Слуга тигра

Он откинулся в кресле, молча разглядывая каждого из троих. Под его взглядом дружки Ма Сяньфэна окончательно стушевались, да и сам молодой Ма несколько спал с лица, глаза его забегали.

– Этих двоих – в камеру, – распорядился Сун Цзиюй.

Молодой господин Ма своим товарищам даже прощального взгляда не пожаловал. Поняв, что наказание его пока не касается, он снова принял надменный вид.

– Вы здесь совсем недавно, господин Сун, и, видно, еще не знакомы с моим отцом, – снисходительно произнес он. – Иначе вы знали бы, что никто из семьи Ма не способен даже помыслить о злодеянии. Не для того мы столько вкладываем в этот город, чтобы сеять здесь смуту!

«Что за фрукт», – восхитился Сун Цзиюй. Он пока не собирался никого по-настоящему арестовывать – для начала хотел просто разделить неразлучную компанию и посмотреть, что за песенку споет каждый.

– Не беспокойтесь, молодой господин Ма, я уже знаком с вашим отцом, – Сун Цзиюй покивал. – И приму во внимание вашу безупречную мораль и моральную безупречность. А пока будьте так любезны подробно рассказать, что именно происходило в ночь гибели Сыма Кэ. Когда вы встретились, где вы были, что делали, как оказались у реки и так далее.

Молодой Ма загнул полуоторванный ворот, осмотрел рукав и, недовольно цокнув языком, оторвал его совсем, небрежно бросив на пол. Его слуга, ждавший у дверей, немедленно бросился поднимать вышитую тряпку. Хозяин его даже не заметил.

– В тот вечер мы отдыхали в «Золотой иве», скромно выпивали в обществе барышни Сяоцинь и уже собирались расходиться, как вдруг влетел господин Ху из поместья Яшмового порога и ни за что не пожелал нас отпускать. Позвали еще певичек, и господин Ху явно настроен был веселиться до утра, но я счел, что время уже позднее, и мы откланялись, – после упоминания господина Ху выражение его лица сделалось кисловатым. – «Золотая ива» почти у самой реки, неподалеку действительно растет огромная старая ива. Брату Сыма невмоготу стало терпеть, и он отошел туда по нужде…

Молодой Ма вдруг побледнел, глаза его распахнулись, будто он только сейчас понял, что человека, которого он называл братом, больше нет в живых.

Сун Цзиюй невольно даже пожалел его.

– Продолжайте, – мягко подбодрил он. – Важны все детали: что вы видели, слышали, даже что вам показалось…

Молодой Ма собрался с духом и кивнул.

– Я слышал его громкий голос и смех, какая-то женщина спросила что-то, он ответил… затем я увидел фонарь за древесной кроной. Это меня не удивило: ветви этой ивы образуют настоящий шатер, там нередки любовные свидания. Я решил, что брат Сыма просто помешал какой-то парочке. Потом фонарь погас… я услышал крик, всплеск… Слуга брата Сыма бросился туда, но я остался. Я рассудил так: если брат Сыма ввязался в драку с любовником какой-то девицы, это его дело. Но вскоре… вскоре его тело выплыло из-за ивы… – он потер лоб, поморщился, как от головной боли. – Тогда я еще не понял, что это он. Сначала я подумал, что вижу двух человек… но… это существо, этот дух… белое тело и черная голова… это существо нырнуло и исчезло в воде. Я немедленно послал слугу за лодкой… но было слишком поздно.

«А ведь не врет, – подумал Сун Цзиюй. – Все чувства на лице… Так не притворишься».

– Что ж, господин Ма, можете идти домой, – со вздохом сказал он.

– Во-первых, освободите моих товарищей, – Ма Сяньфэн прищурился. – Они вряд ли что-то помнят, потому что были слишком пьяны. Я не уйду отсюда, пока вы их не выпустите. Во-вторых, – вы видите эту ткань? – он обвел себя широким жестом. Ткань и впрямь была хороша – лилово-сиреневая, с серебристой и белой вышивкой в виде горных вершин, на поясе – белый кушак в знак траура. – Этот хэнаньский шелк стоит больше, чем ваше месячное жалованье, а ваши люди осмелились его повредить. Пока я требую возмещения по-дружески, но не погнушаюсь и обращением в столичный суд!

Сун Цзиюй вскинул брови. Столичный суд? Из-за халата? Когда это молодежь успела так обнаглеть?

И когда он сам в свои тридцать с небольшим начал называть двадцатилетних молодежью…

Он поднялся и махнул приставу.

– Следуйте за мной, молодой господин Ма.

Они спустились в подвал. Большинство камер сейчас пустовало; фонари горели только у одной, где все еще пьяные дружки Ма Сяньфэна прикорнули у стеночки.

Сун Цзиюй велел приставу открыть камеру напротив.

– Я осмыслил ваши слова, и мне кажется, вы что-то скрываете, молодой господин Ма, – он очень вежливо указал мальчишке путь. – Пожалуй, вам придется здесь переночевать. Раз уж мне все равно придется возмещать вам стоимость халата…

В свете факелов Ма Сяньфэн побледнел, поджал губы.

– Вот как. Что ж, мой отец узнает об этом, – он едва повернул голову. – Тун, немедленно доложи господину.

– Слушаюсь! – пискнул из-за спин стражников юный слуга и стрелой выскочил из подвала.

– Не вздумайте его задерживать, – бросил Ма Сяньфэн в пространство, даже не глядя на Сун Цзиюя. – Его в ту ночь со мной не было. И еще, вы оторвали меня от ужина. По-видимому, вы мелочная и обидчивая натура, магистрат Сун, так что я даже не стану требовать приличной еды. Кувшина воды и лепешки будет достаточно.

Он с высоко поднятой головой вошел в камеру и сел на циновку, замер, выпрямив спину, будто каменное изваяние.

– Даже странно, что в мелочности меня уличает человек, только что потребовавший с меня денег за отрывание рукава, – Сун Цзиюй усмехнулся.

Через некоторое время стражник растолкал и привел двух оставшихся мальчишек. Как и ожидалось, эти двое лишь повторили сказанное молодым господином Ма.

Значит, все же какая-то женщина… но одна ли? Она завлекает, а сообщник душит… Мало ли было таких историй? Впрочем, о мужчинах в этом деле речи пока не шло.

– Отпустите этого Ма и остальных, – сказал он приставу. Поразмыслил, не отдать ли денег за испорченный халат, но потом решил, что от этого избалованный господинчик только почувствует себя еще более безнаказанным.

Он потянулся, разминая шею, со вздохом отложил бумаги. Рабочий день затянулся.

Попробуем разобраться завтра на свежую голову.

* * *

На следующий вечер Сун Цзиюй, неброско одевшись и взяв с собой Хэ Ланя, отправился к «Золотой иве».

Дом увеселений занимал немалую территорию в злачном районе у реки. Вокруг него густо росли ивы, одна из них, огромная, на отшибе, и правда образовывала плотный шатер. Сун Цзиюй заглянул под ветви, осмотрел берег. Никаких следов, конечно. Точнее – слишком много следов, здесь и правда, похоже, устроили бесплатный дом свиданий…

Тело слуги нашли чуть ниже по течению. Действительно ли он шел в «Золотую иву» позвать господина домой? Тогда как попал на самый берег? Убийца поманила его?

Допустим, он зашел под иву; допустим, разделся, чтобы предаться любви с девицей, которая его и убила… Но раз у Сымы она не забрала трофей, то и здесь могла обойтись удовольствием от злодеяния. Найти труп, украсть халат и столкнуть тело в реку мог кто угодно.

– Как думаешь, кто-то мог украсть одежду этого Ли? – он повернулся к Хэ Ланю, терпеливо дожидающемуся, пока господин магистрат вынырнет из своих мыслей.

Хэ Лань, рассеянно теребивший в пальцах ивовый лист, кивнул.

– Где гуляют богатые господа, там и нищие просят подаяния. Вы их, верно, не приметили, они от нового магистрата прячутся. Но кто-то из них мог и одежду украсть, в хозяйских домах слуг одевают очень добротно, – он усмехнулся. – Я думаю, он не купаться сюда приходил, для этого есть места получше. Обманывал жену, вот и все.

– То есть «позвать господина домой» – это ложь, – Сун Цзиюй кивнул. Надо расспросить его приятелей, может быть, кто-то знает, с кем он встречался…

Искать одежду по скупщикам краденого было бессмысленно – жена Ли описала им совершенно обычный халат, без особых примет. Сун Цзиюй вернулся в управу, допросил единственного приятеля этого Ли, конюха, но добился немногого: тот признался, что Ли и правда иногда ходил по борделям и обманывал жену, но чтобы была какая-то постоянная зазноба – такого он не знает.

Ближе к вечеру стало ясно, что расследование зашло в тупик. Махнув рукой, Сун Цзиюй решил вызвать Ху Мэнцзы – видеться с ним не хотелось, но вдруг он все же что-то заметил в ночь гибели Сыма Кэ?

Пристав вернулся слишком уж быстро. На лице у него написана была душевная мука, хотя походило больше на зубную боль.

– Господин Ху изволят выпивать в «Золотой иве» и приглашают вас на чарку вина.

Весь вид пристава говорил о том, что, если ему сейчас прикажут и господина Ху тащить в управу волоком, он оставит свой жетон на пороге и пойдет утопится.

Сун Цзиюй вздохнул. Личное личным, но нельзя пренебрегать возможным свидетелем. Раз зовет выпить, значит, не обиделся и настроен разговаривать.

Он отпустил пристава, переоделся в обычную одежду – можно представить, сколько визга будет, если решат, что он при исполнении, – и отправился в «Золотую иву».

Из-за рассказа молодого Ма он ожидал, что Ху Мэнцзы склонен устраивать шумные попойки, угощая всех присутствующих, но жеманная «матушка», на ходу расхваливая своих девиц, отвела его в тихий кабинет, душно пахнущий приторными благовониями.

Одна певичка, разодетая в кричащее платье лимонного цвета, лениво наигрывала на лунной лютне, другая, в розовом, мягко толкала кулачками спину сидевшего у стола господина Ху. Наверное, это действо должно было изображать массаж.

При виде Сун Цзиюя господин Ху, до того лениво разглядывавший веер, оживился, вскочил.

– Любезный господин Сун! Получили мое приглашение!

– Господин Ху, – Сун Цзиюй кивнул.

Канареечная девица немедленно бросила играть, нежно подхватила его под локоть.

– Садитесь, садитесь, господин! – проворковала она. – Не желаете ли вина? А может, отведаете сладостей?

– Сладостей! – фыркнул Ху Мэнцзы. – Циньцинь, прикажи подать утку и ланьлиньское вино… и сладкие пирожки не забудь! Сусу, сделай магистрату Суну массаж, он так усердно работает ради нас!

Розовая девица направила кулачки на Сун Цзиюя и ненатурально мяукнула, рассмешив господина Ху.

– Да ты никак пьяна! Убирайся, мне тут не нужны дурочки, не умеющие пить!

Девица скорчила мордашку, такую же розовую, как ее платье.

– Не-ет, господин, не прогоняйте Сусу! Вовсе я не пьяная! Могу даже играть в шарады!

Сун Цзиюй осторожно отстранил ее.

– Оставьте нас обе, – сказал он. – Я пришел сюда не пить, а поговорить с вами о деле, господин Ху.

– Так разве одно помешает другому? Любая беседа лучше спорится под чарку крепкого вина, – Ху Мэнцзы улыбнулся и жестом указал ему на подушку напротив. – Особенно деловая беседа. Что вы хотите мне предложить, магистрат?

– Вы не так меня поняли, – Сун Цзиюй тяжело вздохнул. За кого этот Ху его принимает, за торгаша? – Я пришел поговорить о деле, которое я расследую. Молодой господин Ма рассказал, что в ночь гибели Сыма Кэ вы пили вместе. Я хотел бы узнать, не видели ли вы чего-нибудь странного?

– А, познакомились с малышом Сяньфэном! – Ху Мэнцзы налил ему вина в пустую чарку, даже не придержав рукав – тот так и плюхнулся в лужу байцзю на столе. – Просто удивительно, как у нашего простого, радушного лао Ма мог получиться такой отпрыск! Точь-в-точь какой-нибудь князь или столичный хлыщ, задирающий нос перед деревенщинами.

Сун Цзиюй поморщился. Намек был ясен – никаких ответов, пока не выпьешь.

Он взял чарку и пригубил вина. Действительно неплохое, господин Ху ни в чем себе не отказывает.

– Итак, – напомнил он. – Ночь гибели Сыма Кэ.

– Ужасная, одинокая ночь! – вздохнул Ху Мэнцзы. – Потянулся сорвать белый лотос, но сияющая чистота его слишком изысканна для меня. Не смея коснуться яшмовых лепестков, лишь омочил в ледяном потоке рукава. А после пошел заливать тоску сюда и встретил Сяньфэна с компанией. Все были уже изрядно пьяны, так что вскоре я сжалился и выпустил их из своих когтей. Что было дальше – не имею понятия, я проснулся днем и уехал домой.

Сун Цзиюй поморщился. Как высокопарно! Что это еще за белый лотос? Он отмел все невольно мелькнувшие перед глазами образы: белые шелковые рукава, изящные пальцы на струнах, взгляд фениксовых глаз… Глупости. Какая разница, за кем там этот Ху увивается. Разговор ведь не об этом.

– То есть, вы не выходили вместе с компанией молодого господина Ма и ничего не видели? – вернув себе самообладание, спросил он.

– Совершенно. Никуда бы я с этими детьми не пошел, Сяньфэн меня на дух не переносит! А жаль… – он улыбнулся, глядя на Сун Цзиюя золотисто-карими глазами так, будто… будто что-то себе напридумывал. – Может быть, наша река зелена от тины, но много чистейших белых лотосов на ней цветет.

– Вы с ними пили, а теперь утверждаете, что молодой господин Ма вас на дух не переносит? – педантично уточнил Сун Цзиюй. Лотосы он решил игнорировать.

– Ну не будет же он выражать это открыто! Пригубил пару чарок из вежливости и откланялся. Что до остальных, они присосались к бедняжке, как телята к вымени, думают, тоже сойдут за утонченных господ, вот и ходят за ним везде.

«И здесь тупик», – подумал Сун Цзиюй, глядя в чарку, которая все никак не пустела.

Тут принесли заказанную утку. Жу Юй, уходя утром, оставил Сун Цзиюю целый короб еды, но Сун Цзиюй напрочь о нем забыл, и теперь в животе у него предательски забурчало.

Он решил принять это за возможность разговорить Ху Мэнцзы и приподнял чарку, благодаря за угощение.

– А молодого Сыма Кэ вы хорошо знали?

Господин Ху, не сводя с него глаз, легонько коснулся его чарки своей, но не выпил.

– Не лучше и не хуже остальных. Он не представлял собой ничего особенного: прожигал отцовские деньги, не имел интереса к делам… Всех сплетен про него – как-то избил служанку до полусмерти, наверное, был пьян.

«Так-так, – подумал Сун Цзиюй. – Не имеет ли эта служанка какого-то отношения к Ли Суню? Может быть, тот с ней завел интрижку и бросил, и она отомстила?»

– Вот как. За что же?

Господин Ху пожал плечами.

– Этот юнец еще в детстве забивал камнями собак и до синяков щипал служанок. Важно ли, какова причина, если она – всего лишь повод проявить мерзкий характер? Когда избивает женщину человек тихий и мирный – это загадочно, а когда такой, как Сыма Кэ… – он залпом выпил, завернул кусочек мяса в тончайший блинчик и, довольно прищурившись, отправил в рот целиком.

Сун Цзиюй последовал его примеру. Нежная пряная утиная грудка так и таяла во рту. А повар в «Золотой иве» неплох…

Но нельзя отвлекаться. Как же понять, связаны две смерти или нет…

– А про слугу молодого господина Ма, Ли Суня, вы случаем ничего не знаете? О том, который утонул на полмесяца раньше.

– Не интересуюсь слугами… – господин Ху снял фарфоровую крышечку с нового кувшина, вдохнул аромат, все так же довольно щурясь. – Вы думаете, в реке правда завелся злой дух, магистрат?

– Я не верю в духов, – Сун Цзиюй покачал головой. – Убийца – человек, и я его, или ее, поймаю.

Господин Ху неодобрительно покачал головой, вновь разливая вино.

– Магистрат! Вот уж не ожидал от вас такого легкомыслия. Вы представляете власть императора на этих землях, а Сыну Неба подчиняются и горы, и реки, и живые существа, и духи. Один вид государственной печати вселяет в призраков ужас. Как же простому люду, если их одолеет нечисть, идти к вам на поклон, если вы не поверите им? Это подрывает основы!

Сун Цзиюй внимательно поглядел на него:

– Вы иронизируете, господин Ху? Или правда верите в духов?

В кои-то веки Ху Мэнцзы был совершенно серьезен.

– Магистрат, моя семья живет здесь со времен Троецарствия. Как я могу не верить в то, что меня окружает?

Сун Цзиюй вспомнил свою няньку. Семья Лян служила Сунам вот уже несколько поколений; бабушка Лян была очень суеверна и часто оставляла какие-то подношения духам: привязывала ленточки на дерево в дальнем углу двора, оставляла еду у порога, что-то шептала над прудом. В столице это казалось смешным пережитком прошлого, но тут, похоже, в духов действительно верят…

– Значит, и вы думаете, что слугу Ли и молодого господина Сыму утопил речной дух? Тогда, может быть, подскажете этому недалекому магистрату, как поступить в таком случае? – он все же слегка усмехнулся. – Мне прийти на берег и продемонстрировать магистратскую печать, именем императора повелеть сдаться правосудию?

– Зачем так жестоко? Просто поговорите с драконом, хозяином реки, – Ху Мэнцзы невозмутимо налил ему еще вина. – Все водяные духи должны подчиняться ему. Можем отправиться завтра, я найму лодку…

Сун Цзиюй подавил тяжелый вздох. Совместное катание в лодке… Очередная попытка сблизиться? Совсем ему тут не с кем пить, что ли… Впрочем, может быть, этот Ху просто желает над ним подшутить. Что ж, посмотрим, кто будет смеяться последним.

Он поймал взгляд Ху Мэнцзы и улыбнулся открыто, даже ласково:

– Если господин Ху такой знаток местных духов, не поговорит ли он с речным драконом сам? Окажите любезность! Я ведь новичок здесь.

Господин Ху осуждающе покачал головой.

– Хорошо, передам ему какой-нибудь подарок от вашего имени. Оказать услугу благородному мужу во имя справедливости, что может быть приятнее! – кисло ответил он. – И что же я должен у него спросить?

– Не убивал ли кто из его подчиненных слугу Ли и юного господина Сыму. И если да, то не соблаговолит ли этот злокозненный дух сдаться в управу сам, – так же ласково сказал Сун Цзиюй. «Посмотрим, что господин Ху сочинит в качестве ответа и не проговорится ли о чем-нибудь подозрительном».

Ху Мэнцзы серьезно кивнул.

– Разумеется, я сообщу вам все, что удастся вытрясти из этого старого негодяя. Все расходы возьму на себя, не извольте беспокоиться.

– Я не останусь в долгу, – заверил Сун Цзиюй. Серьезность Ху Мэнцзы начала его забавлять. – Отчего вы зовете речного дракона старым негодяем? Разве это уважительно? Вы не боитесь, что он утопит вашу лодку?

– А, за закрытыми дверями он не услышит. Да и как же звать его иначе? Пусть люди обращались с его рекой не слишком хорошо, давно не укрепляли берегов и выбрасывают в воду всякую дрянь, но разве они сделали из нее такое вонючее болото? Когда здесь еще ходили суда, выше по течению река была такой прозрачной, что из нее пили не опасаясь! – Ху Мэнцзы залпом осушил чарку и наполнил ее снова. – Но стоило пропасть богатым судам и морякам, приносящим дары, как хранитель обленился! Все, что ему теперь интересно, – спать, закопавшись в ил, да ошиваться среди плавучих борделей, там его иногда видят.

– Что за плавучие бордели? – заинтересовался Сун Цзиюй.

– Цветочные лодки недалеко от порта, для тех, у кого не хватает денег на заведения приличные, – Ху Мэнцзы поморщился. – Неотесанные девчонки из Корё что угодно сделают за медяки, ни музыке, ни пению толком не обучены, некоторые даже языка не знают! Не советую туда ходить… Кстати, почему вы не пьете? Разве ваша служба не окончена на сегодня?

– Вы уже забыли, сколько раз подливали мне, господин Ху? – усмехнулся Сун Цзиюй. От вина на голодный желудок и правда уже слегка зашумело в голове. Следовало вернуться в управу и лечь спать.

Сун Цзиюй вспомнил холодную спальню и жесткую постель. От одних мыслей стало тоскливо, заныла спина. Нужно скорее переезжать, не то придется звать Хэ Ланя каждое утро, чтоб делал массаж…

– Чаркой больше, чаркой меньше, разве же я считаю такие мелочи? – Ху Мэнцзы усмехнулся. – Если мы закончили деловые разговоры, почему бы нам не позвать девушек поиграть в шарады? Или пригласим здешних музыкантов? Юноши словно с небес спустились, так талантливы во всем! Нужно ловить момент, пока их не перекупили в столицу!

«Музыканты… Ну хоть что-то хорошее тут есть», – мысленно отметил Сун Цзиюй.

– Благодарю за ужин, господин Ху, – сказал он, поднимаясь. – В следующий раз угощение с меня.

– Так следующий раз будет! – Ху Мэнцзы просиял. – Я непременно приду, скажем… к вам на новоселье.

– Прекрасно, пришлю вам приглашение, – Сун Цзиюй не намерен был праздновать новоселье – пришлось бы приглашать гостей по рангу, а он не хотел давать повода подлизаться и притащить подарки. Но отчего бы просто не выпить вина в компании единственного знакомого? Происшествие в заброшенной усадьбе, кажется, было позабыто.

Он откланялся и вышел из «Золотой ивы». Прохладный речной воздух, пахнущий тиной, немного прочистил голову.

Торговцы, расставившие вдоль берега лотки, навешивали на лавки пестрые фонари, зазывая гуляк, но между освещенной громкой улицей и борделем лежал островок холодной влажной тьмы. Ивы густыми кронами закрывали свет, в темноте сверчки перекрикивались с лягушками.

Вдруг во тьме под старой ивой зажегся огонек фонаря, качнулся в сторону Сун Цзиюя.

Тот положил ладонь на рукоять меча.

– Кто здесь?

Хэ Лань неслышно выступил из тьмы.

– Это я. Вы задержались дотемна, и я… взял на себя смелость вас встретить, – он стрельнул глазами в сторону. – Вы высокий, красивый и хорошо одеты. Убийца может на вас позариться.

Сун Цзиюй удивленно посмотрел на него. «И ты, что ли, собираешься меня защищать?» – хотел спросить он, но в последний момент сдержался. Порыв юноши благороден, пусть и бестолков, ни к чему его высмеивать.

– Спасибо за заботу, – мягко сказал он. «Высокий, красивый»… В столице его внешности доставалось меньше комплиментов. Что сказать – захолустье…

– Я возвращаюсь в управу. Ты… кстати, где ты живешь?

– Я сплю под столом в кабинете учителя, так что нам по пути, – беспечно ответил юноша.

– Как это под столом? – неприятно поразился Сун Цзиюй. – Так не пойдет. В павильоне магистрата много комнат, он жил здесь с семьей – можешь занять одну.

Хэ Лань приподнял тщательно выщипанные брови.

– Но это ваши покои. Вы хотите, чтобы я прислуживал вам? Я мало в этом смыслю.

Сун Цзиюй озадаченно поглядел на него.

– Мне не нужны слуги, там просто есть место, – терпеливо объяснил он. – Тем более что не сегодня-завтра я перееду. Впрочем, как хочешь.

– Конечно, я хочу! Но… не знаю, прилично ли. – Хэ Лань отвел глаза. – Что подумают в управе?

– А что они могут подумать? – Сун Цзиюй вздернул брови. Да даже если что-то подумают, кто осмелится болтать?

– Что вы по-особенному относитесь к вору, который только-только решил исправиться. Может быть, я обманул вас, втерся в доверие…

– Я забочусь обо всех своих людях, – сухо ответил Сун Цзиюй. – А если кто-то будет болтать подобное – долго ему на службе не удержаться. Можешь поселиться с моими слугами, если тебе так будет удобнее.

Хэ Лань улыбнулся так, что ямочки проступили на щеках, и кивнул.

– Спасибо, господин Сун! Я позабочусь о вас.

– О себе позаботься, – Сун Цзиюй усмехнулся.

* * *

Позже, уже лежа в постели, он против воли припомнил эту улыбку: ямочки на щеках, изящно приподнятые уголки глаз… Давно ему никто так не улыбался – весело, искренне. В столице цензору Суну доставались лишь заискивающие усмешечки… Впрочем, давал ли он кому-нибудь поводы для радости? Даже Лун-гэ в последнее время… Он задумался о Лун-гэ…

…И, должно быть, провалился в сон, потому что карие глаза Лун-гэ вдруг позолотило солнце, и вместо него перед ним возник Ху Мэнцзы с остановившимся тигриным взглядом. Вот он приблизился на шаг, и Сун Цзиюй невольно отступил. Нельзя показывать этому наглецу слабину! Но как не отступить, когда это уже никакой не Ху Мэнцзы, а самый настоящий тигр, огромный, медовый, с черными полосами. «Он почуял мою кровь», – понял Сун Цзиюй, схватился было за меч, но меча не было.

– Ланлиньского прекрасного вина густ золотистый аромат… – проговорил тигр низким, раскатистым голосом и облизнулся, подступив еще ближе, и вдруг встал на дыбы, уронил тяжелые лапы на плечи Сун Цзиюя, впечатывая его в стену…

* * *

Его разбудил пронзительный крик петуха. За окном серело подступающее утро. «Скоро рассветет», – подумал Сун Цзиюй и перевернулся на спину, пытаясь вспомнить, что ему снилось: тигры, драконы, хоровод призрачных девушек над водой, вихрь белых и черных орхидей…

Он поднялся и, не надев рубахи, вышел во внутренний дворик павильона – поупражняться с мечом, стряхнуть сонную муть.

Когда он закончил и умылся, на террасе был уже накрыт завтрак. Жу Юй налил ему чаю.

– Господин, мы закончили приводить главный дом в порядок, можно переезжать. И кабинет ваш облагородили. Но вот сад… Это же лес какой-то! Мыслимо ли благородному человеку…

– Прекрасно, перевозите вещи. Хэ Лань сегодня ночевал у вас?

Жу Юй помрачнел и кивнул. Он явно хотел сказать еще что-то, аж ноздри раздувались, но изо всех сил сдерживался.

– Что такое? Говори, – Сун Цзиюй внимательно поглядел на него.

– Вы… при всем уважении, господин… – Жу Юй вздохнул. – На нем же пробы ставить негде. От такого добра не жди.

– Будь это так, разве служил бы он до сих пор в управе? – сухо спросил Сун Цзиюй. – Каждый человек заслуживает шанса на исправление. Хэ Лань пока ничем себя не запятнал, относитесь к нему соответственно его статусу – он, я напоминаю, помощник лекаря.