Бессонница

Эванс почесывает бровь и упирается руками в стол. Мой взгляд скользит по его кистям, сжимающим край стола. Ох, какие же это руки… Непроизвольно представляю, как они смотрелись бы на моем теле.

– Итак, вы за сложную, многослойную литературу? – подытоживает профессор. – Но не думаете, что при этом теряется что-то важное?

Я не успеваю ответить – он опрашивает остальных и задает огромное домашнее задание. Волосы на затылке встают дыбом при одном взгляде на список. Не представляю, как за это взяться. Уже вижу себя в библиотеке на ближайшие недели – начинает дергаться глаз. Надеюсь, когда перечитаю задание, оно окажется не таким страшным.

После семинара Миа быстро обнимает меня и убегает на репетицию. Недавно узнала, что она поет в группе. Когда эта девушка все успевает?

Не спеша собираю вещи и замечаю, что профессор все еще в аудитории. Проходя мимо, хочу пожелать хороших выходных, но наталкиваюсь на его взгляд, полный ненависти. От неожиданности чуть не спотыкаюсь.

В дверях бросаю последний взгляд на его лицо, ища объяснение. Но профессор уже опустил голову. Только напряженные скулы и мертвая хватка на портфеле выдают его состояние.

Выхожу с ощущением, будто последние пятнадцать минут прошли без моего участия. Как объяснить этот взгляд? Что его так взбесило?

Холодный воздух бьет в лицо, заставляя остановиться и перевести дух. Такое же чувство было две недели назад после лекции Эванса. Похоже, это становится нормой.

Поднимаю голову к серому небу. Несколько холодных капель падают на лицо. Достаю толстовку, защищаясь от начинающегося дождя.

– Эй, Лили!

Вытираю капли плечом, прежде чем повернуться к Лиаму.

– Привет.

Его искренняя улыбка слегка согревает. Но ненадолго.

– Как дела? Не хочешь пойти с нами на вечеринку? – он кладет руку мне на плечо, подстраиваясь под шаг.

За неделю привыкла к его легким прикосновениям и почти не замечаю их.

Вспоминаю планы. Ничего срочного. Уже открываю рот, чтобы согласиться, но его следующая фраза бьет как обухом:

– Сегодня у малыша Чарли день рождения. Засранцу исполняется двадцать один.

Проверяю дату на телефоне – и чувство вины накрывает с головой.

– Я… пожалуй, не пойду. Куча домашки, еще статью к выходным дописать.

– Ты уверена? Будем только свои.Пара стаканчиков, немного музыки. Я даже позволю тебе включить свой плейлист на Spotify, – легонько толкает меня плечом.

Но все его аргументы разбиваются о мое состояние. Сейчас не вынесу веселья и смеха. Хочется только одного – остаться одной и утонуть в своем отчаянии.

– Давай в другой раз, – говорю и, не дожидаясь ответа, поворачиваю к выходу.

Прошу себя держаться. Шумно выдыхаю, сдерживая слезы. Только не реветь посреди кампуса! Чувствую себя опустошенной, ничтожной, хочется выть.

Решаю заглушить мысли чем-то крепким и направляюсь в бар возле дома. Накидываю капюшон, включаю на полную громкость "Angel" Massive Attack. Знакомые слова обволакивают, как мрачное одеяло, помогая сосредоточиться.

В баре шумно и тепло. Сажусь за стойку, заказываю джин. Морщусь, когда первый глоток обжигает горло. Редко пью крепкое, но сегодня пива недостаточно.

Когда первый стакан согревает изнутри, прошу добавки и только тогда позволяю воспоминаниям нахлынуть.

Перед глазами – мамино лицо с такими же карими глазами и ямочками на щеках. Вот она возится с тестом, замахиваясь на отца, который облизывает миску. Он в гараже возится со своим пикапом, возвращается пропахший бензином, треплет меня по голове, оставляя поцелуй на макушке.

Вырывается судорожный вздох. Один из редких вечеров, когда он был трезв, в доме царили уют и покой, не звучали крики и мамины мольбы: "Джонатан, перестань!".

Все кончено. Он больше никогда не причинит ей боли. И слава богу, что этот ублюдок сам свел счеты с жизнью. До сих пор злюсь на себя за то, что не смогла защитить ее, и на нее – за то, что не ушла, позволила ему сломать себя, с детства окрасив мой мир в черный.

Прячу лицо в ладонях. Одиночество пронизывает до костей, и хочется бежать, спрятаться, не дать этой черной твари утащить в свое логово.

Так было в прошлый раз. Я была слишком уязвима после смерти Сьюзен – единственного человека, который пытался сделать мою жизнь лучше. Хотелось чувствовать себя нужной, любимой, важной для кого-то. Поэтому появился он.

Итан.

Имя, как яд, разливается по телу, немеет язык, холодеют руки, во рту появляется привкус крови.

Мы познакомились на одной из тех грязных тусовок, которые ты хочешь удалить из памяти. И до сих пор сомневаешься: это действительно происходило со мной? Бесконечные попойки, которые длились по нескольку дней в непонятных, незнакомых квартирах, где в воздухе витало уныние, пропитанное алкоголем и наркотиками.

В то время это давало ощущение свободы, словно это была последняя преграда между мной и тем, что осталось от прежней жизни. А все происходящее казалось лишь блеклым отражением реальности от которой хотелось сбежать.

В один из таких вечеров я была на тусовке в старой квартире. Стол был заставлен пустыми банками и плавающими в остатках пива бычками. Висел плотный дым сигарет. Я сидела на подоконнике, прижавшись лбом к грязному стеклу. Пыталась поймать глоток воздуха, который бы не пах потом и перегаром. Кто-то громко ржал над шуткой, которую уже повторил три раза. Я пыталась вспомнить, чья это квартира и сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз спала.

Он появился внезапно, просто встал рядом, оперся о стену и закурил. Высокий, с тяжелым взглядом, который скользнул по мне сверху вниз.

– Тебя тошнит? – спросил он на выдохе, выпуская дым в сторону.

Я помотала головой, но в рту действительно собиралась слюна, как перед рвотным позывом.

Он протянул банку с водой. Холодную, конденсат стекал по бутылке. Я сделала глоток – стало легче.

– Я Итан, – сказал он.

Я хотела представиться, но он перебил:

– Да мне похуй, как тебя зовут.

Но в его тоне не было злости – скорее какая-то усталая снисходительность. Как будто он уже тысячу раз видел таких, как я.

Он взял меня за подбородок, повернул к себе и внимательно посмотрел в глаза.

– О, ты вообще уже отключаешься, да?

Я моргнула – веки вдруг стали тяжелыми.

– Не-а…

– Ага, конечно, – он схватил меня за локоть, когда я начала сползать с подоконника. – Вот и всё, отбой. Поехали.

– Куда?

– Не в участок, это точно, – он фыркнул. – Хотя, глядя на тебя, можно и туда.

Я хотела что-то ответить, но он уже тянул меня за собой – не то чтобы грубо, но и вариантов не оставляя.

В тот момент это не казалось угрозой. Это казалось спасением.

И именно так все и началось.

Глава 4. Лили

С чувством глубокого удовлетворения осматриваю ровные ряды книжных полок. В это солнечное, слегка морозное субботнее утро магазин полон посетителей. Эмма и Джон заняты у барной стойки, готовя кофе. Джон – молчаливый долговязый парень с приятной улыбкой. Он мало говорит, и я замечаю, что Эмме с ним комфортно – она с легкостью заполняет тишину. Вместе они составляют идеальный тандем: Эмма общается с гостями и разносит заказы, а Джон мастерски управляется с кофемашиной.

Моя задача – расставить новую партию книг. Большую часть времени провожу, листая красивые переплеты и записывая названия тех, что хочется прочитать. Два центральных ряда уже заполнены яркими, привлекающими внимание обложками.

– Идея оказалась удачной. Продажи твоей подборки выросли, – слышу за спиной тихий, но довольный голос Оливии.

Обернувшись, вижу ее, уткнувшуюся в отчет по продажам. Неделю назад я предложила создать тематические подборки. Сейчас на главной витрине представлены книги с мрачной осенней атмосферой: триллеры (классические и современные), дарк-романы и мистика. Все это обрамлено фонариками в форме тыкв и кленовых листьев. До Хэллоуина еще далеко, но мы решили задать настроение заранее.

– Ты молодец, – улыбается Оливия.

– Спасибо. Куда деть оставшиеся книги, на склад? – показываю на две коробки, которым не нашлось места.

– Размести на верхних полках. В понедельник ждем большую поставку канцелярии, и склад понадобится, – поясняет Оливия. Окинув меня взглядом, добавляет: – Стремянка на месте.

Приношу лестницу. Прежде чем расставлять книги, решаю протереть пыльные полки, не хочется пачкать новые издания. Работа растягивается на весь день: то нужно помочь посетителям с выбором, то подменить Оливию на кассе.

После обеда поток гостей уменьшается. Запыхавшаяся, покрытая книжной пылью, я возвращаюсь к стремянке. Осталось поставить пару книг в конце полки, но не дотягиваюсь. Сдуваю мокрую прядь со лба.

Черт. Не хочется спускаться и переставлять лестницу. Аккуратно сдвигаюсь к краю ступеньки, пытаясь втиснуть последнюю книгу.

Делаю резкое движение – и земля уходит из-под ног вместе с лестницей. Сердце замирает, я инстинктивно зажмуриваюсь, ожидая болезненного удара о деревянный пол… но его нет. Вместо этого чувствую твердую, теплую руку на талии, останавливающую падение. Открываю глаза и поворачиваюсь к спасителю. И в этот миг скорее предчувствую, чем осознаю, кого увижу. По мурашкам на затылке, по тому, как горит кожа под прикосновением длинных тонких пальцев.

Слова благодарности застревают в горле, когда встречаю обеспокоенный взгляд знакомых серых глаз профессора Эванса.

Он все еще держит меня за талию, и его большой палец машинально проводит по открытому участку кожи – так естественно, будто делал это тысячу раз.

– Осторожнее, мисс Миллер.

– Спасибо.

Он убирает руку и помогает спуститься. Я опускаю глаза, стараясь скрыть пылающие щеки, боюсь, что он прочтет в моем взгляде тоску по его прикосновению, желание прижаться к его высокой фигуре.

Хотя сегодня у профессора выходной, он верен своему стилю: серый тонкий пуловер подчеркивает грудные мышцы, черное пальто добавляет солидности, а неизменный беспорядок в волосах навевает мысли о том, что профессор только что занимался бурным сексом, и жадная женщина запускала в них руку.

Эванс еще раз окидывает меня оценивающим взглядом, сухо кивает и скрывается между стеллажами. Встряхиваю волосами, вытираю вспотевшие ладони о джинсы.

– Ну и ну.

– О, Лили, ты уже закончила?

Вздрагиваю от голоса Оливии. Та смеется и просит помочь Эмме, так как Джон ушел пораньше.

Отношу стремянку на склад и заглядываю через плечо Эммы в чек, чтобы понять, какой заказ готовить.

– С тобой все в порядке? – Эмма поднимает идеально выщипанные брови.

– Да… не знаю. А что?

– Ты выглядишь… взволнованной.

В подтверждение ее слов из моих дрожащих рук выпадает холдер, рассыпая кофе по стойке.

– Черт.

Бросаюсь за совком, убираю рассыпанное и заново молю кофе.

– Да что с тобой? Словно привидение увидела.

– Скорее, вступила с ним в контакт, – бормочу себе под нос. Решаюсь признаться – если не расскажу, кажется, этого и не было. – У тебя было когда-нибудь такое, что ты не особо знаешь человека, но по какой-то необъяснимой причине его присутствие тебя волнует?

– О боже! – Эмма отрывается от работы и поворачивается ко мне. – Ты кого-то встретила?

Как все счастливые люди в отношениях, она убеждена, что одиночество равно несчастью. Даже пыталась свести меня со своим другом, пока мои твердые "нет" не отбили у нее охоту.

– Можно и так сказать.

– Рассказывай все: кто он, где познакомились?

– В университете.

– Это кто-то из баскетболистов? Умоляю, скажи "да", – Эмма с блеском в глазах хватает меня за руку. – Они все такие горячие.

– Что я слышу? – смеясь, подталкиваю ее плечом. – А как же Томас?

– Он по-прежнему лучший, но это не значит, что я слепая. Не уходи от темы, рассказывай!

– Ладно, – шумно выдыхаю. – Он красивый, любит литературу и очень умен. А когда смотрит на меня своими проницательными глазами… у меня возникает желание разорвать на себе одежду и наброситься на него, как голодный оборотень.

Эмма хихикает.

– И я его только что встретила. Здесь. Он спас меня от падения с лестницы и… трогал за талию.

Начинаю нервно ходить по бару, пытаясь сбросить напряжение. Эмма смотрит на меня с открытым ртом:

– Боже, я впервые вижу тебя такой. Он действительно тебя заводит! Теперь мне дико интересно, кто же взбудоражил нашу скромницу Лили? Я его знаю?

– Возможно, – наклоняюсь и шепчу: – Профессор Эванс с кафедры английского.

Веселье мгновенно сходит с лица Эммы.

– О нет, – бросает она полотенце на стол и возвращается к кофемашине. – Ты же понимаешь, что это бесполезно? Даже у нас на факультете ходят слухи: сколько бы студентки ни пытались, он никогда не отвечает взаимностью. Не говоря уже о том, что устав запрещает отношения между преподавателями и студентами. Он может потерять работу.

– Понимаю, но это не значит, что я не могу любоваться им издалека и помечтать.

– Лучше мечтать о ком-то доступном.

Поворачиваюсь спиной к входу и начинаю готовить следующий заказ. Ее слова колют, как иглы. Теперь жалею, что завела этот разговор. Чувствую, будто в мой уютный мирок плюнули.

Тот вечер после семинара немного охладил мой пыл. Осознаю, как глупо выглядели мои попытки привлечь его внимание откровенными нарядами. Не хочу, чтобы он считал меня очередной пустышкой, пытающейся его соблазнить. Хотя… стоп. Именно этого я и добивалась.

– Добрый день, профессор. Что будете?

– Ред ай, пожалуйста.

Я резко выпрямляюсь, словно меня огрели ремнем по заднице, и чуть не проливаю приготовленный кофе на себя. Эмма забирает напитки и уходит, шепнув на прощание:

– Лили, приготовь своему мужчине кофе.

Злобно смотрю ей вслед, пока она, хихикая, оставляет меня наедине с бурлящими чувствами.

Не решаюсь поднять глаза. Спокойно готовлю напиток, отмечая про себя, что профессор предпочитает крепкий кофе. Почему-то этот факт кажется мне горячим.

Боже, я больная.

Передаю кофе, наши пальцы случайно соприкасаются и по руке пробегает электрический разряд. Я резко одергиваю ладонь.

Профессор хмурится, будто у него внезапно разболелись все зубы сразу, и смеривает меня недовольным взглядом. Господи. Наверняка теперь считает меня полной идиоткой.

Ожидаю, что он схватит стакан и поспешит уйти, но вместо этого слышу:

– В среду жду вас на консультации.

– Что-то не так с моей работой?

Все посторонние мысли мгновенно испаряются. Мысленно перебираю последнее эссе. Да, кое-где схалтурила, но в целом работа достойная.

– Нет. К вашей работе претензий нет. Как обычно.

Смотрю на Эванса в недоумении, ожидая пояснений.

– Профессор Рочестер не предупредила вас? – видя мое непонимание, продолжает: – Она уезжает в командировку и передала мне своих студентов на месяц.

О нет. Чувствую, как кровь отливает от лица. Целый час наедине в его кабинете? Беру все свои желания обратно.

Нет. Нет. И еще раз нет.

Уже вижу, как буду нести околесицу. Он разочаруется, решит, что мне сделали лоботомию. Лучше бы фантазии так и оставались фантазиями.

Будто прочитав мысли, уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку.

– Теперь понятно ваше отсутствие в записи. Осталось только окно в семь вечера. Буду ждать. И спасибо за кофе.

Он сухо кивает и уходит. Развевающееся пальто делает его похожим на профессора Снейпа. Кажется пора перестать читать фанфики по Гарри Поттеру.

– О чем вы говорили? – Эмма возвращается к стойке.

– О моей дипломной работе.

Щелкаю ее по носу, вызывая недовольную гримасу.

– Ладно. Понимаю тебя, – Эмма смотрит на лестницу, где только что исчез профессор. – Он и правда слишком горяч для преподавателя, а этот акцент…

Делаю вид, что усердно вытираю стаканы, чтобы не отвечать. Мне неприятно это слышать, особенно явное желание в ее голосе.

Что она понимает? Он гораздо больше, чем просто красивое лицо и голос. Один только взгляд чего стоит – серые глаза, смотрящие из-под очков, как у волка. В них столько мудрости и силы, словно буря, заключенная в человеческом обличье, ждущая момента, чтобы вырваться наружу.

Но не спешу делиться этим с Эммой. Хочу оставить эти мысли при себе, как зверь, ревностно охраняющий добычу.

Появление Оливии, просящей Эмму помочь внизу, избавляет от продолжения разговора. Вернувшись, подруга уже рассказывает о выходных с Томасом. Облегченно вздыхаю и с радостью поддерживаю новую тему.

Остаток дня проходит спокойно, но в голове – буря. Мысли о предстоящей консультации не дают покоя, и, погруженная в раздумья, я иду домой, не находя ответов на свои сомнения.

Глава 5. Джеймс

Робкие лучи солнца пробивались сквозь серую ватную пелену облаков. Но ненадолго. Согласно прогнозу, температура сегодня поднимется до 69 градусов по Фаренгейту. Очередной невыносимо жаркий день для начала октября, что уже выходит за рамки нормы.

Выливаю остатки остывшего кофе в раковину, ностальгируя по прохладным туманам Англии, где сейчас наверняка моросит дождь. Хотя я переехал в Америку пять лет назад, местный климат до сих пор вызывает отторжение.

Беру с мраморной столешницы часы, застегиваю ремешок, отмечая, что успею позвонить Аве по дороге. Неторопливо иду к парковке, бросаю вещи на заднее сиденье и закуриваю. Дым смешивается с влажным воздухом, окутывая плотной пеленой.

Набираю номер и несколько минут слушаю монотонные гудки. Знаю свою сестру: в это время она точно не спит. Только бормочу тихое ругательство, как в трубке раздается недовольный голос Авы:

– Ну чего тебе?

Сдерживаю раздражение новой затяжкой.

– И тебе доброе утро.

– Извини, – слышится глубокий вдох и шорох одеял. Голос смягчается: – Ты прервал на самом интересном месте.

Хмыкаю. Сестра действительно становится раздражительной, когда ее отрывают от чтения.

– Как самочувствие?

– Нормально.

– Вчера звонил твой физиотерапевт. Сказал, что ты потребовала увеличить нагрузку.

Стараюсь говорить ровно, но в голосе все равно проскальзывает осуждение. Ненавижу себя за это. Ава взрослый человек и не нуждается в опеке. Но тревога за сестру, которая месяц назад была подключена к аппарату ИВЛ, заставляет нарушать границы. Будто снова вернулся в те времена, когда мне приходилось следить, чтобы четырнадцатилетняя Ава не связалась с дурной компанией.

– Все в порядке, – по тону понимаю, что она закатывает глаза. – Я уже не так быстро устаю. Врач разрешил попробовать.

– Хм, – выдыхаю дым, но оставляю тему. Она знает свои возможности. А бодрость в голосе меня успокаивает.

– Заедешь сегодня?

– Не получится, – сожалею. – Буду в университете до вечера. Увидимся завтра.

– Хорошо. С тебя пицца.

– Естественно.

Ава прощается и кладет трубку. Затушив сигарету, сажусь за руль, вспоминая, что сегодня не предвидится ничего особенного. Последнее время дни похожи как близнецы: одни и те же безынициативные студенты, лишь единицы из которых действительно стремятся учиться, а не просто убивают четыре года, откладывая взрослую жизнь.

Ни новых проектов, ни свежих впечатлений. С тех пор как Аве поставили диагноз, моя жизнь превратилась в застойное болото с редкими проблесками света, когда ей становилось лучше. Но прогнозы врачей обнадеживают – хотя до полного выздоровления далеко, шансы избежать осложнений высоки.

По дороге включаю радио. Тишину нарушают переливы "Time is Running Out" Muse.

Думаю, я тону…

Вот-вот задохнусь…

Я хочу развеять твои чары,

Околдовавшие меня.

Ты, несомненно, красива…

– Противоречие.

Я хочу поиграть в игру…

Хочу выяснения отношений!

Ты доведешь меня до погибели…

Ты доведешь меня до погибели…

Странно, но перед глазами предстает лицо новенькой студентки с ее большими карими глазами. Почему у нее такой взгляд? Внимательный, любопытный, словно читает все твои мысли и хочет залезть под кожу, а в тени – печаль и страх, раздирающие душу. А иногда – ясный и мудрый, словно она видела что-то такое и прожила что-то такое, что делает ее выше остальных. И эти глаза, занимающие половину лица на хрупком, маленьком теле молодой девушки. Если бы я не читал ее дело, то никогда бы не поверил, что ей двадцать один год.

Бросаю взгляд на дату в машине – сегодня увижу ее на консультации. В груди возникает тянущее чувство предвкушения. Не хочу анализировать, что это значит. Убеждаю себя, что просто заинтересован как преподаватель. Уверен, когда разберусь в ее мышлении и обнаружу там банальности, интерес угаснет так же быстро, как появился.

Лекция у первокурсников. Надеваю привычную профессорскую маску, кажется, она уже приросла к лицу. Захожу в аудиторию, бросаю взгляд на первый ряд – мысленно вздыхаю.

Ничего не меняется. Из года в год одно и то же: пара студенток, пытающихся произвести впечатление древним как мир способом.

И вот она. Кислотно-розовая футболка с таким вырезом, что стоит мне опустить взгляд – и увижу все. Но я смотрю поверх блондинистой головы, подавляя желание закатить глаза.

Читаю лекцию, но блондинка с подругой не унимаются. Сначала перешептываются и хихикают. Когда игнорирую это, начинают задавать дурацкие вопросы.

– Мы исследуем ключевые темы: любовь, смерть, идентичность, гендер…

– А как же секс?

Ну вот, началось.

– И секс в том числе.

– В каком контексте, профессор?

– Коснемся того, как представлена сексуальность в литературных произведениях, включая поиск идентичности, исследование тем интимности и желания. А также рассмотрим сексуальность через призму феминизма, включая анализ репрезентации женщин и их сексуальности, – ровно отвечаю я. Меня сложно смутить такими вопросами, и ни один мускул не дрогнул на моем лице, а вот блондинка заливается краской, видимо, смущенная тем, сколько раз я произнес слово “секс”. Я решаю поставить точку в этом разговоре. – В целом, секс и сексуальное самоопределение являются важными темами в литературе и будут основой для глубоких и значимых обсуждений в рамках нашего курса.

Блондинка игриво кусает губу, а я стираю с лица раздражение. Уже скучаю по четвертому курсу, где студенты слушают мои слова, а не раздевают меня глазами.

После лекции медленно собираю бумаги, когда к кафедре подходит та самая студентка.

– Профессор Эванс, я прочитала все ваши книги. – Конечно ты это сделала. – А "Направляющие нити" – трижды.

– Вот как, – останавливаю взгляд на ее карих глазах. Они плоские, как потрескавшаяся земля. Совсем не то глубокое мерцание с зелеными искорками, что видел у другой студентки. – Что именно вам понравилось?

– Все! Сюжет, такие честные герои. Очень мудрая книга.

– Что ж. Надеюсь, после моих лекций вы перечитаете ее еще раз и откроете для себя больше

– Уверена, что так и будет, профессор, – на последнем слове ее голос становится томным.

Пора заканчивать. Собрав бумаги, сдержанно прощаюсь.

Возвращаюсь в кабинет. До консультации час. Есть время подготовить завтрашние лекции и разобрать документы. Большинство уже покинуло здание, в коридорах тишина. Включаю свет, наводя порядок на столе среди стопок книг и заметок. Усталость накатывает, словно груз, который неосознанно нес весь день.

Сажусь за компьютер. Глаза требуют отдыха, но заставляю себя проверить почту. Делаю заметки, перераспределяя нагрузку на неделю. Отсутствие Рочестер внесло коррективы: приходится откладывать свои дела, уделяя внимание ее студентам.

Время летит незаметно. Снимаю очки и кладу их на стопку бумаг. С силой протираю глаза, пытаясь выжать из них усталость, и откидываюсь на спинку кресла. За окном сумерки. Расплывчатым взглядом осматриваю кабинет, погруженный во тьму, куда не попадает свет настольной лампы. Раздается легкий стук, и в темноте дверного проема появляется маленькая фигура.

– Добрый вечер, профессор.

– Мисс Миллер.

Неторопливо протираю очки, надеваю, жестом указываю на кресло напротив. Она медлит, давая мне время рассмотреть ее. Сегодня на ней темные джинсы и высокий свитер, волосы собраны, лишь несколько прядей обрамляют бледное лицо без макияжа. Мысленно благодарю судьбу. Если бы на ней была та самая блузка с прошлой лекции, мне пришлось бы туго.

Она тогда наклонилась за рюкзаком, и вырез её блузки предательски распахнулся – на миг мелькнула гладкая белая кожа, розовый сосок, будто дразнящий. Я резко отвёл глаза, но картинка уже въелась в мозг.

Студенты толпились у дверей, кто-то со мной попрощался, а я стоял, стиснув зубы, и думал о том, как бы она застонала, если бы я прикусил эту розовую вершинку.

Профессор Эванс, блядь, возьми себя в руки.

Но от воспоминаний брюки уже неудобно натянулись, и я едва не застонал сам – от злости. На кого? На неё? На себя?