Кисельные берега

Единственным – и главным! – что добавляло в его существование перцу, живым переживанием, от которого прирождённый воротила не смог и не захотел отказаться, был деловой азарт – его бог и его пожизненная любовь, его кайф и его муза… С этим адреналиномейкером ничто не могло сравниться. В том числе и отношения с бабами. Которых всегда в жизни гендира было много, доступно и разнообразно. На очередную особь он смотрел обычно, как сытый, пресыщенный лев на пасущуюся у самого хвоста зебру: вроде и не голоден, но и упускать столь лёгкую добычу – тоже стрёмно… Лев лениво вставал с места, нехотя ломал шею глупому копытному и сидел над добычей, зевая, не зная чего с ней дальше делать. А делать чего-то было надо – не век же сидеть над полосатым брюхом издохшей жертвы инстинкта…

Сейчас у Рената Вагитовича был именно такой случай. Ему предстояло финальное объяснение с «одной из» – обычное, рядовое, привычное. По годами отработанному, никогда не подводившему шаблону. Беспокоиться не о чем.

Тем не менее, он почему-то беспокоился. Уже минут пятнадцать как. Возникшая ни с того ни с сего нервозность мешала сосредоточиться на увлекательной, творческой деятельности по добыванию денег.

Повертев в холёных пальцах золочёный «паркер», господин Шагеев не бросил – нет! – аккуратно выложил его на неподписанные бумаги и отошёл к окну. Раздвинул жалюзи, посмотрел вниз на кажущийся далёким с высоты птичьего полёта проспект. Тридцатитрёхэтажная стекляшка в центре города принадлежала ему. Как и медь в копях Урала. Как мэр здешний и губернатор тамошний. Как могла бы принадлежать эта широкая, окутанная смогом, круглосуточно сверкающая и гудящая дорога, если бы Ренат Вагитович захотел. Но он не хотел. На кой? Приобретения должны быть полезные и своевременные. Как и последующее расхламление.

Кстати, о расхламлении…

Он покосился на часы. Где же её носит?

Пора с эти заканчивать. Она стала вести себя слишком вызывающе, да… Эти её нелепые попытки демонстрации власти над ним, это её показушничество, стремление сделать их отношения достоянием общественности, бравирование ими, будто это её личное достижение…

Гендир поморщился: глупо и несмешно. И ни к чему. Мало того, что её вульгарное поведение раздражает само по себе, оно нервирует и по ещё одной, вполне определённой причине: у Рената Вагитовича, между прочим, жена вторым беременна, ей переживания сейчас по поводу его слишком шумных любовниц – совсем не обязательны.

Мда… История с Кирой успела подпрокиснуть. Нечего пытаться из неё блины испечь…

– Ты не торопишься на работу, как я понимаю, – мрачно заметил он нарисовавшейся на пороге ломучей фигурке, вернулся к столу и занял директорский трон.

– Привет, котик! – провинившаяся бодро прошагала к столу, перегнулась через его необъятную громаду, почти улёгшись животом на бумаги, и звонко чмокнула «котика» в лоб.

Красная туфелька вспорхнула над круглой попой, придав картине законченность – вид одновременно озорной и соблазнительный.

«На это сочетание я, дурак, и повёлся», – с неудовольствием отметил собирающийся взять самоотвод любовник. И слегка отодвинулся от сверкающих глаз надоевшей куклы.

– Да, задержалась немного. По семейным обстоятельствам. Так что ж? Ты ж не заклёпочник какой, чтобы минуты опозданий подсчитывать у сотрудников? – она игриво покрутила красной туфелькой. – Или… – томно захлопала ресницами, – всё же… хочешь сделать мне выговор? Мммм…? С занесением?… – она потянулась к нему губами.

Ренат Вагитович резко отодвинулся вместе с креслом, встал из-за стола и прошёлся по кабинету.

– Ну, хватит, Кира. Всё зашло слишком далеко. Думаю, пора остановиться. Ты настолько красивая, умная, потрясающая женщина, что… я боюсь… Да-да, боюсь! – твердил он незамысловатый шаблон. – Что окончательно потеряю голову и… А у меня ведь семья – ты знаешь. Жена, дочь… Я не могу их оставить, семья для меня священна. А ты молода, ещё будешь счастлива, я тебя недостоин…

– Стоп, – Кира медленно опустила красную туфельку и слезла со стола. – Вот это сейчас… что? Это ты сейчас меня типа на х… посылаешь?

Начальство нахмурилось. Оно очень не любило, когда текущие моменты затягивались, отнимая драгоценное время у бизнеса.

– Не драматизируй, – бросил он резко. – Я сказал то, что хотел сказать. Нам следует остаться коллегами – ничего больше.

Кира одёрнула жакет:

– Ренат, – сказала она с угрозой, глядя ему в глаза, – со мной не надо так. Ты ничего не попутал? Я тебе не очередная шалашовка, которую можно попользовать и выкинуть…

– Нет? – скривился он в ухмылке. – Да неужели? А кто ты, дорогуша? Влюблённая и совращённая невинная девица? – он быстро перехватил руки задохнувшейся от злости пассии. – Тихо! – рыкнул угрожающе холодно. – Помаши мне ещё тут руками. Попутал… Это ТЫ, мне кажется, чего-то попутала, зайка. Кто ты такая, чтобы со мной разговаривать в таком тоне да ещё и угрожать? А? Да и что ты можешь, курица бессмысленная?

– Что я могу? – прошипела «курица», пытаясь вырвать запястья из крепких пальцев бывшего любовника. – Жене твоей рассказать могу – вот что! Ты, говорят, ей брюхо накачать успел между нашими жаркими встречами… Ну так пусть порадуется!..

– Сучка…

– Договор твой о поглощении Спецстроя сейчас пойду солью, я знаю как… Знаю, чем ты их за жабры взял, чем на крючке держишь…

Крепкая, как наковальня, оплеуха заставила разоблачительницу подавиться последней фразой и отлететь в дальний угол.

Шагеев подошёл не торопясь, присел на корточки. Намотал на кулак радикально-чёрный хвост, потянул за него, заставив поднять лицо с ярко пунцовеющей щекой.

– Слушай сюда, – вскинув запястье, он взглянул на тяжёлый, платиновый «ролекс». – У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок и убраться отсюда. И никогда больше не попадаться мне на глаза. Это понятно?

Кира молчала, пытаясь сфокусировать взгляд, затуманенный после удара.

– Ты… меня выгоняешь не только из постели, но из… фирмы тоже? – цепляясь за стол, она поднялась на подгибающиеся ноги.

– Сама виновата. Поумерь на будущее свой поганый характер – вот тебе мой добрый совет. Кроме него больше ничего не получишь, дура. А могла бы, если бы повела себя правильно…

– И не мечтай, скотина! – Кира утёрла закровившую губу ладонью. – Ты ещё пожалеешь, запомни это! Я устрою тебе весёлую жизнь… И ничего ты мне не сделаешь! Ну что, что? Как остановишь? Киллера пришлёшь? Вспомним полузабытый опыт девяностых?

Ренат Вагитович нажал кнопку селектора:

– Ирма, охрану вызови…

– О! – горько хохотнула изгоняемая. – Прям под белы руки сопроводят… Какой же ты козёл… Подлец! Мразь!!

– Умолкни, – любовник подошёл к бару, плеснул себе коньяку в толстостенный бокал. – И только попробуй что-либо предпринять в отношении моих дел или моей семьи. Помимо киллера управу на тебя найду…

В директорский кабинет поскреблась и скромно протиснулась долговязая, унылая охрана.

– Проводите Киру Андревну до автомобиля. Она плохо себя чувствует: головой ударилась, на людей бросается, – директор сделал большой глоток из бокала. – Да смотрите, чтоб не вырвалась – не дай бог кого покусает…

Конвой испуганно воззрился на внезапно подвергнутую остракизму фаворитку.

– Окей, – Кира размотала элегантно подвёрнутые рукава жакета, чтобы спрятать красные пятна на запястьях. – Я тебе этого, котик, никогда не забуду. Заруби это себе на носу…

По-прежнему стремительно, выбивая звонкую дробь каблуками на мраморных плитках коридоров и фойе, она покинула тридцатитрёхэтажную стекляшку, ещё так недавно казавшуюся ей чуть ли не личным дворцом, в котором она – всемогущая принцесса.

* * *

Гендир и минигарх, господин Шагеев, поморщился: угораздило же его связаться с такой вздорной девкой. Безмерное потакание собственной похоти до добра не доведёт. Когда-нибудь.

А вдруг это самое «когда-нибудь» уже наступило? И дура эта на каблуках действительно создаст проблемы?

Он залпом допил коньяк – вот ещё! Не хватало терпеть неудобства из-за какой-то бешеной сучки, возомнившей о себе по молодости, по глупости невесть что!.. Терпеть? Да неужели?

Надо её как-то обезвредить… Но как? Не убивать же её в самом деле: это, в конце концов, ни кровный враг, ни мощный конкурент и не заартачившийся чин… Хотя даже их сейчас по-другому принято устранять – всё ж таки в цивилизованное время живём! В век гуманизьма – едрит его налево!..

Ренат Вагитович сел за стол и принялся сосредоточенно копать россыпи визитных карточек в верхнем ящике стола – где-то же было… Он точно помнит. Ту странную тётку, что представил ему как-то приятель, весьма похвально отрекомендовав: мадам, сказал он, довольно жмурясь, способна решить любую проблему в человеческом обличье. Причём, никакой уголовщины – тихо, мирно и не пыльно…

Странно всё это, конечно, но… отчего бы не попробовать? Повод, как никогда…

– Добрый день! Это Бригитта? Да… Да… Я… давайте без имён, хорошо? Мне нужны ваши услуги. Обещаю, гонорар вас порадует…

* * *

Листья яблони съела ржа…

Алый плод, побитый морозом

Истечёт на губах трупным ядом.

Там же

На ступенях мялась растерянная подружка, доставившая изгнаннице крокодиловую сумочку с пожитками. Рядом с ней соляным столпом возвышался охранник, имени которого Кира за период своего царствования так и не удосужилась узнать. Безразличным взором он следил за перемещениями бывшей фаворитки с целью удостовериться, что кичливая девица сядет в своё вызывающе роскошное авто и наверняка отчалит.

Она и отчалила. В неизвестность.

Пальцы на руле слегка дрожали. В груди клокотало бешенство, а сердце горело жаждой мести – так, кажется, пишут в романах?.. Горело, ещё как горело… Боже, какое унижение! Хлёсткое, незаслуженное… Да и вся эта история, если посмотреть со стороны, мерзка и банальна до чёртиков! Этот роман с начальником со всем вытекающим из него профитом – что может быть пошлее?..

Кира мучительно застонала, представляя, как ещё недавно раболептствующие перед ней сотрудники сегодня, причмокивая от наслаждения, препарируют случившееся, обвешивая «очередную шефскую б…» готовыми ярлыками. Чёрт, чёрт, чёрт! Вонючее быдло! Буратины примитивные! Она зажмурилась и надавила педаль газа. Красный свет растерянно мигнул ей вслед. Заскрежетали тормоза, взвыли автомобильные гудки…

Она потрясла головой в попытке отогнать терзающие её мысли – безуспешно. Пытаться сейчас, немедленно вырваться из тенет удушающего гнева так же глупо, как пытаться погасить пожар чайной ложкой… Так что пусть его кипит…

Ну подождите же – вы у меня попляшете… Особенно ты попляшешь, котик… Я этого безнаказанным не оставлю: так отплачу за сегодняшний день – долго ещё почёсываться будешь… Кстати, куда я еду?

А куда мне ехать?

И что мне теперь делать?

Ах да, месть. В ней теперь смысл моей жизни…

Он узнает, он поймёт, он пожалеет!..

Так, стоп. Подожди-ка. Кира, соберись! Месть – это замечательно, это вдохновляюще, но… Сейчас-то что? Куда ты гонишь машину?

Машину она бессознательно, как стойловая лошадь к конюшне, пригнала к своей новой элитной высотке, где недавно купила квартиру. Ну как купила… Договорилась с банком на рассрочку…

Кира вырубила орущее радио и заглушила двигатель. Позвякивая ключами, посидела некоторое время в непривычной тишине. Тишина давила. Раздражала. Бесила. Изгнанница резко распахнула дверцу и ступила красными туфельками на безупречно новый асфальт.

Привычно пикнула кнопкой сигнализации. Привычно потянула на себя ручку подъездной двери. В привычном нетерпении, постукивая каблучком, дождалась лифта… Только добравшись, наконец, до своей квартиры с модным чёрно-белым хайтековским дизайном от модного дизайнера, она вдруг замерла, будто на бетонную стену налетела.

Осознание произошедшего настигло внезапно.

Ведь вот как получается, если присмотреться: её не просто любовник бросил, не просто развенчал, унизил, безжалостно и грубо выставил. Не это – ноги её подкосились и она неуклюже плюхнулась на пуфик в прихожей – не это главное… Главное – это последствия. Которые, кстати, не заставят себя долго ждать.

Да… Весь мир от одного слова господина Шагеева и от её необдуманной, импульсивной реакции – вся привычная, отгламуренная жизнь Киры Волошкиной разлеталась вдребезги. На тысячи – нет, на миллионы осколков. Буквально – в пыль.

Квартира, машина, лыжный курорт, престиж и лоск – как всё это удержать? Как сохранить? Чем обеспечить?

Кира, нахмурившись, поднялась с пуфа – сумка из шкуры невинно убиенного крокодила, сухо щёлкнув застёжками, сползла с колен на пол.

Её хозяйка, не обратив внимания на потерю, процокала в комнату своей двухуровневой студии. Скинула по пути туфли и забралась с ногами в кресло. Что же делать?..

По детской привычке принялась было сосредоточенно грызть ноготь с дорогущим маникюром, но тут же опомнилась, отдёрнув палец – вот именно! Делать! Отставить прокрастинацию! Надо срочно предпринять шаги по поиску нового места: прозвонить по рабочим контактам, по деловым мужикам, строящим ей глазки на раутах и презентациях… Да у неё возможностей – тьма! Ей устроиться сейчас – с её внешностью, послужным списком и знакомствами – раз плюнуть! А она раскисать надумала? Вот уж не дождётесь!

И без того не склонная к унынию, ещё более вдохновившись, Кира немедленно понеслась в прихожую за айфоном. Само собой, разнаипоследнейшей модели. Споткнувшись о сумку, аккуратно водрузила её на перчаточную полку, подивилась на своё недавнее замешательство – фыркнула: было бы с чего!

Тэкс… Что мы тут имеем… Она снова забралась в кресло и зарылась в телефонную книгу. Сергей Витальевич… Это который? А! Торговые центры и сеть продовольственных… Ну, в общем-то, можно, наверное… Хотя… тип мутноватый… А это кто? Игорь Евгеньевич – «Консалтинг-групп»… Уже повеселее. Правда, Сергей Витальевич потучнее в плане доходности будет… Как и в плане комплекции, хм…

Телефон внезапно ожил – засветился, завибрировал, заиграл громко и докучливо: «Елизавета Непогрешимая» значилось на экране. Любящая внучка поморщилась и сбросила звонок. Небось, опять начнёт приставать со своей свадьбой и язвить в случае отказа…

На чём мы остановились? Игорь Евгеньевич, значит…

Гаджет вновь вздрогнул и заголосил. И вновь получил раздражённый тычок по красной кнопке.

Игорь Евген… Блин! Да сколько можно! Не в чёрный же список мне её заносить!

Кира отшвырнул надрывающийся телефон, выбралась из кресла. Скинула на диван жакет, оставшись в шёлковом топе, подошла к зеркалу. Осторожно потрогала пальцами припухшую скулу. Телефон не умолкал.

Заглянула в холодильник – в его белоснежном нутре скучало одинокое яблоко. Надо бы сгонять пообедать в какую-нибудь аркашку… Ага, в твоём положении только по аркашкам разъезжать. Эй, Кира! Помаши пока ручкой прохладной жизни! Здравствуй кухня, борщ и каша!.. Надо ужаться. Ненадолго. Стопудово ненадолго.

Телефон замолчал и начал по-новой. Терпение абонента лопнуло:

– Да! – заорала она в трубку. – Я занята! У меня совещание! Ты же видишь – сбрасываю, значит не могу говорить! Нет… Нет! Не приду я! Уже сказала ведь один раз, сколько можно повторять!..

Телефон был вновь закинут в диванные подушки. Потом подобран. Итак, Игорь Евгеньевич…

Как же хочется есть… Вот некстати! Интересно, это после перенесённых волнений? Или назло мыслям об экономии? Зачем я только подумала про обед!..

Ладно, Кира, соберись. Кто у нас тут ещё есть?.. Тесёмкин какой-то… Без имени-отчества… Не тот, случайно, что рестораном владеет на Пражской? Как он называется-то? Да так и называется, вроде, по аналогии, без заморочек – «Старая Прага». Кажется, там Ренат для топов корпоратив делал в честь своего юбилея. Перепелов ещё подавали с черносливом и белым “Petit Guiraud”…

Желудок сжался и растревоженно заурчал. Любительница перепелов и понтовых вин сглотнула и поплелась к холодильнику. Открыла. Яблоко – большое, красное, блестящее – невозмутимо и нагло таращилось из операционной белизны продуктового хранилища. Откуда оно, кстати, здесь?

Кира сдвинула брови. Она их сроду не ела – слишком уж фрукт прозаичный. Попыталась вспомнить… Может, Ренат оставил в последний свой визит? Вряд ли… Представить его с яблоком в кармане пиджака было также затруднительно, как с… веником в руках. Почему с веником? Ну так. Почему бы и нет. Затруднительно же? Хех…

Наверное, тёть Шура, домработница, подбросила! Во, точно! Это уже достовернее… Впрочем, неважно. На безрыбье, как говорится…

Голодающая взяла плод в руку, покрутила, брезгливо морщась – так себе замена перепелам – и вгрызлась в румяный бок крепкими, молодыми зубами. Прожевала, кривясь: как и следовало ожидать, витрина оказалась гораздо привлекательнее содержания – рыхлого и ватного.

«Всё равно в аркашку поеду! – капризно постановила отставная любовница. – Нельзя же так резко бросать свои привычки – стрессы от резких перемен вредны для здоровья!»

И вновь рухнула в кресельные объятия уже в компании яблока и телефона.

Евгений… Тьфу! Игорь Евгеньевич…

Телефон запел. «Маман». Кира выгрызла из безвкусного фрукта ещё кусок, прожевала, не торопясь…

– Да? Ма, я свекрови твоей уже всё объяснила… Не, не хочу… Где? На турбазе? Сразу после ЗАГСа? Как всегда, в своём репертуаре – не может не выпендриться… Что? Да не хочу я туда переться! Шашлыки? Ой, ма! Смешно прям, нашла чем приманить… Ладно, всё, давай, мне некогда. Пока.

Замученная родственным вниманием несчастная со вздохом выбралась из кресла, дошаркала до кухонной мойки и с грохотом зашвырнула остатки яблока в мусорное ведро.

– Какая гадость! – Кира вытерла пальцы бумажным полотенцем.

А на турбазе, между прочим, сейчас шашлыки. И не только они – Кира облизнулась – полноценное майонезное свадебное меню. Скорее всего – простоватое, но… сытное-е-е…

Ну вот! – фыркнула она на своё собственное отступничество. – Пожалуй, я уже начинаю скатываться к образу жизни из цикла «где б пожрать, чтоб не платить». Какая стремительная деградация… Нет уж! Карточки мои пока ещё при мне и я не голодаю! Что за дикие мысли? Зачем мне эти горелые шашлыки на пенсионерском сейшине, приправленные Лизаветиным сарказмом?

Так-то оно, конечно, так, – грустно возразил ей кто-то из недр собственного сознания, – но дело ведь не только в шашлыках… Всё-таки единственная бабушка… Может, не стоит рвать отношения с ней так бескомпромиссно? Может, надо уважить старушку? Почему бы и не…

Кира замерла посреди комнаты – иллюзия диалога была полной. С… какой-то…незнакомой доселе… СОБОЙ? Или с кем-то… кто казался… этим… внутренним голосом?

Она зачем-то заткнула уши и пнула ногой барный табурет у кухонной стойки.

… почему бы и не съездить?

Девушка растерянно оглянулась вокруг, прислушалась к себе…

Надо, надо, Кира. Надо съездить. Никто ведь не знает, чем может обернуться в жизни простое действие – а вдруг даст задел чему-то важному, а?

Ну да, – Кира озадаченно почесала гладко зачёсанную макушку, – важному… На пенсионерской вечеринке – самое место для встречи судьбы…

Поезжай, Кира… Надо съездить… Почему бы не съездить… Съезди, Кира… Надо съездить… Почему бы…

Да и в самом деле! Кира набросила жакет, сунула ноги в туфли и, подхватив сумку, ринулась вприпрыжку к выходу: в самом деле – почему бы не съездить? Чего она упёрлась, как баран? Тем более теперь, когда более интересных дел у неё всё равно не предвидится…

* * *

Дорога к мосту через реку, за которой располагалась турбазная Мекка, и куда нёсся сейчас стремительный «ягуар», была ей хорошо знакома – у весёлой жизни свои адреса. Кира была уверена – весёлой её жизнь и останется. Как же иначе? Ничего иного знать она не желала, а послушная судьба до сегодняшнего дня в желаниях ей неизменно потакала.

… Гаишник представился, как всегда, неразборчиво. Понятно было только, что «капитан», а далее – фамилию – он, по обыкновению, благополучно сжевал.

– Слушай, капитан, – Кира высунула голову в окно, – вот чего ты ко мне пристебался? Третий раз за три дня тормозишь! Запал на меня что ли? Или на «ярика» моего? – она похлопала машину по красной дверце.

– Вы превысили скорость, Кира Андреевна…

– Ну так что? Сам посуди: неужели я этого зверя купила, чтоб в общем потоке пыхтеть? Вон за тем самосвалом, может?

– Я вынужден составить протокол.

– Окей. Как скажешь… – Кира втянула голову в салон и ударила по газам.

Машина рванула с места, взвизгнув покрышками. Лихо лавируя по полосам между автомобилями, нарушительница радостно захихикала, отметив в зеркало заднего вида переполох на посту ДПС. Вот и пускай их… Пускай раскочегаривают свои драндулеты с мигалками – пока они отчалят на них в погоню – моя ласточка будет уже далеко!

Далеко, слышите? Эй, лохи!! Ха-ха-ха!… Вот придурки-то! И что за идиоты, что за неудачники идут работать в эти структуры, а? Не грех над ними и поглумиться при случае…

* * *

Ты поднялся на холм оглядеться

– и что же?

Тропа, по которой пришёл, утонула в ночи…

Там же

Выложенная охристой плиткой и присыпанная подвяленными на солнце лепестками роз дорожка вела к открытой веранде над прудом.

В пруду плавали идиллические лебеди. Летний ветерок трепетал цветными лентами, постукивал о перила балюстрады связками нарядных воздушных шаров, надувал парусами прозрачный капрон занавесок. За этими занавесками весело перемигивались цветные огоньки, звучала музыка и шумные здравницы.

На их зов Кира и направилась, по своему обыкновению – решительно, энергично размахивая блестящим чёрным хвостом.

– Ой, Кирочка! – мать подхватила её на входе. – Как хорошо, что приехала! Вот молодец, вот молодец… Салатику положить?

Бережно усаженная неподалёку от молодожёнов, долгожданная гостья с видом исполнительницы тягостного долга устало кивнула. И брезгливо огляделась.

Свадебный пир шумел. Счастливые новобрачные, восседавшие во главе стола и облачённые в белые одежды, источали умиротворённое благодушие, внимая тостующим. Над их головами красовалось открыточное пожелание «совета да любви». Растяжка из золочёных букв напротив гордо скандировала: «Наша невеста – ягодка, наша невеста – вишня, за кого хотела, за того и вышла!» Крупногабаритная, осипшая от трудов праведных тамада, вся в ослепительных пайетках, надрывалась, дирижируя процессом…

– О боже! – Кира мученически закатила глаза. – Вот за что мне это?

Мать испуганно замерла с салатником в руке.

– Всю жизнь мечтала, блин, попасть на подобное пошлое мероприятие, чтобы в полной мере насладиться его лубочной безвкусицей!

– Ну что ты, детка… – родительница принялась поспешно наполнять тарелку драгоценного чада. – Ты уж потерпи… Мы-то люди тех ещё, отсталых воззрений, не продвинутые, как говорится. Мы ж по-другому не умеем… Что мы, собственно, видели-то в жизни? С чем нам сравнивать-то, солнышко? Откуда ему, хорошему вкусу, взяться?..

– Ма, остановись уже! – воскликнула с раздражением Кира, хватая её за руку. – Или ты хочешь переложить мне в тарелку весь стол?..

Кто-то из бывших сослуживцев жениха, такой же шумный и усатый, размахивая рюмкой и пытаясь перекричать музыку, орал новый тост за здоровье молодых. Его супруга присоединилась. И так крепко и надолго ударилась в воспоминания о том, как они с Фёдором Аполлинарьевичем сто лет знаются, как вместе мотались по гарнизонам в молодости, как в партию вступали, как праздники отмечали, какие забавные случае из армейского быта с ними приключались, что заскучавшим гостям пришлось выступление сворачивать насильно.

Бабушкина ближайшая подружка со студенческих ещё времён разрыдалась во время пафосной, но сердечной и трогательной речи про дружбу, про душевные качества Лизоньки и про её замечательный выбор.

«Дай бог счастья, Лиза, дай бог счастья, – истово твердила она с надрывом, – ты его заслужила!»

Тётушки хлюпали носами и аккуратно промакивали бумажными салфетками накрашенные глаза…

– А вот сейчас, наконец, – просипела в микрофон бодрая тамада, невыносимо сверкая пайетками, – подтянулись и наши опаздывающие! Среди них вижу я самого дорогого, самого близкого человечка для нашей красавицы-невесты – её единственную внучку! Давайте вместе, дружно поаплодируем ей!! Не слышу!.. Во-о-от… Другое дело!

Только не это…

– Кирочка! – тамада сверилась со шпаргалкой. – Тебе предоставляется возможность поздравить любимую бабушку с обретённым счастьем! Просим!!

Мать побледнела и подскочила с места, перехватывая микрофон:

– Я, я, я!.. Мы с Кирочкой вместе!.. Вместе поздравим… Я, хоть и говорила уже, Лизавета Константиновна, но не устану повторять – вы замечательный, невероятный, цельный человек! Вы вырастили прекрасного сына, за что я вам всегда буду благодарна – за Андрюшеньку и за Кирочку!..