Ангел из прошлого

       Сима собирается. Скорее машинально, чем осознанно. У нее теперь есть большая тряпичная сумка – подарок детдома. Все вещи туда идеально помещаются. Сима кладет на дно папку с рисунками, сверху документы, рядом помещает аккуратно свернутые листы обойной бумаги, два карандаша, теплую одежду, сменную обувь и старенький плед.

         Медленно она спускается в холл. Набирает в грудь воздуха, чтобы не заплакать.

– Ты куда это собралась? – слышит она позади себя голос Тамилы и даже не вздрагивает. Почему-то Тамила теперь не кажется страшнее, чем директриса.

– Да вот… ухожу, – отвечает Сима чужим странным голосом, почти не слышным, но каким-то дребезжащим.

– В смысле?

– Я не могу больше здесь оставаться. Меня отправляют в больницу-интернат, как и грозились… Я им не подхожу.

– Тебя выгоняют, что ли?

– Ну… да. – Сима неловко перетаптывается с ноги на ногу. – То есть, меня не могут выгнать, так, чтобы совсем… Поэтому меня в больницу. Я не хочу туда! – Она вдруг поднимает на Тамилу глаза, и ее начинает бить мелкая дрожь. – Не хочу. Они будут колоть меня лекарствами и давать таблетки, от которых у меня в голове будет все путаться… я знаю, уже так было. И выходить я не смогу, там высоченные заборы без дырок…Я там действительно сойду с ума и забуду папу. Ведь он не знает, где я. А если я его забуду, как мы встретимся?

Тамила меняется в лице. Оно становится каким-то беззащитным, чего не было раньше. Странно все это. Ведь Сима ей чужая и к тому же совсем ей не нравится – та много раз давала это понять.

– Тебе незачем ехать в эту больницу, – говорит она. – Ведь ты абсолютно нормальная.

– Знаю. – Сима опускает голову. – Я лучше на улицу, чем туда.

       В глазах Тамилы что-то блестит. Она вся напряжена и, кажется, – еще чуть-чуть и она пойдет и поколотит директрису, такой у нее вид.

– Подожди меня тут. – Тамила срывается с места, но тут же останавливается.

– Подожди и никуда не уходи, хорошо?

Не дождавшись ответа, она бежит вверх по лестнице.

– Я только ключ взять, – поясняет она.

– Только на минутку! – будто боится, что Сима исчезнет.

– Я что-нибудь придумаю. Я найду выход, да, найду. Обещаю! – кричит она, поднимаясь по лестнице и поминутно оборачиваясь назад.

        Сима смотрит ей вслед. Впервые ей кажется, что если Тамила найдет выход, ничего плохого не случится.

        Они просто пойдут вместе к ней домой. А потом Тамила заварит ей чай, а себе – кофе. И Сима останется.

       Она останется с ней насовсем.

       И, может быть, у нее даже появится темно-синее платье с прозрачными рукавами и бантом.

       Только она никогда не найдет отца, потому что Тамила против. Она запретит ходить по улицам одной и даже говорить на эту тему. А если Сима ослушается, снова будет пугать ее в темной комнате, и трясти за плечи, и называть истеричкой, и взывать к ее здравому смыслу, и…

     Все же это чуточку лучше, чем попасть в больницу, где ее сознание попросту уничтожат. Или – ночевать с бомжами в ночлежке. Или – умереть от холода на улице.

      Сима вздрагивает. Рядом кто-то стоит. Кто-то подкрался к ней сзади, неслышно, как кошка, и теперь дышит в затылок. Она резко оборачивается. Перед ней стоит Назарий.

        Когда он пришел – неизвестно. Может, всегда тут был. Может, это видение? Или он вылез из портрета? Сима машинально хватается за сумку.

        Назарий смотрит на нее и будто не узнает. Или наоборот, узнал, но не поверил, что она. Об этом говорят его глаза. А сам он молчит.

       Молчит и Сима, робко поглядывая снизу вверх.

– Ты куда-то идешь? – Он кивает на сумку.

– Да… – растерянно бормочет Сима. – Я больше тут не живу.

– Переезжаешь?

– Не совсем. – Она пожимает плечами и все смотрит на него. – Меня хотят положить в больницу, но ведь я здорова…

– Ну, понятно, – протягивает он.

       Сима опускает глаза. В подробности вдаваться не хочется.

        Слышится голос директрисы. Кажется, она идет сюда. Где же Тамила, скоро ли она там?

        Сима начинает метаться, ища выход. Может… может Назарий ей поможет? Хотя бы просто спрятаться от директрисы, чтобы та силком не запихнула ее в машину, которая, кажется, уже сигналила за воротами и не раз…

– Что же делать, что же делать, – повторяет она, как заведенная, приложив руки к висками. – Думай, Сима, думай!

– Может, пойдем отсюда, а? – говорит Назарий, и Сима в замешательстве поднимает на него глаза. Они сталкиваются взглядами, после чего Назарий протягивает ей руку.

Сима не спрашивает, куда. Сейчас главное – скрыться. Сделать вид, что она не отсюда, а просто пришла с Назарием кого-то навестить. Если они выйдут вдвоем из детдома, их пропустят. В крайнем случае, Сима может спрятаться за его широкую спину.

         Но что тогда делать с Тамилой? Она же вот-вот спустится. Что-то она там застряла, как нарочно.

Голос директрисы затих, а теперь снова возобновился. Сима нервно оглядывается через плечо на лестницу. Ее начинает бить мелкая дрожь.

Рука Назария по-прежнему протянута к ней. Кажется, он не шутит и не издевается – его взгляд серьезен.

       Сима снова смотрит на лестницу, вздыхает, и… ее маленькая рука замирает в его большой. Сердце начинает громко стучать, и Сима пугается, что его слышно.

Назарий без лишних слов подхватывает ее сумку, и они уходят.

Перед глазами все еще стоит образ женщины с растрепанными волосами пепельно-каштанового оттенка. В ушах слышится ее хрипловатый голос со звенящими нотками. Тамила спустится с ключом и не найдет Симу в холле. И, наверное, больше никогда не увидит.

       Так и должно быть. Ведь папа жив. А Тамила говорит, что это неправда.

       За воротами и правда стоит машина скорой помощи. Сима прячется за Назария, к счастью их никто не останавливает. Пройдя большой отрезок пути, она оборачивается в сторону детдома и начинает плакать. Ей ужасно стыдно, но уже ничего не поделаешь. Она незаметно стирает слезы рукавом, а плечи все равно трясутся, не скроешь.

– Эй, ты в порядке? – Назарий останавливается. – Может, тебе холодно?

Он ставит сумку на асфальт и снимает с себя куртку.

– Нет, нет, что ты! – Сима выставляет вперед руки. – Все в порядке. Лучше пойдем отсюда, скорее. – Она сама берет сумку и торопит его. Если они еще чуть-чуть замешкаются, ее могут догнать и вернуть обратно.

– Ты хоть знаешь, куда мы идем? – спрашивает Назарий через какое-то время. Сима останавливается.

– Нет. – Она притихает. Почему-то до этого момента ее это совсем не интересовало – главное скрыться подальше от директрисы и медиков, которые приехали за ней в большой белой машине.

– И не хочешь узнать? – усмехается краешком губ Назарий. У него появляется такое выражение, как и у многих взрослых, которые не воспринимали ее всерьез.

       Сима делает шаг назад, но Назарий придерживает ее за руку.

– Я хочу помочь тебе найти отца, как ты и просила. Или ты уже передумала его искать?

– Не передумала. – Сима поднимает на него глаза. – О… я так и знала, что ты мне поможешь!

       Она протягивает ему сумку. Кажется, Назарий и впрямь замечательный – такой, каким она себе его представляла. И ему можно доверять.

– Ты прямо сейчас отведешь меня к нему? – спрашивает Сима, замерев сердцем. Ведь Назарий вышагивает так уверенно, будто он точно знает, куда идет.

– Для начала тебе нужно где-то остановиться, предлагаю пойти ко мне домой, – Назарий оборачивается на нее. – Да ты не бойся, у тебя будет своя комната и вообще все, что захочешь… или тебе больше нравится жить в детдоме?

– Я еще не знаю, – Сима пожимает плечами. – Я ведь у тебя еще не была. Но и туда теперь вернуться не могу…

– Значит, тебя никто не хватится?

– Хватятся, – она снова пожимает плечами. – Но у тебя они меня не найдут. Я так думаю. Они не будут слишком долго меня искать. Они сделают вид, что меня никогда и не было… Ведь я там никому нужна, только одни проблемы им создавала.

Проговорив все это, Сима старательно отгоняет мысли о Тамиле.

– Да это же просто… это круто! – Назарий подхватывает ее под руку и ускоряет шаг. – Надо же, как удачно я зашел.

– Подожди, – Сима снова притормаживает. – А вдруг твои родители будут против? Ну… что я займу целую комнату и вообще, они, наверное, еще не знают обо мне?

– У меня только отец, – небрежно произносит Назарий. – Пока что он не знает о тебе. Ну и что? Узнает и примет, как родную, вот увидишь.

– Какой ты счастливый, – вздыхает Сима. – У тебя уже есть папа, и тебе не нужно его искать. Он добрый, да?

– Да знаешь ли… кхм. Иногда мне не хочется его видеть. Вру. Мне никогда не хочется его видеть!

        Сима останавливается. У нее даже в глазах темнеет от услышанного.

– Ты не рад, что у тебя есть отец? – шепчет она. – Ведь это такое счастье. Неужели ты можешь вот так отказаться от него?

– Да уж, такой я, – усмехается Назарий, но как-то невесело. – Не жадный. Могу и поделиться этим «счастьем». Если тебе так нужен отец, я с удовольствием могу подарить тебе своего.

– Нет. – Сима отворачивается. – Он ведь твой. А я никогда не смогу назвать отцом чужого человека. Ведь это же предательство.

– Эх ты, даже не осознаешь своей выгоды. – Назарий прибавляет шагу и увлекает ее за собой. – Ну же, идем, тут совсем недалеко.

       Они идут еще минут десять молча, минуют большие железные ворота – Назарий открывает кованый замок. Сима оглядывает большой двор с деревьями, несколькими лавочками. Впереди громоздится массивный дом из белого кирпича. Парадные ступеньки напоминают какой-то театр или музей, куда ее иногда с группой водила воспитательница.

        Он пропускает ее вперед. Сима оказывается в небольшой прихожей без двери. Дальше простирается холл или зал с несколькими дверями.

– Назарий, это ты? – слышится мужской голос. Сима дергается, оглядывается по сторонам, но никого не видит.

– Да, папа, – отвечает Назарий.

        Сима вся покрывается мурашками – от мысли, что сейчас увидит чужого отца. Но больше всего ее поражает то, как равнодушно Назарий произнес это слово, ради которого она готова бежать на край света.

Семейный обед

11. Семейный обед

– Ну, надо же, я думала, ты знаешь хотя бы элементарные правила этикета! – надменно произносит Алена, откинувшись на спинку стула в царственной позе.

Назарий переводит на нее взгляд. Его так называемая невеста с презрением смотрит на Симу, которая вся сжалась, будто ожидая удара.

       Не нужно было приглашать Симу на этот «семейный обед». Просто поначалу Назарий посчитал, что так будет лучше: отцу надо как можно чаще сталкиваться с его будущей «дочерью», общаться с ней, смотреть в ее красивые голубые глаза, наблюдать за ее доверчивым взглядом и вообще видеть, какая она миленькая. Но стоило учесть, что с ними на этот раз будет Алена, и что она может повести себя неадекватно. Почему-то Назарий прикинул, что она тоже, как и отец, жаждет этого брака. Поэтому должна держать себя достойно, особенно при папаше, ведь у того норов крут. Но он горько ошибся, думая, что она постесняется при отце выставлять напоказ свой дурной характер.

– Ты что, не слышишь меня? – воцарившуюся тишину снова прорезает  голос Алены.

– В чем дело? – Назария это напрягает. Он весь подается вперед, хотя этим он вряд ли кого-то защитит. Сима сидит как раз напротив него и за огромным столом, на стуле с высокой спинкой кажется совсем маленькой и беззащитной.

– Дорогой, она неправильно держит вилку, – капризно отзывается Алена, прикасаясь к его руке, отчего Назарий невольно дергается. – И вообще я не понимаю, что она здесь делает? Я думала, это семейный обед, – с нажимом на последнюю фразу говорит она.

– Какую вилку? – Назарий старается говорить спокойно, но это удается ему с большим трудом. – Пиццу едят руками, ты об этом не знала?

       Дело в том, что отец всегда не слишком заморачивался насчет еды. А точнее – просто не хотел нанимать кухарку, для него это было слишком дорого. Посчитал, что выгоднее будет заказывать еду из местной забегаловки. Вот так они и жили. А на «семейный обед» в честь прихода Алены, естественно, он раскошелился и заказал пиццу из ресторана – эдакий хрустящий сухой блин с несколькими кусочками помидоров и еще чего-то, что не хотелось даже пробовать. Все это чудо кулинарного искусства было обильно полито сыром, таким же засушенным и неаппетитным, как и сам «блин». Ко всему прочему, отец решил впечатлить Алену и заказал фондю – растопленный сыр с хлебом, и здесь он раскошелился действительно. Только вот он забыл поставить глубокие тарелки для этого швейцарского шедевра, но зато вместо этого выложил на стол все серебряные столовые приборы, какие были в доме. Сухая тонкая пицца, занимающая четверть стола, горшок с желтоватой смесью, красные огромные, плоские до невозможности тарелки, куча тяжелого серебра, дешевенькие искусственные цветочки в такой же дешевой целлюлозной вазе сбоку стола – все это смотрелось феерично и безвкусно.

Алена медленно отклоняется от спинки стула. У нее злостью горят глаза.

– Это я-то не знаю? Кажется, ты забываешься, – произносит она негромко, но ее интонации приобретают визгливые нотки. Назарий смотрит на нее с плохо скрытым отвращением: и что отец нашел в ней красивого – непонятно.

– Мне кажется, ты очень неучтиво говоришь со своей невестой, – отец хмурит брови. Сейчас его речь крайне сдержанна – конечно из-за того, что здесь Алена.

– Я просто подсказал, как нужно есть пиццу, чтобы не приставать к людям с глупыми претензиями, – Назарий садится прямо, глядя ему в глаза без доли страха: молчаливая испуганная Сима в который раз придает ему сил противостоять тирану.

        Отец тяжело опускает руку на стол.

– Думаю, что ты должен извиниться, – говорит он ледяным голосом.

– Мне кажется, в извинениях нуждается не Алена, а Сима, – в тон ему произносит Назарий.

– Этой подзаборной девке не место в моем доме, а уж тем более – за моим столом! – Отец мгновенно сбрасывает маску вежливости – недолго продержался.

– А если, к примеру, Сара жила бы в детдоме, и с ней так же плохо обращались бы какие-то богачи? – Назарий игнорирует грубость и идет в наступление.

– Вот только не примешивай сюда Сару, – морщится отец.

– Предлагаю успокоиться и не говорить ничего такого, отчего потом будет больно и стыдно.

– Перед кем это?

– Перед ней. – Назарий едва заметно кивает на Симу. – Перед той, которую ты так хотел видеть в своем доме.

– Что еще за бред. – Алена рывком откладывает салфетку. – На что ты намекаешь?

– Папа знает, – говорит Назарий.

– Ничего я не знаю. – Отец встает из-за стола. – И тоже не понимаю, почему мы должны терпеть эту убогую, она весь аппетит портит своим видом.

– Прекрасно. – Назарий хлопает в ладоши. – Не думал я, что ты так можешь ― просто не видеть очевидного.

– И чего же я не вижу?

– А что, если эта убогая, как ты ее назвал – твоя родная кровь?

– Чего? – Отец тут же давится пиццей и закашливается.

       Алена вскакивает, чуть не опрокинув на себя горшок с фондю, стоящий как раз около нее.

– Я вижу, тебе совсем плохо, – говорит она своим противным резким голосом. – Называть эту… родной кровью своего отца?

– Он знает, о чем я говорю.

– Выйдем-ка, – вдруг говорит отец. – Я думаю, что этот разговор не для ушей твоей невесты.

       Он почтительно кивает в ее сторону и властным жестом зовет Назария за собой. Они выходят из столовой. Не успевают они отойти от двери, как отец хватает его за грудки и притягивает к себе.

– Идиот, – шипит он, сужая глаза. – Ты что, совсем отупел, ничего не понимаешь? Не понимаешь, какая фирма сейчас на кону?

– Я же сказал, что женюсь. – Назарий пытается вырваться. – Чего тебе еще надо?

– С такими успехами ты не женишься, нет. – Отец сильнее сжимает его одежду и встряхивает. – Ты все потеряешь, все упустишь. Если ты хоть немного оплошаешь – я тебе жизнь испорчу так, что ты в ад сам захочешь спуститься без моей помощи.

– А как же фирма? – Назарий стискивает зубы и вообще держит себя, как только может, чтобы не плюнуть ему в лицо. – Без меня ты ее не получишь.

– Да, фирма… – Отец, произнеся это слово сейчас, даже хватку ослабляет и свой звериный взгляд отводит в сторону. – Сегодня я буду незаслуженно добрым к тебе. И даже прощу, если ты собственноручно выкинешь эту девку из дома. Мы забудем этот инцидент, ты потихоньку начнешь готовиться к свадьбе и…

       Речь отца прерывает звон, который доносится из столовой. Такое ощущение, что там бьют посуду. За ними следуют крики, визг и снова звон.

        Не сговариваясь, они резко подаются в сторону запертой двери. Впрочем, дверь в эту же минуту открывается, из нее выбегает Сима. Назарий не успевает разглядеть выражение ее лица, так стремительно все происходит. Отец быстрым шагом идет в столовую. Назарий мешкает. Пара коротких раздумий – и он отправляется вслед за отцом, чтобы Алена не наплела ему небылиц и не испортила окончательно его треснувший по швам гениальный план.

Беглянка

12. Беглянка

        Сима изо всех своих слабых сил бежит к воротам, не оглядываясь. К счастью, они не заперты: кто-то забыл защелкнуть кованый замок, калитка чуть приоткрыта. Скорее, скорее! Не нужно было приходить сюда. Не нужно. На что она рассчитывала? Это страх так затмил ее рассудок, что она согласилась пойти с малознакомым человеком неизвестно куда… Ох, что бы сказал на это папа? Лучше пусть он никогда об этом не узнает.

        Интересно, что имел в виду Назарий, когда говорил отцу о родной крови? Эти странные путанные разговоры только заставили ее нервничать. Она такая наивная и глупенькая, что не поняла ни капли смысла, а спросить постеснялась. Да и ей лучше молчать. Ей там не место. Жаль, что она не поняла этого сразу.

И куда теперь? Сима замедляет шаг, отбежав на приличное расстояние. Ноги ее привели на знакомую длинную улицу. Она проходит вдоль детдома, а там дальше – тот самый старый район, где ей запрещала гулять Тамила, ветхие четырехэтажки, большая свалка, бомжи…

        Федот! Сима поспешно идет туда. Курточка, которую она успела схватить с вешалки, и порванные в нескольких местах сапоги почти не греют, и холод уже пробирается до самой души. У ее старшего друга, конечно, нет дома, и он не сможет напоить ее горячим чаем, но зато он знает одно место, где можно остановиться на время, отогреться и подумать, что делать дальше.

– Ба, кого я вижу! – Рыжий толстяк, завидев ее издали, идет к ней навстречу, широко распахнув руки. – Мой милый ангелочек взял и прилетел! Что же тебя так давно не было? Я тут уже успел соскучиться…

       От добрых слов и ласкового взгляда мутных зеленых глаз Симе становится чуточку легче. Но только чуточку: в следующую минуту она заливается слезами.

– Ну, ну, – смущенно перетаптывается рядом Федот. – Разве я сказал что-то плохое? Глупый бомж тебя ненароком обидел, да? Я ж, ты знаешь, говорить не мастак, вот…

– Нет, что ты! – Сима поспешно вытирает лицо рукавом и сжимает обеими руками его большую огрубевшую ладонь. – Просто… там было много всего, не хочется и рассказывать.

– Я бы вот что – в ночлежку бы тебя пригласил, – залихватски машет рукой Федот, а сам смотрит обеспокоенно. – Но боюсь, что снова откажешь.

– На этот раз не откажу. – Сима мотает головой так, что ее стриженные волосы разлетаются во все стороны. – Пойдем в ночлежку прямо сейчас. Мне нужен временный дом, потому что мне пока что негде жить.

По дороге Сима рассказала ему о том, как Назарий увел ее из детского дома, пообещал найти отца. Но потом…

– А потом, – Сима опять начинает всхлипывать, – Назарий с Валерием Романовичем куда-то вышли, а я осталась одна с этой Аленой. Она на меня  посмотрела так недобро, что я испугалась и вышла из-за стола. Она говорила со мной, а я молчала. Она говорила о том, как я плохо выгляжу, что я здесь лишняя и никому не нужна, что я должна уйти… Говорила, что я хочу отобрать у нее жениха… Но мне нужен только мой папа, как она не понимает? Я пыталась ей объяснить, что делаю в доме Назария, но она меня не слушала. Стала бросаться бокалами, а потом схватила, не помню, или тарелку, или еще один бокал, а там на столе были осколки. Она порезала палец и стала звать на помощь или просто кричать… я не помню. Было много крови… и… я убежала. – Сима низко опускает голову. – Хотя Назарий и обещал найти моего папу, но сегодня в его доме мне было очень страшно.

– Ничего. – Федот приобнимает ее за плечи. – Ты же теперь со мной, а я тебя в обиду не дам, – он грозит кулаком воображаемым врагам. – Я буду драться, – хорохорится он. – Я тебя защищу.

        Ночлежка – приземистый двухэтажный домик – встречает Симу радушно, как свою. И впрямь, ее одежда вполне подходит ко всем обитателям этого места. Их впускают, проводят внутрь, Симе предлагают стул. Федот крутится вокруг нее, мечется из стороны в сторону, находит чистый одноразовый стаканчик и просит, чтобы включили чайник. А потом командует и возмущается, что чайник не хочет быстро закипать.

        Душно. У Симы начинает болеть голова. Она опускает ее на руки. Из полудремы ее выводит легкое дерганье за рукав.

– Скоро придет. – Федот просто вне себя. Он довольно улыбается и чуть ли не пританцовывает, хотя сегодня, к счастью, не пьян.

– Кто? – Сима плохо соображает из-за нехватки воздуха и накатившей слабости.

– Кто, кто, ну помнишь, я тебе все про него говорил? – Он наклоняется к ней, и его зеленые выпученные глаза блестят от восторга. – Наш благодетель. Тебе он тоже понравится, бомж Федот дело говорит! Вот.

– Я не хочу ни с кем знакомиться, – отодвигает его от себя Сима.

– Он принесет хлебушка и печенья, – радуется Федот. – Он хороший и добрый.

        Тут, как по заказу, дверь открывается, и на пороге появляется не кто иной, как сам Олег. Сима даже привстает со стула.

       Она прячется за Федота, но поздно – Олег ее заметил. И большими шагами идет к ней.

– Сима? – Он опускает на стул свои пакеты и берет ее за руку. – Почему ты здесь? Ты замерзла?

      Он согревает ее руки в своих, а сам смотрит и смотрит. Пауза как-то затянулась, Федот аж языком прицокивает, отчего Сима вздрагивает и смущается.

– Я… ничего, я побуду здесь некоторое время, – бормочет она, отводя глаза.

– Тебе плохо у Назария? Тебя обижают?

– Да… то есть… нет, не совсем так… – Сима не привыкла врать, но тут ей почему-то как колом встали в горле все подходящие правдивые слова.

– Пойдем, я отведу тебя обратно. – Олег поспешно передает кому-то пакеты, а сам берет ее за локоть. – Это место не для милых девушек.

– Я не вернусь в детдом! – упирается Сима. – Меня тут же отправят в больницу, ты же ничего не знаешь… – Ее голос дрожит и срывается.

– Думаю, тебе стоит вернуться туда, откуда пришла, – чуть помедлив, говорит он, и на его лицо ложится тень, будто ему самому это не нравится. – Выхода другого нет. Я бы забрал тебя к себе, но не могу… В квартире, где я сейчас живу, установлены камеры, и мне запрещено приводить чужих, кроме своего друга.

       Сима обводит взглядом большую комнату. Мужчины с бородами и без рассаживаются по углам. Кто на лавки, кто просто на пол. Все они в грязной порванной одежде, да и запахи здесь стоят удушливые, поэтому ноги так и тянут поскорее выйти на улицу, хотя там промозгло и ветрено.

А еще у Назария осталась ее сумка с рисунками, теплыми вещами, документами…

        Федот стоит растерянный. Видимо, он не ожидал, что Сима окажется знакома с Олегом, и что тот так себя поведет, будто они близкие друзья, и как будто он за нее отвечает.

– Там, наверное, большой и теплый дом, – протягивает Федот. – И мягкая кроватка… А тут, понимаешь, тебя даже положить некуда. Как-то я этот моментик не просек…

        Он выглядит обескураженным.

        Сима смотрит на него. Переводит взгляд на Олега. «Папа!» – мелькает у нее в голове.

– Да, мне нужно вернуться, – тихо говорит она.

       Ничего не объясняя Олегу, а уж тем более Федоту, она идет к двери. Олег догоняет ее уже на улице.

– Ты скажешь мне правду? – Он смотрит серьезно. Почему-то он слишком беспокоится о ней, хотя они всегда были знакомы на расстоянии. Неужели на него так сильно повлияла та встреча на перекрестке? Но что в ней было такого особенного?

– Правду, почему я ушла? – Сима пожимает плечами, не замедляя шаг.

– Да, ведь ты ушла не без причины, верно? – Он придерживает ее за руку, чтобы она остановилась и глянула на него. Но Сима упорно смотрит в сторону. Нет, она не скажет ничего плохого про Назария.

– Я почему-то не понравилась его отцу, – говорит она. – И Алене тоже. Поэтому я ушла.