– Вот и харп, – проговорила Аня. – Это из-за бури. Сегодня магнитная буря, слышал ведь?
– Что-что? – не понял я. – Буря да, г-четыре. А как ты в начале сказала?
– Сполохи сияния по-ненецки, – объяснила она. – «Харп» в тундровом или «калмял дялимта» в лесном диалекте. Во втором случае обратный перевод будет «заря покойников».
– Почему? – спросил я.
Второй перевод показался мне не совсем очевидным и даже немного пугающим.
– Такое представление о сиянии сложилось у них ещё в доанимистический период, – продолжила супруга. – Тогда природные явления оживотворялись, а не одушевлялись…
Рассказывая, она точно расцвела и вернулась назад в университет к любимому делу.
– Так почему они называют его зарёй покойников? – переспросил я.
Аня повернулась, пристегнула ремень безопасности и посмотрела мне прямо в глаза.
– А ты взгляни повнимательнее и поймёшь.
Наклонившись над рулём поближе к лобовому стеклу, поднял взгляд и увидел прямо над нами настоящий вихрь зелёной плазмы, из которого на землю сыпались первые в этом году снежинки. Словно сахар кто-то размешивал в зелёном чае, а мы мчались по дну кружки внутри крохотного автомобильчика. Небо точно провалилось внутрь, врезаясь мне в лоб. Удар прошил мозг до затылка, где сконцентрировался давящим на перепонки звоном. Машину повело в сторону. Прежде, чем всё исчезло, я почувствовал, как авто налетело колесом на покатый отбойник и приподнялось в воздух. Мотор взревел. Его перебила чуждая для конца осени череда оглушительных раскатов грома, принёсшая за собой вспышку молнии. Голову обнял обруч боли, которая стремительно собиралось в области затылка и сгущалась.
Я не слышал удара. Сознание покинуло меня раньше, чем нас опрокинуло обратно на проезжую часть. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я пришёл в себя, но, судя по тому, что на помощь пока никто не пришёл, очнулся я довольно быстро.
Перед глазами скрипящий дворник рвал резину об трещины в лобовом стекле, медленно стуча из стороны в сторону. Горела только одна фара, освещая серое небо, упавшее на крышу. В промежутке между зеленоватыми тучами сбоку виднелись голые деревья. Лежащие на крыше руки затечь не успели, но почти не слушались. А прямо передо мной, уходя далеко вперёд, по небу шли прерывистые белые линии.
Шум в голове начал отступать, мысли – упорядочиваться. Пришло понимание, что это не небо упало на крышу, а машина перевернулась и теперь лежала прямо на разделительной полосе проезжей части. Того и гляди, из любого направления могла появиться машина и впечататься в нас. Пережить второе ДТП подряд было бы верхом удачи.
– Ань, выбирайся, – прохрипел я и закашлялся. – Аня, не молчи, ты как?
Повернувшись, я с облегчением увидел рядом пустое сиденье, надутую подушку безопасности и открытую настежь дверь. Аня не теряла сознание, выбралась и поспешила за помощью. Моя умница.
Свисавшие на крышу руки начало покалывать из-за нарушенного кровотока. Плечо и шею сдавливал натянувшийся ремень безопасности, который не позволил мне окончательно выпасть из водительского кресла.
Через силу поднял правую руку и потянулся к замку ремня, левой поплотнее упёрся в потолок, чтобы не грохнуться на шею всем весом. Под головой лежали осколки стекла, мой смартфон, ненецкий нож и неразличимый мусор – какие-то старые чеки, обёртки, тряпки для зеркал. Увидел слетевшее с пальца обручальное кольцо Ани. Натянул на свой мизинец.
И тут послышались шлепки у самого уха. Повернувшись, вскрикнул от неожиданности – рядом с моей головой в разбившееся окно просунула голову серая утка. Да нет, пожалуй, это была не утка, а гагара. Откуда ей было тут взяться? Они же из водоёмов не вылазят.
Птица по-свойски прошлёпала внутрь по крыше, прочесав щекочущими перьями хвоста мне по лицу, подхватила клювом лежащий возле потолочного осветителя хар и поволокла прочь. Заворожённый этим сюрреалистичным зрелищем, я лишь запоздало поймал воздух, попытавшись остановить воровку. Та отбежала подальше от авто скрежеща костяной рукоятью ножа по припорошённому снегом асфальту и оставляя на нём борозду. Прокричала человеческим воплем, а затем просунула в ремешок голову и, разбежавшись, как-то криво взлетела. Висящий на её шее хар был тяжёлым, тянул к земле, однако гагара упорно работала крыльями, одно из которых выглядело потрёпанным, пока не растворилась вдали.
Кнопка защёлки ремня безопасности поддалась не сразу. Чтобы побороть её, пришлось надавить сразу двумя руками. Высота была небольшая, но удар головой вновь на мгновение помутил мой рассудок. Даже не пытаясь открыть дверь, я выполз через разбитое боковое окно, порезав предплечья и колени в нескольких местах. Напряжённо вскрикнув, откатился подальше от покорёженной машины к обочине. Мозг так и рисовал перед глазами картину налетающего на меня грузовика. Но, к счастью, до сих пор никто и не подумал проехать этой дорогой.
– Аня! – позвал я.
Никто не отозвался.
Кое-как поднявшись на подламывающиеся ноги, я огляделся. Вокруг не было никого. Снег образовал вокруг перевёрнутой машины тончайшую белую плёнку без единого следа. Даже отпечатки лап гагары уже были не видны.
Подковыляв к распахнутой пассажирской двери, я заглянул внутрь, на заднее сиденье. Ани нигде не было. Пропала и её сумка. Может, выпала во время аварии?
Я подтянул ногой к себе лежащий внутри смартфон и непослушными пальцами начал бороться с кодом блокировки. Позвонил жене. Губительно долго трубка молчала. Затем робот оповестил, что телефон вызываемого абонента выключен.
– Аня! – во всё горло крикнул я.
Мой голос прокатился по обе стороны трассы над побелевшими полями и вернулся назад слабым эхо. А высоко в небе всё также степенно и безразлично ко всему продолжало переливаться биение света.
Чуть поодаль вырастал из земли металлический отбойник, на который, судя по всему, я и наехал, отвлекшись на полярное сияние и по какой-то причине потеряв сознание.
Голова продолжала шуметь. На этот раз боль концентрировалась не только в затылке, но и на лбу, где пальцы нащупали здоровенную шишку. Должно быть, ударился о руль. И ведь водительская подушка не сработала.
Всмотрелся в пробегающие по снегу зелёные отблески сияния. Небесные огни извивались лисьим хвостом и подобно ему скрывали все следы. Вдали от дороги посреди поля я увидел тёмное пятно.
– Любимая?!
Перелез через ограждение, скатился по откосу трассы в поле и заспешил к пятну. Казалось, впереди кто-то неподвижно лежал. Когда до него оставалось несколько метров, сзади раздалсись рёв двигателя, визг тормозов и оглушительный удар, за которыми последовали стон и скрежет металла.
Обернувшись, увидел проносящуюся сквозь облако искр фуру. Большегруз снёс мою перевёрнутую машину и разорвал на несколько частей, разметав их во все стороны. Проскользив ещё с десяток метров на застопорившихся дымящих колёсах, тягач остановился. Трал с рыжим строительным контейнером по инерции повело вперёд и развернуло. Покачнувшись, он протяжно промычал и замер.
Из контейнеровоза выпрыгнул перепуганный водитель и заметался от одного огрызка металла к другому, хватался за голову и материл на чём свет стоит и меня, и своего начальника, и себя, и ещё почему-то Гоголя. И чем ему Николай Васильевич не угодил?
С облегчением от того, что ошибся, но в то же время разочарованно от дальнейшей неизвестности, я оглядел лежащее посреди поля бревно и двинулся обратно к трассе. Водитель уже куда-то звонил, сбивчиво рассказывая про аварию.
Оказавшись у отбойника, я услышал из открытой двери тягача сначала призывы привести Вия, а затем просьбу внутреннего голоса философа не глядеть. Вопрос с проклятьем Гоголя отпал сам собой – дальнобойщик слушал аудиоспектакль «Вий», запуская который, похоже, как раз и не заметил моё авто.
Водитель услышал мои шаркающие шаги и обернулся.
– Господь Вседержитель! – вскрикнул он, едва не выронив телефон. – Ты жив?! Чудо как есть!
Мужчина начал безудержно креститься.
– Вы не видели женщину? – спросил я.
– Там ещё кто-то был? – содрогнулся дальнобойщик.
Он даже замер с тремя пальцами перед помертвевшим лицом, так и не закончив очередное крестное знамение.
Я снова попытался позвонить жене. Телефон оставался отключённым. Куда же она могла деться? Ответа у меня не было, но новый вопрос появился, едва я увидел покорёженную пассажирскую дверь. Когда я очнулся, она была открыта. Однако открыть её можно было только снаружи. Внутри-то ручка сломалась. Может от удара сломался замок? Было ли изначально разбито стекло?
Не без труда приподнял дверь и уставился на замок. Выглядел целым. Если кто-то снаружи помог Ане выбраться, то почему оставил в машине меня? Вдруг её похитили? А кто?
Послышался едва уловимый звук сирен. Вдали замелькали синие с красными точки проблесковых маячков. В ожидании их приближения, ходил между обломками собственного авто. Уставился на валявшийся на асфальте в тёмной луже масла двигатель. Выглядел так, будто его аккуратно вытащили из-под капота, перенесли и положили сюда.
В отражателе передней фары лениво извивалась крохотная инверсия ослабевающих лисьих огней в небе.
Коробка с так и не дождавшейся установки новой внутренней ручкой для пассажирской двери лежала между поваленным на бок изодранным водительским креслом и перекрученным глушителем.
В лицо ударил луч фонаря.
– Вы в порядке? – спросил мужской голос.
За ярким пятном света было невозможно рассмотреть приближающегося собеседника. Я прикрыл рукой лицо.
– У меня жена пропала.
Я поднялся и увидел перед собой дорожного инспектора чуть ниже меня ростом. Тот на секунду опустил фонарь, а затем снова поднял его. Опять опустил. Похоже, проверял, как выглядят мои зрачки.
– Вы были за рулём легковушки? Или что это было…
Он оглядел разбросанные вокруг куски металла и пластика. Что-то записал в свой блокнот.
– Да. Мы ехали оттуда, – начал рассказывать я. – Колесо налетело на отбойник. Перевернулись. Я сознание потерял, а как очнулся – жены не было. Она пропала. Я вылез её искать, а тут фура…
Полицейский подсветил фонариком начало отбойника позади нас и присвистнул.
– Каскадёр, блин, – усмехнулся он. – Умудрился же.
– Супруга пропала, – повторил я. – Она ехала со мной.
– Вон чешет с дежурки, с ним это и обсудите, – мужчина указал кончиком ручки на идущего к нам полицейского. – Человеки – дело не моё.
– Константин Спиридонович Папочка? – поинтересовался оперативник, раскрывая и тут же убирая, словно карту в фокусе, своё удостоверение. – Как себя чувствуете? Нужна помощь?
– Нет, спасибо.
– Вы были один в машине?
– С женой, но она пропала… Понимаете, мы ехали с той стороны, я отвлёкся на северное сияние, наехал на отбойник и перевернулся. Отключился. Когда пришёл в себя – Ани уже не было.
Я показал обручальные кольца на безымянном пальце и мизинце, зачем-то добавил: «Вот».
Крякнула новая сирена, и поодаль остановилась карета скорой помощи, пристроившаяся рядом с машиной МЧС.
– Имя? – спросил полицейский.
– Анна Викторовна.
– Во что она была одета?
Вопрос действительно застал меня врасплох. Я понятия не имел. Не обратил внимания.
– Н-неброский пуховик, – пытался вспомнить я. – Серый что ли. Под ним длинный свитер или кардиган, тоже серый такой, почти бежевый, навроде молочного. Утеплённые брюки чёрные. Ботинки, наверное, со шнурками на высокой подошве. Также чёрные. На шее талисман из медвежьего когтя с красным кончиком…
Полицейский с сомнением наблюдал за моей умственной мукой.
– Она беременная была, – добавил я.
Собеседник жестом попросил у дорожного инспектора фонарик и посветил им мне прямо в лицо.
– Да что вы все меня слепите-то? – не выдержал я.
– Пойдёмте, – пригласил он за собой.
Мы подошли к автомобилю скорой помощи.
– Посмотрите его, – приказал полицейский. – Вещества, алкоголь.
Фельдшер открыл боковую дверь, усадил меня внутрь на сиденье и взял в руки крохотный фонарик.
– Вы издеваетесь что ли? – отмахнулся я. – Может сделаете что-то? У меня жена пропала вообще-то!
Послышался кашель. Рядом со скорой стоял ещё один полицейский. На плече у него висел автомат, который тот любовно погладил. Выдержав паузу, фельдшер всё равно включил фонарик и изучил мои глаза. Сначала заглянул в один, затем перешёл ко второму. Пятно света перекрыло изображение и пронзило мозг насквозь, выжигая сознание.
Вновь себя я обрёл в больничной палате. Пищали какие-то приборы, маска на лице подавала кислород. Оглядевшись, я увидел на стене кнопку вызова персонала и вдавил её. Подождал с полминуты. Нажал ещё раз. Через минуту пришлось давить опять.
Наконец в коридоре послышались шаги и внутрь зашёл дежурный врач с чёрной папкой в руке.
– Можно было ограничиться одним нажатием, – сказал он. – Как себя чувствуете.
– Ничего, только голова тяжёлая.
– В затылке? – уточнил он.
Мужчина снял очки и принялся протирать их кончиком халата.
– Да, а как вы догадались?
Мой вопрос доктор проигнорировал. Продолжил полировать линзы очков.
– Как давно у вас такие боли?
– Головные днём сегодня появились, – попытался вспомнить я. – В затылке вот после аварии…
Он посмотрел на меня с недоверием. Набросил очки.
– Что же, раньше никогда ничего не болело? – усомнился он. – Сознание не теряли? Эпилептических приступов не было?
– С чего бы это?
Судя по гримасе, которую скривил врач, мой вопрос показался ему глупым.
– Как давно вы обследовались?
Его вопросы, оттягивающие главное, начали раздражать.
– Да в чём дело, чёрт вас дери?! – взъярил я.
Доктор поправил очки и достал из принесённой с собой папки снимок головы.
– Это ваш череп, – объяснил он. – Видите вот это круглое образование на затылке? Вот, белое пятно.
Он обвёл пальцем белый кружок размером с шарик для пинг-понга, разместившийся внутри задней стенки черепа.
– То, что вы видите – внутричерепная остеогенная саркома, – сказал он. – Костное злокачественное образование прямо в мозге.
Было не очень понятно, зачем он мне рассказывал об этом.
– Так выньте его оттуда, – сказал я.
– Случай неоперабелен. На более ранней стадии это было бы возможно, но не в таком запущенном состоянии…
– Да я полгода назад проходил обследование! Разве за шесть месяцев может вырасти такая опухоль?
Врач отложил в сторону снимок и сжал мою ладонь. Я отдёрнул руку. Совсем не хотелось жалости к себе. Чувствовал себя отлично и не нуждался ни в чьём сострадании. При этом отрицать очевидное было глупо.
– И сколько ещё можно протянуть с этим? – спросил я.
– Трудно сказать, – пожал плечами доктор. – Рост может замедлится, может ускориться. Нужно следить за динамикой, понять возможности вашего организма…
– Сколько?! – рявкнул я.
– Рассчитывайте на год, – сдался врач.
Сенгакоця (II)
Поток воспоминаний оборвался новым звоном колокольчиков. Где-то неподалёку чиркнула спичка, пахнуло серой. Заклокотал огонь, начали потрескивать дрова в печке. На неё поставили что-то металлическое. Должно быть, чайник.
– Я – палеоантрополог, – проговорил я, позабыв о шёпоте. – Но по-прежнему не помню, где нахожусь.
Голос мой звучал натужно, словно связки повреждены. Машинально помассировал шею. Опять тонко задребезжали язычки колокольчиков.
– Слышите? – спросил я. – Колокольчики…
– Не обращай на них внимания, – шепнул собеседник. – Что было потом?
Мне пообещали год жизни, а затем… На каждую попытку память отзывалась пустотой – всё равно, что камешки кидать в пересохший колодец в надежде услышать плеск воды.
– Это же не больница, – подметил я.
Не могла же больница быть с печным отоплением и дощатым полом. Где-где, а не в Москве и области точно. Ведь так?
– Вот, это должно помочь, – прошептал незнакомец, вкладывая мне в руку какой-то связанный в кольцо шнурок.
По весу чувствовалось, что к нему было что-то подцеплено. Подтянув тесёмку, обнаружил на конце холодную гладко наполированную и изогнутую полумесяцем подвеску. Ощупал повторно. Кулон сужался к концу и оканчивался острием.
– Коготь! – наконец понял я. – Это же медвежий коготь! Такой был у Ани!
Воспоминание второе: На пути в Тамбей
С момента пропажи Ани минуло уже два с небольшим года. Если быть точнее – два года и тридцать два дня. Всё это время о ней не было никаких новостей.
В день аварии местность прочесали спасатели и добровольцы. В течение следующих суток полиция проверяла ближайшие к месту происшествия дорожные камеры и системы видеонаблюдения придорожных кафе и заправок. Результата не было. Взялись и за меня. Сначала у них возникли вопросы, потом они трансформировались в допросы. Дошло и до обысков. Кому-то из оперативников пришла в голову мысль, что я убил жену, тело спрятал, а на дороге специально устроил ДТП, дабы запутать следствие. Никаких доказательств этой теории они, конечно же, не нашли.
Больше всех сделали волонтёры – развесили по области объявления о пропаже, разместили их в социальных сетях, несколько дней искали следы Ани вокруг места аварии, постепенно удалившись от него почти на сотню километров. Дальше, говорили они, было искать бессмысленно.
Несколько раз звонили неизвестные и говорили, что видели её, но результата их слова не приносили. Однажды какая-то женщина даже представилась Аней, утверждала, что её похитили и увезли куда-то в Африку. Незнакомка настойчиво, с каким-то странным акцентом, просила переслать ей деньги на обратный билет. А когда поняла, что не получит их – прокляла.
Но несмотря ни на что, я не переставал верить в её возвращение. Вздрагивал от каждого шороха за дверью. Нёсся открывать, не глядя в глазок, после любого звонка. Впускал в подъезд всех, кто набирал нашу квартиру на домофоне. Всегда брал трубку.
Вот и в этот раз, едва стоявший на зарядке возле дивана телефон пискнул, я, сшибая расставленные на полу банки и бутылки, подлетел к нему и принял вызов.
– Алло! – излишне резко бросил я. – Не молчите! Аня, это ты?!
Увы, это была далеко не Аня.
– Здравствуйте, Константин, меня зовут Виктория! – поздоровалась преисполненная воодушевлением девушка. – Скажите, а у вас есть мечта?
– Не думаю, что вы сможете мне с ней помочь, – ответил я, намереваясь положить трубку.
– Почему же? – не согласилась собеседница. – Мы можем всё! Расскажите о своей мечте…
Звучало сомнительно, но от этих слов где-то глубоко внутри натянулся нерв надежды. Хотелось верить, что вот он, настоящий шанс.
– Я хочу к своей жене, – признался я.
– Легко! – обрадовала меня жизнерадостная звонившая. – Вы сможете к ней поехать куда угодно благодаря нашему кредиту! Я представляю банк…
– Вам повезло с воображением, – оборвал я и бросил трубку.
Пытаясь не думать о своей наивности, поболтал несколько открытых алюминиевых банок, стоявших тут же на покрытой почти сантиметровым слоем пыли полочке. В одной что-то осталось. Запрокинув голову, высосал безвкусные подонки, так и не определив, что именно и какой свежести пил.
Я почти не покидал дом. В университете мне предоставили бессрочный отпуск и предложили психолога, которому я так ни разу и не позвонил. Не видел смысла. Чем бы он мне помог? Научил бы относиться к исчезновению супруги как к данности? Бессердечной сволочью становиться не хотелось. Подсказал бы, как принять произошедшее? Я был не готов смириться. Поставить в этой истории точку, признаться, что свершившееся необратимо, для меня значило бы предать Аню. И не только её.
Она ведь была на тридцать четвёртой неделе беременности. Это значило, что сейчас где-то нашему ребёнку могло быть уже год и десять с половиной месяцев. Платон. Интересно, какой он и насколько похож на нас?
Прикрыл глаза, чтобы представить, а затем зажмурился изо всех сил, пытаясь выдавить начавший вырисовываться образ. Он бы неминуемо принёс слёзы, а плакать мне уже не хотелось.
Чтобы отвлечься, схватил с подоконника засохший бутерброд с загрубевшим куском сыра, и начал грызть. Есть мешала отросшая, спутавшаяся с лохматыми усами борода. Волоски то и дело попадали в рот и застревали между зубами. Вкус у моего завтрака оказался странным, точно жевал сухарь с куском мыла, но мне было всё равно. Так даже лучше. Это отвлекало.
Не умер от голода я только благодаря Валере. Коллега периодически приносил мне продукты, стучал в дверь, объявляя о своём приходе, называя число с месяцем, и спрашивая, жив ли я. Получая ответ, он оставлял пакет на коврике. Мы с ним ни разу за это время не увиделись, но мне и не нужно было. Да и ему, похоже, тоже – хватало понимания, что я ещё дрыгаюсь. Мотивации его я не понимал, но был ему благодарен.
В какой-то момент челюсти устали бороться с твёрдым батоном, и я отшвырнул его остаток обратно на окно, решив доесть в другой раз. Снаружи шёл снег. Такой же пушистый и неспешный, как два с лишним года назад.
Со стороны кухни почудился шорох. Я прислушался. Не запер дверь после последнего прихода Николаевича, и сейчас кто-то рыскал по шкафам в поисках ценностей?
– Кто там? – спросил я, не двигаясь с места, чтобы лучше слышать обстановку.
Ответом стало чавканье. Неспешное. Протяжное. Будто жующий обладал несоизмеримыми с человеческими по размеру челюстями. Собака? Откуда тут взяться собаке?
Предположение пришлось отбросить, когда послышалось порыкивание. Не походило ни на собаку, ни на кого бы то ни было ещё, знакомого мне. Слишком звонко и продолжительно.
Вооружившись торшером, медленно двинулся к кухне, стараясь опускать кончики пальцев между обёртками от еды и пустыми банками от напитков. Босые ноги мгновенно вспотели, и при каждом шаге к ним липли новые комья пыли.
Чем ближе я подбирался к неведомому обжоре, тем явственнее чувствовал источаемый им смрад. Запах был настолько едким, что сравнить его можно было разве что с болотными газами.
Оставался ещё шаг, когда вставленным в розетку шнуром торшер отдёрнуло назад, и тот, с лёгкостью выскользнув из взмокших ладоней, покатился по полу, разбрасывая грохочущие бутылки в стороны.
На безвестную зловонную тварь шум произвёл неожиданное впечатление. Она перестала жевать. Бежать? Заглянуть? Звук нового рыка проскрёб по спине, выдавливая из кожи мурашки.
– Чудовищ нет, – твёрдо сказал я и шагнул навстречу вони.
Передо мной стоял открытый холодильник. На полке лежала давно откупоренная бутылка испорченного кефира, который тягучими сгустками капал на кафель с чвакающими звуками. Порыкивал напряжённый двигатель холодильника, из-за незапертой дверцы пытавшийся теперь охладить ещё и комнату.
Заниматься уборкой не было желания, однако зловоние не оставляло выбора. И всё же сделать это мне не позволили.
В дверь кто-то позвонил. Прямо со шваброй в руках подскочил к ней и дёрнул за ручку. Она не была заперта. На пороге стояла незнакомая шатенка в безразмерном пальто верблюжьего оттенка и кожаном коричневом кепи.
– Вы ошиблись, – сказал я и попытался закрыть дверь.
– Постойте! – попросила она. – Нам нужно поговорить. Это важно!
– Для меня – нет, – отрезал я и захлопнул створку.
Звонок повторился.
– Я ваша соседка снизу! – провибрировала дверь приглушённым голосом девушки. – Вы меня заливаете!
Чертыхнувшись, бросился в ванную, едва не упав на повороте. Щёлкнул выключателем. Свет сдавил привыкшие к полумраку квартиры глаза. Рядом с раковиной, за унитазом и под ванной было сухо. Чем я её затопил-то, кефиром?
За исключением налипших на чашу раковины и борта ванны щетины, волос и хлопьев высохшей грязной пены, проблем обнаружить не удалось. Разве что, скисшая старая мочалка, пованивающая в углу на полочке.
– У меня всё в порядке, – крикнул я, вернувшись в прихожую.
– Разрешите убедиться? – попросила соседка.
Оглядев своё запущенное жилище, понял, что приглашать сюда кого-то было бы небезопасно как минимум для его психики.
– В квартире беспорядок, – признался я.
– Ничего, я тоже далеко не дева по гороскопу, – отшутилась девушка. – Так и будем разговаривать через дверь?
Поколебавшись, приоткрыл створку.
– Вы не поняли, – сказал я. – У меня тут прям катастрофа. Два года без уборки.
– Так пустите или нет? – настояла она.
Я сдался. Открыл настежь дверь. Вопреки моим ожиданиям, увиденное за моей спиной на неё не произвело значительного впечатления. Казалось, она ожидала худшего и даже была разочарована.
– Ванная там, – подсказал я, указав на дверь.
Собеседница шагнула в квартиру и уставилась на меня, улыбаясь во весь рот. Искать протечки она не спешила.
– В чём дело? – не понял я. – Не беспокойтесь, там чище всего, я туда редко захожу… По запаху от меня, думаю, это и так понятно.
– Знаете, я на самом деле не ваша соседка…
