Недетективы Ник и Бетти. Тайна исчезнувшей королевы

Катерина Апрельская

Недетективы Ник и Бетти. Тайна исчезнувшей королевы

Огромная благодарность всем, кто помог мне создать эту книгу:

Моему сыну Никите и собаке Бетти

Ивану Цыганову

Екатерине Токаревой

Игорю Андреевичу Новикову

Алексею Станиславовичу Москвину

Дмитрию Анатольевичу Литарову

Александру Кокареву

Егору Кокареву

Оксане Мухортовой

Михаилу Мачужаку

* * *

Огромный оранжевый шар начертил на неспокойном, вздымающемся море дорожку кроваво-золотистого цвета. Она тоже была вздымающейся и неспокойной.

«Как страшно красиво»– зачарованно прошептал Никита, глядя с высокого берега, покрытого колючим кустарником на разгулявшееся море, и тут же с изумлением заметил посреди лунной дорожки стройную фигуру в белом. Она крутилась в багровом сиянии так легко и беспечно, словно прекрасная дева перед зеркалом в собственной комнате. На голове поблескивала аккуратная остроконечная маленькая корона.

– Кто вы? Как вы туда попали!? – крикнул он, но ответом было лишь собственное эхо. Ник, скованный нехорошими предчувствиями, все глядел и глядел на нее, как вдруг из волн показалось что-то черное.

Оно ловко вынырнуло из гребня волны и медленно начало подступать к белой фигуре сзади.

– Эй! Обернитесь! – его голос потонул в шуме волн, бьющихся о валуны.

А черное все подступало. Рука. Это была огромная черная рука. Она приближалась к хрупкому белому силуэту, растопырив скрюченные тонкие пальцы. Ник резко рванул с места, но не смог сделать ни шагу. Лодыжки обвили тугие ветви кустов.

– Эй! Эй! Там! За вашей спиной! – закричал он, что есть силы, пытаясь вырваться из цепких колючих веток.

Черная рука становилась все больше, и вот она нависла над маленькой белой фигуркой совсем близко. Ник сделал отчаянный рывок, кусты ослабели, и нога соскользнула с обрыва вниз, роняя в пену волн острые камни.

Почти успел. Почти вовремя

Он шёл очень быстро, почти что бежал по залитой послеполуденным солнцем черноморской набережной. Туго набитый учебниками рюкзак оттягивал левое плечо, будто весил целую тонну. Мальчик был ещё слаб. Всё, что он помнил за время болезни – это короткие вспышки странных снов, прохлада марлевой повязки на лбу и подрагивающие мамины веки. Но высокая, под сорок, температура наконец отступила, опасный вирус был побеждён. Семейный врач рекомендовал побыть дома ещё неделю. Чтоб уж наверняка.

Да какая же может быть неделя? Никакой недели у него не было! А вот дело, не терпящее отлагательств, было.

Решение было принято молниеносно и категорично, впрочем, как всегда. Если верить семейным байкам, то родителям зеленоглазого златовласого ангелочка было проще махнуть рукой со словами: «Делай что хочешь!», чем пытаться свернуть его с намеченного пути. Исключение составляли мероприятия, явно угрожающие жизни и здоровью. Педагоги и психологи, к которым водили «трудного» ребенка, поблескивая очками в кабинетах с нежно-зелеными стенами, в один голос твердили: «Израстется!»

Но как же, скажите, может израстись истинная суть человеческой души? Разве это возможно?

Если и возможно, то пока не израслось.

Он так быстро выбежал из дома через потайную калитку на заднем дворе, что едва не забыл закрыть ее на шпингалет. Чем позже обнаружится его отсутствие, тем лучше.

Жалко только, что мама расстроится, когда не обнаружит его среди перин и подушек. Хотя, если придет папа, они опять будут громко спорить и им станет не до него.

Нет, все же он правильно сделал, что ушел.

Длинная, с белоснежными парапетами набережная, которая тянулась вместе с пляжами вдоль бухты маленького черноморского городка под названием Геленджик,[1] пестрела гуляющими. Ник с радостью заметил, что за время болезни в любимых местах города ничего не поменялось. Фонтан на Крымской все так же освежающе плескался под умиротворяющие мелодии, льющиеся из уличных колонок. Из небольших кафе доносилось уютное позвякивание посуды и негромкие разговоры, а вот запах свежей римской пиццы с хрустящей корочкой, который обычно маняще щекотал нос и задавал настроение, ощутить сегодня не получилось. Надо же, как меняется жизнь, когда лишаешься чего-то привычного, на что раньше никакого внимания не обращал.

Казалось бы, просто запах пиццы. А день уже не тот.

Проходя мимо витрины кондитерской, он мельком бросил взгляд на своё отражение, присвистнул и показал язык. Худой, бледный, какой-то неестественно высокий. Он и так-то выглядел старше своих одногодок. Белая льняная рубашка, которая обычно впритык сидела на крепком теле, сейчас болталась на острых плечах, как на вешалке. С брюками цвета хаки та же история. Большие зелёные глаза, очерченные красными веками и с красными же прожилками, сверкали из-под отросшей лохматой золотистой чёлки безумным блеском. Сейчас он походил не на ученика седьмого «А» класса средней школы, а на сумасшедшего учёного, который сделал какое-то очень важное, сверхсекретное научное открытие, но навсегда потерял покой и сон.

Теперь понятно, почему в школе на него сегодня так странно смотрели. А классная при его появлении в кабинете физики даже ойкнула, что случалось с ней крайне редко.

Ник вышел на смотровую площадку и вдохнул теплый морской воздух. Внутри живота затрепетала радость, которая бывает у каждого живого существа, вырвавшегося из заточения на свободу. Внизу поблёскивало, как сокровище из пиратского сундука, море.

Он любил море. Точнее, нет, не любил. Ведь любят просто так, без причины. А для Ника море было необходимостью.

Оно успокаивало его цепкий, немного тревожный ум, который постоянно все анализировал. А глядя на водную гладь ему редко, но удавалось поймать внутри себя тишину.

А еще Ник любил наблюдать за окружающими.

Подмечать мельчайшие детали движений рук, выражения лиц. И на основании умозаключений строить гипотезы:[2] что это за человек? Сколько ему лет? Какая у него профессия?

Были и усложненные варианты: что он или она сейчас почувствовали? Какие будут дальнейшие действия?

И чем сложнее была задача, тем больше азарта и воодушевления она в нем вызывала.

Иногда гипотезы подтверждались фактами, иногда ответы на вопросы так и оставались загадкой. Но это было уже не важно. Его увлекал сам процесс сбора мелких, на первый взгляд не связанных между собой деталей, которые, как в детском калейдоскопе, причудливым образом собирались в четкую картинку. Бывало, этот процесс увлекал его настолько, что он напрочь терял чувство времени.

Да, с Его Величеством Временем у него были особые отношения. Оно то растягивалось, как резина и минуты казались вечностью. То летело как космический корабль, со скоростью света. Только две эти крайности, золотой середины не случилось с Ником ни разу. Чаще всего происходил вариант со скоростью света. И Ник безбожно опаздывал на самые важные мероприятия.

Но не сегодня… Сегодня опаздывать нельзя! От Толстого Мыса[3] нужно попасть на другую сторону бухты, и сделать это надо как можно быстрее. Он поискал глазами парковку с электросамокатами. Эх, все разобраны.

Вот дела! Пешком на дорогу уйдет больше часа.

Он, щурясь от солнца, пошарил глазами вдоль набережной по Крымской улице. Около смотровой площадки куковали три белых авто с шашечками. Ник вздохнул. Садиться в чужие машины родители не разрешали. Может, только в самом крайнем случае. Стоп. А разве сегодня не тот самый, крайний случай? Тогда, получается, что и нарушения никакого нет. Выдохнув с облегчением, он изобразил самое серьезное из возможных выражение лица, хмыкнул в кулак, чтобы придать «взрослую» хрипотцу голосу и уверенным шагом направился к стоянке. Водители такси как по команде повернулись в его сторону, мгновенно почуяв клиента.

А это ему и было нужно.

Первый таксист, тот, что оказался к нему ближе всего, был лысый, смуглый, с большим носом и круглым выпирающим из-под не очень чистой белой майки, животом. Он сидел, развалившись, на водительском сидении и ковырялся в зубах пальцем, нервно тараторя на незнакомом языке по видеосвязи. Взгляд темных, близко посаженных глаз был наглый и безразличный одновременно.

Нет, с этим он точно не поедет.

Он ездит, скорее всего, слишком быстро, игнорируя правила. Таких автокамикадзе[4] в городе было полно, особенно в теплое время года.

В следующем такси сидел такой же смуглый сухой сутулый старичок с бородкой. На переносице виднелась небольшая красная полоска, которую он потирал указательным пальцем, устало моргая. И этот не подходит. Водитель он, может, и дисциплинированный, но в возрасте и плохо видит, носит очки. Поедет слишком медленно.

В третьей машине сидела женщина с короткими каштановыми волосами. Она дымила длинной коричневой сигаретой и пилила ярко-синие острые ногти. Вот женщине, пожалуй, можно доверять, вопреки всем суевериям. Он часто наблюдал, как аккуратно ведут себя на дорогах автоледи. Никаких резких движений. Никакого желания посоревноваться. Но где надо, могут и притопить. Женщины вообще народ спокойный. Если их нарочно не бесить.

Но эта дымящаяся палка изо рта! Ник поморщился. Запах табака он не переносил. Сложно представить, зачем люди вдыхают эту гадость, от которой у них желтеют лицо, глаза и зубы.

Да, компания подобралась – хоть пешком иди. Он глянул на «умные часы» на правой руке. У него есть пятнадцать минут. И ни минуты больше. Надо что-то решать и прямо сейчас. И в то же мгновение две машины из трех, как по команде, завелись и разъехались в разные стороны. Случилось это так быстро, что Ник не успел даже моргнуть. Остался единственный вариант, который уже манил его тем самым пальцем, которым только что ковырялся в зубах.

– Эй, юноша, эй! Тэбе куда? С вэтэрком довезу!

– Гм, спасибо, а можно без ветерка? – прохрипел Ник, приблизившись к такси. – Лермонтовский, 22. Здание старого маяка.

– Садыс, маяк вэщ харошая. Правилный путь асвещает. Черис пят минут там будем.

– Ээ, спасибо, но я так не тороплюсь…то есть, тороплюсь, но не так.

– Эй! А тэбэ есть восимнацать? Абдула закон уважать как отэц радной! – Водитель, тронувшись, резко затормозил, обернулся и прищурил маленький глаз. Ник, только устроившийся на пыльном заднем сидении, чудом не влетел носом в подголовник переднего. Туго набитый рюкзак на коленках спас.

– Скоро будет! – угрюмо прокашлялся он и тоже прищурился. Ну, ведь, скоро же!

– А хрэпишь чиво? На, маску надэнь. У мэня дэти. – он откуда-то выудил пачку с новенькими белыми медицинскими масками и бросил одну Нику. – И пристэгнись. Будет бистро. Зато не болно.!

Пандемия давала о себе знать. Многие были все еще напуганы, оставаясь в страхе и после того, как вирус стих. Ник спорить не стал, нацепил маску. Так даже лучше. Изображать никого не надо. Только он успел щелкнуть замком ремня безопасности, как машина с ревом и восточными напевами стартанула в сторону центра.

Они неслись по узким улочкам, о которых Ник даже не подозревал, еле успевая притормаживать «за секунду до». Водитель громко ругался на всех подряд, словно все дороги принадлежали ему, а те, кто мешал ему передвигаться были, по его мнению, или досадным недоразумением или детьми малыми или умственно отсталыми. Или всё вместе.

– Эй! Ты пасатри! Пасатри! Ну кто так паваротнык вклучает! Ну кто? Он бы его у сэбя дома еще вклучил, а! Эй! Куда прешь, тут знак, а! Гиде права купил, отвези абратна! Жэнчина! Да, вы! Вон в тот красный джип киньте палкой! Это очень плохой чиловек! Он права купил!

А затем он и вовсе учудил неожиданное. Резко затормозив перед нерегулируемым пешеходным переходом, около которого с ноги на ногу боязливо переступала маленькая, горбатая старушка с палкой, он выскочил из машины и перешел с ней на другую сторону, так же отчаянно ругаясь на всех, кто не соизволил заранее затормозить.

– Эй! Ну ты пасатри, это кто, это люди? Нэт, брат! Это бараны! – прокомментировал он ситуацию по возвращению и снова газанул, резко вывернув руль влево. Попетляв несколько минут по узким проулкам, такси вдруг остановилось в совершенно незнакомом месте.

– Фсе! – гордо выдал водитель и снова прищурился. – Дэньги давай.

– Где это мы? – Ник недоверчиво покосился в окно. Незнакомое здание серого цвета тонуло в неухоженном кустарнике. Рядом три зеленых мусорных бака, которые оккупировала стая жуликоватых ворон. – На маяк не похоже!

– Эй ну ви пасарите на ниво! Вот молодец, вот голова! Вот ти тут сколька живеш, парэнь?

– С рождения. – пожал плечами Ник.

– Ай, ну как жэ так, а! С рождэния живеш и не знаеш свой город! Вот я диве недели тут живу, так я тут фсе знаю! Сейчас выйдешь, заверни за угол, там забор перилэзешь и вот тебе маяк! А так к ниму сейчас не подъехат, ремонт.

Ник отсчитал несколько купюр, подхватил рюкзак и растерянно озираясь по сторонам, шагнул на разгоряченный от солнечных лучей асфальт.

– Эй, парэнь! – услышал он, огибая серый обшарпанный угол здания. – Холодилник сибэ купи и ивонной двэрью так хлопай! И карту купи. Город свой знат нада! Страна свой лубит нада!

Интересно, почему таксисты всегда такие умные? Хотя, ясно почему. Профессия требует многогранности сознания и нетривиального мышления. Пассажиры все разные, со всеми надо уметь найти общий язык. Это вам не философ какой-нибудь, тут соображать надо.

Но больше всего его интересовало сейчас не это, а что он будет делать, если водитель его завез не туда. Хотя, в глубине души он почему-то верил этому чудаку. Завернув за угол, слева он заметил край красно-белой башни маяка, а прямо перед собой обнаружил неухоженный участок с невысоким ржавым металлическим забором, перемахнуть который не составило особого труда.

В уютном белом, с красными вставками, старинном двухэтажном домике под номером 22, над входом в который красовалась новенькая блестящая вывеска «Шахматная школа “Ладья”», наверняка, как всегда, пахло цикорием и свежими булочками с корицей, с которыми гардеробщица тётя Надя разложилась прямо на широком подоконнике. Но сегодня она и без цикория, и без булочек нервно перебирала в окошке гардероба какие-то тряпки. Рядом с ней восседал бессменный сторож «Ладьи». Исписанный шрамами в уличных боях, с прищуренным, почти вытекшим, левым глазом, одноухий полосатый кот Васька.

– Эй, куда это вы, молодой человек! Ноги-то Пушкин будет вытирать? Или кто у вас там…рыбья такая фамилия? – окрикнула гардеробщица Ника, звякнув длинными блестящими сережками, но он пронёсся мимо неё, словно метеор, замедлив по привычке шаг лишь у тренерской. Дёрнул за ручку. Заперто. Странно, обычно Пётр Петрович её не запирал.

Прятаться здесь не от кого, все свои.

Ник выглянул в приоткрытое окно, выходившее во двор школы. Никого. И уже с лестницы торопливо крикнув «Здрасте, тёть Надь!», перепрыгивая через две ступеньки влетел на второй этаж и остановился, чтобы откашляться. В холле было неожиданно тихо, двери в оба класса были плотно закрыты, и даже из кабинета директора не раздавалось ни звука.

Он решительным шагом пересёк холл и распахнул дверь класса под номером один.

Вместо оживлённого постукивания шахматных фигурок о деревянные доски, в классе царила тишина.

Почти успел. Почти вовремя.

Да кто же мог ее взять?

– Ой, вы посмотрите, кто явился! И совершенно случайно, опять опоздал! – заявила Алиска и тряхнула шелковыми белоснежными кудрями. Колкое змечание не прозвучало вызывающе или нагло. А так, что ее хотелось слушать. И не потому, что обладала сказочной красотой. Ведь красивые люди (как и некрасивые) не видят себя со стороны. Так бывает с теми девочками, которых очень любили в детстве. – Если ты у нас тут весь такой отличник, это не значит, что можно приходить, когда левая нога захотела! Правила – для всех!

Ник из-под чёлки бросил быстрый взгляд на седого мужчину, сидящего у окна: «Ну вот, сейчас от занятия отстранят, как и было обещано в случае еще одного опоздания». Но тренер Пётр Петрович, гроссмейстер и по совместительству Алискин дед, даже бровью в его сторону не повел. Он крутил в руках красный карандаш и хмуро глядел перед собой. Столы стояли пустые, ни одной шахматной доски.

– А почему никто не играет? – выдохнул Ник и наконец-то бухнул рюкзак на стул, а сам рухнул рядом. Похоже, он переборщил с пробежкой по лестнице. Глаза слезились, в носу щипало и щёлкало, как будто там отбивали чечетку сверчки.

– Ходишь, ходишь на шахматы, а потом бац! И всё Ваське под хвост… – загадочно изрёк Стёпка-Рыжик, сидевший на одном из столов в своей любимой позе лотоса. Торчащий из его густой огненной шевелюры синий карандаш, которым тот обычно записывал результаты игр, покачивался, как антенна. А, скорее всего, это она и была. Степка мог. – С возвращением в нашу печальную обитель!

– Почему это печальную? – насторожился Ник.

– Не может такого быть! Она где-нибудь здесь, на полках! Её кто-то взял посмотреть и забыл вернуть на место! Ведь, правда же? – пропищала тощая фигурка в бесформенной спортивной футболке и широких голубых джинсах. Фигурка отчаянно рылась в шкафах, взгромоздясь на старую деревянную табуретку со сломанной ножкой. Если бы не две тугие чёрные косички, Сашечку-Потеряшечку можно было бы принять за маленького, очень худого мальчика с тоненьким, писклявым голоском. Сашечка все время что-то искала. И, кажется, находила в этом занятии что-то очень важное. Как будто искала потерянное не в сумке, не на полках и не в карманах, а внутри себя.

– Конечно! Ты, главное, ищи, Потеряшка, заодно и в шкафах приберёшься! – захихикала Алиска.

– Она – это… кто? – Ник протиснулся мимо столов к шкафам и едва успел подставить руки, чтобы поймать балансирующую на краю Сашечку. Ножка всё-таки подвела. Ему еще повезло, что девочка весила не больше кролика. Хотя, сейчас сил даже на кролика не было. Сашечка густо покраснела, отведя глаза в сторону.

– А ты в холле… ничего такого не заметил? Не почуял запах беды? – зловеще прошептал Левончик, поблёскивая стёклами квадратных очков в чёрной оправе. Ещё он был известен как Пончик, хотя предпочитал, чтобы его называли Гарри Холмс[5], в честь любимых литературных персонажей. Но ребята всё равно называли друга Пончиком. Пухлые ладошки Ливончик сложил на груди в искреннем молебном жесте, но так, чтобы не замять идеально выглаженную рубашку в мелкую черную клеточку и небольшой аккуратный черный галстук. Черные, блестящие, немного вьющиеся густые волосы были зачесаны на аккуратный пробор. Обращался он почему-то к висящему на стене портрету великого шахматиста Анатолия Евгеньевича Карпова.

Анатолий Евгеньевич[6] молчал.

– Даже если бы бедой воняло на весь район, я бы точно ничего не почуял! У меня нос не работает.

Пончик любил изъясняться витиевато, особенно не к месту. Но он так наслаждался этим своим умением, что сердиться за это ни у кого даже мысли не было.

Ник направился в угол, где сидели тренер и Алиска. И только он открыл рот, как вдруг сзади раздался знакомый вкрадчивый голос:

– Пётр Петрович, можно вас на пару слов? – Ник обернулся, чтобы поздороваться, и осёкся. Леопольд Леопольдович, директор шахматной школы «Ладья», выглядел так, как будто только что в холле, возле своего кабинета, нос к носу столкнулся с двумя прогуливающимися под ручку безголовыми призраками. Кудрявые седые волосы торчали клочками в разные стороны, очки на крючковатом носу покосились в сторону, а синяя бабочка, обычно ослепительно сиявшая на его тонкой смуглой шее с острым кадыком, имела вид несчастный и пожёванный. Тренер бросил карандаш на стол и торопливо вышел вслед за директором из класса.

Ник остался растерянно стоять рядом с Алиской.

Так близко, если не считать игру, они оказывались только один раз. События месячной давности тут же пронеслись у него перед глазами, будто кто-то промотал кинопленку. Тогда он точно так же, торопясь, распахнул дверь, но никто не играл. А посередине класса идеальной квадратной формы, где со светло-серых стен внимательными глазами наблюдали за происходящим великие шахматисты, в лучах солнечного света стояла… она.

Длинные белые локоны мягкой волной спадали с изящных плеч. Острый маленький подбородок, словно запятая из тайного письма, соединялся с розовым фарфоровым ухом и переходил в высокий лоб, являя собой какую-то новую, еще неизвестную науке, очаровательную геометрическую фигуру.

– Ну, это самое… – переминался с ноги на ногу тренер, гордо поглядывая на девушку. Рядом с прекрасной незнакомкой он казался сереньким и невзрачным, – прошу принять в команду мою внучку Алису! Она у нас с пеленок за шахматной доской! Надежда семьи! Так сказать…

– Вообще-то, друзья зовут меня Алиска! – пропел мелодичный голосок. Нику показалось, что в конце фразы динькнул хрустальный колокольчик.

– Принцесска? – спросил он, застряв в дверях. Девочка повернула голову и медленно подошла.

– Принцесска! – на него в упор смотрели голубые, прозрачные как море у скал на диком пляже глаза, очерченные длинными, блестящими, чуть загнутыми черными ресницами. Губы, похожие на лепестки роз в мамином саду дрогнули, в уголках нарисовались две аккуратные ямочки. Ника окутал тонкий аромат райских цветов.

– Давайте приступать! – совсем не кстати неестественно громко прозвучал голос тренера: – Скоро турнир. В этом году от нас ждут такую же сильную игру, как и в прошлом. Поедут, как всегда, три мальчика и одна девочка. А так как девочек у нас кот наплакал… в общем, готовьтесь! Так сказать…

На его щеках начал проступать предатель-румянец. Принцесска нехотя отложила мобильник и медленно подняла на него прозрачные глаза.

– Королева… – чуть слышно вымолвила она.

– Э-э… очень приятно, Ник! – он, закашлявшись, протянул руку, но осознал, что сморозил глупость и тут же её одёрнул.

– Да не я, балбес! – Алиска шлёпнула себя по фарфоровому лобику и на пол посыпались розовые блёстки. – Наш кубок! В виде белого ферзя![7] Он исчез! Так что можешь идти домой дальше сморкаться! На турнир мы не едем!

– Как исчез? Как не едем? – Ник обернулся на остальных, в надежде услышать дружное «розыгры-ы-ыш!»

– Ну, он же переходящий! – прозвенела Сашечка откуда-то из шкафа, выкидывая оттуда всё подряд: старые тряпки, картонные коробки, сломанные шахматные фигурки и другой хлам. – Наша школа его должна передать федерации! Для следующих игр, которые вот-вот…А кубка нет…Тренер сказал, что профу…потерять переходящий кубок – это позор. Ну и все!

– Да кто же мог ее взять? У нас таких нет! – «Ладья» для него всегда была островком надежности и спокойствия. Здесь можно было оставить на хранение что угодно. Никому и в голову бы не пришло взять чужую вещь без спроса. А тут кубок. – Он наверняка в школе! Или кто-то просто пошутил! Точно всех опросили?

– Шерлок Ватсон! Доктор Холмс! Вы раскрыли это дело! – закатила прекрасные глаза Алиска, театрально позируя во фронтальную камеру телефона. – Да дед с директором не только всех опросили, они тут всё с утра перевернули, странно что полы и обои не отодрали!

– Шерлок Холмс, доктор Ватсон, – деловито поправил Левончик и вздохнул, всё ещё поглядывая на портрет. – Обидно…Так хотелось опять всех победить…

– Опять? Тебя, Пончик, насколько я знаю, в прошлом году на турнире-то и не было! – прыснула Алиска. – Тоже мне, победитель!

– Ну и что, много кого не было! – не моргнул глазом Левончик. – Главное, что я был всем сердцем за родную команду! И она, может, благодаря моей вере не подкачала! Мне вот мама всегда говорит, что вера – это такая штука, которая может творить чудеса! А кто из нашей школы, кстати, в этом году должен на турнир поехать… был?

– Три мальчика и одна девочка, только кто именно неизвестно, – покосилась на Алиску Сашечка и быстро отвернулась. – Пётр Петрович всегда в последний момент всё объявляет. Хоть на картах Таро раскладывай…

– Да ерунда – это твое Таро[8]! Надо дедуктивный метод использовать! – зашуршал в кармане Левончик и достал большой круассан. – В классе номер два недокомплект, почти все на лето разъехались. Да и по результатам отборочных мы их все равно, точняк, опережаем. У них рейтинги[9] ниже. Получается, должны были ехать Ник, я и Степка. А вот кто из девочек это, господа, вопрос!

– Если ты в чем-то не соображаешь, это не значит, что это ерунда! – обиженно поджала тонкие губы Потеряшка и вздохнула: – Раньше я обычно ездила…

– А я, вот, и без Таро и вашего какого там…метода догадываюсь, кто из девочек! – ухмыльнулась Алиска. – Только какая разница, если Королева "ку-ку"?