
Полная версия
Бывший. Мы (не) твоя семья
Мне тут пять лет. Рядом мама и папа. Мы все втроем такие счастливые. Мама выглядит веселой и беззаботной. А отец – надежным. Это фото было сделано за пару лет до его гибели.
– Ромочка, ты просто слишком много работаешь. Кариночка скучает, вот и развлекается с девочками, – причитает мать.
Она всегда любила Карину. Считала ее идеальной для меня партией. Профессорская семья, громкое имя, положение в обществе, родословная.
– Мам, – я ставлю фотографию на место, бросаю последний взгляд на себя пятилетнего, еще счастливого, – Карина развлекается не с девочками. И это уже переходит все границы. Ты хочешь, чтобы я стал посмешищем?
– Ромочка, да бог с тобой! – совершенно театральным жестом взмахивает руками мать. – Ты же понимаешь, она не может отвечать за всех, кто находится в клубе. Ну сходил бы ты с ней… Вы такая красивая пара! Так гармонично смотритесь вместе! В вас есть то, что называется породой!
Кажется, маму снова пора отправлять куда-нибудь на восстанавливающий отдых. Не могу. Да, она растила меня одна. Пожертвовала всем, чем могла, вложила всю себя, но …
– Мам… – я стискиваю челюсти.
– Ах, я стала так слаба, – мама прижимает пальцы к вискам, закрывает глаза. – Годы летят, а ты так мало внимания уделяешь семье. Наверное, – мама всхлипывает, – я и внуков не увижу.
Этот разговор я слышал уже не раз. Почти дословно знаю все, что последует. И слушать это не хочу.
– Мам, я думаю, нам с Кариной не стоит планировать совместных детей, – произношу чуть резче, чем хотел.
– Ты хочешь развестись? – патетически хватается за сердце мама, и меня накрывает волна. Только не страха за ее здоровье, а злости.
Она хватается за сердце исключительно в тех случаях, когда я пытаюсь настоять на своем. Хотя… Она же и правда больна..
Когда вскрылась измена Ланы, у матери случился приступ. Мы тогда вызвали нашего семейного доктора. Она не помогла…
Никогда не забуду этот вечер: Карина звонит в частную скорую, мама смотрит на меня умоляюще и… будто прощаясь…
Чувствовал себя жутко виноватым. Ведь она говорила мне, что эта девица мне не пара. Мама была права…
А к Карине она всегда относилась как к родной дочери. Но…
Но то, во что сейчас превратились наши с Кариной отношения я терпеть не намерен. Даже ради матери. И говорю ей об этом. .
– Рома! – вскрикивает мать и сползает по спинке дивана.
– Мама? – подхожу к ней.
Неужели опять? Никогда же себе не прощу.
– Там мои капли, – машет рукой куда-то в сторону кухни, – подай…
Бегу на кухню. Навожу ей в ложку чего-то, что пахнет валерианой, сижу рядом, держу ее за руку.
– Пообещай мне, что не будешь рубить сгоряча! – шепчет мать, будто умирать собралась и произносит свою последнюю волю.
– Хорошо, мам, – обреченно киваю, – не буду.
– Девочка просто скучает, – говорит она с интонациями, с которыми обычно говорят о младенцах.
– Ладно, – киваю, стиснув челюсти. – Я развлеку ее.
Лана
– Теть Надь, ну как же так? – я искренне расстроена.
Глава 5
Нет! Совсем не тем, что малышей некому забрать из садика! Тетушка умудрилась продуть спину! Это обманчивое апрельское тепло!
Она скрючилась на диване в странной позе, вытянув ногу на стул. Любое движение ей причиняет дискомфорт.
– Может, скорую вызвать? Блокаду поставить? – переживаю я.
– Да не надо скорую! Я же шевелюсь! – моя героическая тетушка, как обычно, отказывается принимать помощь. – Я уже натерла поясницу. Сейчас должно отпустить, – она кряхтит, пытаясь повернуться. – Давай я попрошу Николавну с первого этажа Вику и Вика домой привести?
– Не надо! Как ты с ними тут будешь? Я попробую договориться на работе, открыть удаленный доступ, может быть…
***
– Удаленный доступ не так просто, – Ася Цыплакова хмурится, закусив губу, а Елена Степановна посматривает на нее торжествующе.
Я слышала, что меня именно из-за детей не хотели брать. И теперь я точно знаю, кто не хотел.
– Ась, а можно я тогда их просто из сада сюда приведу? Сегодня ж все до пяти? Я им мультики включу и поработаю. Я тебе клянусь, они у меня приучены, ничего не тронут, ничего не сломают, будут сидеть как мышки!
– Слушай, ну это выход, – неожиданно кивает Цыплакова. – Ты только никому из начальства на глаза не попадись. Окей?
– Да без проблем! Я тогда в четыре метнусь за ними в сад, к пяти сюда вернусь и работаю до победного!
– Ох ты и шустрая, – качает головой Ася, но я чувствую одобрение в ее голосе. – Давай, на четвертое мая надо назначить хотя бы шесть собеседований. Хотя, – тянет она, – у тебя хороший процент выхода, умеешь ты чувствовать кандидатов.
– Я стараюсь, – улыбаюсь совершенно искренне.
Ася мне нравится, и работать тут нравится. Всеми силами держусь за должность. Я оформлена на временный контракт, но по итогам реорганизации в штате одного из новеньких оставят на постоянку. И это хочу быть я. Очень хочу. Мне надо.
Роман
– Слушай меня внимательно, – я разговариваю с Виталиком, Каринкиным хвостом. Времени мало, поэтому говорю на бегу. – Вот прям сейчас, на майские. Пусть она куда-нибудь уедет. Очень, очень дорогой пансионат. Закрытый. Чтобы посторонних не пускали вообще. Швейцария, Италия. Что-нибудь в горах. Чтобы пешком оттуда не вышла. И да! Это должен быть пансионат для стариков! Чтобы, если кто-то еще раз захотел зубами лямочку ее платья стянуть, ему пришлось за этими зубами в номер сбегать!
Виталик ржет, а мне не до смеха. Нет, на Каринкино поведение мне плевать с высокой башни. Не любил я ее никогда. И на поведение ее закрывал глаза из-за чувства вины. Я же знаю, что такое женщину боготворить! К Каринке я не испытывал ничего подобного.
Но вот на то, что слухи стали расползаться, это фигово. В бизнесе слыть рогоносцем – дело такое…
– Шеф, у меня к тебе только одна просьба… – начинает Виталик несмело. – Можно я туда не поеду?
– А кто эту шалаву контролить будет? – спрашиваю скептически.
– Да есть у меня один дружбан в Италии. Еще со времен иностранного легиона скорешились!
Иностранного легиона. Да. Виталик у меня тот еще боец. В свое время служил во Франции контрактником. Скрывался от братвы. Без документов пересек четыре границы. В легионе как только это поняли, так записали его на повышенную ставку. Даже имени не спросили. Это мне сам Виталик рассказал. Но, кроме этого не рассказал ничего. Во всем остальном как могила. В общем, за это я его и нанял.
– Че за друг, Виталь? Мне громилы около нее не нужны.
– Да какие громилы! Он вообще сейчас выглядит как очень интеллигентный старичок! Ему чуть за пятьдесят, он такой мужик мелкий, тебе по плечо. И седой весь. Он с двадцати лет седой, только не спрашивай почему.
– Да ежкин кот, – я этого и знать не хочу. – Ну пусть. Оставайся в Москве. Только мне подробный фотоотчет.
– Будет! Я тогда у тебя тут останусь.
– Добро.
Отбиваю звонок с Виталиком и ищу в записной книжке телефон своего адвоката. Сбрасывает. Тут же прилетает отбивка. Он на процессе.
Окей.
Набираю ему сообщение:
“Инициировать развод с Кариной. Раздел имущества в рамках брачного договора”.
Все. Надоело терпеть этот фарс. Лучше буду один. Видимо, судьба у меня такая. Мои бабы мне изменяют.
Даже Лана…
Раздосадованно тру щеки, зажмуриваюсь. Ланка! Черт возьми, что же ты всю душу из меня вывернула, что даже сейчас, когда решил разводиться, я думаю не о жене, а о тебе?
Иду к себе в кабинет. Надо еще поработать. Мы с Димычем вроде смогли удержать конвейер. Основная засада была с логистами, но Цыплакова и ее команда – молодцы. Работали днем и ночью. Эта мадам заслужила повышение. Черт, надо хоть спросить, как ее зовут. А то как она представилась мне фамилией, так по фамилии ее и запомнил.
Вот, кстати, сейчас можно и зайти. Я как раз на их этаже.
Сворачиваю к отделу кадров и слышу удаляющуюся ругань в коридоре:
– Я же говорила, что с детьми будут проблемы! Все, после праздников доложу начальству!
– Ой, Елена Степановна, не утрируйте! Ну приболела у нее тетя! Все равно в кабинете никого нет!
Шуршат створки лифта.
А! Черт! Сегодня же короткий рабочий день. Совсем забыл. Для меня все дни не нормированы.
Все разошлись. Эх.
Стоп. А в кадрах кто-то есть! Свет не выключен и слышен шум. Может, как раз Цыплакова и осталась. Пойду посмотрю.
Я открываю дверь и вижу практически пустой опен спейс. За компьютерами никого, только между столов слышится какая-то возня, сопение и тихий смех.
Что это такое? На рабочем месте? В моей компании?! Не позволю!
Делаю шаг вперед, чтобы навести порядок, как на меня наезжает офисное кресло!
– Ой! – взвизгивает девчушка лет пяти, которая сидит в нем.
– Ой! – вторит ей мальчишка, который его толкает.
Мальчишка… Почему-то не могу отвести от него глаз. Он кажется до боли знакомым.
Парень смешно шмыгает и задвигает себе за спину кресло с сидящей в нем девочкой..
– Привет, я – Вик! – выпячивает грудь. Защитник.
Такой смешной и… гордый. Прям как… Прям как я на той фотографии.
Я на маминой фотографии!
Точно!
У меня по спине вдруг бегут мурашки. Будто с детского портрета ожил и сошел пятилетний я…
Это же невозможно.
Это какой-то сюрреализм. Дурацкое совпадение.
Чьи вообще эти дети?
– Я вас просила тихо посмотреть мультики! – слышу взволнованный голос справа от себя и проваливаюсь в тьму. Поворачиваюсь, смотрю на мать этих детей и давно забытая боль захлестывает меня…
Дергаюсь, забываю, как дышать.
Девушка, кажется, тоже.
Замерла и смотрит на меня, как на привидение. Узнала.
Конечно.
И я ее узнал.
Лана.
Глава 6
Дети тут же бросаются к матери. Смешно прижимаются к ней с боков и опасливо озираются на меня.
– Лана? – только и могу выдохнуть я.
– Ты? – у нее округляются глаза, она смотрит на рабочий бейдж на моей груди. Должности не видит, но, видимо, по костюму понимает, что я тут не последний человек.
– Прошу прощения за присутствие детей, – она суетливо отводит взгляд, похоже, пытается скрыть эмоции, – мне надо было задержаться. Начальство требует найти двух логистов до десятого, а в саду короткий день и тетя… – тараторит она. – Я, – кажется, она вздрагивает. – Я не знала, что ты тоже здесь работаешь. – Я здесь недавно, – она рвано выдыхает, – еще не всех знаю.
Да закончатся эти оправдания когда-нибудь или нет? Плевать я сейчас хотел на работу.
– Лана, чьи это дети?
Ведь это не может быть то, о чем я думаю. Просто не может.
– Мои, – а вот тут ее голос перестает дрожать. Она, наоборот, гордо поднимает подбородок и прижимает к себе малышей. – Это мои и только мои дети! – твердо чеканит моя мягкая Ланка.
Опускаю взгляд на них. Девочка – копия мать. Маленький светлячок. А мальчишка… Тот мужик, который был с ней на фотографиях, – здоровый блондин. В кого мальчишка темноволосый?
– Сколько им, Лан? – спрашиваю обреченно. Хотя ответ уже знаю. Им должно быть чуть больше четырех.
Она молчит. Но пацан, видимо, смелый. Чуть отрывается от матери и выставляет ладошку с пальчиками.
– Нам четыле, – “р” он не выговаривает.
– И половинка, – добавляет его сестра.
– Нам четыле с половиной года! Вот! – почти выкрикивает малыш.
Умный. И смелый.
Весь в меня.
Как волной накрывают боль, гнев, ярость. и… Обида…
– То есть, – еле сдерживаясь, произношу я, – ты родила от меня и скрыла?
– Ты бросил меня! – выкрикивает она. – Уехал! Мне сказали убираться!
– Лана, – я рычу, – ты даже не отрицаешь, что это мои дети!
– Отрицаю! Это мои и только мои дети!
– Лана, не ври мне! – кажется, я уже ору.
– Я никогда тебе не врала, – она повышает голос в ответ.
– Ты изменила мне!
– Ага! С футбольной командой! Вот видишь, и детей сразу много! Мальчик от Роналду, девочка от Бэкхема!
– Лана!
И тут я получаю тычок в живот!
– Не смей кличать на мою маму! – моя уменьшенная копия смешно сопит внизу, сжав кулаки.
Замолкаю. Боже, что я творю?! Зачем вообще затеял этот разговор при детях?
Ланка тоже молчит. Она дрожит, кусает губы. И тут слышится тихий голос девочки:
– Мама, а кто такой Бекхэм?
***
– Так, ладно, – я запускаю руки в волосы, судорожно пытаюсь сообразить, что делать дальше. – Это не место для выяснения отношений. Собирайся, поехали.
– Я никуда не поеду! – выкрикивает мне в лицо моя Ланка. – Владелец компании хочет еще двух логистов! А я хочу эту работу!
– Владелец компании ждет тебя в коридоре на выход через десять минут! – чеканю, еле сдерживая гнев. – Будешь спорить – уволю! Ты все равно должна быть сейчас на временном контракте.
Ланка бледнеет. До нее доходит смысл сказанного.
– Да, Лан, – киваю, – это моя фабрика, ты на меня работаешь. И сейчас мне важнее вот эти двое, чем все логисты вместе взятые, – выдыхаю. – Так что собирайся, и поедем где-нибудь поговорим. Нам явно есть о чем.
***
Сидим в каком-то семейном кафе. Симпатичное место. Никогда в таких не бывал.
Зал полупустой – люди уже разъехались из города. Близнецы тусят в детском уголке.
Виктор и Виктория.
Победы.
Две ее маленькие победы.
На самом деле большие. Очень большие.
Она зовет мальчика Виком. Говорит, Витя ему совсем не идет. Оно и ясно. Мой же мальчишка. Ни секунды в этом не сомневаюсь. И даже смешно слышать от нее: “Почему ты в этом так уверен?!”
Это она еще в офисе сопротивляться пыталась.
Сейчас молча смотрит в свою чашку кофе.
А я смотрю на детей. На моих детей.
В детском уголке бассейн с шариками и горка. Викушка пытается на нее забраться, но она маленькая, неловкая. Брат подхватывает ее и совершенно по-медвежьи, от плеча, подталкивает ладонями под попу, чтобы не свалилась. А потом бежит к другому краю – вытаскивать ее из бассейна.
Смотрю на это, и губы сами собой расплываются в улыбке. Черт. Четыре года. Им четыре года. Я потерял четыре года.
– Почему ты мне не сказала? – спрашиваю Ланку, не отводя от них взгляда.
– Как? Ты уехал! Телефон был вечно недоступен!
Да… Точно… Я помню этот скандал. Как раз тогда пришлось вернуться в Лондон из-за мамы.
Я прилетал. Сюда, в Москву. После того, как мне скинули эти мерзкие фотографии. Прям с подписания сорвался, ничего не объяснив компаньонам. Подставил их и себя на кучу бабок, но тогда было плевать. Хотел найти ее. Не знаю зачем. Чтобы хотя бы спросить: “За что?!”
Мать не дала. Кричала, что я унижаюсь, что я не имею права звонить. Тогда случился ее первый сердечный приступ. Скорая, стационар…
Потребовалась реабилитация. Мы улетели в лучшую клинику в Англии. Тогда же в Лондон прилетела и Карина. Вроде как ухаживать за ней, пока я работаю.
Мама не отпускала от себя. Требовала к себе в палату иногда среди ночи.
Она прощалась со мной дважды.
Я видел настоящий страх в ее глазах. Видел, что ей больно. Не мог ее оставить. Не мог.
Получилось, что я уехал за границу больше чем на год. Даже не заметил, когда московская симка заблокировалась.
Об этом всем до сих пор тяжело вспоминать. Предательство любимой, мамин приступ, тот год в Лондоне… И Карина, которая всегда была рядом как-то сама собой стала жить в моей квартире, а потом…
Даже не вспомню, как это началось. Однажды проснулся рядом с ней. Как засыпали не помню, но вот проснулся…
И она смотрела на меня, как преданная собачонка. И все время говорила, говорила… О маме, о том, как ей плохо, о том, что надо ее беречь. не допускать стресса…
Черт!
Я думал, ладно, нет любви, но хоть спокойная семейная жизнь будет. Ошибся. Как же я ошибся.
Только вот на Карину мне плевать с высокой башни. Стыдно перед ней немного. Я не дале ей самого главного – любви. Но кроме стыда и раздражения – никаких к ней чувств.
А вот от мысли, что Лана мне изменила, до сих пор больно.
Поворачиваюсь к ней:
– Лана, ты мне изменила, наши отношения были прекращены, – выдавливаю из себя, – но ты должна была сказать о детях!
Глава 7
– Как? – умудряется крикнуть шепотом она. – И зачем?
Зачем?
Что значит, зачем?
Но в ее голосе слезы. Обида.
Она еще и обижается на меня?!
После всего того, что случилось, она считает меня виноватым? Ерунда какая-то. Если я и виноват, то только в том, что она не смогла до меня дозвониться. Но, судя по всему, она и не пыталась.
В детской комнате эти двое насытились горкой и теперь что-то складывают из больших поролоновых кубиков. у Вика что-то случилось с одеждой. Носок, кажется, слетел. Он хмурится, крутится, пытается поправить. Виктория плюхается на попу рядом с ним и с очень деловым видом натягивает его носок на место.
Смотрю на это и смеюсь. От счастья. От радости. От умиления. Мои дети. Мои.
Да плевать, что себе возомнила их мать.
– Лана, – я поворачиваюсь к ней, и улыбка сходит с моего лица.
Она расстроена. Но как же чертовски притягательна!
Ее золотистые волосы, белая кожа, искусанные до красноты губы. И искры в глазах! Она еле сдерживает слезы и злится одновременно!
Но все такая же нежная. Будто и не было этих пяти лет.
Хотя нет. Были.
Чуть резче очерчены скулы, чуть по другому уложены волосы. И вот перед вами не юная девушка, а прекрасная взрослая женщина.
Само совершенство.
Твою ж !..
Она мне изменила!
Изменила!
К черту ее!
Дети.
Только дети!
С трудом отвожу взгляд, делаю глоток кофе.
– Так… – произношу категорично. – Я не собираюсь терять еще четыре года, чтобы выяснять, как это произошло. У меня есть дети, и я хочу их растить. – Вы переезжаете ко мне.
Лана
У меня просто отваливается челюсть от такой наглости. Что он о себе возомнил? Мы ему что – вещи? Когда нужно – взял, когда не нужно – убрал?
– А больше ты ничего не хочешь?!
– Лана, я имею на это право! – рычит он на меня.
Сильный, дерзкий. Он изменился. Заматерел. Теперь это не подающий надежды молодой парень. Теперь это состоявшийся мужик, хорошо знающий, чего хочет. Но и я тоже изменилась.
– Какое? – встаю, чтобы получить хоть немного преимущества. – Какое право ты имеешь? Ты не спал с ними сутками, потому что у них весь первый год режим был вразнобой? Ты менял им подгузники? Ты качал их на руках, когда болели животики? Или уезжал ночью на скорой, когда поднималась вдруг до сорока температура? Какое?
– Я бы делал все это, если бы ты мне сказала о том, что они у меня есть!
Ой… он тоже вскочил,
– Ты лишила меня их! Но сейчас я намерен все это получить! Я их отец!
Рычит, почти скалится, и…
Я уже забыла какой он… Смотрю в его глаза и ноги ватные. Только не от страха.
Ромка!
Мой Ромка!
Что же ты наделал?!
Нет!
Не хочу!
Не могу!
Не смогу!
– В графе отец у них прочерк! – ору на него.
– Я это исправлю! – а вот он, наоборот, понижает голос, и я точно знаю, что от этого не стоит ждать ничего хорошего.
– Не позволю! – голос срывается, дышать, кажется, нечем.
Ой-ей… если он решит подтвердить отцовство…
– Тебе нужен суд? – он невинно вскидывает брови, а в глазах полыхает ярость. В его темных, безумно красивых глазах, в которых я всегда видела только любовь и страсть, сейчас лишь злость.
Я замолкаю. Крыть мне нечем. Это его дети, и если он потребует генетическую экспертизу, то любой суд наделит его правами родителя.
– Ром, – качаю головой, уже понизив тон, – ну они же не цветки в горшках, чтобы их взять и из одного дома в другой перевезти. – лучше успокоиться. Если придется с ним воевать, я проиграю, – У них есть привычки, распорядок, любимые места.
Ромка шумно вздыхает, запускает руку в волосы, снова отворачивается к детской комнате.
– Да, хорошо, в этом ты права, – думает пару минут. – Давай поступим по-другому. Проведем вместе эти длинные выходные, а там и видно будет.
– Ром! – я вскидываю руки, пытаясь воззвать к голосу разума этого когда-то горячо любимого мной человека, но тут из детской комнаты вылетают близнецы.
– Мамочка, а можно еще кок… кок…котейль, – Викушка никак не может выговорить это слово.
– Мы согласны на один на двоих! – вторит ей Вик.
– Клубничный, – просит дочь.
– Шоколадный! – перекрикивает ее сын.
– Тогда ванильный!
– Сто-стоп-стоп, – ой… а это вмешиватся в разговор Роман. – Мы закажем и клубничный, и шоколадный, – поднимает на меня взгляд, – если мама разрешит. Но надо что-нибудь поесть! Что вы любите?
– А мы что, будем есть в лестолане? – с восторгом выдыхает Вик.
Роман
Смотрю в глаза детей и понимаю, что для них это нонсенс. Диковинка! Непозволительная роскошь. Черт! Как не сорваться и не скупить все, на что они только посмотрят.
Лана!
Ну что же ты сделала?!
Как? Зачем?
Так… С тобой я позже разберусь.
Сейчас я хочу поговорить с ними.
– А что вы любите? – спрашиваю малышей, но бросаю вопросительный взгляд на их мать. Мало ли, может, у них аллергии, диатез или что еще бывает у детей… Димыч вон замучил рассказами о том, как у его пупса то прыщи, то краснота на попе.
– Катошку фли! – кричат в один голос близнецы, а Ланка роняет голову на руку и, кажется, из последних сил держится, чтобы не разреветься.
Ловлю ее расстроенный и растерянный взгляд, и вся злость моментально растворяется. Ты лишила их отца, но я не буду лишать их матери.
– Детям можно картошку фри? – спрашиваю ее, а малыши нетерпеливо ерзают.
– Можно, – еле слышно отзывается она.
– С кетчупом! – кричит Вик.
– С сырным соусом! – перекрикивает брата Вика.
Снова смотрю на Лану, и у меня все обрывается внутри.
Глава 8
Она плачет.
Не выдержала.
По щекам текут слезы. но при этом она умудряется не издать ни одного звука, ни одного всхлипывания. Чуть отвернулась от детей, чтобы они не заметили.
Сколько же слез ты пролила, что научилась плакать так незаметно?
Черт!
Только не жалеть. Нет! Ни за что!
Заслужила!
Сама!
Все сама!
Изменила, спрятала детей.
Нечего ей сочувствовать. Остаться порядочным, да. Но не жалеть.
Поджимаю губы. Жестом подзываю официанта.
– Мы можем заказать две картошки фри и два коктейля? – думаю секунду. Мы с Ланкой ничего не ели, но я уверен, что от ужина она сейчас откажется. Да мне и самому кусок в горло не полезет. – И повторите кофе мне и даме, пожалуйста.
Официант быстро приносит этот незатейливый заказ. Лана уже вытерла щеки и выглядит почти нормально.
Я откидываюсь на спинку своего стула и разглядываю весело галдящих малышей. Они, конечно, тут же залезли друг к другу в соусы и коктейли друг у друга попробовали. Не спорят. Наоборот. Они явно одна команда. Лана хорошо их воспитывает.
– А можно еще в игловую? – Вик уже расправился со своей картошкой, утащил сколько мог у сестры, и ему не терпится вернуться на горку.
– Уже поздно, – твердо произносит Лана и смотрит на меня. – Нам пора.
Расставаться с ними не хочу. Наоборот. Хочется огрызнуться, заявить свои права, настоять на переезде прямо сейчас, но я понимаю, что сделаю только хуже. В первую очередь для детей.
Смотрю на часы. Начало девятого. Для малышей их возраста действительно поздно.
– Мама права, – пытаюсь улыбнуться им я. – Сейчас вам уже пора идти, но мы обязательно встретимся завтра, – смотрю на Ланку, не оставляя ей выбора, – . Мне очень интересно было провести с вами вечер, – вижу любопытство в глазах Вика и смущение на лице Викуши. – Теперь надо обязательно вместе сходить в парк или еще куда-нибудь?
– Аквапалк! – радостно кричит Вик.
– Что? – хмурюсь.
– Аквапалк! – чуть тише повторяет он. Малыш явно смутился.
– Вик, – пинает его в бок сестра. – Баба Надя болеет, а мама с нами одна не справится, – произносит тоном учительницы девочка.
– Мама будет не одна, – смотрю Ланке прямо в глаза. Только попробуй отказаться. – Аквапарк так аквапарк.
– Нет, – трясет головой она. – Мне надо будет завтра на работу и вообще.
– Тебе не надо будет завтра на работу, – произношу категорично. – И если ты вообще не хочешь потерять эту работу, то мы едем завтра в аквапарк.
– Это шантаж, – выдыхает она, округлив глаза.
– А кто говорил, что будет легко? – вскидываю бровь.
– Хорошо, – она поджимает губы, но, кажется, сдается. – Значит, завтра аквапарк. – произносит глухим шепотом.
– Ура! – кричат малыши в два голоса, и я не могу не улыбнуться.