» – скомандовал в голове голос.

Бела рванула вперед, и тело, ставшее вдруг неописуемо сильным и одновременно легким, будто в пружину превратилось.

Одного ошеломляющего скачка хватило, чтобы перемахнуть через старосту. Одного мощного рывка, чтобы освободиться от магических пут, которые все еще пытался спеленать ее волхв. А чтобы дубовую дверь вынести – одного удара.

Лбом.

Голова сама двинулась. Мышцы на шее натянулись, выгибая ее дугой.

Бабах! Засов в щепки – брызги уличной мороси в глаза.

Бела ожидала, что будет больно. Что, возможно, она сознание потеряет и черепно-мозговую травму получит, но не тут-то было.

Лоб лишь зудел приятно, словно только и был предназначен для спешного выбивания дверей на бегу. Мышцы горели и с каждым новым скачком запускали тугое тело все дальше, все выше. Копыта били в землю все мощнее.

Во дворе ее сразу заметили. Служанки.

Лада с грохотом уронила на землю ведро набранной от дождя воды и ладони к щекам прижала. Выдохнула изумленно:

– Ох, ты ж…

Ее строгая «коллега» схватилась за сердце да так и застыла.

– Вот те раз…

Охранники тоже явились на шум. Сперва вылупились на Белу удивленно, а потом принялись ловить ее. Один загонял. Второй караулил у ворот, не давая ускользнуть на улицу.

«В лес бежим. В самую чащу!» – велел голос, и тело само направилось к забору.

Тут же из конуры на шум и гам выбрался цепной пес, принялся рычать и лаять, натягивать в сторону Белы цепь.

Пришлось ей от забора отпрянуть.

Тут и староста с волхвом подоспели, и снова Белу поволокло, потянуло. В этот раз сильней и крепче. Даже воздух заискрил.

Она махнула… рогами.

Чирк-чирк!

И магические путы ослабли, рассыпались силки. Порезала.

«Через забор! Давай же! Хоп!» – приказал внутренний голос.

Бела послушалась.

Она пронеслась по дуге, огибая одного охранника, и обманывая второго. Заставляя притиснуться к воротам – изобразила, что к ним и направляется. Но нет! Шуганув рогами пса, Бела ловким прыжком взлетела на крышу собачьей будки, оттолкнулась от нее и через забор махнула.

– Куда-а-а-а! Беляна, сто-о-о-ой! – хлестнул в спину возмущенный вопль Велимудра.

Но ноги сами понесли по деревне, мимо селян – их крики на дворе старосты переполошили. Мимо домов. Мимо оград. Мимо пруда.

К реке.

Мосток под копытами звонко пропел. Скрипнули доски. И ива качнулась.

Дальше – к лесу.

Лес манил темнотой. И пугал одновременно. Но голос в голове уверял, что туда скакать надобно. Что там осталось нечто важное и жизненно необходимое. Что только там можно спастись и понять…

…нечто.

Оно возникло за кустами жидкого подлеска, поплыло над высокой снытью серым тяжелым облаком.

Волк тот!

Волколачище…

Вот голос! Вот предательская сущность! Завел обратно в чащу, из которой только-только едва живая выбралась. Зачем? На погибель?

Бела замотала на бегу головой, пытаясь вытрясти из себя опасную сущность. Попыталась развернуться и поскакать назад в село, но где там – с поработившей тело козьей магией не так-то просто было справиться.

«Нет. К людям нельзя. Надо бежать в лес. В самую чащу!»– снова приказал голос.

– Так волколак же? – обиженно проблеяла Бела, кажется, и без слов вовсе. Одной интонацией. – Сожре-е-е-ет!

«Вот еще! Коза – всем зверям гроза! – заупрямился голос. – Ну-ка, дай ему отпор!»

Белу на скаку развернуло и вскинуло на дыбы. Шея уже знакомо напряглась, изогнулась… Волколак как раз навстречу из папоротников выбрался. Пасть открыл, а тут ему – тресь! И прямо промеж глаз. Два козьих рога тем местом, где только выходят они из курчавых завитков на козьем лбу, прямо по оскаленной звериной морде врезали.

Волколак завизжал по-собачьи. Прянул в сторону.

А Бела скок-скок – через бревна, через валежник – и была такова.

Понеслась, приминая копытами седую сныть и перистый папоротник. Через заросли можжевельника. Через поросль орешника. Под шатры старых елей.

Ветки хлестали по бокам, подстегивая. Валились в ноги замшелые павшие стволы, кривые сучья силились зацепиться, или подставить подножку. И будь Бела человеком, давно бы упала или напоролась на что-нибудь, но козе все было нипочем. Она взлетала над поваленными стволами, перепрыгивала бездонные окна черной воды, иногда выбегала на какие-то тропы, а потом вновь ныряла в непролазные заросли.

Волколак все это время мчался следом, то отставая, то нагоняя снова. От его прыжков содрогалась земля, и хриплое, смешанное с рыком дыхание то отдалялось, то становилось невыносимо близким.

Опаляющим.

Пару раз зверь почти нагнал Белу – острые зубы лязгнули в тщетной попытке ухватиться за куцый козий хвост.

И вдруг лес расступился, раскинулся в стороны крыльями. Серый свет дождливого дня залил гриву высокой травы, отразился в росяных круглых каплях. Тропа снова оказалась под ногами. Вернее то, что осталось от нее – жалкие черные плешины голой земли средь влажного мха и осоки.

Тропа вела к странному сооружению… Дому?

Терему.

Высокий и мрачный, сложенный из гигантских бревен, он поднимался к свинцовому небу из дрожащей дымки серебристого тумана.

Грозный.

Угрюмый…

Из-под конька крыши торчали здоровенные, метра в три длиною, витые рога. То ли настоящие, то ли искусно из дерева вырезанные – издали не поймешь. Такие же были и над крыльцом в узорной резьбе. Резьба украшала и дверь. А та, приоткрытая, прятала за собой непроглядный густой мрак и тайну, что манила, притягивала, как магнит.

Бела одним стремительным прыжком перелетела поляну и заскочила на крыльцо. Под ногами пропела жалобно старая доска.

Секунда, чтобы оглянуться.

Волколак стоял за спиной у границы леса и дальше не шел. Что-то не пускало его. Он злился, ворчал. Капала кровь на траву из разбитого лба. Шкуру рассекло, как ножом. И переносица после удара опухла горбиной, заплыли глаза – отчего зверь стал походить на бультерьера.

– Не ходи, коза, по лугу – вокруг колышка по кругу. В лес зеленый убегай, с волком в чаще поиграй… – запел волколак, усаживаясь под ближайшим деревом.

Сверкая желтыми глазами.

И песня из страшной пасти лилась так чисто, так чарующе. В прошлый раз эта странная магия ударила по «козлятам», чтобы самый маленький и слабый поддался и отпер дверь. Тогда Бела тоже ее почувствовала, но реальный эффект волчьего пения оценить не сумела.

Теперь же ее пробрало до костей. Приятные волны прокатились по позвоночнику, расслабляя и успокаивая. Будто все хорошо, и зверь не враг, а старый друг. И беготня по лесу просто игра – не более того…

«Очнись! – оглушил голос в голове. – Не смей поддаваться! Только не ты!»

– Только не я… – повторила Бела, очнувшись на середине поляны.

Да когда она успела спуститься с крыльца и пойти к волколаку навстречу? Что за гадское колдовство? А она еще на малыша-Буяна сердилась… А сама-то! Сама!

Слабачка…

– У козы-то у рогатой дома малые козлята. Все по лавкам сидят, на тарелки глядят. Ты, коза, домой иди, молока им принеси. Домой-домой – через лес густой…

Волколак уже не сидел. Он стоял, вытянув шею и повиливая от волнения хвостом. Готовый броситься в ту же секунду, как только жертва окажется в досягаемости.

– Хрен тебе! – Бела попятилась. – Не заманишь меня! Поди прочь! Убирайся вон! Оставь меня в покое!

Сонное оцепенение сменилось яростью. Бела вскинулась на дыбы и приготовилась к новой атаке. Нет уж! Не будет она этого настырного волколака больше терпеть. Хватит! Пора прогнать его раз и навсегда.

«Вот так! Правильно!» – поддержал внутренний голос и неожиданно подарил силу.

В небе сверкнуло. Молния рассекла мир надвое, зацепилась за огромные рога на крыше терема, сплелась между ними в тугой клубок и скатилась вниз, шипя и искря.

Упала Беле на голову, меж ее собственных рогов, круглая и на удивление холодная.

– Я коза-дереза – всему свету гроза! – сурово объявила Бела, дернула шеей и резким движением запустила новорожденную шаровую молнию в своего преследователя.

Тот отскочил, ворча и ругаясь за ствол большой ели. Молния повисла в воздухе, потеряв цель, а потом, вновь обнаружив ее, полетела следом за зверем.

– Брысь! Отстань от меня! Проваливай! – ругался на нее тот, петляя вокруг деревьев, но голубой, исходящий белыми всполохами шарик был непреклонен.

В какой-то миг отлетевшая искра подпалила волчий бок. Завоняло горелой шерстью, и лес огласил жуткий вой. Окутанный магическим пламенем, волколак помчался прочь, не разбирая дороги.

– Это для тех, кто с первого раза не понимает! – крикнула Бела вслед улепетывающему врагу.

А сама вернулась к терему.

Раскат грома оглушил.

Дождь усилился. Капли били по спине и голове, мочили шерсть. И по листьям обступивших поляну кустов стучало дробно. От этого казалось, что кто-то в них по-прежнему таится, шевелится и что-то нехорошее замышляет.

Волчий вой быстро затих.

Бела потянула носом, чихнула. Запах паленой шерсти еще ощущался, но дождевая вода неумолимо вымывала его и из воздуха, и из земли. Похоже, зверь избавился от огня, а значит, в любой момент мог вернуться назад.

Настырный.

Очень настырный. Упорный. Готовый на все. Одержимый какой-то…

Лучше пока в лес не ходить, а то мало ли? Магия внутри ощущалась едва-едва. Видно растратилась она во время последней атаки. Надо как-то ее восстановить.

Знать бы…

Бела вернулась к крыльцу.

Перед ним земля была выложена огромными плоскими камнями. На одном из них виднелся странный отпечаток, похожий то ли на цветок, то ли на корону.

То ли на кленовый лист неправильной формы.

На всякий случай Бела перескочила плиту с загадочным знаком и поднялась на крыльцо. Глухо простучала по набравшим влагу доскам копытами. Дерево вновь отозвалось звуками жалобными и надрывными.

Старый то был терем.

Очень старый.

Истрепали его ветра, исшатала непогода. Измучили незримый фундамент подземные воды. Изглодали крышу ненасытные дожди. Пошла по стенам плесень, а по резьбе гниль. Жуки-древоточцы наели в бревнах нор и завели свои монотонные тикающие песни.

Проросла из-под стен трава. Бурьян, такой сочный и крепкий, что отщипнуть его немедленно захотелось – попробовать. Козы такое любят.

Но Бела пока отбросила эту мысль и легонько боднула дверь. Та отворилась со скрипом, впуская. Пригласила в неизвестность.

Сперва все кругом окутывал мрак, непроглядный, прогорклый.

И завивались вокруг ног сквозняки.

Бела застыла, не зная, есть ли там куда дальше шаг сделать? Вдруг уже и пола-то нет, лишь труха, под которой раскроется пастью бездонная яма подполья, и рухнешь в нее, поломаешься, утонешь и сгинешь в голодной тьме.

«Чего встала? – осудил голос в голове. – Иди уж…»

Пришлось поверить на слово непонятно кому и двинуться вперед.

В конце концов, козы прекрасно прыгают. Взлетают на невероятную высоту. И спрыгивают вниз тоже неплохо.

Вспомнилось детство у бабушки Нюры, и холодный февраль, когда нарождались у коз козлята. Этого дня маленькая Бела всегда ждала, как праздника. За день, а то и за два начинала дергать бабушку.

– Сходи, посмотри!

– Сходила уж.

– Не родились?

– Пока нет…

А потом они появлялись – ранним утром. Хотя нет, первым появлялся на теплой, натопленной кухне большущий ящик, застеленный душистой соломой. И ящик этот был верным предвестником скорого появления козлят. Обычно Бела до того, как спать лечь, заглядывала в него с надеждой каждые десять минут.

Потом бабушка загоняла ее спать, а утром…

Утром Бела просыпалась от пронзительного крика, тоненького и требовательного. И бежала к ящику, изнывая от предвкушения. Козлята уже смотрели из него, кудрявые от недосохшей влаги. Обычно беленькие или черненькие. Хотя, иногда и коричневые в черных «барсучьих» масочках. А иногда и вовсе пегие!

Доверчивые.

Бояться – это ведь не про них. Стоило протянуть руку, и они тут же тыкались в нее, пытаясь захватить мягкими ротиками пальцы.

– Ба-а-а, зачем они так делают? – спрашивала Бела.

– Есть хотят.

– Давай их покормим?

– Сейчас покормим.

И бабушка поила козлят свеженадоенным молоком. Под козой молодняк в деревне обычно не оставляли. Некоторые козлята быстро учились пить из плошки, смачно присюрпывая и быстро-быстро виляя коротенькими хвостиками. Другие упрямо требовали бутылочку.

В первый день жизни они ходили так неловко. Не умеючи, но все же ходили – неуклюже шаркали пушистыми ножками по крашеным половицам деревенской избы.

Бабушка смеялась:

– Как я…

И опиралась на клюку.

На второй день козлята уже уверенно шагали, а к концу первой недели скакали и прыгали по креслам и дивану, норовя вскочить даже на стол, или на бабулин допотопный ламповый телевизор. Но им туда не разрешалось.

И на окошко с геранями тоже.

Зато можно было на Белину раздвижную тахту, и на бабушкину железную кровать с панцирной сеткой и горой подушек под вязаной дымкой белого кружева. Козлята заскакивали на нее и, лихо изогнувшись в воздухе, спрыгивали вниз. Наверное, они представляли, что это и не подушки вовсе, а настоящая гора под шапкой седых ледников…

«Да-а-а-а… – оглушил вдруг голос в голове. – Были времена… Были».

Кто-то неведомый, существующий на зыбкой границе мира мыслей и фантазий, тоже глядел в Белину память, без спроса, без разрешения, и от этого становилось жутковато.

Веселые воспоминания из детства сменились таинственной реальностью. Глаза немного привыкли к мраку – чернота сменилась скупой серостью. Проступили в ней прямоугольники занавешенных окон – самые светлые. И очертания каких-то вещей.

– Что это за место? – вслух спросила Бела у внутреннего голоса.

«Терем козьей княжны, – пришло в ответ. – Он тебя испытает».

– Испытает? – выдохнула Бела.

Этого еще не хватало! Она только-только от волколака спаслась. А до этого – от волхва и старосты. А до этого – еще раз от волколака. А прежде – из болота. А до того…

До того – и произносить не хочется, потому что там-то, в своем прежнем мире и не спаслась она вовсе…

Бр-р-р-р! Белла встряхнулась – козья шкура заходила ходуном, полетели с шерсти в стороны капли приставшей после дождя воды. Застучали по доскам дробью.

Нате вам – испытание!

Она сейчас не в лучшей для этого форме. Совсем не в форме… И вообще – не в себе.

Не в себе в квадрате!

Мало того, что в новое тело попала, так теперь и его нету – одна сплошная… коза.

От волнения Бела быстро-быстро забила копытом об половицу. Цок-цок-цок! Помотала рогатой головой, дернула ушами прислушиваясь. Глаза навострила и замерла, изучая пространство вокруг.

Вглядевшись в окружающий мрак… уже полумрак, она увидела, как прорастает из центра комнаты тяжелая спиральная лестница, окованная металлом. И ее ступени тускло блестят в каплях света, сочащегося с улицы через приоткрытую дверь за спиной.

– Может, без испытаний? – мекнула Бела в надежде, но голос в голове был непреклонен.

«Нельзя. Или хочешь навек в козьей шкуре остаться?»

Какой тут спор. Само собой, бегать на четвереньках всю жизнь Беле не хотелось. Иногда, конечно, можно и козой побыть – оно даже на руку, если какого волка боднуть надо, или там молнией шарахнуть…

Вот только все это дело контролировать хочется. Захотела – р-р-раз! И коза. Захотела обратно в человека – пожалуйста!

«Хочешь так? Как волколак туда-сюда перекидываться? Будет возможность такая, – пообещал голос в голове. – В тереме знания. Без них никак. А терем испытать тебя прежде желает…»

– Ладно. Давайте ваши испытания, – топнула Бела копытом.

Хуже нападения волколака уже вряд ли что-то будет.

«Вперед иди. Прямо на лестницу. И наверх. Там комнаты, где родня гостила…»

– Иду.

Бела осторожно подошла к ступеням. Поставила ногу на нижнюю. Скрипнуло. Шаг-шаг – поднялась на вторую. На третью.

Снова скрипнуло – раскатилось по терему гулкое эхо.

А потом ожила лестница, забугрилась-закруглилась, завилась петлями. Вспыхнули на бревенчатых стенах желтые глаза с горизонтальными зрачками – козьи глаза! Осветили все, как днем.

Сотни глаз-фонарей…

Но Беле было не до них. Она пыталась удержаться на взбесившейся лестнице, прыгая на те ступеньки, что ненадолго разворачивались параллельно полу. Потом они снова изгибались, уходили из-под ног – и опять приходилось скакать.

Стоит отметить, козье тело для бешеных прыжков подходило гораздо лучше, чем человеческое.

«Главное – не бояться и быть внимательной», – убеждала себя Бела, пытаясь не рухнуть с постоянно увеличивающейся высоты.

Лестница поднимала ее выше и выше, а потолок, он же пол второго яруса, все уходил и уходил наверх.

Козьи глаза на стенах следили неотрывно за каждым Белиным движением. В их свете, как огромная раненая змея, билась на половицах в агонии тень обезумевшей лестницы, свивалась в петли, стягивалась в узлы.

Наконец перед глазами мелькнул проход на второй этаж, и Бела изо всех сил оттолкнулась – прыгнула!

Долетела до второго этажа и выдохнула облегченно. Стоило сойти со ступеней, и зачарованная лестница сразу успокоилась, вернулась в прежний ветхий вид.