Заклинатель снега

Небольшой шум? Не сильно побеспокоили? Просто чудо, что не приехала полиция!

– Да что ты, какое беспокойство, – прощебетала старушка, махнув рукой. – Не переживай за меня. Ты же знаешь, что перед сном я вынимаю слуховой аппарат.

Ее ответ меня ошеломил. Теперь все ясно: единственная соседка была почти глухой.

«Удобно же он устроился», – подумала я, косясь на него.

Было ли что-то в этой жизни, что не досталось ему даром?

– А она кто такая? – кивнула на меня миссис Ларк.

– Да в общем никто, – сказал Мейсон, как бы в шутку поворачивая на мне кепку козырьком назад, – девушка из службы доставки.

– Хватит представлять меня черт-те кем! – возмущенно прошептала я, но Мейсон уже загородил меня собой от миссис Ларк и крикнул:

– Передам папе от вас привет!

И миссис Ларк чуть ли не взвизгнула от восторга, прежде чем пожелала ему хорошего воскресенья.

Я сдула прядь с лица, наградив его гневным взглядом, и зашагала к дому.

В прихожей Мейсон схватил меня за плечо. Я вырвалась и встретилась с ним взглядом.

– Ну хватит, – глухо произнес он, – отдай мне фотку.

– А если не отдам?

Мейсон сурово посмотрел на меня.

– Тогда я заберу ее сам.

Я заметила, что вокруг нас никого нет. Наверное, Мириам отправила команду наверх. Однако я выдержала его взгляд, решив не сдаваться. Закаленный на северном ветру характер все-таки помогал, когда приходилось противостоять чужой воле, которой я никогда не подчинялась.

Но и в глазах Мейсона я увидела то же самое – гордость, твердость, смелость, которые пылали во мне прямо в этот момент.

Его руки взлетели вверх. Я сильно толкнула Мейсона в грудь, не сдвинув ни на сантиметр. Он схватил меня за запястье, и кепка упала на пол. Бороться с ним совершенно бесполезно. Мейсон дернул меня на себя, и моя уверенность пошатнулась, когда я снова ощутила прикосновение его мускулистого, скульптурного тела к своему. Меня опять окутал мужской аромат, и на этот раз показалось, что я в нем тону. Я чувствовала силу, вибрирующее тепло его массивной груди под своими пальцами. От напряжения свело живот. Прежде чем я успела его оттолкнуть, он отпустил меня.

Земля уходила из-под ног, мне не хватало воздуха. Я покачнулась и посмотрела на Мейсона. Он глядел не мигая, потом показал фотографию и начал медленно рвать ее на кусочки.

Оторопело глядя на бумажные клочки, я чувствовала, как мое смятение перерастает в жгучую ярость.

– Ты… ты… – сжав кулаки, забормотала я, – садист… самодовольный засранец…

– Что?

Я смотрела на Мейсона, едва сдерживая досаду.

– У меня есть другие, – буркнула я, кивнув на клочки.

Мейсон наклонил голову и вдруг приподнял уголок рта в издевательской ухмылке. «Ну, что еще скажешь, чтобы меня припугнуть?» – подумала я.

Когда он подошел совсем близко, на расстояние одного вздоха от моего, я еще сильнее его возненавидела.

– Лгунья, – произнес он голосом, от которого у меня побежали мурашки по спине.

Что-то непонятное творилось со мной, казалось, из груди выкручивают сердце, как лампочку из патрона.

Я, пытаясь побороть неизвестное чувство, которое мучило мою душу, словно болезнь, грубо оттолкнула Мейсона, заставив отступить.

– Держись от меня подальше! – яростно крикнула я Мейсону.

Прикоснись он снова ко мне – его ударило бы током. Сердце бешено колотилось, дыхание прерывалось, нервы были на пределе. Но все это не делало меня слабой. Чтоб я сдалась? Да никогда!

– Верни мне мой телефон! Он мне нужен.

Мейсон медленно сжал в кулаке клочки фотографии, и на его предплечье проступили вены. Он смотрел на меня недоверчиво.

– Чтобы обо всем ему доложить?

– Мир не вращается вокруг тебя, любимого! – гневно выкрикнула я. – Телефон мой, и ты должен мне его вернуть!

Плевать мне на его дурацкую вечеринку, на его друзей-приятелей и на все с ним связанное. Я просто хотела вернуть свой телефон, и только.

Мейсон настороженно посмотрел на меня, но, когда он собирался что-то сказать, наверху лестницы появилась Мириам.

– Мейсон! – позвала она, побуждая его подняться к ней.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но милая улыбка, которую она мне подарила, заставила меня проглотить слова.

– Мы закончили.

Они исчезли наверху, я вышла на террасу и стояла там, позволив ветру дуть на мои невидимые раны и играть с волосами.

Я хотела… я хотела проверить, звонил ли Джон. Не может быть, чтобы у него не нашлось на это времени. Почему от него нет вестей?

Если не дозвонился на мобильный, почему не позвонил на домашний?

– До свидания! – попрощалась Мириам, проходя мимо меня со своей командой.

Не знаю, чем я это заслужила, но она снова улыбнулась мне очень по-доброму.

Теперь наш особняк сверкал, как лаковая шкатулка. Хрустальная ваза снова была на столе в гостиной, и в ней красовался букет лилий. Идеальный кукольный домик!

Я повсюду искала Мейсона, но он хорошо спрятался. Я думала, он у себя в комнате. Однако когда я осмелилась заглянуть внутрь, то его не обнаружила. Куда, черт возьми, он делся?

Внезапно послышалась громкая трель дверного звонка. Я аж подпрыгнула. Джон?

Я бегом спустилась на первый этаж в предвкушении долгожданной встречи. А когда открыла дверь, моя радость сдулась.

– Ой, здравствуйте, милая! – поприветствовала меня миссис Ларк. – У вас там калитка открыта, так что я сама вошла… Не отрываю тебя от дел?

Я посмотрела на нее, часто моргая, затем опустила глаза на две пухлые сумки на колесиках, которые миссис Ларк придерживала за выдвижные ручки.

– Я и правда стала совсем плоха. Извини, пожалуйста, мою рассеянность… Я тебя тогда не признала, а должна была сразу сообразить, что ты племянница Джона! Мейсон такой шутник, да? Славный мальчик!

– Не то слово…

Миссис Ларк еще шире улыбнулась, ее взгляд сделался еще теплее.

– Вы с ним ровесники, да? Ты из… погоди-ка… забыла… А Джон ведь мне говорил! Из Небраски? – прищурившись, пыталась угадать она, откуда пожаловала племянница Джона, и, прежде чем я успела что-либо сказать, продолжила: – Тогда неудивительно, что ты такая бледненькая, дорогая моя. Ты хорошо себя чувствуешь? Питаешься регулярно?

– Джона сейчас нет! – громко сказала я. – Уехал в командировку и еще не вернулся!

Старушка тоненько хихикнула.

– Это я как раз помню. Я пришла к тебе!

– Ко мне?

– Да-да! – Слегка покраснев, миссис Ларк поправила серебристую седую челку. – Как-то при встрече Джон упомянул, что к нему переезжает племянница… из Миннесоты?.. А пару недель назад, когда я снова его встретила, он сказал, что подумывает купить тебе, бедной звездочке, одежду, более подходящую для нашего жаркого климата. – Миссис Ларк подкатила сумки ближе к порогу. – Вот я и подумала… Дело в том, что моя внучка уже два года учится в колледже. Она уехала и оставила много вещей! Ей они уже ни к чему, а тебе, возможно, что-то понравится. – Миссис Ларк вежливо улыбнулась, подталкивая сумки еще ближе. – Не знаю, какой у тебя размер, но на всякий случай я положила и пару туфель.

Я не знала, что сказать. Здесь по улицам ходили девушки в расшитых бисером топах, ярких парео и коротких майках до пупка. Все это не по мне. Я выросла в свитерах из грубой шерсти, теплых носках и штанах, купленных со скидкой в детских отделах. Между мной и кружевным пляжным платьем лежала пропасть.

Но миссис Ларк стояла тут, прямо передо мной, и улыбалась так, словно уже меня любила. Я взялась за ручки обеих сумок и, подкатив их немного ближе, пробормотала:

– Спасибо!

Миссис Ларк просияла, как солнце.

– Я для тебя еще и купальник положила! Кэти он уже мал, а тебе должен быть в самый раз. Примерь его, ладно?

– Спасибо, – поблагодарила я снова, и старушка, кажется, стала еще счастливее.

– Не за что! – довольно улыбнулась она, махнув рукой. – Не напомнишь мне свое имя?

– Айви.

– Айба?

– Нет, Айви, – повторила я громче, выделяя голосом второй слог.

Она приоткрыла рот, и на лице ее отразилось изумление.

– О, Айви… Айви… – задумчиво произнесла она, словно пробуя слово на вкус. – Прекрасное имя! Очень нежное.

Я молча посмотрела ей в глаза, глубоко тронутая комплиментом.

– Спасибо, – прошептала я снова, но уже с бо́льшим чувством.

– Ну что ж, тогда я пойду, – сказала миссис Ларк, прощаясь. – Хорошего воскресенья, дорогая! Передай привет Джону, когда он вернется, и поцелуй за меня Мейсона!

К счастью, старушка уже пошла к калитке и не увидела, как я поморщилась.

Я втащила сумки в прихожую, стараясь, чтобы колесики не проехали по моим ногам. Миссис Ларк просто сама любезность…

– Как трогательно!

Я резко обернулась. Ухватившись за края висевшего на шее махрового полотенца, в паре метров от меня стоял Мейсон. Волосы у него были растрепаны, на футболке проступили влажные пятна.

Из какой щели он вылез? Я обошла весь дом, пытаясь его найти…

– Эй! – запротестовала я, когда он повернулся и пошел прочь.

Бросив сумки, я поспешила за ним следом.

– Верни мобильник!

Мейсон замедлил шаг и остановился посреди холла, прежде чем повернуться и посмотреть на меня.

– Хватит идиотничать! – сказала я строгим тоном. – Верни мне его, иначе…

– Иначе заберешь сама? – пробормотал он, и уголок его рта скользнул вверх.

– Мне нужно позвонить Джону… – Я прикусила язык.

Слишком поздно. Прищурив глаза, Мейсон всматривался в мое лицо.

– Зачем?

– Не затем, о чем ты думаешь, – резко возразила я, но опустила голову, не выдержав его взгляда. Прядь выскользнула из-за уха, упав на глаза. – Хочу поговорить с ним.

В холле повисло долгое молчание. Мейсон даже не пошевелился, и я стояла, глядя в сторону, не в силах смотреть ему в глаза. Затем он медленно завел руку за спину и достал из заднего кармана тренировочных штанов телефон. Свой телефон. Нажал пару кнопок, подошел и сунул мне под нос экран, на котором уже набирался номер Джона. На лице Мейсона было написано, что он мне не доверяет. Я с упреком посмотрела на него и, повернувшись к нему спиной, приложила телефон к уху. Прошла в гостиную.

Мейсон тут же очутился рядом, наверное, чтобы проследить, чтобы я не рассказала Джону о вечеринке, но, как только послышались гудки, все это сделалось неважным.

Раз гудок, два, три… Я сильнее сжала телефон. Так хотелось услышать голос Джона, но он не отвечал. Гудки следовали один за другим, повисая в пустоте. Почему он не отвечает? Почему не…

– Алло!

Я таращилась на стену, обратившись в слух.

Это был голос Джона.

– Мейсон! Алло!

– Нет, – хрипло сказал я, – это Айви.

– Айви? – удивленно переспросил Джон. – Почему ты звонишь не со своего мобильного?

– Мой разрядился, – соврала я, избегая взгляда его сына.

– А, ясно, – сказал Джон, – кстати, Айви, не пора ли поменять батарею в твоем телефоне? Сколько ему лет? Он уже старый, не держит. А лучше давай купим новый…

– Джон, – перебила я, – почему ты мне не позвонил?

Только задав вопрос, я поняла, что он прозвучал как упрек. Я надеялась, Мейсон этого не заметил.

– Ох, Айви, я… – Джон казался расстроенным. – Прости, не сообразил. Я ведь только вчера уехал, – сказал он с обезоруживающей простотой. – Обычно я не звоню. Если что-то не так, Мейсон сам мне звонит. В общем, я не думал, что…

Я сжала губы.

– Прости, – пробормотал он, и я почувствовала, как у меня внутри что-то сжалось. – Я должен был тебе позвонить. Жаль, что я заставил тебя волноваться.

Мне хотелось, чтобы звук был не таким громким, потому что, я уверена, Мейсон все слышал. Он по-прежнему стоял у меня над душой.

– Айви, у меня все в порядке, – заверил меня Джон, – все идет по плану, поэтому завтра я буду дома.

К горлу подкатил комок, я не могла ничего ответить, поэтому кивнула, забыв, что Джон меня не видит, но он, казалось, по моему молчанию почувствовал, что я все поняла.

– А теперь извини, я сейчас на совещании. Скоро увидимся. Хорошо?

– Хорошо! – Я нервно сглотнула.

– Пока! – сказал Джон и отсоединился.

Я медленно отвела телефон от уха. И не обернулась: не хотела встречаться глазами с Мейсоном. Разжав пальцы, я уронила его телефон на диван, а затем, не говоря ни слова, вышла из гостиной.

Я просидела в своей комнате до вечера. Не было никакого желания пересекаться с Мейсоном, особенно после телефонного звонка Джону: если и был кто-то, кому я не хотела бы казаться слабой, то это он.

Перед ужином я закрылась в ванной, чтобы принять душ и смыть дневную жару. Как обычно, я использовала подаренный Джоном хвойный гель для душа – бутылочка была уже наполовину пустой, и этот искусственный аромат принес мне такое облегчение, о котором я даже не мечтала.

Я вспомнила его улыбку и глупое выражение лица, когда он помахал у меня перед носом флакончиком.

Благоухая хвойным ароматом от макушки до кончиков пальцев ног, я вышла из кабинки, обсушилась и надела футболку с принтом лося, которую папа подарил мне в Инувике. Прикосновение чистой ткани к коже показалось мне в тот момент самой приятной лаской на свете. Потом я спустилась вниз.

Когда я босиком добралась до нижнего этажа, то увидела, что входная дверь открыта. Я увидела на террасе Мейсона.

Трудно не заметить его высокую фигуру, равно как и склоненную голову, и то, что он держал в руках, – мой скетчбук, который я оставила накануне утром.

Рассматривая рисунок, Мейсон мял его пальцами. В сердце сразу стало пусто. Я забыла о насмешках, о стыде – обо всем.

Я подошла и выхватила у него блокнот. И не сразу поверила, что действительно вижу мятую бумагу и испорченные рисунки. Я посмотрела на Мейсона, и из моих увлажнившихся глаз выплеснулась вся горечь, которую я испытывала.

– Мне правда интересно, как ты можешь быть сыном своего отца, – глухо сказала я, этими словами пригвоздив Мейсона к месту, где он стоял.

Это уже слишком: мой мобильник, постоянные колкости, прессинг, теперь еще и смятые рисунки.

Я устала от него, от его выходок, мое терпение кончилось.

Мейсон стоял неподвижно. Сначала он смотрел на меня удивленно, потом взгляд его помрачнел, радужки затянулись темной пеленой, и у меня возникло подозрение, что сказанная мною фраза сильно его задела.

– О, какие люди!

Я повернулась. По дорожке шел Трэвис, его смеющиеся глаза сияли, как два полумесяца.

– Как жизнь? – спросил он так, словно был рад меня видеть. – Хорошо вчера повеселилась?

Я отвернулась, желая скрыть выражение лица, и Трэвис принял мое молчание за стеснительность.

– Поужинаешь с нами? Мы хотели заказать пиццу…

– Нет! – Мейсон вперил в меня холодный взгляд. – Она уже поела.

– А-а, – протянул Трэвис, – жалко! – Он почесал в затылке, затем неуверенная улыбка вернулась на его губы. – С пиццей будет кока-кола. Если хочешь…

– Нет, спасибо, – прервала я, не отрывая взгляда от Мейсона.

Мы бились друг с другом глазами. Наши души кусались и царапались, сталкиваясь в невидимой беспощадной схватке.

Вообще-то я уравновешенная, но гнев, который он умудрился во мне вызвать, заставил содрогнуться даже лед внутри меня. Мы были полными противоположностями друг другу. Мейсон – соль, солнце, огонь и высокомерие, акульи глаза и сердце-вулкан. Я – лед, тишина и сталь. И я, как железо, могла быть хрупкой, но скорее сломалась бы, чем согнулась. Мы никогда не поладим. Такие, как мы, – нет!

Я взглянула на Трэвиса, который теперь смотрел на меня со странным огоньком в глазах.

– Ну тогда ладно, – со вздохом сожаления сказал он.

Я повернулась и ушла в дом, потому что не собиралась слушать шуточки Трэвиса насчет вечеринки.

В прихожей я чуть не споткнулась о сумки миссис Ларк и решила было подвинуть их ближе к стене, когда вдруг услышала:

– Чувак, я замутил бы с твоей кузиной.

Глава 7

О чем не говорят глаза

Мои брови поползли вверх, глаза расширились. Он говорил обо мне? Я прижалась к стене, когда услышала голос Мейсона:

– Несмешно.

– А я и не шучу, – спокойно ответил Трэвис, почти мечтательно. – Она… ну не знаю, как сказать… она другая.

– Это точно. Она с Луны свалилась, – раздраженно сказал Мейсон.

Хотя он говорил с той же злостью, что и всегда, эти слова меня ранили. И я поняла то, что должна была знать с самого начала: он такой же, как все.

Я представила его ребенком с беззубой улыбкой и боксерскими перчатками на шее, указывающим на меня пальцем, как делали многие до него. От досады я сжала подол футболки, склонила голову, волосы упали мне на лицо.

– Ой, да ладно, – примирительно сказал Трэвис, – ты же понимаешь, о чем я говорю. Она очень необычная! Независимая, сама по себе, как будто не хочет, чтобы к ней приближались. Лично мне это чертовски нравится. Девчонкам лишь бы о чем-нибудь потрепаться, а она… почти никогда не разговаривает. Больше наблюдает, чем говорит.

Я заправила прядь за ухо и посмотрела на приоткрытую дверь, через которую все это слышала.

– Вот так, – продолжал Трэвис, – теперь я понимаю, почему ты никогда мне о ней не рассказывал: она чертовски милая.

Я нахмурилась. Мне показалось, или сейчас Трэвис был действительно… серьезным?

– Дружище, – начал Мейсон, – я не хотел тебе говорить, но у тебя явно не все в порядке с головой.

Трэвис молчал. Я представила, как он смутился, и тут же услышала, как он пробормотал:

– Это почему?

– С каких пор тебя интересуют такие девчонки? Если ты не заметил, она не обращает на тебя внимания.

Судя по голосу, Трэвис удивился.

– Вы с ней, случайно, не поссорились? – спросил он, и я подумала, что Мейсон никогда не говорил ему, что на самом деле обо мне думает.

– Да какая разница! – раздраженно ответил Мейсон. – Но то, что ты запал на такую, просто треш.

Его слова застряли во мне, как наконечник стрелы. Непонятно почему, собственно. Ведь я всего-навсего получила ясное подтверждение того, что Мейсон не притворялся – он действительно меня ненавидел.

Сглотнув горечь, я опустила голову. Отлично. В знании – сила.

– Окей, ладно, не хочешь говорить… – пробормотал погрустневший Трэвис, – но тебе не кажется, что ты преувеличиваешь?

– Нет, – сказал Мейсон, – она постоянно ест мясо и рыбу, разбрасывает повсюду свои вещи. Пьет молоко литрами и, кажется, отрицает все неканадское. Не говоря уже о том, что она фетишистка, повернутая на лосях.

Что? Я не повернута на лосях! У меня есть только игрушечный лось и кепка, и если сейчас на мне футболка с лосем, то это чистое совпадение. Мне просто нравилось это животное, и все, никакого фанатизма!

– К тому же с тех пор как она здесь поселилась, в доме все время пахнет сосной. Меня мутит от этого запаха, как будто в гребаном лесу живу. А еще отцу вздумалось поручить ей покрасить комнату, я даже не представляю, что она намалюет на стенах.

Его монолог звучал как вспышка гнева, как будто Мейсон впервые получил возможность выговориться.

Трэвис тихо вздохнул.

– Да, она странная, не спорю, выделяется из толпы. У нее бледная кожа, она носит одежду на три размера больше. Но… я не знаю… во всем этом есть что-то чувственное. Ее пристальный взгляд меня заводит, сразу хочется… О господи! А еще у нее кукольные губки, готовые для поцелуя.

Я поморщилась, оглядываясь через плечо. Что он такое говорит? Я пощупала свои губы и тут поняла, что на террасе повисла тишина.

Мейсон молчал, он ничего не ответил на чепуху, которую только что выдал Трэвис. Наверняка он сейчас смотрел на своего приятеля с презрительной ухмылкой.

– Ладно, больше ничего не скажу, – сказал Трэвис через некоторое время. – Я не хотел тебя бесить. Но я все-таки не понимаю: ты не хочешь замечать или правда не видишь, как парни на нее смотрят? Например, вчера на вечеринке я еле спас ее от Нейта, и он был не единственный, кто спрашивал меня, как ее зовут.

– Нейт был в стельку, – заметил Мейсон, – и потом он пошел трахаться с первогодкой.

– Мы все набрались, но это ничего не меняет! – голос Трэвиса звучал рассерженно. – Черт, все понятно, она твоя кузина и к ней не подходи, но, Мейсон, ты ее видел?

Я стояла у стены и смотрела прямо перед собой. В повисшем молчании я угадывала презрение Мейсона ко мне. Ясно одно: что бы я ни делала, как бы себя ни вела, ничего не изменится. Я всегда буду натыкаться на презрительный колкий взгляд, говорящий: «Тебе здесь не место».

– Да. Я… ее видел.

Я заперлась в комнате и даже не вышла поужинать. Я пряталась в своем одиночестве, и мне на мгновение показалось, что я вернулась в то время, когда пряталась от недобрых людских слов в глубине леса. Оказывается, со времен моего детства ничего не изменилось.

Когда посреди ночи я спустилась на кухню чего-нибудь перекусить, в голове все еще звучали слова Мейсона. Слабое мерцание прорезало полумрак – в центре совершенно чистого стола лежал мой мобильный телефон.

«Но то, что ты запал на такую, просто треш».

– Айви?

Я вскинула голову и часто заморгала. Профессор Брингли смотрел на меня, нахмурившись.

– Что ты рисуешь? Это не та тема, которую я тебе дал.

Я посмотрела на манекен, положив дощечку с темперой на колени.

– Я умею рисовать человеческое тело, – пробормотала я, спрашивая себя, сильно ли я провинилась перед преподавателем, если рисую что-то совершенно другое.

– Я в этом не сомневаюсь, – начал он, с некоторым изумлением глядя на мой ватман, где было полно сердец, но не пухлых и округлых, какие рисуют на открытках, а настоящих сердец – с клапанами, предсердиями и желудочками. –  Но мне хочется посмотреть, как ты рисуешь человеческое тело. Приступай, – подбодрил меня он, садясь на соседний табурет, возле которого на мольберте стоял большой блок бумаги.

Профессор Брингли открыл передо мной чистый лист.

Я взяла карандаш и неуверенно подошла к мольберту, затем начала рисовать эскиз.

– Захват карандаша, – тут же остановил он меня, – неправильный.

Я повернулась к нему, моя рука застыла в воздухе.

– Да?

– Вот так и появляются мозоли, – спокойно объяснил он, взяв меня за запястье. – Ты слишком сильно нажимаешь на средний палец. Делая набросок, не следует так держать карандаш. Прежде всего нужно учиться двигать рукой на большие расстояния. Видишь, ей не хватает размашистости? – Он повел моей рукой, показывая, до какого места на листе она могла бы дотянуться. – Не стоит делать упор на средний палец и на запястье.

Брингли забрал у меня карандаш и зажал его в пальцах.

– Попробуй захватить таким образом, подальше от кончика, – сказал он и вернул карандаш.

– Плохо получается, – пробормотала я, оставляя на бумаге неровные линии.

– Рука должна привыкнуть. Для прорисовки деталей или небольших набросков так держать карандаш можно. Но с большими рисунками тебе будет трудновато. Подожди-ка… – Он подошел к своему столу и взял металлическую коробочку. – Попробуй каким-нибудь из этих.

Я выбрала черный мелок, примерилась кончиком к бумаге и начала рисовать.

– Ну вот! – сказал Брингли, подойдя чуть позже и наклоняясь к мольберту. – Линия ложится намного легче. Замечаешь, как ты держишь пастель? Точно так же надо держать карандаш. Постепенно ты привыкнешь и увидишь, что работа пойдет гораздо быстрее.

Я взглянула на него с сомнением, и он широко улыбнулся.

Брингли не был похож на преподавателя. Он больше походил на молодого холостяка, мечту матерей-одиночек, или на какого-нибудь ведущего телемагазина, объявляющего скидки, которые нельзя упустить. Он как будто разыгрывал перед нами роль преподавателя, а внутри ощущал себя кем-то другим… Может, художником? Так мне казалось.

– Я вижу в тебе будущего пейзажиста. – Брингли с любопытством смотрел на мой рисунок. – О чем ты думала?

Я посмотрела на все эти сердца с клапанами. Сердца из плоти, сердца, которые бьются, чувствуют, сердца безо льда.

– Ни о чем, – пробормотала я.

Когда в конце урока я собрала рюкзак и вышла из класса, Брингли окликнул меня и напомнил о необходимости практиковаться с карандашом.

В корпусе «В» велись факультативные курсы и дневные кружки, поэтому в коридорах было тихо и спокойно – к моей радости.

А снаружи меня опять ждал хаос: хождение школьников туда-сюда, кто-то сбивался в группки, чтобы поболтать, кто-то раздавал рекламные листовки.

Я почти добралась до ворот, когда передо мной возникла девушка.

– Привет-привет! – проверещала она. – Ты не спешишь? Могу украсть у тебя пять минут?

Я даже не успела рта открыть, а она уже сунула мне под нос флаер.

– Почему бы тебе не раскрыть твои актерские способности? – спросила она, как будто произносила рекламный слоган. – Запишись в театральный кружок!

Я тупо смотрела на листочек. Она шутит? Актерские способности? У меня?! Она мое лицо видела?