Петр Первый

– Я люблю в Дурака, – сказал Алекс.

– Я люблю в Козла, – сказал Петр.

– Никаких Дураков и Козлов, и знаете почему?

– Почему?

– В эти деревенские игры играют только на семечки, а на деньги никогда.

– Ну, хорошо, веди в кабак, – сказал Петр.

– Како веди, у меня денег нет, – сказал Семен.

– Не дала, что ли, на дорогу-то? – спросил Алекс.

– Нет, да я бы и не взял.

– Почему?

– Я обещал ей сделать её богатой бабой – женщиной, а мне надо только, чтобы любила, и быть для этого командиром полка.

Ребята почесали кто голову, кто за ушами, но согласились, что это:

– Очень правильно. – И.

И решили попросить денег у Анны Монс. Как сказал Петр:

– Заодно и проверим ее реальное существование, – он строго взглянул на Алекса. – Ну! если обманул – смотри: сам будешь искать деньги, продавая на местном рынке пироги с зайчатиной.

Ночью они поперлись, но как оказалось:

– Не в ту степь, – сказал Алекс.

– Почему ты так думаешь?

– Здесь нет забора.

– Как теперь его искать? Кстати, на нем было хоть что-то написано? – спросил Петр.

– На заборе?

– Чё ты переспрашиваешь, или читать не умеешь?

– Та не, скорее всего, на нем ничего не было написано.

– Тогда мы его не найдем, – сказал Петр. Он закурил трубу и сел на пенек. – Вспоминай, что-то обязательно должно было быть.

– Быть?

– Да, быть написано.

– Мне кажется, что я могу вспомнить всё. Нет, не вообще, не всегда, но в этом именно месте есть что-то магическое! Я могу вспомнить здесь, что было вчера.

– Это было не вчера, а в том месяце, – сказал Петр.

– Вот я и говорю, что для меня это как будто было вчера. Смотри, вот даже синяк под глазом, который мне поставила она я вижу, как будто он до сих пор цветет всеми цветами радуги.

– Ты говорил, что синяк тебе поставил ее изобретательный любовничек Кар.

– Не Кар, а Карл, и более того, он остался мне должен за то, что я придумал ему величественное имя Карл Двенадцатый.

Они прошли еще немного и действительно увидели надпись – пока что без забора, а так написано и всё:

– Запретная Зона.

– Что там? – прошептал Петр.

– Ты сам читать не умеешь?

– Так не по-русски написано.

– А разница?

– Нет?

– Никакой, бери и читай.

– Щас попробую. Мне кажется тут написано, чтобы мы сдали оружие, или как минимум готовились защищаться от намного более превосходящих сил противника.

– Ты что взял с собой?

– А ты?

– Мне ничего не надо, я как Мацуа Басё буду защищаться стихами.

– Шутишь?

– Да, ибо кроме поэзии мне близка магия японской борьбы и бокса – кара-тэ.

– Почему ты раньше мне не сказал? – удивился Петр.

– Ты бы тоже захотел научиться, а это долго.

– Долго не коротко.

– Это да, но надо жить в лесу, в одиночестве, чтобы этому хоть когда-нибудь научиться.

– Это не проблема – мы и так живем в лесу.

– В лесу должен быть ручей.

– Ты имеешь в виду тот большой ручей, который они тебе обещались показать в прошлый раз, в том смысле, что у нас такого нет?

– Вот до твоего вопроса я сам не был уверен, но теперь, да, вижу: судьба зовет нас к этому ручью.

– Будем, так сказать, учиться, – поддержал его Петр.

– Чему? – не понял Алекс.

– Так это – бить их.

И кстати заорал среди ночного леса, как тигр перед случкой:

– Кто первый, второй и третий – выходи-и-и!

– Зачем ты кричишь? – тихонько спросил Алекс, – если еще не обучен кара-тэ абсолютно.

– Ты умеешь, а у меня есть шпага.

– Я тоже взял эспадрон.

– Зачем? Хочешь, чтобы тебя убили, как не умеющего фехтовать плебея?

Они остановились в нерешительности в ночной не только тьме, но и тишине.

– Зря мы не взяли с собой Семена.

– Он проиграл в карты все деньги, которые ему дала Дуня Тонкопряха. Писят рублей ему дала. Табун коров можно купить.

– Лошадей, ты хотел сказать?

– Лошадей еще больше.

– Почему?

– Купили бы у казаков списанные.

– Да, нам для обучения хватило бы и этих.

В кабаке играли в покер, и они сели, не понимая в этой игре практически ничего, ибо мать его Наталья была абсолютно против игр в карты под названием Покер.

– Так только, в Дурака, Козла, на крайний случай в Пьяницу, – сказала она, когда узнала, что Петруша хочет учиться.

Так сказать:

– Чему?

– В карты играть, – ответил за него Александр.

– Кто это, кстати? – спросила Наталья Кирилловна.

– Это…

– Да?

– Так, один посол.

– Если он посол, то почему одет, как фельдмаршал?

– Я не знал, что так одеваются фельдмаршалы, – ответил Петр.

– Может быть, но послы тоже: не в курсе, что надо ходить голым.

Алекс осмотрел себя с головы до ног, извинился, и попросил немного времени, чтобы одеться:

– Как следует.

– Хорошо, ми подождем, – сказала дама, она подмигнула Петру, но он только почесал затылок, ибо:

– Как надо одеться, чтобы это сошло за приличную одежду для знакомства – точно не знал.

Но Алекс рассеял все его сомнения, когда вошел.

– Вот как надо! – хотел сказать Петр, ибо нарисовал перед собой фигуру, нет, не Красавицы Пауля Питера Рубенса, а:

– Человека в пейзаже Николы Пуссена, – человека, которого там нет. Но если приглядеться, то можно попытаться вступить в диспут с теми, кто говорит в картинах Ван Гога нет деревьев, так как:

– Это не тот цвет, который бы вразумил нас, что это настоящие живые деревья. – Но о Ваг Гоге тогда речь не могла идти, ибо, да, знали, что придет и он когда-то, но очень, очень немногие маги, к которым относил себя и Алекс, возможно зря, а просто начитался Нострадамуса, что:

– Каждый хомо, в принципе, может понять, что он:

– Знает будущее.

Петр даже не помнил, как сел в соседнее кресло, но Наталья сказала:

– Гут, это очен-но не только правильно, – она кивнула Петру, что выбрал такого фельдмаршала себе в друзья – художники, – прошу прощенья, в товарищи – напарники, но и вообще:

– Хорошо!

– Чем? – хотел спросить Петр, – но присмотревшись к генералиссимусу, сам понял:

– Вот как надо!

Несмотря на всеобщее взаимопонимание, Наталья Кирилловна разъяснила более подробно свою позицию:

– Если на тебя, Петруша, будет готовится покушение, как бывает начинается охота на всех счастливых наследников престола Всея Руси, мы можем грохнуть этого, и:

– Никто не догадается, что это не ты, ибо вы очень, очень похожи одними и теми же местами снизу.

– А лицо? – спросил Алекс, не зная, что вообще в таких случаях спрашивают для приличия.

– Лицо тоже похоже, – сказала Наталья, – но если кто сомневается, то можно и расцарапать, а всем сказать:

– Домогался.

– Думаете поверят?

– Без сомнения, с такой рожей только и делать, что до баб – девушек – женщин домогаться. Хотя, конечно, не без этого – того, чтобы какой-нибудь ушлый Ромодановский не догадался:

– Наоборот, – до него так домогались, что он сам и расцарапал себе лицо.

– Зачем? – Петр немного запутался и не понял.

– Чтобы на время не внушать к себе такой симпатии, – ответила Наталья. – В принципе, он мог бы даже завести себе публичный дом, но, как говорится:

– Жаль, что у нас это не принято.

– Кстати, почему? – спросил Петр, – я как раз собираюсь в Роттердамус, там мне продадут опыт этого дела.

– Нет, в России это не имеет смысла, – сказала Наталья Кирилловна.

– Вот из ит? – в том смысле, что: – Почему? – решил вставить хоть слово Алекс.

– Милый мой друг Алекс, – сказала Кирилловна, – у нас он и так существует.

– В каком виде – смысле? – удивился даже Петр.

– В придворном. Здесь нет жестко закрепленных друг за дружку пар.

– Нет, – сказал Алекс, – я не против, и знаете почему?

– Почему?

– Зато всё по-честному.

– Одно только мне не совсем ясно, – сказал Петр: – Мы приближаемся к первобытнообщинному обществу, или, наоборот:

– Уже пошли, как шестерка с бубенцами далеко, далеко вперед, к цивилизации Роттердама?

– Думаю, мы никуда не идем, – сказала Наталья, и сидим в своем обществе, как приличные люди.

Так-то всё прошло хорошо, но деньги добывать пришлось идти в казино, Степан рассердился, что они не имеют вообще ни копейки, и от этого расстройства проиграл всё богатство, которое у него было: пятьдесят рублей.

– Я бы мог год жить на эти деньги, – с тяжким вздохом сказал Степан. – Вы меня разорили!

– Мы не играли, ты сам все решил, – сказал Алекс.

– Вы стояли у меня над душой и мешали думать, – сказал он.

Глава 4

– Мы тебе подсказывали.

– Вот именно, а не надо было. Вы даже не знаете, что больше Стрит или Три плюс Два.

– Фул-Хаус? – спросил Алекс, – я знаю.

– Ну, что?

– Да какая теперь разница, что, если ты проиграл все наши деньги.

– Наши?

– Да, – подтвердил Петр, – теперь я вижу, что ты не жулик, поэтому всё будем делить на троих.

– Да? Ладно, тогда, если что, я поддержу тебя со своим полком.

– С Семеновским? – решил уточнить Алекс.

– Естественно, а с каким еще?

– У тебя его еще нет.

– Так будет, когда вы привезете картину из Роттердама.

– Амстердама, – сказал Петр.

– А разница?

– Не знаю, наверное, есть какая-то.

– Такая же, как между Ледой и Лебедем?

– А! Так эту картину привезти, что ли?

– По крайней мере, надо взять несколько, – сказал Степан – Семен.

– Вообще, я думаю, – поддержал Степана Алекс, – надо там прикинуться ведрами без коромысла.

– В каком смысле? – не понял Петр, а если понял, то решил узнать об этом способе по подробнее.

– Надо ехать двоим, но как будто мы не знакомы, – сказал Алекс, – будем конкурировать. Ты скажешь пятьдесят рублей за картину, я приду…

– Так выйдет еще хуже, – перебил Петр, – мы только набьем цену.

– Почему? Я скажу меньше, сорок пять рублей.

– По пять рублей будем снижать?

– Да хоть по сколько, но важно, что они отдадут тогда дешевле.

– Я не понимаю почему? – удивился Петр, а Степа его поддержал:

– Действительно, вы будете снижать, а они также естественно, повышать!

– Ни хрена не понимаю, почему так должно быть, – обиделся Алекс, и сказал, что поедет сам и покажет, как надо сбивать цену на картины.

– Ты когда-нибудь покупал картины?

– Нет, но я покупал другие вещи, как-то: впрочем, это не важно.

Действительно, не очевидно, что при вашей игре на понижение, контрагенты тоже будут играть на понижение. Гораздо логичнее, что они поведут обратную атаку: на повышение цен.

– Тем более, если будут знать, что мы – это российские лохи, и в картинном деле ни бум-бум.

– Почему мы ни бум-бум? – спросил Петр сейчас, когда они стояли в темноте, перед границей. Предположительно немецкой, как они думали, но не сомневались, что она вполне может быть и:

– Шведской.

Никто не пришел, и они проспали до утра прямо на траве под кустом. Точнее, под двумя пышными кустами, которые нагнули один к другу, как два берега у одной реки.

Но утром Алекс проснулся и увидел, что другого берега практически нет.

– Можно, конечно, вообразить, что берег есть, но как?

Алекс выбежал из шалаша – никого. Реки поблизости тоже не было, и он решил, что, скорее всего, они заблудились и попали не туда.

Петр вышел раньше, и пошел направо, а там как раз была река.

На берегу девушка полоскала бельё, и заметив ее заинтересованный взгляд, сказал:

– Я вернулся.

– Вот из ит? – пропела она. И можно было подумать, что, да:

– Я согласна.

Она бросила еще не до конца прополосканную простыню, и по мосткам пошла к нему навстречу. На ходу она сказала:

– Сейчас проверим, ты ли это на самом деле.

И не успел парень открыть рот, спросила:

– Где ты был?

И так как Петр побоялся глубоко задуматься над вопросом, точнее, над ответом на ее вопрос, то и высказал то, что уже давно лежало мертвым грузом на его душе:

– Вернулся из Крестового Похода, в конце концов.

Думал, она тут же сядет на смесь прибрежного песка и травы, но леди только ускорила шаг, а под конец своего нелегкого пути в гору:

– Побежала.

– Май диэ чайльд! ты вернулся, несмотря на то, что вчера, наконец, пришла похоронка, что ты пал в неравном бою за Гроб Господень, с этими, кто у нас там, я забыла – напомни?

– Я так устал от многих лет боев с этими берками, что не хочу даже вспоминать имен всех, кого уложил там навечно в горячий – что можно яйцо сварить за полчаса – белый, белый, как простыня песок.

– Простыня? Или пустыня?

– Конечно пустыня, дорогая. И да: несмотря на неумолимое для всех время – но только, видимо, не для вас – вы прекрасны, как только что расцветающая роза.

– Правда? Я тебе все еще нравлюсь? Докажи! Маятник на стрелках еще тикает?!

– Хорошо, где?

– Пойдем в воду. Кстати, у тебя огня нет?

– В душе?

– Я имею в виду, прикурить не найдется?

– Прошу прощенья: вот из ит прикурьить?

– Забы-ыл-л! Все забыл на свете, а меня не забыл! Так любишь? Еще хочешь, я могу тебе еще дать раза два.

– Так я не понял, а один-то уже был, что ли?

– Нет, это был проверочный вопрос, значит, действительно, если и помнишь что, то только очень немногое. Так и говори всем.

А между прочим, это что? – она подергала его за низ живота.

– А-а! Понял, понял, – Петр снял с пояса трубку и подарил даме, чтобы не считала его первым встречным.

– Спасибо, дорогая, наверное?

Камни для высекания огня есть? – наконец добралась она до сути того, что очень просит.

– Это не нужно, – ласково ответил Петр, и вытащил из-за спины аршинную подзорную трубу.

– Надо навести ее на солнце? – спросила леди.

– Естественно, не на Луну же.

– Тогда как мы будем курить ночью?

– Ночью тоже надо курить?

– Самый кайф после этого дела. Бывали случаи я выкуривала по мешку табака за ночь.

– Это немного.

– Почему?

– Мешки, наверно, были маленькие.

– Да, в принципе ты прав – небольшие.

И так в обнимочку они двинулись к хутору, который был за горкой. Белье же, к счастью вез осел, которого сначала Петр не заметил, и боялся, что его она и заставить переть на себе. А ведь царям такие вещи делать не положено. Бабу Здоровенную нести на себе – еще куда ни шло, но не осла же, тем более:

– Вместе с бельем после стирки. – И хорошо, если его достирали до конца, а можно привезти по запарке грязное, и самому же в рожу бросят со словами:

– Зла на тебя не хватает.

– Кто это? – сразу спросил ее старик. Он стоял в воротах конюшни и рассматривал снизу морду гнедого коня.

– Их бин…

– Что?

– Это мой муж.

– Откуда он взялся, если давно уже ушел в крестовый поход? – не поворачиваясь спросил пожилой мужчина и поправил на голове кожаную шапочку.

– Дак, вернулся!

– Да?

– Вот, сам посмотри.

– Я уже не настолько хорошо вижу, чтобы разглядеть неправду.

– Тем не менее, это мой муж, Карл Двенадцатый.

– Почему ты так решила?

– Просто сделала вывод: если ты Одиннадцатый, то он Двенадцатый.

– Логично, только я не Карл 11.

– Почему?

– Потому что не Карл 11 – и всё.

– Ты сам не помнишь, кто ты, поэтому, пожалуйста.

– Что, пожалуйста?

– Не отказывайся от своего счастья.

– Какого счастья, умереть в качестве отца Карла 12-го?

– Именно, именно, дорогой мой друг.

– Хорошо, – сказал старик, – давайте снова сыграем свадьбу.

– Зачем?

– Ибо даже если это не он, то все равно будет твоим мужем.

И тут подъехал отряд на разукрашенных серебром и золотом могучих лошадях.

– Кто это? – спросил Петр.

– Наш новый король, Карл 12, хочет, чтобы она стала его женой.

– Почему именно она?

– А почему нет? Впрочем, изволь, я открою тебе тайну: ему нагадали, что именно она, – старик кивнул на девушку, – принесет ему первую победу при Нарве.

Ты должен отстоять свое право.

– Какое право? – спросил Петр.

– Право первой ночи.

– Да, скажи ему, что ты вернулся, наконец-то, – поддержала старика девушка.

– Окей, – сказал Карл, выслушав сбивчивое требование пришельца, – если ты действительно крестоносец, сразимся в праздничную субботу на поединке. – И нагло подмигнув девушке, как будто уже считал себя победителем, повернул свой отряд к заливу.

– Куда это они? – спросил Петр.

– Да хрен их знает, – сказал старик, а девушка добавила:

– Искупаться. Чего и тебе настоятельно советую.

– Хочу в горячей бочке.

– Изволь, я разведу под ней костер.

– Не сваришь?

– Фирма гарантирует качество.

– Да? Как это?

– Я сама буду мыться заодно с тобой. Мы же все равно с тобой поженимся, так какая разница: раньше или позже?

– В принципе, да, а то я, знаешь ли, до спины никак не достану.

– У тебя лапы длинные, почему не достаешь?

– Дак, руки-то назад не поворачиваются, как у орангутанга.

– Да?

– Так ты потому решила выйти за меня замуж, что думаешь:

– Я орангутанг?

– Так, естественно, как будто ты сам не знаешь!

И как это ни удивительно Алекс вернулся один. Думал посадят. Так как даже Семен не знал, что так сказать:

– Перед самой поездкой в польский город Будапешт, – ребята решили сходить на рыбалку за:

– За русалкой.

Бывшая – но еще законная жена Петра Дуня Тонкопряха сказала своему Степану:

– Наш Семеновский полк, конечно же, еще не готов?

Так-то бы ответить:

– Како не готов, если мы еще и не начинали, можно сказать, его так называть. Ибо:

– Деньги еще не пришли по почте. – Но это было бы грубо, без любви, практически. Поэтому он ответил:

– Надо чё-то делать.

– А именно?

– Может, мне пока побыть Петром, ну, чтобы мы жили очень счастливо с тобой, как будто всю оставшуюся жизнь:

– Жених и невеста.

Ева – Евдокия попыталась соблазниться этим предложением своего Адама, но к своему удивлению:

– Не смогла даже слова сказать.

– Вижу, что ты боишься, – сказал Семен.

– Немного да, поэтому надо посоветоваться с Натальей.

– В том смысле, что, признает ли она его за сына?

– Кого его?

– Я подумал, может быть, первым послать к ней Александра?

– Алекса?! Если мы его допустим, то уж не оторвать будет от этой сиськи.

– Тогда, может быть, кого-нибудь другого?

– Кого?

– У меня есть знакомый племянник в деревне, мечтает поехал в город.

– Зачем?

– Ну, как зачем, баб трахать и…

– Если только для этого – пусть так и остается в своей деревне и кует лошадей.

– Он не конюх.

– А кто?

– Да, так, никто, просто баб – слово на букву б.

– Не понимаю, кто тогда в вашей деревне работает, если все баб – слово на е?

– Не все, кто-то работает, а кто, так сказать:

– Не только. Но у него есть шпага, не хватает денег только на коня.

– Хорошенькое дело, – тяжело вздохнула Дуня, – значит, он очень беден, а ты хочешь подсунуть его Наталье Кирилловне.

– По крайней мере он будет доволен конем и снаряжением к нему, а также званием сержанта.

– Сержанта?

– Да, как будто при рождении он был записан в мой полк уже сержантом.

– Так он, как и вы, мой друг, дворянин природный?

– Естественно, если вы пожелаете его записать в гвардейский Семеновский Полк.

– Был бы гвардии он завтра ж капитан! Того не надобно:

– Пусть в армии послужит!

– Да вы что, дорогая, оттудова нет пути наверх порядшному человеку.

– Пусть там совершит подвиг и через месяц мы переведем его в гвардию.

– Нельзя.

– Почему?

– За ним всю жизнь будет тянуться этот шлейф дурака-неудачника, служившего, может быть, даже сто лет назад в гарнизоне. Нам нужен человек – птица, человек – удача.

– Н-да, ну хрен с ним пусть приезжает. Купи ему хорошего коня здесь.

– Так-то бы да, но не могу.

– Почему?

– Дак проиграл всё намедни.

– Намедни – это когда?

– Они меня заманили в казино, а оказалось, что у них денег нет, поэтому я все проиграл.

– Поэтому ты всё проиграл, – повторила, как эхо Дуня. И добавила: – Но не все же на самом деле пятьдесят рублей серебром?

– Ну, не знаю, может и не все, только в карманах я больше ничего не нашел.

– Плохо искал, где твои штаны?

– На мне, дорогая.

– Снимай.

– Опять?

– Не опять, а:

– Опять – двадцать пять.

– Боюсь, как бы у меня не началось истощение организма.

– Никакого она-низ-ма. И знаешь почему?

– Почему?

– Если не можешь дотерпеть до меня – трахай первую попавшуюся служанку – я пойму.

– Я если вообще нет никакого порядошного человека поблизости?

– Это действительно вопрос, я имею в виду, не тебя одного, а.

– А?

– А весь мой Семеновский полк.

– Не знаю, что тут можно придумать. Если держать специальный привилегированный штат их крестьянок, не сумевших найти мужей в своих деревнях, то, думаю, это будет стоить дополнительных капиталовложений, а пока их мало, если не сказать точнее:

– И пока вообще нет.

– Вот пусть умом заработает себе должность корнета в моем полку. Честно тебе говорю: вместе с дворянской грамотой получит. Будет первым, кто получил это дворянское звание в новой России.

Будущий сержант – корнет – пока неизвестно, в какой полк попадет:

– Сразу в гвардейский по блату, – или:

– Только в армию салагой, где сержант не даст ему даже права на кратковременную свиданку с любимой девушкой.

Тем более, если она дочь капитана, а для уже немолодого сержанта – скоро тридцать лет – капитан это все равно, что майор, а еще точнее:

– Генерал-майор, – звезда, близкая по своим связям с вышестоящими богами, с Полярной, указывающей путь всему человечеству:

– Где можно спастись, даже находясь в бушующем море – океане жизни в деревне, несмотря на то, что она почти Подмосковная.

Он посмотрел в щель, но ничего не увидел, зато услышал разговор внизу:

– Где они?

– Они?

– Ты что думаешь, я проститутка?

– Хорошо, – сдай нам одного, этого, как его, Залетного из соседней деревни.

– Кого именно?

– Ну, этого, как его? – спросил парень в кубанке, сын самого богатого мужика в этой деревне Василий Мелехов.

– Пусть выйдет твой напарник.

– Это мой двоюродный брат.

– Всё равно, пусть уйдет.

– Почему? Мы сейчас проверим, кто там есть на сеновале. А для этого нужны двое. Второй страховать будет, если там, – он кивнул наверх, – кто-то действительно есть.

Дама этого деревенского дома наклонилась к Василию Мелехову и прошептала ему на ухо:

– Я те сделаю сюрприз, если он уйдет, ты понял?

– Нет.

– А че ты не понял?

– Не понял: точно, или точно-точно?

– Последнее.

– Точно-точно?

– Да.

– Хорошо, Иван выйди пока.

– Не пока, а пусть уходит домой.

– Что мне там делать? – обиженно спросил Иван.

– Иди, пей дальше самогонку.

– Не могу больше.

– Почему?

– Не лезет, обпился.

– Чего же ты хочешь?

– Хочу, как все.

– А именно?

– Трахнуть кого-нибудь.

– Ты еще слишком мал, – встрял наконец Василий Мелехов, – после козу трахнешь.

– Я хочу сейчас.

– Я не знаю, что с ним делать, – сказал Василий.

– Хорошо, ты иди.

– А он.

– И его возьми с собой. И да: чтобы вообще я вас больше не видела. Обоих! – разозлилась Бани. Так она себя называла, остальные просто:

– Баня.

Тем не менее, Василий прежде чем уйти, все же сделал несколько шагов по приставной лестнице наверх.

– Я сказала, что там никого нет.

– Надо пошевелить сено, – сказал парень.

И он уже сделал следующий шаг, только не успел его закончить:

– Лестница потеряла нижнюю гравитацию.

Она поднималась все выше и выше – так казалось ему – хотя Бони только ударила ее снизу ногой, и лестница покатилась своими задними ногами от стены, оставляя передние на стене, и они скользили все ниже и ниже, как будто на дно морское. Василий закричал и упал к ногам Бани, а потом и вообще выкатился из сарая.

И на свое счастье увидел спрыгнувшего с другой стороны сарая Владимира. Хотел уже его догнать, но поскользнулся, и обрадовался. Обрадовался тому, что нога:

– Кажется, не сломана, а только имеет небольшой вывих.

– Я тебя из-под земли достану, сукин сын, нахлебник на наших девушек. – Потом добавил:

– В городе даже найду.

Далее, Владимир прибывает в Москву.

Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось. Как много в нем отозвалось.