Инская Коммуна. Город

В вопрос о том, как все это на карте уживается, какова история этого мира, что из себя представляет каждое из этих государств, я еще не погружался. Пролистав кратко учебники истории, я смог понять только то, что века до семнадцатого-восемнадцатого значимых отличий от нашего мира не было, но потом в какой-то момент все начало меняться.

Важнее стал вопрос, как организована жизнь на месте, здесь, в Ново-Сибирске. Содружество Коммун – это круто, но здесь и сейчас эта информация мне вообще ничего не дает. За ответом я залез в учебник наук социальных. Выпал я в знатный осадок. Нет, не так. Я ВЫПАЛ В ОСА-А-АДОК.

В чем же дело. По специализации я готовился в своем мире стать экономистом. Я думаю, вы сразу подумали правильно: деньги. В моей специальности они повсюду. В них все измеряется, они являются главным стимулом и мерилом поступков. В последние десятилетия таковыми они являются и в жизни обычного человека. А тут на всё, что я нашел о деньгах, это раздел «Теория денег» в книге по народному хозяйству и все! В этом же разделе, на первой странице было указано что-то по типу «Товарищи ученики, смотрите, какой когда-то был конфуз».

В общем, общество, в которое я попал, как-то функционировало без денег. Здесь и сейчас я еще сам слабо понимаю, как это работает. Вернее, как это РАБОТАЕТ, я не понимаю вообще, а устроено это, переводя на привычный мне, выросшему в мире предельно капиталистическом, язык, примерно следующим образом.

Отбросив верхушку, мы увидим, что основной территориальной (что важно) единицей хозяйственной деятельности является коммуна – «суперинтегрированная» корпорация. Она обеспечивает своих «сотрудников» всеми возможными благами, они живут внутри экосистемы этой корпорации. И трудясь и получая блага в рамках одной экосистемы, надобность в деньгах здесь ослабевает из-за сильного упрощения обмена. Конечно, легче договориться о том, какие блага может получить человек, про труд которого ты все знаешь. Почему бы не оставить деньги как удобный способ расчета хотя бы в рамках коммуны, как способ оценки всех видов труда? Интересный вопрос, ответа на который у меня нет. Тут так сложилось. Возможно, по каким-то действительно важным резонам, ускользающим от меня, возможно, по причинам политическим или психологическим.

В оправдание столь топорной и далеко не всеобъемлющей модели скажу, что единственным моим инструментом стал сейчас учебник общественных наук за 10 класс (именно там сконцентрировано все о народном хозяйстве), а моей целью было общее понимание происходящего.

«Что ж, цель достигнута, скудные материалы исчерпаны! – не без удовольствия резюмировал я вечером третьего июня. – Что будем делать дальше, Колька?»

* * *

– Дед, надо поговорить, – допивая чай, пробулькал я, – серьезно.

– Действуй, я сейчас свободен.

– Сначала отчитаюсь. Кажется, что я усвоил все, что можно было о своей бывшей жизни и кое-что о нашем мире. Многое у меня вызывает вопросы и интерес, но да, это уже совсем о другом. Так вот, я старый хотел и, видимо, сильно поступать в летное, а я новый сомневаюсь. Поговорить с тобой я хочу именно об этом. Есть тут у… нас какой-нибудь университет народного хозяйства или что-то вроде того?

– Есть, как ему не быть. Академия Коммунарской Службы. Но туда поступить сложно. Вступительные экзамены по математике, общественным наукам и логике нужно сдать.

– Спасибо, деда, попробую поступить. Но с общественными науками будет трудно, – сказал я и про себя добавил: «Представляю лица местных преподов, когда я им все распишу сообразно современных мне общественных наук, как бы вообще не загребли в местный Росгосужас!»

Мы замолчали, и каждый стал думать о своем. Прошло в эдакой паузе 2, 3, 5 минут, и я решил прервать ее, поговорить с дедом не как с ходячим справочником, но как с человеком. Узнать его получше. Мне с ним теперь жить, а я даже не знаю, чему он посвятил свою жизнь, хоть и догадываюсь.

– Деда, а расскажи мне немного о себе, а-то мне как-то неудобно даже, совсем о тебе ничего не помню.

– А как тебе, Колька, вот так с кондачка рассказать-то целую жизнь. Родился, учился, служил, женился, батя твой родился, потом по выслуге на пенсию вышел в сорок пять, сейчас в совете нашей коммуны сижу, вот приехал внука проведать, а тут такое.

– А почему, кстати, мы за папой не поехали? Он летчик, а значит, офицер. По всем канонам с ним должны быть.

– Да вообще вы с ним и жили почти все время. Мать твоя врач действительно хороший, а они везде нужны. Но сейчас его на север откомандировали на год, а тебе поступать. Вот он вас сюда и отправил. Я по старой памяти с кем надо поговорил, в поликлинику устроили твою мать, а ты в школу пошел доучиваться свои последние полгода. Ох и удивится твой отец, узнав, что ты в летное не пошел. Ты же этим чуть не с первого класса, говорят, грезил, вон и однокашников своих на это дело подбил!

– Да вот, после того, как по башке треснуло меня, интересно мне шибко стало, как работает эта система Содружества. А может, ты и прав, в летное идти. Летать… В общем, главное цель поставить и от этого плясать.

Меня самого воротило от своей нерешительности, но в условиях, когда я довольно слабо представляю себе устройство этого мира, иначе поступать я не мог. А с дедом надо было быть откровенным, я это чувствовал, что это единственно верное решение.

В отличие от многих попаданцев я не имел представления, что будет дальше с этим миром. Понятия не имею, какие его ждут конфликты, где наша страна попадет в очередную дурно пахнущую лужу, не знаю, кто сейчас у руля и есть ли кто-то лучше. Ставить себе в этих условиях классическую цель попаданца типа «убить Хрущева», «поднять по тревоге РККА 21 июня», «не дать Петропавловску подорваться на мине» или «почистить предателей» решительно невозможно. А вот заниматься чем-то типа «придумывания командирских башенок» мне под силу. Но я не ученый и представить в удобоваримом виде условную «Теорию струн» не смогу. Максимум, что мне под силу – придумать для местных скрепку да молнию. Только это сработало бы, если бы меня закинуло еще лет на сто раньше.

Так что в итоге я могу здесь и сейчас? Разве что модернизировать местное народное хозяйство с учетом опыта будущего века. Если сначала я смогу разобраться в том, как оно работает. Можно повлиять и на технологическое развитие, но это будет работать, только если я буду вдохновленно указывать правильное направление движения технического прогресса команде из нормальных ученых и инженеров, а они меня почему-то будут слушать.

Конечно, существует и вариант «ты клоп, зачем тебе все это, все равно ничего не изменишь, тем более, что ты и не знаешь, что менять». Но, вероятно, в силу юношеской горячности такой вариант меня не привлекал. Мне казалось, что, используя мои знания, я могу добиться исполнения варианта первого, который мне почему-то нравится сильно больше.

Что мне нужно для его реализации? Мне нужны ресурсы. Желательно все четыре фактора, по учебнику: труд, земля, капитал и предпринимательская способность. То есть мне нужны люди, деньги и место, где все это можно на благо использовать. Хотел бы я превратить это в слова маршала Тривульцио про «деньги, деньги и еще раз деньги», но в этот раз они работают плохо за отсутствием в жизни простого человека этих самых денег. По сути, единственный способ собрать все нужные ресурсы – это поставить под контроль коммуну или кооператив. Что для этого нужно? Для начала закончить АКС (академию коммунарской службы), без ее диплома занять управленческую должность не получится. После я буду распределен в одну из коммун кем-то типа «младшего управленца». Дальше уже по обстоятельствам. Нужны связи с нужными людьми, чтобы быстро выбраться из «замзамычей» на оперативный простор.

Естественно, этот, с позволения сказать, «план», выдуманный на ходу, имел с реальностью мало общего. Но да и самый продуманный план перестает работать, как только начинается работа, а в качестве общего ориентира приемлемо.

* * *

Недолго думая, я узнал у деда адреса академии и библиотеки. Отсутствие интернета придавало всем действиям некоторый шарм и большую осмысленность. Я шел по городу и разглядывал его. Я смотрел на совершенно другую архитектуру, других людей. Совершенно иные вывески. Казалось бы, вывеска – обычная деталь, каких можно еще с сотню найти. Но по ней видно очень многое. И самое важное, что видно то, на чем люди делают акцент. Здесь были простые вывески, и часто встречалось упоминание той или иной территории. Проходил я по Красному проспекту мимо вывесок «Казанское кафе», «Омское мороженое», на каком-то крупном здании вдалеке можно было прочитать «Московский технологический консорциум». Шел я по проспекту в сторону реки к библиотеке. Перестав рассматривать вывески, я посмотрел на людей, и они показались мне счастливыми! Нет, конечно, не все, но общая атмосфера казалась весьма радостной. Люди вторили погоде, солнце освещало тротуар теплым желтым светом, по дороге изредка проезжали новенькие волжанки пополам с газонами. Фасад какого-то домика резво реставрировали какие-то рабочие, а я шел, дивясь такому великолепию. Навстречу мне шли красивые и не очень девчонки в сарафанчиках пастельных тонов, тут же веселились студенты, снявшие в жаркий день свои форменные пиджаки, дети радостные выбегали с мороженым из лавки, а их родители степенно выходили, жмурясь то ли от солнца, то ли от удовольствия лицезреть столь благостную картину.

Город жил полной жизнью, кажется, не замечая того, что вообще-то он должен быть грустным и угрюмым, думать о своих вечных-бесконечных проблемах, осознавать всю угнетенность и все то прочее, что просто обязано быть в мире, столь схожим по первому впечатлению с иными антиутопиями.

И вот, наконец, библиотека. Была она весьма небольшая, за стойкой меня встретил заспанный типичный библиотекарь – круглые очки на узком и длинном лице врезались в узкий и сухой нос, опирающийся на козлиную бородку. Его взгляд, весьма водянистый, блуждал где-то около меня.

– Я вас слушаю, молодой человек. У вас имеется какое-то конкретное желание или вы нуждаетесь в моем совете?

– Здравствуйте, уважаемый, хотел бы у вас приобрести… или получить… карту нашего города, телефонный справочник и записную книжку с карандашом.

– Отлично, ваш паспорт, пожалуйста.

Я отдал ему паспорт, он пометил в нем мое приобретение и отдал мне его вместе с запрошенным. Я подписал что-то типа чека, который остался у него.

Надо сказать, что это моя первая успешная «покупка» в этом мире. Как вообще это тут происходит? Все довольно элегантно. Товары и услуги распределены здесь по категориям и уровням доступа (для «товаров роскоши»). У каждого гражданина всегда с собой паспорт, а в нем, помимо привычных нам разделов, есть раздел, занимающий большую часть этого весьма немаленького паспорта, отвечающий как раз за получение благ. При получении какого-то блага (например, заданной порции мяса в мясной лавке) у человека в паспорте закрывается часть нормы на эту категорию (в вышеописанном примере закрывается часть нормы в категории «продовольствие»). У продавца же отдаваемый товар также записывается, и уже покупатель подписывает «да, я это купил» для отчетности.

Подобным образом организовано получение почти всех видов товаров и услуг. Так называемые товары роскоши (это то, что не может в силу количества доставаться всем) делят на категории, и они открываются гражданам в соответствии с занимаемыми ими должностями. Так же и нормы на обычные товары могут отличаться у разных людей.

Это чем-то похоже на выдачу продуктов по талончикам, но в отличие от них в рамках категории у человека есть выбор. Он может на всю продовольственную норму купить мяса, а может муки и, конечно, может составить нормальную корзину себе по вкусу. Коммуны, как и кооперативы, соперничают друг с другом за кадры именно так: одна коммуна предоставит на определенную должность норму побольше, другая поменьше.

Чем в таком случае это отличается от денег в своей сути? Да многим. Тем, что они именные, тем, что распределены по категориям, тем, что выдаются только коммуной за занимаемую должность. Нельзя вот так просто передать кому-то норму, социальное расслоение приобретает четкие рамки и становится предсказуемым, а оттого вроде даже и менее вредоносным: директор завода имеет норму 20 по товарам роскоши категории А, а инженер – 10. При этом другие нормы у них могут отличаться иначе. По сути, нормы – просто способ отразить людям границы потребления, которые может себе позволить предоставить им их коммуна. Это система распределения общей собственности. Да, социальное расслоение сохраняется, но при грамотных законах и руководстве оно будет сохраняться ровно в тех масштабах, в которых оно стимулирует людей расти над собой.

В этой системе гораздо проще становится планировать производство: ты точно знаешь, сколько будет выдано норм. Эти нормы отменяют и цыганские фокусы с деноминациями, инфляцией и так далее.

Конечно, есть в этой системе и ложка дегтя: это и то самое расслоение по доступу к категориям товаров роскоши, которое может повлечь неприятные последствия, когда появятся граждане А, Б и А; это и власть в руках коммуны по управлению этими самыми нормами; это и невозможность как-либо копить средства или распределять их собственным образом. Что самое главное, мне решительно непонятно сейчас, как в таком раскладе можно создать свой «бизнес»! А бизнес здесь был, пусть и представленный кооперативами. Мое представление о коммуне как о такой абсолютной корпорации укреплялось с изучением структуры все больше. Только корпорация эта не принадлежала каким-то сомнительным дядькам, а принадлежала вроде бы всем нам, всем тем, кто в ней живет и работает. На сколько это так на самом деле, покажет только дальнейшее изучение вопроса.

* * *

Задумавшись обо всем этом возвышенном, я не заметил, как прошел весь путь до академии, найденный на только что полученной карте. Академия была… впечатляющим зданием. Похожая на сталинскую высотку, она, похоже, была одной из архитектурных доминант города. Озабоченные студиозусы входили и выходили через большие деревянные двери. Недолго думая, я влился в этот бурлящий поток. Занеся меня в здание, поток схлынул, рассосался в разные стороны. Внутри обнаружилось просторное помещение. С двух сторон располагались две массивные и широкие лестницы, поток студентов (это было видно по их форме) уходил туда, вверх. Между этими лестницами находился холл, с трех сторон которого на одетых в разнобой людей смотрели окна, как в регистратуре поликлиники, только с пафосом. Здесь все были моего возраста, кто-то сидел на скамейках в центре холла, чего-то ожидая, кто-то нервно прохаживался, о чем-то шушукались две группки, остальные стояли у окон.

– Кто последний?

– Теперь ты будешь! – ответствовал мне насмешливый женский голосок с ближайшего диванчика. – До тебя я была, а передо мной вот тот парень. – Девушка указала мне на белобрысого парня с прической Бориса Джонсона или, как говорят в народе, «я упала с сеновала, тормозила чем попало», который был ярким представителем нервно расхаживающих.

– Ты откуда? – спросила она, кивая на мой набор начинающего горожанина.

– Я отовсюду по маленьку. То там, то сям. Я Коля, для вас просто Николай!

– Хм, я Нина, для вас, Николай, просто Нинель.

– Вы местная? Здесь сейчас все абитуриенты?

– Ну, можно и так сказать. У вас родители дипломаты? Почему вы тогда сюда поступаете?

– С чего вы взяли?

– Ну, вы говорите, что живете «то там, то сям», иностранными словами бросаетесь, да и говорите немного не по-нашему.

– Интересные выводы, но нет, увы. Вы не правы, мой отец летчик, и мое «то там, то сям» ограничивается пределами нашей страны.

Разочарованное «ихь» было мне ответом. Украдкой я рассмотрел Нинель (мне так сильно больше нравится ее называть почему-то). Она была явно примерно моего возраста, место обязывает, тонкая, точеные довольно резким мастером черты лица как-то переливались с мягким овалом лица. В сочетании с модным, видимо, здесь пастельным тоном одежды она превращалась в оживший летний этюд. Непонятно было, если честно, почему мы вдруг так разговорились. Она сидела с каким-то томиком в руках, что было здесь весьма популярно, и все говорило о том, что до этого она не горела желанием с кем-то переучиваться.

– Вы не подумайте, я ничего не имею против пилотов, я просто… – запнулась она и с румяными щеками уставилась в свой томик, найдя в нем защиту от выдуманного конфуза. Видимо, мой взгляд после показанного разочарования был понят ею неправильно, ну да ладно.

– Что вы, все хорошо! Тем более вот и ваша очередь, 6 окно свободно. До встречи на экзаменах!

Я встал и пошел к окну 12, тоже освободившемуся так вовремя.

– Здравствуйте, я хотел бы разобраться с тем, как и когда проходят вступительные, как на них зарегистрироваться, как они выглядят и все такое прочее.

– Здравствуйте, юноша, записать вас я могу, это вы правильно пришли. Будут они у нас 16-то числа, надо было внимательнее по сторонам смотреть, а не с девушками болтать, там объявление висит. Про то, как они выглядят, тоже там же вся информация, потрудитесь, почитайте. А-то какой из вас студент Академии, если вы даже с этим сами справиться не можете. – протрещала мне забавная бабуська из окошка. – Говорите свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, номер паспорта…

Сообщив все это, я распрощался с бабуськой, которая, несмотря на ворчание, быстро меня записала, и направился изучать стенд. Стенд гласил: «Вступительные экзамены будут проводиться 16 июня 1958 года с 10:00 в главном корпусе академии». Соседнее объявление: «Подготовительные курсы при абитуре будут доступны записавшимся на вступительные экзамены. Курсы будут проходить с 10 по 16 июня с 8:30 до 11:30 в аудиториях 3308 и 3317. Вход в здание СТРОГО через правое крыло. Охране предъявить паспорт. Список рекомендованной литературы: «Сборник задач по математике» Белоносов, Фокин; «Основы логики»…

Дальнейшие планы сформировались окончательно. Я переписал в новенькую записную книжку нужную литературу и отправился снова в библиотеку.

* * *

Следующая неделя ушла на подготовку к экзаменам. Математика и логика давались мне довольно легко – они одинаковы для обоих миров, и, соответственно, мои собственные знания с запасом покрывали насущную необходимость. А вот с общественными науками всё оказалось довольно сложно. Экзамен будет проводиться в формате развернутого эссе (слава богу, не на латыни) на одну из представленных тем. На свой основной профиль – экономику я, как ни странно, вообще не рассчитывал и планировал выбрать наиболее удачную тему по социологии, политологии или философии. Мой план заключался в написании эссе так, как учили меня, на основе моих знаний в этих науках. Для претворения его в жизнь мне требовалось одно – наличие всех тех умных дядек, на которых я собирался ссылаться в этой реальности.

В библиотеке я стал постоянным гостем. Штудировал я большую энциклопедию содружества. Находившихся ученых выписывал, сравнивал с их натуральными аналогами. В общем, работа была проделана большая. Библиотекарь – Новиков Сергей Семенович – оказался весьма увлеченным, как мне показалось, человеком. Если не был занят, он помогал мне найти нужные мне данные, к концу недели мы начали общаться на отвлеченные темы.

В эту неделю мы стали больше общаться с дедом. Я расспрашивал его о его жизни, службе. Не только и не столько из-за надобности, сколько из простого интереса и желания вот так скрасить вечера. Камина в нашем небольшом домике, к сожалению, не было, но менее атмосферными от этого вечера не становились. Дед рассказывал про службу в СГБС, но рассказывал так осторожно и где-то расплывчато, что с уверенностью сказать кем он там являлся у меня не получалось.

Колькины друзья больше не появлялись, решив, что он болен и поступать в этом году не сможет. Толя прислал письмо с пожеланием здоровья и сообщил, что они с Петей укатили проматывать последние деньки к его бабушке. Такому исходу дел я был, честно говоря, рад. Как сообщить пацанам, что я больше не собираюсь поступать с ними в летное? Как вот так разрушить их мечты?

* * *

9-го июня я, по заведенной уже традиции, вечером зашел в Казанскую булочную на проспекте и взял там несколько слоеных булочек с вишней, пару круассанов и булку мариинского хлеба. На улице, возле булочной, стояли столики, за ними люди пили чай и о чем-то переговаривались. Небо было ясное, уже почти темное. Синева неба компенсировалась желтым светом фонарей, сверчки стрекотали где-то в отдалении, а остановившийся на светофоре газон одиноко вторил им. Температура держалась около 15 градусов, легкий ветерок трепал объявления на доске. После очередного тяжелого дня я шел домой с квадратной головой и мало обращал внимания на то, что происходит вокруг. После того, как я свернул с проспекта, прохожие как-то резко вдруг растворились, и уже один я шлепал в сторону моста, а там уже и поворот к дому.

Пока я шел, мечтая о вечернем чае, ко мне из какого-то переулка незаметно подошли два весьма подозрительных товарища. Они быстро приблизились ко мне и встали с двух сторон.

– Гражданин Канский, пройдемте с нами.

– А вы, собственно, кто такие?

– Не оказывайте сопротивления, – сказал тот, что был справа, и мне в бок уперлось что-то холодное и металлическое.

– Служба Государственной Безопасности Содружества, – снизошел до ответа второй.

Меня втолкнули в подворотню, где стояла «Волга», кстати, совсем не черная и тонированная, а голубенькая и вообще самая обычная. Все втроем мы утрамбовались на задний ряд и куда-то поехали. Грехов я за собой не видел, а попытка сбежать в таком случае, если, конечно, это правда безопасники, будет трактоваться явно не в мою пользу. Страха особого не было. Про СГБС мне многое рассказывал дед, который там служил. Да, мордоворотов и других недобросовестных следователей везде хватало, но в целом служба эта работала хорошо, и кого попало обычно не сажали. По словам деда, конечно…

Ехали мы молча, но недолго. Приехал буквально через 5 минут. Я узнал это здание. Там и в нашем мире располагалось в свое время отделение НКВД, а здесь и сейчас центральное управление СГБС по ЗССК (Западно-сибирскому Совету Коммун). Мы свернули в переулок и подъехали к управлению с обратной стороны.

Что будет происходить со мной дальше? По какому поводу меня вот так втихаря схватили, что им от меня нужно? В каком статусе я сюда прибыл и знают ли об этом мои родственники? Все эти вопросы роились, пока мы шли по низким и узким коридорам подвальных помещений. Пройдя уже столько поворотов и закоулков, что выбраться отсюда самостоятельно было бы весьма непросто, мы наконец подошли к очередной двери без таблички. Левый, который стал теперь передним, открыл ее, и перед нами открылось маленькое помещение с криво оштукатуренными стенами и тусклыми лампами под потолком. Слева от входа стоял немолодой диванчик, в углу был столик с кружками, чаем, чайником и кипятильником. Справа стоял довольно большой деревянный стол со стопками бумаги, стоял на нем какой-то непонятный цветок и кружка с дымящимся кофе. На удивление, казалось, что это место пытались сделать уютным, в комнате было тепло и витала ядренная смесь из запахов курева и кофе. За столом сидел бодрого вида лейтенант, чья бодрость явно была результатом n-ной кружки кофе, и что-то писал авторучкой. Когда мы вошли, он чертыхнулся, отложил бумаги и спросил:

– Это у нас кто, Канский?

– Да, товарищ лейтенант, при задержании сопротивления не оказывал. Даже не ругался. Взяли, когда шел домой. Никто этого не видел. – как-то в нос пробубнил левый.

– Вот прямо-таки не видел? – с нескрываемой усмешкой спросил летеха.

– Да, там никого не было, я проверил. Окон жилых там тоже нет, а в лицее ночью только сторож, который дрыхнет вообще в другом конце здания. Я Савельича знаю. – это уже правый ответил уверенно и с насмешкой.

– Ладно, ладно, поверю вам на этот раз. Садитесь, Николай. Чай, кофе не предлагаю, не заслужили еще. Но и устраивать цирк с конями не собираюсь. Исаак Хейли вам знаком?

Левый и правый уселись на диван, а я на табуретку напротив безымянного лейтенанта.

– Нет, не знаком. По крайней мере, после потери памяти я о таком не слышал. Мой дед в курсе, что меня сюда привезли? Я не совершеннолетний!

– Какой вы несовершеннолетний, вы получили свой аттестат зрелости с завершением школы, как и все нормальные люди. И нет, ваши родственники не в курсе, и нет, сообщать им сейчас я ничего не буду. Всё, дальше вопросы здесь задавать буду я, ваш лимит исчерпан. Вы сказали о потере памяти. Когда это произошло? Вы забыли всё? Обращались к врачу?

– Я потерял память… 19-го мая, вероятно, поскользнулся и упал на камень у речки. Очнулся лежащим там и ничего не помнил. Да, ничего, совсем ничего не помню. Сразу пришли с дедом в поликлинику, мне и в карточке написали, что потеря памяти. Амнезия, вот.