Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга четвёртая

Валентин по выпуску был распределён войсковую часть (в/ч), расположенную под Звенигородом, где был назначен на должность в лабораторию радиоизмерительных приборов. В их в/ч, по сравнению с боевыми частями, была масса преимуществ: отсутствие боевой готовности, два выходных дня в неделю, детский сад для сына, работа жене Лиде.

В 1974 году Валентин становиться начальником вычислительного пункта. В конце 70-х годов он переводится служить в ГУВ ВПВО (до декабря 1978 г. 4ГУМО) на Фрунзенской набережной, где служил Лёня Мисун.

В 1981 году Валентину была выделена квартира в Тёплом Стане, в которую он заселился в мае 1982 года. Живёт он в ней до сих пор (2015 год). С Валентином и его женой Лидой встречались в Москве в середине 70-х годов. Однажды, отправляясь в командировку на балхашский полигон, я заехал в гости к Валентину. Мы хорошо провели вечер. Я переночевал у него, а утром отправился от него в аэропорт Внуково. С Валентином регулярно разговариваем по телефону. Интернет он заводить не может, плохо со зрением.

Георгий Якушев из нашей второй учебной группы.

В своих письмах Валентин Шрамко неоднократно упоминает о встречах с Якушевым. Я встретил полковника Якушева в середине 80-х годов на крыльце столовой в Главном штабе ВПВО. Общение было минимальным и не запомнилось.

С появлением Интернета со многими ребятами курса стал активно общаться по скайпу и в Одноклассниках. Это Вениамин Полицин, Юрий Реутов и Олег Холопов из третьей учебной группы, Валерий Гилимсон и Виктор Пронин из пятой учебной группы.

С эстонцем Энделем Тийдт из первой учебной группы я учился три года в одном взводе в ДВАРТУ, а затем пять лет на одном курсе в МВИЗРУ. Узнав, что он служит на тверской земле, в Ржеве, разыскал его номер телефона, и мы с ним иногда общаемся. Эндель на свою Родину после 1991 года не вернулся, так как у него жена русская. Эстония таких своих земляков презирает. Помню Энделя с 1958 года. Это был скромный, застенчивый, обходительный, несколько угловатый, из-за высокого роста, парень, совершенно незнающий русского языка. Его и других прибалтийских ребят принимали в военные училища, потому, что они показали хорошие знания по математике и физике. Кроме того, Советскую Армию старались сделать интернациональной.

Ирония судьбы, Эндель Тийдт живёт в России, а Валерий Гилимсон, закончив службу в Эстонии, остался жить в Таллинне.

Во 2ЦНИИ МО много выпускников МВИЗРУ. Это, как правило, большие труженики, сделавшие большой вклад в развитие военной науки, в разработку новых систем вооружения для Войск ПВО. Многие из них стали гордостью института. Офицеры 2ЦНИ МО, выпускники МВИЗРУ, гордятся принадлежностью к этому замечательному учебному заведению, поддерживают с ним связь.

В 2003 и 2013годах многие тверичане ездили на 50-летие и 60-летие училища. А в 2008 году в честь 55-летия училища во 2ЦНИИ МО была устроена вечеринка, на которой присутствовали десятки выпускников МВИЗРУ.

Заключение

Позади пять лет напряжённой учёбы. Эти пять лет были забегом биатлониста на стайерскую дистанцию с десятью рубежами (сессиями). На каждом рубеже с пятью выстрелами (экзаменами) я не должен был сделать ни единого промаха. Это были напряжённые соревнования, борьба, в первую очередь с самим собой. Рядом были как преданные болельщики, так и завистники. Я успешно преодолел всю дистанцию, поразил все мишени, получил в награду золотую медаль.

Что она мне дала, как повлияла на мою судьбу?

В этой связи, можно отметить три существенных, положительных момента. Во-первых, она способствовала отличному распределение во 2ЦНИИ МО. Во-вторых, при назначении на должность в институте, я, как медалист, использовал своё право выбора управления и отдела. В-третьих, в результате напряженной, серьёзной учёбы, мною был создан хороший фундамент для моей успешной работы во 2ЦНИИ МО.

Глава 2. Воспоминания о детстве и юности

Послевоенное выживание

Предисловие

Мой родны кут, як ты мне мiлы!..

Забыць цябе не маю сiлы!

Не раз, утомлены дарогай,

Жыццём вясны мае убогай,

К табе я думкай залятаю

I там душою спачываю.

О як бы я хацеу спачатку

Дарогу жыцця па парадку

Прайсцi яшщэ раз, азiрнуцца,

Сабрать з дарог каменнi тыя,

Што губяць сiлы маладыя, —

К вясне б маёй хацеу вярнуцца.

(Якуб Колас «Новая зямля»)

Я, Власов Юрий Игоревич, родился 14 мая 1940 года в г. Минске, в доме который принадлежал моей бабушке по маминой линии, Шидловской-Бушило Марии Фёдоровне. Сморговский тракт, на котором стоял её дом, находился в районе Сторожёвки. Это северная окраина Минска. Сейчас это Центральный, самый престижный и экологически чистый район города. В километре от нашего дома стоял последний дом по тракту и заканчивался город. Ближайшая по тракту деревня – Ёдкова Цна. Есть информация, что вблизи её когда-то находился фольварк «Сморговка», в котором разводили верблюдов. В 10 км по тракту большой лес, который назывался Туровка, в который мы в детстве ходили за черникой. В семидесятые годы в лесу были восстановлены партизанские блиндажи и землянки.

Дом наш снесли в начале 60-х годов, когда началась интенсивная, хрущёвская застройка Минска. На его месте был построен кооперативный дом. У дома остались расти наш тополь, посаженный перед войной и берёзка, которую мы посадили с отцом после войны. Вскоре, после заселения дома, тополь, раздражающий жильцов своим пухом, спилили, а берёза наша всё ещё жива. Бывая в Минске, посещаю место, вспоминаю детство и юность, обнимаю родную берёзку.

Воспоминания о своей жизни решил изложить в виде мемуаров, при этом поделить их на значащие для моей жизни главы:

Детство и юность, 1940 – 1958 годы.

Учёба в Даугавпилском военном авиационном радиотехническом училище (ДВАРТУ), 1958 – 1961 годы.

Служба в зенитно-рактных войсках, 1961 – 1966 годы.

Учёба в МВИРТУ – МВИЗРУ, 1966 – 1971 годы.

Служба в 2 ЦНИИ МО в г. Калинин, 1971 – 1989 годы.

Работа в ЦКБ «Алмаз», 1990 – 1993 годы.

Работа в НИИИТ, 1993 – 1998 годы.

Работа в ЦНИР «Комплекс» Минюста России, затем НИИИиПТ ФСИН России, 1998 – 2011 годы.

Издана моя книга"Воспоминания о прожитой жизни» (Части 1,2,3). В Интернете всё можно прочитать по ссылке

http://www.proza.ru/avtor/vlasovyra2011

Цель написания Воспоминаний не очень ясна. Это, может быть, во-первых, чтобы как-то занять чем-то своё пенсионное время. Во-вторых, тренировать свою память, заново пережить то, за что когда-то боролся. В-третьих, может быть когда-нибудь, кого-нибудь заинтересует пережитое мною и моим поколением время.

Память о войне

Война началась, когда мне было год и месяц. По рассказам родителей был я шустрым, соседи звали меня «Заводной», и считали застенчивым. Если кто-нибудь ко мне обращался, то я отворачивался и прижимался к забору. Во время войны я мог умереть.

В конце 1941 года или в начале 1942, когда мне было 1,5 – 2 года, я заболел дифтеритом. Состояние было тяжелое и, от отчаяния, мама понесла меня в больницу. Здесь состояние не улучшилось, ибо, какие еще лекарства, и какая помощь могли быть в гражданской больнице в оккупированном Минске. В общем, я задыхался, пальчики синели, жить мне осталось не много. У моего доктора-спасителя был только кубик камфары, которым она воспользовалась и, в результате, оживила меня. После войны, приходя к своему участковому детскому врачу, которым был мой доктор-спаситель, я слышал от неё: «Юра-чудо». Значение этого словосочетания мне пояснила мама.

Начал помнить себя с четырёх лет. Помню, как ещё при немцах меня крестили в церкви на площади Свободы. Помню полицаев, которые заходили в дом и светили фонариком, который висел у них на груди. В памяти осталось освобождение Минска, мёртвый, раздувшийся немец, лежащий в поле недалеко от нашего дома. Помню, как отец принёс домой винтовку, патроны и стрелял по воронам, как отца взяли в армию в июле 1944 года, как мы с сестрой Риммой остались на попечении неработающей мамы, как нам было голодно и холодно, как матери-солдатки закрывали нас, сверстников, дома, а сами уходили добывать хлеб насущный. Помню, как с мамой мы однажды возвращались с вокзала домой, и я по дороге, без конца, показывая ей на развалины Минска, и всё спрашивал: «А здесь что было? А здесь что было?». Помню, как тётушка Лида водила меня на парад по случаю освобождения Минска. Помню, как мы с сестрой Риммой (она старше меня на четыре года) ходили купаться на озеро, созданное на реке Свислочь и расположенное в километре от нашего дома. Позже его назвали Комсомольским. И уже совсем отчётливо помню как мы, ложась спать, поворачивались к иконке с Казанской Божьей Матерью и молились за здоровье дедушки Сталина и отца, который был ранен и находился в новосибирском госпитале на излечении.

Как мы прожили в оккупированном Минске три года, чем питались все это время – одному Богу известно. Правда, немцы разрешали выращивать картошку и овощи на приусадебных участках, держать птицу и скотину. До появления партизан разрешали ходить в деревни, чтобы менять одежду на продукты. Часть их поступало в гетто в обмен на вещи. Самое распространенное блюдо было «подколотка». Это суп из воды и картошки, подколоченный для густоты ложкой муки.

После освобождения Минска жизнь наша особенно лучше не стала. Отец ушел на фронт, а на попечении матери остался четырехлетний я и восьмилетняя моя сестра Римма. Мама не работала. Какая работа могла быть в разрушенном городе. Но мама как-то приспосабливалась к обстоятельствам. Дома были куры. Из яиц и сахарина, оставшегося с немецких времен, мама выпекала печенье бизе, которое почему-то называлось «снежками». «Снежки» продавались на рынке, а на вырученные деньги отоваривались продуктовые карточки.

Несмотря на мамины старания, ложился я спать на голодный желудок. После моей укладки мама на кухне продолжала заниматься с сестрой, ученицей второго класса. И вот они бубнят, бубнят, а затем затихнут. Когда они затихали, мне казалось, что они что-то жуют. С разведывательной целью, я тихо вставал и шел на кухню как бы к помойному ведру. Моя тревога была напрасной. Сестра что-то писала, а мама стояла, склонившись над ней.

Сестра, как положено, в семь лет, в 1943 году, ещё при немцах, пошла учиться в 1-й класс 28-й школы Минска. В 1944 году, уже при Советской власти, мама ее повела во 2-й класс этой же школы. Но сестру отказывались брать во 2-й класс, так как в 1-ом классе она училась на немецком языке. Сестра даже не знала русской азбуки. Маме было жалко потерять год учёбы сестры, и она пообещала школьному начальству, что пройдет с сестрой программу 1-го класса экстерном. В результате начались с сестрой постоянные вечерние бдения при свете керосиновой лампы. Дело шло не очень гладко. Были даже слезы. Помню, сестра все не могла выучить наизусть стишок «Клим Ворошилов – народный комиссар». Когда сестра запиналась, я делал ей подсказку.

Возвращение отца с войны

В декабре 1944 г. отец вернулся домой с войны без ноги. Отставив костыли, он начал прыгать ко мне на одной ноге со словами: «Юрочка! Юрочка!». Я же его почему-то испугался и начал пятиться назад, под стол, до тех пор, пока не упёрся в стену. Ночью я долго не мог уснуть от мысли: «Как мне обратиться к отцу и произнести слово «папа».

Можно сказать, что мне в жизни повезло. Хотя отец с войны вернулся калекой, но он был живой. Не смотря, на увечье, он сумел определиться в непростой послевоенной жизни, создал нашей семье нормальные жизненные условия. По сравнению с семьями моих детских друзей, у которых отцы не вернулись с войны, мы жили хорошо.

Отец по натуре был компанейским, поэтому у него было много друзей, в том числе и евреев. У отца даже был запас еврейский слов и выражений. При встрече с друзьями, евреями, он перебрасывался с ними несколькими еврейскими фразами. Как я позже узнал, среди них были и нецензурные. Помог отцу устроиться в жизни тоже еврей, его довоенный друг Михаил Каплан. Очень хорошо помню его, так как часто по заданию отца приходилось ездить в его мастерскую.

– Игорь, – сказал он, – я научу тебя жестяному делу.

Не помню, сколько времени шло это обучение. Но видимо не долго, так как у отца руки росли из нужного места, и голова была светлой. В результате отец на всю оставшуюся жизнь стал жестянщиком. Он из жести начал делать на продажу различные вещи, имеющие в восстанавливающейся после войны стране большой спрос.

Главной среди них была центрифуга. Так почему-то назывался отстойник для молока. Он представлял собой цилиндр, емкостью 3, 4 или 5 литров. Внизу его были стеклянное окошечко и сосок (позже миниатюрный кран) для слива молока. Сверху его была крышка и проволочная ручка. В центрифугу заливалось парное молоко, и она опускалось на 2—3 дня в погреб или колодец для отстаивания молока. Сосок при этом закрывался обыкновенной картошкой или свеклой. По истечении времени у центрифуги открывался сосок, и из неё сливалась сыворотка. В окошечко было видно, как опускается граница между сывороткой и отстоявшимися сливками. В нужный момент сосок перекрывался той же картошкой и в центрифуге оставались сливки. Из них приготавливались сметана или сливочное масло. Сразу после войны спрос на центрифуги был большой, и стоили они достаточно дорого – 50 рублей. Это был выгодный бизнес.

Вначале отец делал центрифуги из банок от американского орехового масла, которое отпускалось населению по карточкам. Пустые банки в магазине не выбрасывали, а за определенную плату оставляли отцу.

Помощь родителям в добывании хлеба насущного

Сегодня в семьях часто стоит проблема – чем занять ребенка, как ему привить трудовые навыки, сделать помощником. У нас сестрой таких проблем не было. Многое мы с сестрой делали, чтобы помочь родителям в добывании хлеба насущного.

Когда консервные банки для центрифуг приносились домой, то нам с сестрой их нужно было мыть. При этом у нас был свой интерес. В пазах банок оставалось немножко масла, и его можно было добыть тонкими детскими пальчиками.

После пайки сестра центрифуги мыла от остатков паяльной кислоты и тщательно их вытирала, придавая им товарный вид. Позже Михаил Каплан стал поставлять отцу настоящую английскую жесть. С уменьшением спроса на центрифуги, рос жестяный ассортимент отца.

Определенным спросом пользовались, так называемые, газовочки. Этот примитивный источник света делался из пустой консервной банки. К ней приделывалась специальная пробка-головка, позволяющая заправлять газовочку керосином и имеющая трубочку для фитиля.

Консервные банки собирал я на помойках. Позже отец стал доставать заводские головки для керосиновых ламп и стекла к ним. В результате из тех же пол-литровых консервных банок от американской тушенки делались керосиновые лампы. Внезапно появился спрос на лампы с отражателем, которые подвешивались к потолку. Отец для этого придумал специальную конструкцию из проволоки. Для ее создания на доске из гвоздей был сделан специальный шаблон. Моя задача состояла в нарезании проволоки нужных размеров и ее выгибании по шаблону.

Отцом на продажу также делались воронки и терки. Для воронок я чертил по шаблону нужные для нее элементы. С терками возни у меня было гораздо больше. Во-первых, нужно было нарезать проволоку нужных размеров для обрамления тёрок, а затем набить в них дырки специальным пробойником на берёзовой колодке. Сосновая или еловая колодки были слишком мягкими и отверстия получались недопустимо большими. Всего в терке набивалось около 700 отверстий. Это была очень нудная работа, тем более, что дырки должны были быть набиты равномерно. И сегодня для себя я делаю терки сам. В ней я набиваю до 1000 отверстий. От заводской терки она отличается тем, что она более мелко и более быстро измельчает и картошку на драники или хрен. Набивать терки для свеклы специальным пробойником было сплошное удовольствие, ведь в ней было только около 70 отверстий.

Обуви в стране не хватало. Находились умельцы, которые из быушных сукна и ваты мастерили так называемые бурки. Для них нужны были калоши. Их тоже не было в продаже. Другие умельцы из старых автомобильных камер клеили так называемые чуни. Но для этого нужен был резиновый клей. Его тоже не было в продаже. У отца на рынке начали спрашивать резиновый клей. Отец начал его производство в домашних условиях. Он доставал у утильщика (тоже еврея) каучук. Я нарезал его мелкими кусочками. За необходимым авиационным бензином я ездил к тете Соне, жившей возле минского аэродрома. У неё на квартире жили летчики. Отец клал нарезанный каучук в герметичную емкость и заливал его авиационным бензином в нужной пропорции. Эта смесь ежедневно перемешивалась. Через неделю клей был готов. Дальше я его разливал в бутылки от одеколона и пенициллина. За первыми, они были ёмкостью 200 миллилитров, я ходил в парикмахерскую, с которой у отца была договоренность. В те годы люди после бритья или стрижки обязательно душились Шипром, Красной Москвой или Тройным одеколонами. Отказ от такой услуги было дурным тоном. Пенициллиновые бутылочки были ёмкостью около 10 миллилитров. За ними я ездил в поликлинику, где медсестрой работала мамина подруга Гробовская. Для разлива клея были сделаны специальные воронки с узкими сосками. Эта работа была кропотливой, нужно было разливать клей до одного уровня, не допуская перелива, иначе не закроешь пенициллиновую бутылочку резиновой пробкой.

Сапожных гвоздей не было в продаже даже в Минске. В деревнях на них был большой спрос. Отец их где-то доставал. В это дело свою лепту вносил и я. Напротив нашего дома была сапожная артель «Экономия». Ежедневно в ней осуществлялась уборка. Мусор выбрасывался во дворе артели. Ещё долго не было специальных контейнеров для мусора. На территорию артели я был вхож, так как в ней работала моя мама, а сторожами были наши соседи. Каждый вечер я обрабатывал мусор магнитом, добывая в нем достаточное количество гвоздей. Далее гвозди раскладывал в бумажные пакетики. В каждый пакетик упаковывался спичечный коробок гвоздей. Пакетики складывались в полотняный мешочек. Таких мешочков было несколько, по сортам гвоздей: двадцатка, тексики, колючка, медные гвозди и пр.

Постепенно народ отходил от войны, росли его запросы. Но деревенские магазины не могли удовлетворить спрос. Ездить в Минск для деревенского народа, в большинстве колхозников, получающих за свой труд не рубли, а палочки, было некогда и накладно. Этот недостаток нашей системы и пытался устранить отец и ему подобные. В результате, он возил в деревню: петли для окон, бруски для кос, оселки для сапожников, напильники для плотников, надфили для музыкальных и часовых мастеров, косячки на сапоги для военных, перочинные ножи, велосипедные спицы и пр. В общем, всякой твари по паре.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.