Стой под дождём. Рассказы. Повесть. Пьеса

– А что сегодня? – Михаил Маркович почему-то напрягся.

– После удачного заселения, я не пошла на море, а поднялась в «Вертухай», знаешь, на пятом, кафешка?

– Ну-ну, и дальше что?

– А далее… – Юля закатила глаза и в ожидании замолчала.

– Всё. Брысь отсель со своими загадками! Ты мне надоела!

– Папуля! Я твой друг, верный и надёжный. А ты мне «брысь!», как тебе не стыдно.

– Ладно-ладно, чего там «Вертухай»?

– А там, совсем девочка, моя ровесница, наверное, но уж очень хорошенькая, говорила кассирше, что хотя некий Михаил Маркович немного для неё староват, но в постели, да и ваще, это я её цитирую, мужик что надо, и что надо бы ей «по-серьёзному» с ним шуры-муры закрутить…

– Мало ли на свете Михаил Марковичей…

– Может и не мало, только я уточнила у этой девушки, а не тот ли это Михаил Маркович, который всех популярных артистов нашего Союза катает, как по стране, так и за её пределами.

– Ты что, рехнулась?!!

– Папуля! Я буду молчать, как рыба, но как говаривал бессмертный Бендер: «За это, Шура, я буду требовать от вас множество мелких услуг!» И потом, мне уже надоели и твоя Яга, и эта двадцатипятилетняя Марина. Хотелось бы поболтать с кем-то на равных, да и питание опять-таки…

– Юля! Знай! Ты сошла с ума! – Но сказав эту фразу, Малевич неожиданно понял две вещи: ему приятно было услышать про «шуры-муры» и что очень хорошо, когда такая рыба-акула находится в стане или стае твоих друзей. – И каков же был ответ на твоё уточнение?

– А я ещё изрекла, что знаю, что остановились вы, Михаил Маркович, здесь, в «Ленинграде», но не знаю в каком номере и что вы, Михаил Маркович мне очень нужны по вопросу…

– Хватит! Хватит издеваться над отцом!

– Ладно. Я отстану от тебя, если ты познакомишь нас. Кстати, как зовут-то твою новую пассию?

– Вера Александровна. – Буркнул раздавленный Малевич.

– Ладно-ладно, отдыхай и не думай о плохом, тем более что Вера, так сказать, Александровна, в эту минуту заходит в море и направляется к нам, то есть к вам, Михаил Маркович.

Разрезая, словно торпеда, мелкие волны, Вера Александровна шла к своей цели. Малевич провожал взглядом рыбу-акулу, плывущую вдаль, и думал, что видимо, это был самый удачный день за последние несколько лет его жизни.

– А с кем ты сейчас разговаривал, Мишель?

– Это была Юля, мой самый верный и надёжный друг, надеюсь.

И вдруг, Михаил Маркович Малевич, подтянулся на руках, встал ногами на валун, скинул в воду «вьетнамки» и нырнул в море. Он плыл и был счастлив, бессмысленно размахивая руками и крича «Мурку» так громко, что плывущие рядом шарахались в стороны, давая ему некий коридор. Он догнал Юлю, хлопнул её по попе так, что она чуть не захлебнулась, и вернулся к Вере.

– Верунчик! Я твой навеки! Пошли ко мне и не задавай дурацких вопросов, а то брошу. Перед тобой человек абсолютно свободный и лишённый каких-либо комплексов и недостатков! Вот так! Пошли!

Первым рейсом обессиленный, но счастливый Михаил Маркович улетел в Москву, оставив в Чёрном море все горести и беды. Впереди была сладкая и безоблачная жизнь.

На этом стоило бы остановиться, но автор хотел бы высказать свою точку зрения на всю эту историю. Когда я вижу репродукции «Чёрного» или «Красного» квадратов художника Малевича, у меня возникают ассоциации связанные с этой историей, рассказанной Михаилом Марковичем мне лично, по секрету. Я тоже являюсь самым верным и надёжным его другом, и говорить об этом очень приятно.

Малевич не развёлся с Яной Сергеевной, но устроил так, что Вера Александровна переехала в Москву, удачно, как и Марина, вышла замуж, и по сей день работает шеф-поваром в одном из самых известных ресторанов Москвы. Она свободно говорит на английском и французском языках, «натаскала» её Юля, подарившая Михаилу Марковичу внука Матвея, они с Верой закадычные подружки. Вера Александровна знает русскую, европейскую, арабскую и азиатскую кухни, как свои пять пальцев, и считает Михаила Марковича своим главным учителем и главным наставником.

Но ни с Яной Сергеевной, ни с Мариной, Вера Александровна не знакома. Принципы для Михаила Марковича – это святое: не знакомить своих дам и не лежать с одетой женщиной.

Курение убивает…

(Надпись на пачке сигарет.)

Всё, о чём я сейчас поведаю, я узнал позже, со слов близких и очевидцев. Теперь же постараюсь расставить цепь событий по времени появления оных.

Часов в двенадцать пополудни, мама попыталась меня разбудить и, не добившись результата, вызвала «скорую». Меня отвезли в больницу и без всякого предварительного осмотра бросили в палату «смертников». Часа через два появился врач. Произведя некоторое визуальное обследование (я увидел это позже на других больных), поставив капельницу он, уверенный и спокойный, ушёл беседовать с мамой. «Видите ли, – сказал он, оценивающе глядя на маму, – у нас нет абсолютно никаких медикаментов. Конечно, „Перицитам“, со всеми витаминами, мы будем ставить вашему сыну, но судя по его состоянию, ему вряд ли это поможет. У него, скорее всего, обширный инсульт, и я даже не буду называть вам сумму, которая потребуется, чтобы как-то привести его в сознание и способности хоть что-либо сказать. И как это не прискорбно будет звучать, надежды почти нет. Пропуск вам дадут постоянный, можете находиться рядом». Объявив свой приговор, врач подошёл к медсестре и, отдав ей все распоряжения относительно моей персоны, удалился к себе в кабинет. Он был хороший врач, он был добрый и порядочный, я в этом убедился лично, но что он мог сделать…

Придя в себя (а это, по словам врача, было уже хорошо), я почти сразу определил состояние, в котором нахожусь: во-первых, у меня не получилось словесно уточнить место своего пребывания, а во-вторых, я понял, что тело моё почти не слушается моей головы. Когда еле-еле свернув голову влево, я увидел капельницу, а чуть далее мужика на койке, всё стало на свои места – это была клиника, а я был её пациентом. Даю слово, я не испытал страха в этот момент, он придёт много позже, уже дома, а сейчас в голове стучала одна однословная мысль: «Курить!» С этой мыслью я пролежал довольно долго: мне уже поставили новую «бутыль», и совсем молоденькая медсестра мне миленько улыбнулась. Уже началась программа «Время» (кому-то принесли телевизор) когда вдруг до меня дошло, что если в зубах не окажется сигареты, я просто умру. Мозги стали соображать остро и анализировано. Почему в тот момент около меня никого не было, выяснилось, когда мама пришла ко мне на следующий день: она сидела дома с сестрой и ждала звонка из больницы, а сестра боялась оставить её одну.

Я был один. Нехотя, но правая рука всё-таки поползла к левой, и я резко выдернул иглу из вены. Сосед со словами: «Ты чё, дурень, делаешь?» – попытался встать, но я замотав головой, изобразив пальцами букву «V», поднеся её к губам, заставил его не звать медсестру. «Что, курить хочешь?» Я кивнул. «Терпи, братан. Двое суток потерпел в бессознанке, теперь пострадай. Были бы мы одни, ради Бога, а здесь, вон напротив, мужика ещё до тебя привезли, так ты оклемался, а он в коме, и рядом с ним – тоже не жилец, так что терпи.» Я высказал предположение по поводу палаты смертников и что меня надо просто довести до туалета, т.к. я и без него знаю, что в палатах не курят. Он посмотрел на меня: «Не мычи. Ты что думаешь, я понимаю по-коровьи?» Сообразив, что речь отсутствует, я резко повернулся влево, на живот и шлёпнулся на пол, больно ударившись о ножки капельницы. Из носа пошла кровь, сосед открыл рот, но не произносил ни звука ввиду охватившего его паралича. Я на автопилоте сел на задницу, взял с тумбочки пачку (его, соседа), зажигалку и пополз к двери. Будто в кино, истекающий кровью солдат, я полз через убитых, под взрывами фашистских бомб, чтобы соединить разорванный кабель связи, сомкнуть цепь любой ценой: руками ли, зубами ли, телом, живым или мёртвым, потому что от этого зависела Победа роты, полка, армии, страны. Так я полз в коридор. Немецкий солдат, отойдя от шока, перескочил через меня, выбежал из палаты и взвыл с криком о помощи гестаповским палачам. «Сестра!» – орал он из последних сил. А я полз и знал, что обязан доползти сам, потому что помощи не было и потому, что должен выкурить сигарету, пусть даже последнюю.

Подбежали обе, когда голова моя была в коридоре и стали все вместе меня тянуть обратно. Не ожидали они от меня такой прыти: я вырывался и полз дальше. Но они не понимали, что это было не сопротивление – это была битва за жизнь. Я перемахнул коридор в два рывка, благо женский туалет оказался напротив, и дверь в него была приоткрыта. Сестра побежала куда-то, а моя голова оказалась уже в курилке. Почти разорвав пачку, где-то в подкорке я понимал, что мне могут не дать закурить, я судорожно щёлкнул зажигалкой и затянулся. Тут подбежали эсэсовцы дивизии «Мёртвая голова» из приёмного покоя. Они забрали у меня и сигарету, и пачку, и попытались потащить меня обратно, но я вырвался. Цель моя была достигнута: я успел несколько раз затянуться, и умиротворение вошло в моё сердце. Я заплакал. Я плакал о том, что я жив, что я достиг цели, что жизнь очень хорошая вещь что,.. что… Но присутствующие поняли мои слёзы по- своему: «Отстаньте вы от него, – сказала та, которая мне улыбалась, – пусть курит, пусть подыхает, с ним возятся, как с ребёнком, а он тут гонки устраивает. Шумахер!» И она пошла к своему рабочему столу. «Не поймёшь вас, девчонки, – проворчал охранник, – то „помогите“, то „отстаньте“. Нам чего, больше всех надо!?» Он отдал мне сигареты и зажигалку, а я, протянул, совершенно спокойно, руку и сказал: «Затащите меня в туалет». По действиям охраны мне стало понятно одно – я был понят. Мой сосед по палате сказал: «Мужики, давайте перетащим его в мужской.»

Утром пришёл врач. Он сел на краешек кровати, долго смотрел на меня, хмыкнул, крякнул и ушёл. Вскоре пришла мама. Она плакала и целовала меня. Я забыл, когда последний раз она целовала меня. И я опять заплакал, только теперь – это был маленький мальчик, разбивший коленки об асфальт и испугавшийся за маму, бежавшую к нему. Мальчик боялся, что мама упадёт и также разобьёт коленки, и ей будет больно – она ведь женщина, а ему не больно – он мужчина.

Лампочка Ильича

Фрагмент – I

1.

Егор ждал очень привлекательную барышню в кафе «Букле», что на Арбате. Познакомились они, как не смешно это прозвучит, в метро. Он спустился туда случайно: опаздывал на деловую встречу, был в невероятном возбуждении и, ожидая подхода поезда, случайно наткнулся на синие глаза и совершенно детскую улыбку. Если бы Егор не был так раздражён пробками наверху и лимитом времени, он не обратил бы на эти глазки никакого внимания. Но сейчас, эти «синие блюдца», как у его кошки, окончательно вывели Есина из себя:

– Что вы светитесь, словно лампочка Ильича? Неужели вас не раздражает этот муравейник?

Девушка перестала улыбаться, и Егор подумал, что зря он так сказал, что у неё, прямо здесь и сейчас польются слёзы. Слёзы не потекли:

– А я и есть Лампочка Ильича, – она улыбнулась снова, наивно и виновато.

«Сумасшедшая!», – подумал Егор и отошёл чуть в сторону. Но в вагоне они вновь оказались рядом: Егора кто-то ткнул в бок, а он, в свою очередь, задел девушку. Извинился, увидел блюдца и улыбнулся, неожиданно для самого себя:

– Извините меня за резкость, но вы нормальная?

Девушка, улыбнувшись и немного подумав, пропела Егору прямо в ухо, стараясь перекричать шум поезда:

– Если бы я была ненормальная, я бы ответила вам, что – нормальная. А я вам так не отвечу.

Они вышли на «Киевской» и вместе пошли на выход, к эскалатору.

– А почему вы назвали себя лампочкой?

– Вы неоригинальны в способах знакомится, но я отвечу, я уже привыкла и ответ наизусть, будто таблицу умножения, затолкала себе в голову. Дело в том, что папа мой очень своеобразно относится к вождю мирового пролетариата.… А дедушка мой Ленина боготворил…

– А причём Ленин-то?..

– Не торопитесь…. Так вот, дедушка назвал папу Ильёй в надежде, что внука назовут Владимир. А родилась я. Дед рождения моего уже не застал, – девушка сдвинула бровки, и Егору снова показалось, что она сейчас заплачет, но он снова ошибся, – отец очень деда любил, но отношение к вождю и появление на свет девочки спутали все карты…

– И что? Вас назвали Лампочкой?

– Нет. Меня назвали Евлампией, но, имели в виду, именно это слово. Так и зовёт меня мой папа, Лампочкой…

– ???

– Да что тут непонятного?! Своей лампочкой, т. е. Ильича… Он же Илья, а я, как вы заметили, свечусь улыбкой, с самого рождения. Когда мама меня родила, врач, принимавший роды и поднявший меня высоко-высоко, не мог понять: то ли это нормальный первый плач, то ли – ненормальный первый смех. Все потом очень долго над этим явлением смеялись…

– Послушайте, Лампочка, – Егор хмыкнул, удивляясь фантазии отца девушки, и ляпнул, – а давайте мы с вами встретимся? Как вы посмотрите на такое предложение? Скажем, на «Пушке», там все назначают свидания, завтра, в пять?!

– О-о-о, вот это уже интересно.… Не спрашивая о замужестве моём, о том, свободна ли я…

– Вы не так поняли меня…. Хотя…. О замужестве я ещё спрошу, время будет. Если, конечно, вы согласитесь на свидание.

– Тогда, я спрошу. Вы женаты? Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.

– Я женат на своей работе. Вот и сейчас опаздываю. А в жизни – разведён. Сыну восемь лет, мне – тридцать четыре. Живу с кошкой Симкой, в «двушке», она, Симка – хозяйка всей квартиры, жениться не собираюсь. Это всё! Так как насчёт свидания, придёте?

Егор сказал правду. Собственно, развод его состоялся именно из-за женщин. Своей внешностью, отдалённо, он чем-то походил на актёра Безрукова, имел стильный, но, небросающийся в глаза гардероб и непринуждённо шёл на контакт с миром. По этим причинам, жена до истерии его ревновала за «связи на стороне». Сказать, что Есин был «чист, как альпийский снег», нельзя: были у него мелкие интрижки, но это не было его хобби или видом спорта. Просто, он был увлекающейся натурой, имеющей успех у прекрасной половины человечества. Поводов к ревности, кроме его внешности, у жены не было, и Егор в один прекрасный день понял, что у жены самой «рыльце в пушку». День наступил. Есин собрал свои вещи и вышел из дома.

– А мне нравится, что вы так объёмно открылись сразу, правда, не представившись…

– Ах, простите, Егор Есин.

– Ещё мне понравились некоторые «нестыковочки». Меня зовут Евлампия, как я уже говорила, мне двадцать три года, не замужем, но хочу. Поэтому я принимаю ваше свидание и приду на него. Ваше «не собираюсь» и моё «хочу» меня вдохновляют. Любовь – это война…

– Да? А мне всегда казалось, что любовь – это жизнь, а война – смерть.

– «Не мир пришёл Я принести, но меч», – сказал Христос, а затем добавил: «Любите друг друга!»

– О. как! Это вы тоже затолкали себе в голову, как таблицу умножения?

– Считайте, что так…. До завтра, Егор Есин…

И прежде, чем он успел ей ответить, она растворилась в людском потоке Киевского вокзала.

Вчера они встретились около памятника Пушкину. Она пришла, немного опоздав, что Егор считал вполне «светским» поведением. Он преподнёс ей небольшой букетик, и они пошли к Александровскому Саду. С ней Егору было легко: они, как-то беззаботно перешли на «ты», балагурили, подкалывали друг друга непошлыми фразами, в принципе, немного воевали. И, в конце концов, он пригласил её в маленький артистический кабачок «Букле», где сейчас и ожидал с нетерпением.

2.

У Есина была своя схема заводить знакомства, как деловые, так и личные: первая серьёзная встреча назначалась либо в ресторане, либо приглашением посетить театр, выставку или другое публичное мероприятие, включая книжные ярмарки. Здесь, считал Егор, можно ненавязчиво «прощупать» будущего делового или личного партнёра. Если по каким-то причинам, человек оставлял после встречи негативный шлейф, то Есин, без выяснений, отдалял его от себя и постепенно прекращал общение. Немаловажное значение имели события после первого случайного контакта с предполагаемым партнёром. Есину не только удалось не опоздать на деловую встречу, но и заключить важнейший долгосрочный контракт на изготовление нескольких программ, что изначально не предусматривалось. Егор возглавлял небольшую группу одарённых молодых программистов, получивших Гранд от самого Президента Медведева. Таким образом, Евлампия попала в категорию барышень, созидательного характера.

Дверной колокольчик, нежно звякнув, пригласил посетителей кафе обратить внимание на вошедшего. Это была Евлампия Ильинична. Егора не заинтересовало ни в чём она была одета, ни макияж, ни причёска. Он опять утонул в её «синих блюдцах». Встав ей на встречу, Егор протянул белую розу и отодвинул кресло, что было напротив:

– Добрый вечер, Лампочка.

– Добрый-добрый…

Есин подозвал официанта:

– Будьте любезны, принесите какую-нибудь склянку для розы, а барышня пока посмотрит содержимое меню…

Вечер проходил довольно удачно и, в какой-то момент Егор понял, что пора произвести первую мощную атаку:

– Знаешь, что меня интересует? Не применительно к тебе, а чисто в философском плане?

– Пока не знаю, но надеюсь сейчас узнать.

– Почему у большинства женщин поставлен огромный барьер на позиции «женат – не женат»? Вот у нас, у мужиков, этого барьера не существует, даже наоборот, если девушка мне симпатична, и я хотел бы провести с ней ночь, для меня разницы нет, есть ли у неё муж или бой-френд. И, если она несвободна, но также хочет остаться со мной наедине, то наличие в её жизни другого мужчины не усложняет, а упрощает желания. В последствии, конечно, могут возникнуть проблемы…. Но и с незамужней женщиной могут возникнуть те же напряги…

Лампочка задумалась, и у Егора чуть не сорвалось с языка, что, мол, только слёз не нужно. Но он вовремя вспомнил – это у неё такое выражение лица, и слёзы не польются.

– Знаешь, Егор, давай мы оплатим счёт поровну и выйдем отсюда.

– Почему поровну, я же тебя пригласил? И почему ты хочешь уйти, тебе со мной плохо? Я обидел тебя?

– Нет-нет! Всё не так. Пополам…. Ну, просто я так привыкла,… а уйти,… мы выйдем на улицу и я тебе, в тишине, спокойно всё объясню. Всё, что касается меня и твоего вопроса.

– А я сегодня хотел украсть тебя из этого мира…

– … Повести к самому краю вселенной… и подарить мне эту звезду?…

Есин расхохотался.

– У тебя очень огромная таблица умножения…

– Когда своих мыслей нет, приходится использовать чужие цитаты… Я знала, что ты предложишь мне сегодня остаться у тебя. Именно по этому, я и предложила совместную оплату за съеденное и выпитое. Чтобы у тебя не возникало иллюзий по поводу моего поведения. Ты далеко проживаешь?

– Через три дома, в Конюшенном.

– О, как. А жена, бывшая, здесь тоже, недалеко?

– Нет, она в Перово с сыном. Я всего восемь месяцев здесь живу. Случай подвернулся – купил. А до этого у друга на даче жил в Дмитровском районе.

– О, как! Случай подвернулся! Шёл по улице, а навстречу случай подвернулся! Ты его хвать и в сумку…

Есин снова рассмеялся. А смеялся он заразительно, немного похрюкивая, словно розовый поросёнок.

– Смешно у тебя получается свои мысли излагать. Они гораздо интереснее, чем цитаты.

– Да. Смешнее не бывает…. А я на Пришвина, недалеко от МКАД, с мамой.

– А приколист папа?

– Очередной прикол: он оставил нас, когда мне исполнилось восемнадцать, подарок преподнёс в день совершеннолетия. Но я, всё равно, его очень люблю. Он – единственный мужчина, которому я верю, как себе!

Выйдя из кафе, они направились к его дому.

– Не спеши, Егор, сбавь темп, а то не успею объяснить тебе свои взгляды. Так вот. «На чужом несчастье…», – далее ты в курсе?

– Ну, это ещё бабка надвое сказала… Неубедительно.

– Не перебивай. Дело не в том, бабка или дедка… Просто, если даже у обоих возникнет светлое чувство, от такого «бегунка» неизвестно, чего ждать в будущем. Понимаешь? Ты откроешься перед ним вся, вывернешься наизнанку, а он через год-два, ни слова не сказав, исчезнет, словно ёжик в тумане…

– Постой! А где гарантия, что холостой не исчезнет гораздо раньше?… Мужику тридцать, чуть меньше, а он холостой. Это же подозрительно даже? Именно это, на мой взгляд, говорит о его непостоянстве. При условии, конечно, что он нормальный мужик!

– Да, так. Но встречаясь с одиноким, всё-таки на что-то надеешься…. И, в тоже время, всегда готова к его исчезновению: не вертишься перед ним кроликом…

– Не вижу разницы…. Женатый, также может уйти от жены и угомониться…. В общем, ты мне так ничего толком и не объяснила. Я понял лишь одно: женат – до свидания, не женат – поглядим на твоё поведение. И баста. Женская логика – умом не понять.… Всё мы пришли! Идём?!

3.

В квартире у Есина было довольно комфортно. Но Лампочка сразу поняла, что в доме бывают только случайные женщины: не было ухоженности и уюта. Было – жилище.

– Сварю кофе…

– Не нужно. Я не хочу. Сядь лучше рядом.

Егор, молча, повиновался.

– У меня был парень. Хороший парень. Очень хороший друг был. А потом, что-то сломалось. Он псих был…

– Не понял, больной что ли?

– Нет, просто взрывной и бешеный…. Не смотри ты так на меня, Егор… он, просто, если что-то его не устраивало, не по его что-то получалось, у него самый настоящий припадок начинался, чуть ли не пена изо рта шла, трястись начинал, слюной брызгал,… рук, правда, не распускал, но зрелище было омерзительное. В конце концов, мне всё надоело, и я ушла от него. Он меня «доставал» ещё недели две, а потом пропал. Я успокоилась, немного в себя пришла, с месяц где-то остывала от него,… думаю, дай, звякну ему домой… поболтаем, как старые друзья,… глядишь, опять будем общаться, но уже в ином качестве, не как… ну, словом, останемся друзьями,… а мне его мама ответила, что его больше нет – моментальная остановка сердца. Понимаешь, он даже не понял, что его больше нет! Понимаешь, Егор! Ты понимаешь это, Егор? – И на её улыбку, не сходившую с её лица, потекли слёзы.

Егор даже не понял, что происходит. А слёзы текли и текли. Лампочка не закрывала лица, не вытирала щёки, как это делают в подобных случаях, не всхлипывала. Она плакала, улыбаясь при этом своею детской улыбкой, и только причитала, откинувшись на спинку дивана, словно читала молитву: «Двадцать семь лет, двадцать семь, как Лермонтову… двадцать семь, а я оборвала, будто Мартынов пальнула в сердце,… двадцать семь лет, а я в двадцать три – убийца. Боже, прости меня, Господи…. Боже…»

Есин испугался, что не сможет остановить этот кошмар. Он был уже не рад тому, что пригласил Евлампию (вот, папа имечко подсуропил!) в дом «на кофе». Какой здесь может быть кофе? Тут коньяку литр нужен, а не кофе с бубликом.

Зазвонил телефон, и Лампочка моментально перестала реветь. «Вот это смена настроений!», – подумал Егор и снял трубку:

– Да, Есин.

– Егорушка, – заворковала трубка, – это твоя персональная « Pussy Riot». Когда начинаем концерт?

– Вы не туда попали – ответил Егор и положил трубку.

– Кто это, Егор? – Евлампия была точно такая, как десять минут назад, цветущая и жизнерадостная.

– Какого-то Гену спросили, – а сам подумал, что она сама больна на всю голову.

Он вышел, принёс бутылку «Ноя» и разлил по рюмкам содержимое.

– И когда всё это произошло?..

– Месяца четыре назад, – беззаботно отозвалась Евлампия, пригубив коньяк, – вкусный,… а я в коньяках совсем не разбираюсь…

Зазвонил телефон.

– Ты чего, Егор, офонарел совсем, «не туда попали…»

– Послушай, «чего тебе надобно, старче?» Время десять, а ты названиваешь? Я сплю уже!

– Рановато, Егорушка, или ты не один спишь?

– Да. Верно. Дальше что?

– А если я сейчас приеду?

– Валяй, тебе же хуже.

– Ладно-ладно. Не волнуйся. Не парься и получай удовольствие.

Трубка дала отбой.

– Егор! Не выгоняй меня сегодня. Мне от тебя ничего не нужно. Я здесь посижу, а ты иди, ложись. Я уже и маме сказала, что домой не приеду…. Пусть думает, что у меня личная жизнь налаживается, а?

– Тебя никто и не гонит, Лампочка ты моя, и Ильича…

Она положила ему голову на плечо, обняла руками за шею и прошептала: «Спасибо тебе, Егор…. Имя у тебя красивое, произносить приятно. Кажется, „г“ в середине, вроде резко звучать должно, а звучит мягко-мягко… Его-о-ор…»

В дверь позвонили. Есин понял, что эта Пуси, всё-таки, выполнила своё обещание. Он резко открыл дверь и отпрянул от неожиданности. Перед ним стояла Лена, с которой он уже как месяца два не встречался. Он и имя её не сразу вспомнил.

– Ну, что Егор Александрович, не ждали? Не ждали! – Егор не мог видеть, как за его спиной появилась Лампочка. – А, вот и новая зазноба! Ты у нас Егорушка, просто половой гигант, с огрызком вместо члена. А я тут с Надькой твоей в баре.… Подсела ко мне девица…. Я у стойки сижу, пью кофе, и она тут… шасть… рядом, сидит, плачет. Я ей говорю, что, мол, чего плачешь, дура?! И она мне про своего кобеля, как начала чесать,… что и такой он у неё и сякой… разрисовала мне его… во всех подробностях… и, говорит, что имя у него необычное…. А я слушаю и ушам не верю! Вот те раз, это же Егор Александрович! Собственной персоной…. Так мы и подружились. Она там, внизу стоит, стесняется. А я, баба простая, стесняться мне нечего. Вот и зашла, так сказать, по-свойски. Что, ЕГЕ, групповуху устроим?