Услышать сердце

– Ну вот и лааадушки, вот и хорошо… Вот так колонку растопишь, водичка горячая будет… – пищал старик. – А ты, пожалуй, прям тут и оставайся, – продолжал хозяин, показывая на низкий топчан в большой комнате. – А за деньгами я скоро зайду…

Вот те раз… Вот оно как… Не было ни рубля, да вдруг алтын. Вот так… так…

– Так, погоди, – перебил это надтреснутое пение Саня. – Тебя как звать хоть? Да и телефонами надо обменяться для начала.

– Нету у меня телефона, сыночек, не понимаю я в них. А звать как? Зови «отец». Держи-тка ключики. – И старик отдал Сане два ключа на чёрном обувном шнурке – один от подъезда, другой от квартиры.

Не говоря больше ни слова и не прощаясь, старик вышел в подъезд, что-то подвывая себе под нос. Шаги его подошв постучали в подъезде и смолкли, как только он вышел на улицу. Саня сделал большой глоток из бутылки, отметив про себя, что от произошедшего начал немного трезветь. Слабо дернулась было у него мысль метнуться обратно на станцию, доехать до Софрино, а уж наутро обдумать все основательно. Но суетиться ему не хотелось. К тому же пиво, которым он с таким удовольствием лакировал выпитый на дне рождения виски, было взять больше негде, и он просто молча лёг на синеватую вытертую обивку топчана без всякого белья. Уснул он мгновенно. А через несколько дней, когда Саня перевез вещи с квартиры в Софрино, «отец» действительно явился к нему утром и взял оговоренные десять тысяч.

Саня вышел во двор, закурил сигарету и пошел по проторенной тропинке к станции. Птицы уже смолкли, и кругом стояла оглушающая нехорошая тишина. В этом районе, где стояли выселенные бараки, не было ни души. Даже бездомные собаки не забредали сюда, поскольку поживиться здесь было нечем. Бараков разной степени сохранности здесь всего было пять. Два из них почти полностью завалились на бок. Стены перекосились, оконные рамы грозили вывалиться, крыша рухнула внутрь. Три других дома были чуть в лучшем состоянии, включая и тот, в котором жил Саня.

Как и все остальные, этот дом был двухэтажным, но дверь верхней квартиры была заколочена давным-давно. При желании, наверное, ее можно было взломать, но ни у кого такого желания не возникало. Не было и необходимых инструментов. Вся территория, на которой стояли эти пять домов, находилась в низинке, и вокруг домов были заросли крапивы, репейника, лопухов, конского щавеля, высокой некошеной травы… На дорогу выводила тропа. С другой стороны к домам был автомобильный подъезд, но сейчас там была брошенная стройка, вся заросшая сорняками и кустами. Строительство не велось уже несколько лет, и бетонные плиты, завезенные для выкладки фундамента, тонули в свежей зелени рябин, кленов, орешника. Саня вышел по тропе на дорогу. Машины по ней не ездили никогда, так как дорога заканчивалась тупиком, упираясь в стройку. Он прошел до автобусного круга, где, как обычно, было пыльно, немногочисленные в этот час пассажиры ждали автобусов, прячась от солнца под крышами ржавых остановок. День был будний, все давно разъехались по рабочим местам, поэтому на остановках сидели в основном пенсионеры и алкоголики в надежде перехватить мелочи у прохожих. Киоск с прессой у станции был заново выкрашен, но сверху на нем была ржавая металлическая полоса, на которой еще можно было прочесть надпись: «Звукозапись».

В таких киосках в начале 90-х продавали кассеты и принимали заказы на запись групп из каталога, который, как правило, висел сбоку. Саня был тогда еще школьником, и в их городе такого не было, но ему рассказывали, что в Москве, конечно «очень за дорого», можно заказать любую группу, хоть даже «Металлику», и запишут. Когда он подошел к ларьку, он увидел, помимо прессы, ассортимент всякой ерунды – заколки, ручки, блокнотики, наклейки с волшебными феями и… крестик. Крестик оказался в единственном экземпляре, деревянный, на черном шнурке. Стоил он недорого, всего пятьдесят рублей, и Саня обрадовался, что не придется искать крестик в Хотьково, тем более что с похмелья он может и забыть об этом. Ему еще меньше захотелось куда-то ехать, когда взгляд его упал на стеклянный павильон с пивом и прочими напитками. «Черт бы побрал этого попа, – подумал он. – Еще и заебистый какой-то, троих уже прогнал. Не прокататься бы впустую. Денег нет совсем. Что делать, не понятно… Вика в долг не даст, у дурачка этого, бойца сраного, тоже нет, это понятно… Как же достало это все…» Повесив крестик на шею, Саня зашагал к билетной кассе, купил билет до Хотькова и вышел на платформу. Здесь народу было тоже немного. Сидела какая-то бабка с набитыми тряпьем пакетами, перевязанными поверх ручек сальными веревочками, паренек в очках и наушниках, по виду студент, неотрывно смотрел в телефон, богомольная мамаша в сером сарафане и платке что-то выговаривала ребенку в шортиках и тенниске, на скамейке, поджав ноги, спал бомж в женском пальто и огромных дутых сапогах «Аляска». Становилось жарко. Голова не проходила, несколько глотков воды из рюкзака не помогли, на душе у Сани было тоскливо и гадко. Сейчас он почему-то отчетливо понял, что едет напрасно. Ничего не получится. Не будет никакой работы. И, скорее всего, этого хрена даже на месте не окажется. «Нашел тоже кому довериться – Крутицкому, – подумал он. – Трепло еще то. Да, бывало, конечно, что выстреливали его наводки по работе. Но и лажи было сколько! А тут еще ехать не пойми куда, не в Москву, а в область, в Хотьково это, там искать еще…» Крутицкий, надо сказать, довольно подробно рассказал, как проехать до места и как найти эту самую школу. Выходило, что располагалась она в здании бывшей школы общеобразовательной, теперь отошедшей церкви.

Электричка подошла, Саня зашел в вагон, сел на свободное место и задремал. Очнулся он ближе к Хотьково. Хлебнул еще воды из бутылки, поглядел в окно. Электричка проезжала по мосту над какой-то рекой. Река была извилистая, с крутыми берегами, по которым были разбросаны дачные участки. Мост грохотал под тяжестью состава, пролеты с нечитаемыми граффити мелькали мимо, и вскоре поезд стал замедлять ход. Механический голос, искаженный хриплым динамиком, объявил станцию, когда состав почти остановился. Саня встал, вышел в тамбур, двери открылись, и он сошел на платформу. Стало еще жарче, и он отер пот со лба, окончательно понимая, что никакого успеха сегодняшнее мероприятие не принесет. Он просто вернется обратно, возьмет три бутылки пива, выпьет их и ляжет спать – так он решил. А там будь что будет. В конце концов, хватит Маше прохлаждаться. У нее ж вроде там ученики есть? Вот и пускай делится, в общий котел, так сказать. А то устроилась, скрипачка, блин… Но обманывать себя он не умел. Он отлично понимал, что никаких учеников у Маши нет, а если и были, от нее давно отказались;

что из нее преподаватель как из него балерина, что ей все до лампочки, кроме своего терменвокса, которого у нее тоже нет. Саня представил ее тоскливую физиономию, и ему захотелось в нее плюнуть.

Между тем ноги сами вынесли его на станционную площадь, где он сел на автобус номер 5 и проехал три остановки, как и говорил Крутицкий. Автобус повез его по старой части города с купеческой и мещанской застройкой. По обеим сторонам пыльной улицы за невысокими заборчиками сквозь кусты черемухи и рябины глядели приветливые старые домики в один или два этажа, с наличниками на окнах и неизменными чердачками, жилыми или нежилыми, с окнами и без них. Большинство были деревянными, но попадались и кирпичные. Некоторые вросли в землю почти по самые окна. Домики были разными – иные постоянно поновлялись, другие были брошены и заколочены, на некоторых Саня с отвращением обнаружил современный сайдинг. Он представил, как, должно быть, гордились хозяева столь удачным решением, и презрительно усмехнулся. Он вышел на остановке и пошел вверх по улице, как и описывал дорогу Крутицкий. Через некоторое время справа появилась добротная непрозрачная металлическая ограда, а надпись на калитке гласила: «Православная общеобразовательная школа при храме Успения Богородицы». Саня позвонил в домофон, а про себя отметил, что Крутицкий уже дал ему не верную информацию. Никакая это не приходская, а самая настоящая школа, только с православным уклоном. «Черт его знает, что они там хотят наворотить в этом актовом зале, – думал он. – Расписать стену… Хорошенькое дельце. Как бы не получилось, что ищут маляра по дешевке, вот умора будет. Ну, если это так, набью тебе морду, дружочек дорогой».

– Вы к кому? – раздался мужской голос из домофона.

– Я это… – Саня затянулся, добивая бычок, и бросил его в пыль. – Добрый день. Я художник. Александр. Пришел по поводу работы…

– Какой такой работы? Не знаю ничего. Хватит хулиганить!

– Минуточку! Мне сказали, что нужно расписать стену, и это совершенно точно!

– Да? А кто вам сказал?

«Тьфу, черт, – подумал Саня. – Стоит ли упоминать вообще Крутицкого?»

– Я специально приехал, мне назначено, – сказал он совсем уж нелепую фразу, но она, как ни странно, подействовала, замок щелкнул, и Саня поспешил толкнуть тяжелую дверь калитки.

Перед ним было совершенно стандартное школьное здание из силикатного кирпича в два этажа, какие обыкновенно строили в области. Двор перед крыльцом был тщательно выметен, некоторые окна были открыты, входные двери были явно новыми, добротными, с тяжелыми ручками. Саня медленно пошел к крыльцу, когда дверь открылась и на него выскочил заспанный пожилой охранник в синей рубашке и черных брюках. В руке страж сжимал радиотелефон.

– Так, так, так, минуточку… Минуточку… Я должен сообщить. А вы пока документы приготовьте.

Саня снял рюкзак, извлек из внутреннего кармана на молнии потрепанный паспорт, протянул охраннику, а тот, набрав номер, внимательно слушал.

Когда ответили, суетливо затараторил:

– Отец Арсений! Прошу прощения… Тут… Пришел художник. Говорит, что художник. Что-то рисовать надо? Если нет, так я это… А, все, все! Веду, веду! – Взбежал на ступеньки и стал делать суетливые жесты рукой Сане, мол, проходи скорее.

В вестибюле были турникет и стойка охраны со столом. Здесь охранник переписал Санины данные и велел ожидать на скамеечке. Саня от нечего делать ходил по пустому гулкому вестибюлю, разглядывал Доски почета, где вместо пионеров-героев, как в его детстве, пока их не заменили другой агитацией, висели фотографии деятелей церкви с пространными описаниями их подвигов. Были еще десять заповедей в отдельной золотой рамке, какие-то стенгазеты, расписания занятий кружков и факультативов. Наконец Саня услышал шаги по лестнице, и к нему вышел, судя по всему, работодатель. Он был в простой черной рясе, с большим крестом на выпирающем животе, толстым лоснящимся лицом с мясистым носом и довольно жидкой длинной бородой.

– Здравствуйте, – сказал работодатель каким-то неприятным тоном полицейского или инспектора. – А мы вас давно ждем. Что же вы?

Саня не нашелся что ответить, но настроение его ухудшилось еще сильнее; ему захотелось уйти прямо сейчас, скорее добраться до ближайшего магазина, сбить похмелье пивом и еще сутки ни с кем не разговаривать.

Не дождавшись ответа, работодатель продолжал:

– Меня зовут отец Арсений. Вы, как я понимаю, Александр. – Он повернулся и направился к лестнице. – Прошу вас, осмотрите зал, там и продолжим нашу беседу.

И Отец Арсений направился к лестнице, а Саня был вынужден проследовать за ним.

– Ну так, стало быть, художник?

Саня молчал.

– Хороший, надеюсь, художник, ибо работа вам предстоит большая, закончить нужно к началу учебного года, даже чуть раньше. Очень надеюсь, что вы кое-что понимаете в церковной живописи.

– Иконологию изучал, но иконы писать не приходилось.

Священник остановился и обернулся к нему.

– И-ко-ны, – сказал он по слогам, сделал паузу и поморщился, – вас никто и не просит писать. Тем более что на стенах их не пишут. Странно, что вам это неизвестно, если вы изучали… как вы выразились… одним словом, если вы учились. Необходимо написать сюжет. Картину, если угодно. Сделать роспись стены. Что ж вы все такие непонятливые…

Они поднялись на второй этаж, прошли по гулкому коридору с закрытыми белыми дверями классных помещений, и священник открыл двустворчатые двери, ведущие в актовый зал. Зал был довольно большой, какой бывает обычно в городских пятиэтажных школах. Перед ними, в конце зала, была сцена и за ней рампа. У окон рядом со сценой стоял черный рояль, стульев в помещении не было, паркет был совершенно новый, а стены крашены в кремовый цвет. В зале было по два больших окна с каждой стороны, и между ними висели какие-то огромные продолговатые иконы. Саня огляделся вокруг. Стена была как раз напротив сцены. Площадь работы колоссальная. Теперь уже ему стало интересно, что же отец Арсений задумал там изобразить.

– Нуте-с вот. – Тот сделал величественный жест в сторону стены. – Ваш фронт работ. Видите ли, наглядность для чад и отроков является едва ли не более важным фактором, чем слово пастыря, если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Извольте изобразить мне вот что… – Тут его тон стал повелительным, а речь ускорилась, стала отрывистой. – Слева, вот примерно вот здесь, до этого предела, вы изображаете ад. То есть то, что ждет грешников и ослушников. Кипящие котлы, адские муки – словом, преисподняя. Справа – Врата небесные. Как суть входа в жизнь вечную. А посреди я мыслю ангела, ведущего к этим вратам за руку отрока. Прошу вас не мельчить. Фигуры, как и черты лиц, должны совершенно свободно смотреться с самой дальней точки наблюдения, то есть, как вы понимаете, с зоны сцены. Вот, собственно, такой заказ. – С этими словами он сложил руки на животе и уставился на Саню, ожидая вопросов.

«Мент, – сразу подумал Саня. – Или из спецслужб, к бабке не ходи. Зона сцены у него, понимаешь. Ну Крутицкий! Ну паскуда! Ах ты ж, тварь!» – ругал Саня своего знакомого, но всерьез он сейчас злиться не мог. Ситуация была настолько комичной, глупой, нелепой, а Крутицкий выставил себя в таком идиотском виде, что Саня едва сдерживал улыбку. Конечно, Крутицкий не был бы Крутицким, если бы не заставил с Саню отчасти сыграть в этой комедии. Хочешь не хочешь, а крест-то он его купить все же убедил. Равно как и одеться в «рубище». Но вот песня про трех художников, которым переборчивый поп уже якобы успел отказать! Это уж прошу покорно… Получалось, что либо Крутицкий всерьез рассчитывал, что Саня вцепится в эту работу, боясь отказа, либо…

Либо Леша, как всегда, устроил интригу на пустом месте, даже без явной выгоды для себя, просто из озорства. Впрочем, Сане сейчас предстояла самая ответственная часть переговоров – торговля. Было совершенно очевидно, что, даже если эти мифические трое художников и существовали, сбежали они отсюда сами. Причем прокляли Крутицкого на чем свет стоит, в чем Саня был совершенно уверен. Взяться писать такой сюжет в одиночку за три неполных месяца, не зная, понравится ли он заказчику, мог либо безумец, либо человек, ничего не смыслящий в живописи. А Саня в живописи понимал очень хорошо. Как и в том, насколько это трудоемкая работа. Впрочем, он уже смекнул, где можно будет схалтурить, но существенно от этого задача не менялась.

«Ну что ж, святой отец. Теперь моя очередь тебе яйца крутить», – подумал Саня, почесал подбородок и начал рассуждать, неспешно прохаживаясь параллельно стене, придирчиво осматривая поверхность и трогая ее рукой то там, то здесь. Про себя отметил, что стена крашена недавно, и крашена очень качественно, а значит, подготовка поверхности не потребуется.

– Значит так. Чтоб вы понимали. Работа огромная. Работа сложная. Стоить это будет дорого, это я вам говорю сразу. Если в цене не сойдемся, то ищите себе другого художника, мне это неинтересно. Сколько, кстати, вы рассчитываете заплатить?

– Ну, мы полагали, что тысяч сто будет достаточно, – несколько опешил от Саниного тона священник.

– Я понимаю, – терпеливо начал Саня тоном профессионала, говорящего с ребенком. – Я все прекрасно понимаю. Бюджет ограничен, сроки сжатые… Но давайте будем реалистами. За такие деньги вы можете нанять маляра, более-менее умеющего рисовать, и заказать эту работу ему. Прибавьте сверху ящик водки, он будет счастлив. Но результат вас не устроит, поверьте мне. Значит, смотрите. Триста тысяч. И сотню я возьму сразу, в качестве предоплаты.

– Ну, знаете! – всплеснул руками заказчик так, что рукава рясы подлетели. – Вы тоже умерьте аппетиты. Таких денег у нас нет!

– Значит, у вас нет и росписи, – спокойно ответил Саня. – Вы погодите, не перебивайте. Вы ж еще не дослушали. Так, о чем я? А, так вот. Прежде чем приступить к работе, мне потребуются большие ватмановские листы, на которых я графически вам изображу эскизы будущей работы. Без обид, святой отец, я люблю обсуждать предметно. Вы должны увидеть, за что платите. Могу хоть сейчас набросать. Понравится – сработаемся. Не устроит – я поехал.

После этих слов отец Арсений шумно втянул ноздрями воздух, поджал губы, но тут же выдохнул, склонил голову и сказал каким-то совершенно обыкновенным светским тоном:

– Ну давайте, покажите, что умеете.

– Да, конечно, без проблем. Если есть формат А-ноль, было бы идеально. Ну, это такие, самые большие листы. Если нет, любой крупный лист подойдет.

Они прошли в кабинет рисования, отец Арсений отыскал карандаш, достал крупный лист, один из тех, на которых, скорее всего, делали стенгазеты, и Саня вмиг нарисовал эскиз будущей росписи. Понимая, что в изобразительном искусстве у заказчика познания нулевые и что еще не известно, какой именно он себе представляет эту роспись, Саня сделал эскиз предельно неподробным, не раз подчеркнув, что это лишь общий вид и деталей здесь быть не может в принципе. Заказчик слушал невнимательно, видимо соображая, откуда бы выкроить денег. Но было видно, что, с одной стороны, Саня произвел на него впечатление своей скоростью рисования, а с другой – было ясно, что найти художника подешевле будет сложно. Вернее, найти-то можно, но уж больно отцу Арсению понравилась Санина техника. А Саня знал, чем зацепить заказчика. Он намеренно не стал детализировать лица мальчика и ангела, изобразил их максимально схематично. У заказчиков часто в голове имеется своя собственная картина с лицами, поворотами головы, с тем, что должно читаться во взглядах. Проблема только в том, что художник не телепат и никак не может увидеть этот образ в голове заказчика. В результате художник создает один эскиз за другим, заказчик начинает терять терпение, потом сердится на непонятливость художника, а главное – на попытки выдать эскизы, которые бы удовлетворили заказчика, уходит уйма времени с совершенно не гарантированным результатом. Вот поэтому Саня и не стал изображать лица в деталях. «В крайнем случае, – подумал он, – если заартачится жирный боров, брошу роспись и уйду. Деньги все равно кое-какие получу, да и хрен с ним, пусть сам дописывает». Вместо лиц Саня уделил большое внимание одежде ангела и мальчика, решетке райских ворот, облакам. Его худая загорелая рука с карандашом летала над ватманом, как по волшебству создавая красивый ниспадающий хитон ангела, рубашечку мальчика, детские ручки… Пальцы растушевывали тени, лист терял скучную белизну, и фигуры проявлялись на нем будто сами собой. Как настоящие смотрелись облака, камни под ногами идущих были будто срисованы с натуры. Отец Арсений не смог скрыть восхищения.

– Ах ты ж… Умеете, – весомо сказал он, когда работа была окончена. – Что ж… Убедили.

Он взял ватман, еще раз внимательно его осмотрел, будто боялся, что рисунок сейчас исчезнет, аккуратно свернул лист и поставил между окном и учительским столом. Наступал самый главный момент – момент оплаты. Саня не торопил заказчика, понимая, как неохота тому расставаться с деньгами, стоял, опустив голову, послушно ожидая, когда Отец Арсений заговорит сам.

– Что ж, – сказал тот. – Пройдемте тогда в кабинет, заключим договор. – И указал пухлой ладонью на дверь.

Они спустились на первый этаж, где в конце вестибюля, справа от входа, находилась дверь с надписью «Канцелярия», а когда вошли в нее, отец Арсений попросил Саню обождать минуточку, а сам отпер солидную дверь, обитую черной кожей, и скрылся за ней надолго. В канцелярии кроме Сани сидела за столом с компьютером женщина совершенно неопределимого возраста в платке и в очках. Она поздоровалась с вошедшими тихим, бесцветным голосом и наклоном головы, тут же уткнулась обратно в монитор и застучала по клавиатуре. Саня сидел на удобном стуле у стола, как будто пришел к этой женщине на прием. От нечего делать стал рассматривать стены помещения. Помимо ожидаемой иконки с лампадкой в углу, на стене обнаружилось генеалогическое древо Иисуса Христа, которое Саня начал бессмысленно читать.

Многие имена были ему знакомы – это были персонажи Ветхого Завета, но вот откуда взялись остальные, он и предположить не мог. Пока Саня предавался размышлениям о канонических источниках и апокрифах, черная дверь открылась и к нему вышел отец Арсений с бумагами в руках и кожаной сумкой, называемой в народе барсеткой.

– Ну-с, молодой человек, – начал заказчик, положив листки на стол, – ознакомьтесь с договором, внесите свои паспортные данные и извольте подписать, если согласны.

Саня отметил, что за время отсутствия к заказчику вернулся его властный и несколько покровительственный тон. Он бегло просмотрел договор. Это была стандартная форма, где в пункте об оказании услуг было указано: «Выполнить роспись стены актового зала согласно пожеланиям Заказчика». Оговоренная ранее сумма не изменилась и была указана как цифрами, так и прописью. Саня внес свои данные, но, прежде чем подписывать, поднял глаза на отца Арсения, который все это время возвышался над ним и сказал каким-то сладким тонким голосом:

– Аванс. Позволите получить?

Отец Арсений открыл барсетку и молча выложил пачку тысячных в банковской упаковке. Саня немедленно придвинул пачку к себе, вскрыл и принялся пересчитывать.

– Да ну что вы считаете, ей-богу! Все ровно! – возмущенно всплеснул руками отец Арсений.

– Нет уж, нет уж. Позвольте, – тем же тоном ответил Саня. – Свой глазок смотрок. – Пересчитав пачку и убедившись, что в его руках действительно оказалась сумма в сто тысяч, он убрал деньги во внутренний карман рюкзака на молнии, встал и, глядя в недовольное лицо отца Арсения, сказал: – А вот теперь самое важное. Материалы! Как только купите все, что нужно, могу приступать.

– Позвольте! – уже закричал отец Арсений. – Я вам еще и краски купить должен? Вы что себе думаете? Вы что о себе возомнили? Вы художник или кто?

– Я, святой отец, именно что художник, – вкрадчиво и спокойно ответил Саня. – Если точнее, то живописец. И вот поэтому мне нужны материалы для выполнения заказа. И не только краски. А еще и кисти, малярный скотч, полиэтиленовая пленка, чтоб паркет вам не уделать, разной высоты стремянки…

– Но мы об этом не договаривались! Нет, так дело не пойдет, – гудел отец Арсений.

– Я вас уверяю, что только так дело всегда и делается.

Женщина без возраста перестала печатать и уставилась на отца Арсения в ужасе.

– Нет! Нет! – кричал заказчик. – Я не собираюсь вам покупать краски, кисти, что там вам еще надо. Сами купите, не переломитесь! Тем более, аванс я вам уже выдал, ну! В чем дело? Вы что, играть со мной вздумали? Так я сейчас милицию вызову, и дело с концом!

– Вы, конечно, можете вызвать полицию, да хоть все РОВД. Но денег я вам не отдам, и данный договор – это доказательство…

– Договор еще не подписан! – закричал отец Арсений. – Это просто бумажка! Вы у меня обманом получили деньги! Наглец!

– Уверяю вас, – все тем же елейным голосом продолжал Саня, – что в данном случае факт мошенничества установить будет очень сложно. К тому же вы понимаете, что никакого мошенничества на самом деле нет. Ведь вы это понимаете? Вам просто материалы покупать не хочется. А ведь у меня даже машины нет. На чем я это все привезу, как вы считаете? Ведь мы не мультфильм делаем, когда сел за компьютер, тяп-ляп – и готово. Мы стену хотим расписать. Ну так позвольте мне делать мою работу. Тем более что все эти вещи не так уж и дорого стоят. Писать я буду, конечно, акриловыми красками. Хотел бы вас нагреть – писал бы маслом, потребовал бы еще поверхность подготовить. Поверхность там вполне приличная, не заляпанная, обезжиривать не надо, краски лягут хорошо. Святой отец, что вы, в самом деле? Я ведь помочь хочу, а не обмануть вас.

Отец Арсений попыхтел еще, говорил что-то про честность и про то, что настают последние времена, раз такие наглецы ходят по земле Русской, жаловался на скудность церковных средств, но в итоге выдал Сане лист бумаги, на котором тот набросал подробный список того, что требовалось, с указанием точных наименований каждой краски и кистей. На это ушло минут двадцать, поскольку Саня периодически сверялся с Интернетом по своему древнему смартфону, чтобы указать точное наименование товаров. Эта точность как-то смягчила отца Арсения, ведь, если бы Саня был мошенником, стоило бы так усложнять процесс? В итоге Саня попросил купить или предоставить ему несколько стремянок разной высоты, малярный скотч, полиэтиленовую пленку, несколько видов и цветов акриловых красок, кисти, пульверизатор и лак для закрепления, чтобы стену можно было мыть. С лаком работа продержится много лет, объяснил он.