Дом, в котором падает снег

Филипп замолчал, мы закурили, и струйки табачного дыма плыли от нас прочь, в высоту ночного неба, исчезая в нескольких метрах над нашими головами.

– Филипп, – я первым прервал молчание. – Я сегодня с Катей общался, она сказала, что ты неразговорчивый.

– С ней – да. Она умная девушка, умеет вести дела. Больше мне от нее не нужно. А в тебе, Рома, я вижу хорошего парня, возможно, сам мог бы стать таким, как ты, сложись моя жизнь по-другому.

– Ты хотел бы быть мной? – я рассмеялся. – Ты же знаменитость! Мне кажется, что все остальные хотят быть на твоем месте.

– В сибирских племенах, почти в каждом селении есть шаман, – неожиданно начал Филипп. – Колдун. Когда шаман умирает, то ему предстоит найти замену. И, несмотря на то, что это в племени второй человек после вождя, никто не хочет быть шаманом добровольно. Потому что это очень тяжелая ноша. Легче всего быть таким же, как все. Вставать, идти на работу или пасти оленей, потом возвращаться домой и ложиться спать. А иная жизнь требует усилий, требует терпеть боль, отказываться от того, что привычно. Когда человек становится шаманом – это значит, что он больше не принадлежит себе, он становится проводником воли духов.

– А как ты стал ясновидящим?

– Не знаю точно. Понимаешь, после того случая, когда меня порезали, я редко выходил из дома. Почти ни с кем не общался. Читал, пытался придумать, как жить дальше. И однажды утром я проснулся, посмотрел на себя в зеркало, чтобы увидеть там урода, которым стал. Но внезапно разглядел в своем отражении красивого и сильного парня. Воина, которого украшают шрамы. Я понял, что мир вокруг – такой, каким мне хочется его видеть. Я не могу остановить дождь, если он идет на улице, но могу порадоваться ему, прожить вместе с ним час или целый день, попрощаться и пойти своей дорогой, не истратив силы на печаль или ненависть. Я научился принимать мир и себя в этом мире. И стал сильнее. Со временем стало казаться, что мне удается заглядывать в душу других, понимать их мысли, поступки. Я смотрю на человека, а мне словно кто-то подсказывает то, что хочется узнать. Конечно, проще это делать в определенной обстановке, но можно и прямо на улице или в метро. Мне кажется, мир поблагодарил этим меня за то, что я тогда не сдался, не сломался, а, напротив, научился быть благодарным и сильным. Ладно, – Филипп выбросил далеко в воду пустую бутылку, – пойдем по домам, скоро рассвет.

Я вздохнул, мне не хотелось заканчивать разговор, но глядя на горизонт, мы уже видели первые лучи солнца. Через пару кварталов наши пути разошлись, Филипп пожал мне руку, хлопнул по плечу и, на секунду задумавшись, словно решая, стоит говорить или нет, сказал:

– Спасибо, Рома, ты первый человек за семнадцать лет, с кем я смог по-настоящему поговорить.

Потом он скрылся за углом дома, а за моей спиной послышался стук колес первого трамвая.

Глава 4

«Если меняешь что-то в своей жизни, то стоит это делать ради чего-то, а не назло. Подросток красит волосы в синий цвет, думая, что создает свою индивидуальность, а на самом деле просто хочет, чтобы окружающие его заметили и услышали. И это не приведет ни к чему хорошему. А вот если начинаешь ходить в спортзал и работать над собой, чтобы понравиться девушке – это хорошо. Я твердо убежден в том, что мир – это зеркало, которое отвечает тебе тем, что ты отдаешь ему. И если мир жесток к тем, кто, кажется, не заслуживает этого, то, скорее всего, ты просто чего-то не знаешь».

– Роман, вы чем занимаетесь?, – голос преподавателя заставил меня выдернуть наушник, в котором я тихонько слушал лекцию Филиппа, скачанную из интернета.

– Да… ничем, – виновато пробормотал я.

– Вот именно, ничем. А следовало бы послушать меня.

– Простите.

Всю неделю после того ночного разговора, я бороздил интернет в поисках информации о Филиппе. Ее оказалось очень много, и она была крайне интересна. Самого Филиппа я не видел, каждый раз, когда приходил в офис, он либо принимал посетителей, либо, по словам Кати «только что уехал». Странно, но меня это не расстраивало. В моей голове сложилось убеждение, что это время нужно использовать для того, чтобы узнать о Филиппе побольше. Чем я, собственно, и занимался. Часто в ущерб учебному процессу.

Два года назад Филипп участвовал в ток-шоу «Поединок магов» и стал его победителем. В передаче участвовало полтора десятка разных персонажей, они выполняли задания – искали пропавших людей, отгадывали содержимое закрытых ящиков, тушили свечи взглядом и т. п. Я посмотрел все серии шоу. Должен сказать, что после первых выпусков никогда бы не подумал, что победителем будет Филипп. Он вел себя спокойно, в отличие от других участников, не одевался как ку-клус-клановец, не вешал на шею кроличьи лапы, в общем, не делал шоу. Зато все задания выполнял быстро и четко. От серии к серии его суждения становились все увереннее, видно было, что другие участники и ведущие проникаются к нему уважением и даже завистью. Мне стало крайне интересно – все это просто постановка или участники действительно обладают сверхъестественными способностями? Обязательно спрошу Филиппа при встрече.

После победы мой босс стал знаменитостью, завел свой канал в интернете, в котором рассказывал о духовном развитии, ясновидении и тому подобном. А полгода назад открыл салон «Звездный путь», в котором я теперь работаю. Когда мне на глаза попалась стоимость приема у Филиппа, то эти самые глаза полезли на лоб. Она равнялась почти половине моей зарплаты!

О жизни Филиппа до участия в шоу информации почти не было. Ну, то есть стандартные факты – родился там-то, учился, открыл в себе способности, приехал на шоу. В комментариях к видеолекциям я несколько раз читал обсуждения шрамов на лице Филиппа. Многие считали, что это грим для привлечения внимания. Были версии о домашнем насилии, об участии в боевых действиях и нападении диких зверей. Настоящую историю никто из поклонников моего босса не знал.

В конце недели я приехал в офис после выполнения очередного поручения. В приемной увидел Катю, она сидела на диване для посетителей рядом с немолодым мужчиной, держа в руке стакан воды. Мужчина был явно не в себе – глаза покраснели, было видно, что он недавно плакал, пальцы дрожали. Я застыл в недоумении, глядя на них. Катя сделала едва заметный жест глазами – «иди, потом объясню», я кивнул и пошел в подсобку пить чай. Дойти мне не удалось, потому что внезапно на моем пути появился Филипп. Он сказал: «Привет, зайди ко мне». Я прошел по коридору и впервые оказался в его кабинете.

Эта была маленькая комната. Вернее, это казалась огромной – все стены были закрыты зеркалами, создавалось ощущение бесконечного коридора. Только немного привыкнув, я осознал, что реальное пространство кабинета совсем небольшое. Из мебели в комнате были только два стула и стол. На столе стояли свечи. Многие из них сгорели почти до конца, на подсвечниках я заметил застывшие восковые капли.

– Мое рабочее место, – сказал Филипп, после того, как я огляделся.

– Круто! – мои эмоции были неподдельными. Комната и правда производила впечатление.

– Хочешь посмотреть, как я работаю? – он подмигнул мне.

– Давай.

– Садись.

Мы сели по разные стороны стола. Филипп достал из кармана зажигалку и зажег свечи:

– Готов? Закрой глаза.

Я закрыл и услышал, как что-то щелкнуло. Кажется, он выключил свет. Я ждал, когда Филипп разрешит смотреть. Но он молчал. Тогда я решил взять инициативу в свои руки – приоткрыл глаза совсем немного, а потом ужас, который я увидел, заставил смотреть так широко, как только возможно. Страх ударной волной прокатился по моему телу, заставил меня отшатнуться назад, я рухнул со стула на пол, в падении ударился головой и отключился.

В чувство я пришел на диване в приемной. Катя смотрела на меня с испугом, а рядом с ней ухмылялся чем-то довольный Филипп. Я решил воспользоваться ситуацией и пробормотал что-то вроде:

– Катя, пойдем со мной в кино.

– Живой, – улыбнулась она и слегка потрепала меня по волосам. Это было приятно.

– Филипп, что это было? – я потихоньку начал вспоминать то, что случилось в его кабинете.

– Это называется «зеркальный коридор». Но об этом давай в другой раз. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально… вроде, – я потрогал затылок, он не болел, но там начинала набухать шишка.

– Что ты видел? – спросил Филипп.

Я потер переносицу и начал вспоминать. По телу снова прокатилась волна страха. Не такая мощная, как тогда, но ощущения были еще сильными. Там, в кабинете, я испугался, увидев лицо Филиппа при свечах. Его глаза неистово горели – один зеленым светом, другой – голубым, языки пламени дрожали, делая очертания лица пугающими. А самое страшное было в том, что глаза эти были повсюду – в отражениях зеркал их были десятки, сотни, и все они смотрели прямо на меня, словно хотели забраться прямо в душу. Наверное, та минута была одним из самых сильных впечатлений, прожитых мной.

Филипп выслушал меня и сказал:

– Хорошо, ты молодец, – потом хлопнул себя ладонями по коленям и предложил: – А пойдем чего-нибудь съедим, а?

Предложение пришлось очень кстати, я и так был голоден, а после пережитого есть хотелось еще сильнее.

– Кать, пойдешь с нами? – спросил Филипп.

– Нет, спасибо, у меня планы на вечер.

– Хорошо, – меня ее ответ расстроил, а Филипп, мне показалось, знал, что она не согласится и спросил просто ради приличия.

Через двадцать минут мы сидели за столиком в кафе, я с наслаждением ел вторую порцию салата и окончательно приходил в себя. Филипп пил зеленый чай и словно выжидал момент, чтобы начать заговор. Он закурил и несколько минут подряд смотрят в одну точку, казалось, что мыслями он был где-то очень далеко. Я заговорил первым:

– А что за мужик в приемной сидел, когда я пришел?

Взгляд Филиппа ожил, он посмотрел на меня и на мгновенье в его глазах я заметил смертельную усталость. Впрочем, может мне и показалось, потому что в следующую секунду он снова стал таким, как и всегда. Филипп слегка улыбнулся:

– А, этот? Клиент.

– Он, кажется, был не в себе.

– Не то слово. Он хотел узнать правду. И узнал. Знаешь, Рома, когда люди приходят ко мне и задают вопросы, у них в голове уже есть ответы на них. Они просто ждут, что я скажу то, что им нужно. Многие мои коллеги делают именно так. Говорят то, что от них хотят услышать. А я говорю правду. Слышать ее бывает очень больно, – Филипп потушил сигарету и жестом подозвал к себе официанта. – Любезный, вы могли бы принести девушкам вон за тем столиком мартини? За мой счет.

Официант кивнул и удалился. На мой вопросительный взгляд Филипп ответил улыбкой:

– Хочется сделать сегодняшнюю ночь интересной.

– Думаешь, получится?

– Рома, ты меня удивляешь, – рассмеялся Филипп. – Ты забыл, кто я? Они с того момента, как мы вошли, узнали меня. И мечтают сейчас только об этом. Ладно, я пошел. Давай, до завтра, – Филипп подмигнул мне, и направился к столику, на который официант выставлял заказанный мартини.

Я большим глотком допил кофе и направился к выходу. Признаюсь, мне было немного обидно, что Филипп пошел к девушкам без меня. Но, впрочем, час был поздний, я устал, да и хорошо было бы выспаться перед завтрашним днем.

Глава 5

Наверное, у любого, даже самого незначительного события в жизни, есть свой, очень важный смысл. Ты можешь каждый день, год за годом, повторять как мантру цепочку событий – проснулся, умылся, пошел на работу и т. д. Но, однажды что-то может пойти не по плану. Например, выйдя на улицу, ты заметишь, что оставил дома кошелек. Вернешься обратно и встретишь на лестничной площадке очаровательную девушку, в которую сразу же влюбишься. Вы живете рядом уже много лет, но никогда не встречались, потому что она выходит из дома на десять минут позже тебя. Но случайное событие, может быть, маленькое совпадение, приводит к тому, что ваши жизни меняются навсегда.

Я работал у Филиппа уже почти полгода. Месяц назад Катя неожиданно вышла замуж и уволилась. Мы с Филиппом остались в офисе вдвоем. И, должен заметить, бизнес шел очень и очень хорошо. Дел было невпроворот – клиенты появлялись один за другим, мы снимали и монтировали видео с лекциями, проводили семинары, несколько раз ездили в другие города. Институт я совсем забросил. Зато финансовое положение мое стремительно улучшалось – денег наше занятие приносило много, и вместо койки в общежитии меня ждала просторная кровать в съемной квартире. Кроме этого, теперь я числился в салоне «исполнительным директором». Филипп сказал, что такая запись в трудовой книжке пригодится мне в будущем. Правда, на мой вопрос: «В каком таком будущем?», он лишь неопределенно пожал плечами.

Почти каждый вечер, после работы, мы с Филиппом сидели в офисной приемной или в ресторане, пили вино и разговаривали. Я заметил, что всякий раз, собираясь предаться воспоминаниям, он поглаживал пальцами шрамы на своем лице. Это было похоже на некий ритуал. Однажды я спросил, почему он так делает.

– А ты наблюдательный! – улыбнулся Филипп. – Знаешь, человеку свойственно жалеть себя. Если что-то складывается не так, как хочется, что-то не получается, то мы ищем оправдания. И если в нас есть какая-то черта, которая отличает от других в худшую, по нашему мнению, сторону, то мы хватаемся за нее, как за соломинку и держимся. Держимся очень крепко. Например, не может девчонка себе парня найти, смотрит на себя в зеркало и говорит: «ну, все понятно, я же толстая». То есть этим она находит себе оправдание. Я толстая – поэтому несчастная. И все. В мире есть миллионы счастливых и успешных толстых людей. Равно как и худых. Но именно эта черта служит ей оправданием своей слабости и лени. Я толстая! Ну, что ж поделаешь! И вроде как успокоилась. И живет себе дальше, не пытаясь изменить жизнь в лучшую сторону.

– То есть, ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, – перебил меня Филипп, – что сам был таким. Когда в пятнадцать лет мне изуродовали лицо, я тоже нашел себе прекрасное оправдание, чтобы ничего не делать. Я урод! Не трогайте меня! Буду сидеть и унывать. А потом неожиданно понял, что эти шрамы – напоминание о моей силе, о том, что я смог преодолеть. Они открыли во мне способность жить, несмотря на боль. Ты удивишься, но я даже благодарен тем парням, что избивали меня тогда. Они показали мне новые пределы моих возможностей.

– А ты встречал их потом? Ну, этих ребят.

– Конечно, – улыбка Филиппа стала такой хищной, что мне стало немного не по себе. – Когда я оправился после той драки, мне предстояло ходить в ту же школу, ходить по тем же дорогам, что и раньше. И они никуда не делись. Знаешь, бывает так, что ребенка обижают, а он решает, что надо учиться постоять за себя – идет в спортзал, качается, занимается боксом. Но дело-то не в этом. Чтобы применять силу, надо ей обладать. А сила не здесь, – он указал на бицепс, – сила тут, – Филипп постучал пальцем по груди, – внутри тебя.

Он закурил сигарету, сделал глубокую затяжку и продолжил:

– Когда я вернулся в школу, все тыкали в меня пальцами. Еще бы, такое событие, есть что обсудить. А я, на первой же перемене после возвращения, отыскал в коридоре того парня, что резал мне лицо, подошел к нему сзади, аккуратно так взял за шею и приложил головой об батарею. Крови было… ты не представляешь. Понимаешь, Рома, у таких людей, как он, чувства отсутствуют – они не знают, что такое жалость, любовь, дружба. У них нет морали. Им не бывает стыдно. Разговаривать с ними можно лишь на языке силы. Если ты покажешь, что не позволишь себя унижать, что готов драться насмерть, они больше не будут лезть к тебе. Им проще найти новую жертву, слабую и беззащитную, чем пытаться сломать того, кто показал себя сильным.

– Ничего себе, – я был поражен мыслью Филиппа. Мне никогда не приходилось думать об этом.

– А потом я сделал тоже самое со всеми остальными. Выжидал, искал момент, отлавливал в подворотнях, как они меня. Я отомстил каждому.

– Думаешь, это правильно? А прощение там, все дела?

– Ну, так… я их простил, – усмехнулся Филипп. – И, как уже сказал, даже благодарен. Но, долги надо возвращать.

Не могу сказать, что был согласен со словами Филиппа, но смысл в них определенно был.

Почти каждый раз наши посиделки заканчивались тем, что он примечал какую-нибудь девушку или сразу нескольких и отправлялся к ним за столик. Я привык к тому, что Филипп не брал меня с собой и не обижался. Тем более, что к тому времени у меня появилась подруга. Отношения с ней были еще на стадии зачатия, но играть на два фронта – не моя история. Единственное, что не давало мне покоя – почему после каждой ночи, проведенной с новой девушкой, Филипп полдня ходил мрачнее тучи. Сам он не рассказывал, а спросить я как-то стеснялся.

Вообще, у меня было много вопросов, на которые мне хотелось узнать ответы. Филипп был откровенен в разговорах со мной, но за полгода знакомства он так и не объяснил, что произошло тогда, в его кабинете, когда я увидел «зеркальный коридор». Но вскоре судьба подарила возможность задать интересующие меня вопросы.

Мы поехали проводить семинар в Москву. Билеты на самолет купить не удалось, поэтому нам предстоял ночной переезд на поезде. В купе ехали вдвоем, Филипп выкупил его целиком. На мой вопрос: «зачем?», он ответил длинной непечатной фразой о том, на каком именно месте он вертел случайных попутчиков. Если коротко, смысл высказывания заключался в том, что соседи помешали бы ему нормально доехать до места. Когда поезд тронулся, мы, как обычно, открыв вино, завели разговор. Я заметил, что Филипп был задумчив и очень раздражался, когда к нам в купе по ошибке заходили другие пассажиры.

– Чего ты злишься на них? – спросил я, когда Филипп, выгнав очередного визитера, наконец, догадался закрыть дверь на защелку.

– Не люблю людей.

– Да ладно? Мы же, вроде как, с людьми работаем.

– Ну, это с какой стороны посмотреть… – он ехидно ухмыльнулся.

– Что ты имеешь в виду?

– Представь ситуацию – ты сидишь в вагоне, ну, как сейчас, и тебе очень не хочется, чтобы кто-то подсаживался.

– Это ты про себя говоришь? – улыбнулся я.

– Нет, сейчас это просто абстрактная ситуация. Ну, так вот – тебе хочется ехать одному, спокойно читать книгу, например. Ты только устроился, а в вагон вваливается бабушка – начинает причитать, мол, ой, нашла, наконец, вагон, ой, а душно-то как, ой, внучек, а помоги мои семь сумок на полку положить и т. д. И ты понимаешь, что настал полный ******. А вот другая история – вместо бабули подсаживается длинноногая блондинка, улыбается, да еще предлагает пойти выпить в вагон-ресторан. И ты думаешь – как открыть окно, чтобы выбросить на хрен ту книгу, которую собирался читать? Понимаешь, восприятие людей нами не объективно – если человек нравится, мы начинаем додумывать его образ, наделяя чертами, которых у него может и не быть. А если не нравится, то выдумываем ему недостатки.

– Мм… – в ответ у меня получилось только помычать. Я не очень понимал, куда клонит Филипп.

– Я читаю людей, потому что они мне безразличны. Я не наделяю их выдуманными свойствами в зависимости от того, есть у меня к ним симпатия или нет. Поэтому вижу людей такими, какие они есть на самом деле. Для меня это просто материал для работы.

– Звучит цинично, – сказал я.

– Так и есть, – парировал Филипп. И добавил: – Моя особенность в том, что я не способен испытывать чувства к людям. Вообще. У меня были друзья, была семья. А потом случилось так, что кого-то из них оставил я сам, кто-то покинул меня. Я остался в мире абсолютно один. Понимаешь? Любому нормальному человеку в этой ситуации должно быть больно. Он должен спасать свой мир, любыми возможными и невозможными способами не дать ему развалиться. А мне было все равно. Мне и сейчас все равно. Люди уходили из моей жизни, один за другим, сначала приятели, потом друзья, затем самые близкие друзья и, наконец, любимая женщина. Все вокруг кричало о том, что я должен захлебываться от боли. Я пытался придумать себе эту боль. Но мне не больно. Понимаешь, Рома, не больно. Не знаю, почему.

Филипп закурил прямо в вагоне. Я хотел сказать, что не стоит, наверное, этого делать, но он лишь отмахнулся, уловив мою мысль.

– Мне никак не понять – были ли настоящими мои чувства ко всем тем людям, которых я потерял. Или мне вовсе не дано испытывать эмоции и все, что я называл любовью и дружбой, было лишь выдумкой для самого себя? Попыткой быть похожим на других. Я старался жить правильно, вернее, так, как все считают правильным. Но потом понял, что это не делает меня счастливым. Я не мог полюбить себя, потому что знал, что не нравлюсь миру. Ведь живу по другим законам. Нас учили тому, что надо быть добрым, отзывчивым, стараться понимать других, заводить семью и т. д. А если я другой? Если я – не добрый? Что же мне делать? Умереть? Пытаться переделать себя? Но свою природу нельзя изменить. Спустя годы, долгие годы одиночества я сделал главный выбор своей жизни – принял себя таким, какой я есть. Пусть я плохой – да, но это моя сущность. Мне абсолютно наплевать на других – правда, но это моя правда. Я могу сломать человека, достав на поверхность все то, что он скрывает от самого себя – да, но люди сами приходят ко мне, чтобы узнать правду. Я умею пользоваться ими, играя на симпатии ко мне – тоже не секрет. Мне известно, что я – плохой человек.

– А почему ты решил, что плохой? – спросил я, – мне кажется, ты просто честен с собой. Не каждому же дано рисовать единорогов…

– Ты не понял, Рома. Мир вокруг – это постоянный процесс созидания. Создавать что-то – это естественно, продолжать свой род, растить детей – это правильно; это значит, быть на одной волне со Вселенной. Вначале было Ничто, Пустота. Потом она начала обретать очертания и постепенно, осознавая саму себя, превращалась в мир. Мы рождаемся, развиваемся, стареем, потом умираем, но мы оставляем что-то, являющееся нашим продолжением, бесконечностью энергии Вселенной. А я разрушитель. Я беру энергию и не отдаю обратно. И с каждым разом ее мне нужно все больше.. И знаю, чем все закончится. Я видел это в «зеркальном коридоре». Он никогда не обманывает.

Я нервно выдохнул и на секунду отвел взгляд от Филиппа. Мне нужна была передышка, чтобы осознать то, что он сказал. Я посмотрел в окно, на улице была ночь, и сквозь стекло не было видно того, что происходит там, снаружи. Оно отражало только то, что было внутри. Я увидел лицо Филиппа, вернее, должен был увидеть. Из отражения на меня глядел старик с жуткими глазами. Взгляд был хищным и я, издав громкий крик, резко метнулся к двери.

– Ну, что? Понял теперь? – сердце все еще бешено колотилось, но я начинал приходить в себя, потому что Филипп, неподвижно сидевший на своем месте, был все тем же человеком, как и всегда.

– Что это было?!? – кажется, я сказал это громче, чем следовало.

– Сядь ты уже, – спокойно сказал он, закуривая новую сигарету, – тебе нечего бояться. Это «зеркальный коридор». Сейчас его роль исполнило стекло вагона. В идеале, конечно, нужно много зеркал, но так тоже можно.

– Филипп, я ничего не понимаю, – я сел на свое место и сделал глубокий глоток. Вино совершенно не имело вкуса.

– Это, брат, и называется магия. При помощи зеркал я могу видеть человека насквозь. Или показать ему что-то, как сейчас тебе. В принципе, это можно делать и просто так, на ходу, но с зеркалами получается лучше. Тогда, в моем кабинете, ты увидел меня. И сейчас тоже. Люди, которые приходят ко мне на прием, как бы расщепляют свою сущность в сотнях отражений. Когда видишь человека в обычной жизни, он для тебя целый, неделимый. Но пользуясь «зеркальным коридором», можно разложить его, как мозаику, внимательно рассмотрев каждый кусочек. Узнать прошлое, увидеть будущее.

– Ты и мое будущее знаешь?

– Нет.

– Как же так? – признаюсь, мне было несколько обидно.

– Есть люди, которые уже сделали свой выбор, например, я. И мое будущее можно прочитать, как книгу. А есть такие, как ты. У которых этот выбор еще впереди. Есть миллионы вариантов твоего будущего. И, ты знаешь, я рад, что не могу сказать, что будет с тобой.

– Почему рад?

– Потому что есть большая вероятность, что у тебя все будет хорошо.

Глава 6

Мир создается мыслью. Она заставляет Вселенную быть такой, какой ты хочешь ее видеть. Можно радоваться дождю, прыгать по лужам, не обращая внимания на то, что промок до нитки. А бывает так, что в теплый солнечный день хочется закрыться в чулане и не думать вообще ни о чем. В моменты грусти сложно найти хотя бы какую-то мелочь, которая заставит вновь радоваться жизни. А когда ты счастлив то, напротив, даже самая большая неудача воспринимается как простая яма на дороге, которую легко можно обойти. Мысль создается тебя. Ты становишься тем, о чем думаешь.

Я нашел любовь и она подарила миру меня. Меня настоящего. И мне нравится новый я. С Кристиной мы познакомились случайно, когда вместе стояли в очереди за кофе. Взяв свой стакан, она развернулась именно в тот момент, когда я сделал шаг вперед, чтобы сделать заказ. Мы столкнулись, и ее кофе оказался на моей рубашке. Вот так, с моего матерного возгласа, начались наши отношения.