Контрольная схватка

Самолет взлетел. К этому времени каждый член группы проверил собственное имущество. Я не знаю, когда и как Платов успел все это для нас подготовить: и оружие, и несколько смен белья, и сухой паек, и карту местности, куда нам предстояло лететь и где нам предстояло работать. Но думал я не о Платове, а о своих ребятах. И ведь прав Коган, прав в том, что на руках солдата-победителя должен быть ребенок. Для этого и воюем. За будущее! Победа над вражеским солдатом – еще не конец войне. Война заканчивается не тогда, когда разгромлена вражеская армия. Она заканчивается тогда, когда в стране бывшего врага вырастают дети, которые думают по-новому, которым чужда старая идеология отцов. Борьба идет не против, а за. За детей, за мир, за будущее всех народов, которые хлебнули и еще хлебнут горя от этой войны.

Штурман разбудил меня за пятнадцать минут до посадки, сообщив, что группу встречает представитель Смерша. Ночь в месте посадки безлунная и тихая. Садиться будут по подсветке фонарей на полосе. Задача не из простых, поэтому пассажирам лучше пристегнуться. Пришлось будить ребят. Посадка в прифронтовой зоне, да еще ночью – дело не простое. Тем более что обстановка меняется ежечасно, возможны прорывы вражеских танков, а то и выброска десанта в тылу советских войск. Мои ребята тоже это понимали, и каждый первым делом проверил и зарядил оружие. Платов поступил правильно, снабдив оперативников немецкими «шмайсерами». Неизвестно, где и как придется сражаться и с кем, но бегать оперативнику с ППШ было бы тяжеловато и неудобно. Кроме автоматов каждый имел по пистолету ТТ и несколько запасных обойм.

– Ребята, высадка по схеме «Один, один, два», – приказал я своим оперативникам. – Мы не знаем, что там творится!

– Понял, – кивнул Буторин, надевая на ремень подсумки с запасными магазинами к автомату.

Коган сунул под кресло свой вещмешок и прижал его ногами, чтобы во время посадки тот не вылетел. Сосновский посмотрел на меня и тоже кивнул. Каждый знал, что делать и в каком порядке. Высадку из самолета по такой схеме мы отрабатывали заранее и уже использовали. Когда самолет остановится и откроется люк, первый из оперативников, в данном случае Виктор Буторин, прыгает вниз, не дожидаясь установки лестницы трапа. Он прыгает и сразу откатывается в сторону от люка, занимая лежа положение «к бою». Если на земле засада, если там группу ждут и атакуют или попытаются взять живьем, Буторин сразу открывает шквальный огонь, принимая весь огонь врага на себя и давая возможность прыгнуть Когану. Вдвоем они прикрывают мою высадку и Сосновского. Оставаться в самолете в любом случае бесполезно. Ему просто не дадут взлететь и расстреляют на земле. Когда штурман меня будил перед посадкой, я проинструктировал его и велел передать командиру экипажа, чтобы прорывались с личным оружием и уходили в лес, если мы завяжем бой.

Я хлопнул Виктора по плечу, и он прыгнул вниз в черноту ночи, когда самолет еще не остановился до конца. Фонари подсветки посадочной полосы погасли, вокруг была только непроглядная ночь, но неподалеку все же угадывались какие-то строения. Самолет сделал дугу и остановился. Коган прыгнул вниз и сразу исчез. Тишина! Я чувствовал, что нервы у меня сейчас сжаты до предела, как стальная пружина, но голова работала четко и ясно. Я был готов к бою, я понимал, чувствовал, что группа тоже готова к любому развитию событий. Война! Не время думать о постороннем, копаться в себе. Только боевая задача, только твой долг.

Впереди вдруг мелькнули узкие полоски света. Светомаскировочные щелевидные накладки на фары. Самодельные. Многие водители додумались, как максимально скрывать свой автомобиль от врага по ночам и все же хоть немного освещать дорогу.

– Видишь машину? – спросил я Сосновского, указав рукой вперед. – Прикрой, я выдвинусь ей навстречу.

Я прыгнул вниз, мягко приземлился на траву и перекатился через плечо в сторону. Рядом мелькнула темная фигура Сосновского. Вскочив, я пробежал, пригибаясь, несколько метров, снова упал и откатился в сторону. Выстрелов не было, не было криков команд, топота ног. Летчики остановили моторы, и теперь только легкий ветерок и звук автомобильного мотора нарушали тишину этой ночи. Сделав еще несколько перебежек, я замер, прикрываясь небольшим кустом рядом с чем-то, напоминающим колею от автомобильных колес. Главное – вовремя заметить, что кроме этой машины могли приближаться и другие или пешие враги. Машина могла быть отвлекающим фактором, а группу хотели взять живьем.

«Ну вот, командир, и снова тебе принимать решение», – подумал я с холодной решимостью. Страха не было, было лишь сожаление, что мы могли не выполнить задание, подвести Платова. «Давай, Максим, теперь многое зависит от тебя», – снова сказал я себе. Когда до машины оставалось всего метров двадцать, я встал в полный рост с опущенным в левой руке автоматом и поднял правую руку с зажатой в ней гранатой. В темноте вряд ли кто мог ее разглядеть. Машина остановилась, не доехав до меня метров пять. Это был открытый ГАЗ-64, и я подумал, что если удачно бросить гранату, а те в машине не сообразят, что означал этот мой взмах, то четверых можно будет не считать. А Михаил прикроет меня после броска. Главное – уйти самим, если начнется бой, исчезнуть в лесу, а летчиков увести с собой.

– Кто старший? – с переднего сиденья машины на траву спрыгнул офицер.

Я хорошо видел его фуражку, портупею на гимнастерке. Свет фар освещал хромовые офицерские сапоги. Чисто машинально я отмечал важные моменты. В его руках оружия нет, кобура с пистолетом, как и положено, сзади, чуть справа на ремне. За рулем машины молодой худенький боец, руки держит на руле. На заднем сиденье двое в фуражках. Это я видел даже в темноте. Значит, офицеры. Их рук я не видел. Или спокойно лежат на коленях, или сжимают оружие, стараясь не показать его мне. Пока не факт, что свои.

– Подойдите ко мне! – приказал я, чувствуя, как рука, в которой зажата граната, стала влажной.

Не от того, что я ожидал боя, смерти, не от того, что я намеревался бросить ее. Скорее от того, что я держу ее с выдернутой чекой и не готов бросить. Интуиция подсказывала мне, что это все же свои. Немцы, диверсанты не стали бы так себя вести. У них времени нет на долгие разговоры, соблюдение формальностей. Диверсанты такие операции по захвату планируют иначе. Либо сразу удается обмануть «гостя», либо скоротечный огневой контакт – перебить всех, захватив старшего живым. Диверсанты будут «разговаривать» от силы еще минуту, потом откроют огонь на поражение. Если через минуту я не услышу ответа на пароль, бросаю гранату. Но я его услышу. Этот парень волнуется, но волнуется он как надо. Он волнуется из-за того, что может сорвать операцию, которую проводит Москва, а не потому, что он предатель или боится пули в затылок, если оплошает, если его просто заставили захватить нас под страхом смерти.

Офицер с готовностью пошел мне навстречу и остановился в трех шагах не доходя до меня.

– В Свердловске сегодня ветрено, – сказал он, понизив голос, – пять – семь метров в секунду.

– В Куйбышеве порывами до семнадцати, – ответил я условной фразой, – ожидается дождь.

– Здравствуйте, – заулыбался особист и шагнул навстречу, протягивая руку, – лейтенант Званцев! Поступаю в ваше распоряжение!

Теперь я разглядел погоны лейтенанта и обветренное молодое лицо с внимательными смеющимися глазами. Он протянул мне свое служебное удостоверение оперативного сотрудника контрразведки. И когда он начал рассказывать о поставленной ему задаче, я снова понял, насколько Платов осторожен и насколько он горазд строить такие операции не повторяясь, сохраняя конспирацию даже в своем тылу.

Через пятнадцать минут к самолету подъехала полуторка для нашей группы и тягач для самолета, чтобы оттащить его в укрытие и замаскировать. На рассвете он должен был улететь назад с ранеными на борту. В машине на ходу я коротко обрисовал ребятам ситуацию.

– Армейское командование знает, что контрразведка проводит какую-то операцию в прифронтовой полосе. Но ее сути не знает. Даже начальство Званцева не знает подробностей, кроме того, что нам нужно было выделить сотрудника для помощи и связи с командованием. Так что детали может узнать только этот лейтенант. Парень он, кажется, толковый, энергичный и боевой.

– Время «Ч» завтра? – спросил Буторин.

– Да, спать нам сегодня не придется, а может, и двое суток или больше, – заверил я. – У нас две точки встречи. Какую выберет Бельц, мы не знаем. Наша задача сегодня: разбившись на две группы, изучить места встречи, подходы, обстановку. Особое внимание ночью перед встречей. Еще раз напоминаю, что после контакта нам придется прикрывать Бельца хоть собой, но довести до охраняемого блиндажа, а оттуда под усиленной охраной уже к самолету. На этих точках ждем всего три дня в условленное время на рассвете. Если он не придет, тогда докладываем Платову, и он принимает решение, что нам делать дальше.

Через час без приключений группа добралась до покосившегося деревянного дома в селе. Правда, от села мало чего осталось, но все же здесь удалось разместить кое-какие службы обороняющихся частей. Пока на печке-буржуйке закипала в чайнике вода, мои оперативники раскладывали топографические карты.

– Федор, доложи коротко обстановку в тылах, – приказал я Званцеву. – Диверсанты, их активность, методы противодействия, уничтоженные, пленные диверсанты!

Сосновский сразу подвинул к себе карту и приготовился слушать. Буторин и Коган, обсуждавшие что-то вполголоса, замолчали и повернулись к лейтенанту. Званцев нахмурил брови, прищурился, как он это делал обычно, когда сосредотачивался или задумывался. Он заговорил неторопливо, старательно подбирая слова. Парню явно хотелось понравиться московским оперативникам, не ударить перед ними в грязь лицом. В общем, говорил он толково, не увлекаясь деталями и не впадая в излишнюю эмоциональность. Из рассказа лейтенанта получалось, что обстановка была напряженной не только на самой линии фронта, где наши войска пытались удержать гитлеровцев ценой огромных потерь, но и в тылах фронта. Немецкие разведывательно-диверсионные группы действовали активно, нагло и не особенно считались с потерями. С одной стороны, они жертвовали в основном не немцами, а выходцами из Советского Союза, изменниками. С другой стороны, это все говорило, что группа армий «Центр» любой ценой пытается пробиться в кратчайшие сроки к Москве. Участились атаки на штабные автомашины в тылах фронта, рвалась проводная связь, минировались мосты, поджигались склады. Чаще всего не военные, а именно гражданские, продуктовые. Цель была ясна – посеять панику, в том числе и среди населения.

– Какими силами располагают части по охране тылов фронта? – спросил Буторин, опередив мой вопрос.

– Насколько я понимаю, единой структуры нет, – опустив голову, ответил Званцев. – Есть полк пограничников, который взял под охрану важнейшие коммуникации, мосты, переправы. Часто с марша снимают свежие части, следующие к фронту, чтобы выполнить какие-то противодиверсионные мероприятия. Ну и личный состав особых отделов частей, конечно. Когда нам удается выбить у командования какие-то подразделения для выполнения такого рода задач.

– Сколько немецких групп работает против нас в полосе фронта, армии? – спросил Сосновский, выпустив в потолок струю табачного дыма и изящно стряхнув пепел в пустую банку из-под тушенки.

– Я такими сведениями не располагаю, но по косвенным признакам и сообщениям от вышестоящего начальства могу сделать свои выводы. Не уверен, что они правильные.

– Делай, лейтенант, делай! – посоветовал Коган. – Все приходит с опытом. В том числе и умение делать правильные выводы.

– Я считаю, что в полосе фронта примерно до ста километров действует одна мобильная группа и не больше. Численность группы такова, что она одновременно может выполнять несколько задач, совершать несколько диверсий в разных местах, но руководит ею один опытный человек. Пленных диверсантов у нас нет. Не удалось взять ни одного, хотя убитых за последние две недели около десяти человек. Как-то идентифицировать тела убитых не представляется возможным. Ни у кого практически нет отличительных характерных признаков в виде татуировок, каких-то особых примет и тому подобное.

– Ладно, – я прервал обсуждение. – Понятно, что армейское начальство этим вопросом заниматься не будет. У него другая головная боль. А солдат, он не обучен брать живьем врага, он обучен уничтожать фашистов, и в этом его философия и его правда. Не будем судить строго, будем разбираться на месте… Значит, так: делимся на две группы, каждая работает в своем районе встречи с «объектом». Ты, Званцев, сообщаешь командованию частей, что в их зоне ответственности могут появиться оперативники НКВД из Москвы. Определяем обстановку, степень риска и организуем – каждая группа на своем участке – встречу «объекта». Дальше по плану.

Конечно, я оставил себе участок наиболее вероятного появления перебежчика. Ответственность лежала целиком на мне как на командире группы, поэтому и все риски приходится брать на себя. Не потому, что я не доверял своим товарищам. Нет, я просто не хотел, чтобы они брали на себя излишнюю ответственность.

Я оставил рядом с собой Сосновского. Он лучше других знал немецкий язык, практически в совершенстве. До войны он несколько лет работал в Германии. С Коганом я отправил Буторина. Виктор тоже все-таки хорошо знал немецкий. Да и пара у них складывалась неплохая. Они хорошо понимали друг друга, были даже в чем-то похожи…

Понесший большие потери механизированный корпус маневрировал оставшимися силами, выполняя приказ задержать немцев, не дать пробиться немецким маневренным танковым группам и мотопехоте в тыл нашим частям и соединениям. В контратаках были потеряны почти все танки, но удалось сохранить хотя бы часть противотанковой артиллерии на автомобильной тяге. Когда Буторин и Коган прибыли в штаб корпуса, там бензовозы заправляли полуторки, приданные орудийным расчетам. Какой-то майор с раскрытым планшетом разыскивал комбата. Справа, из-за деревьев, выбежал капитан, у которого гимнастерка на спине была мокрой от пота. Майор тут же остановился рядом с ним и разложил на капоте машины карту.

– Куда-то собрались, – кивнул в сторону офицеров Буторин и тут же поймал за рукав пробегавшего бойца. – Ну-ка, торопыга, где у вас командир полка?

– Не знаю, вы вон начальника штаба спросите, – попытался вырвать руку боец, но тут Коган, сделав грозное лицо, вытащил из кармана удостоверение НКВД, и солдат сразу сник и присмирел.

Послушно проведя двух незнакомых майоров между деревьями, он указал на землянку между двумя мощными соснами. Возле нее стоял часовой с карабином на ремне, и это уже наводило на мысль, что здесь располагается либо штаб, либо это землянка командира полка. Им повезло, что это оказалась именно штабная землянка и командир полка находился на месте. Смуглый майор, без фуражки, с перевязанной наскоро головой, увидев удостоверение Буторина, сразу отпустил двух офицеров.

– Мы не будем вас надолго задерживать и отвлекать, товарищ майор, – Буторин расстелил на столе свою карту, достав ее из планшета. – Это – район боевых действий, который вам должен быть знаком. Это – небольшой лесной массив, овраг, спускающийся к реке, и излучина реки. Какова здесь обстановка?

– Боюсь, что здесь скоро будут немцы. Так мне доложила моя разведка, товарищи. Мы отошли с излучины, потому что там нет условий для организации оборонительного боя. Нам было не удержать переправу. Этого моста, что обозначен на карте, нет со вчерашнего дня.

– Значит, там сейчас уже могут быть немцы? – Коган со злостью сжал руку в кулак и чуть было не грохнул им по самодельному деревянному столу.

– Надеюсь, что нет, – поспешно покачал головой майор. – Я получил сведения, что немецкая группа в составе около тридцати танков, нескольких бронетранспортеров и пары десятков мотоциклистов обошла переправу с севера и должна выйти к излучине. За лесом группа развернется и атакует тылы наших соседей, и тогда вся вот эта местность на десятки километров окажется в клещах. Они гусеницами пройдут по нашим подразделениям, у которых не осталось противотанковых средств. И танков здесь у соседей нет!

– Они выходят в этот квадрат? – ткнул Буторин пальцем в лесной массив на карте.

– Да, и я отправляю туда свою батарею. Постараемся сорвать их прорыв из артиллерийской засады. Там есть удобное место!

– Мы с вами, товарищ майор, – Виктор стал торопливо складывать карту. – Возможно появление диверсантов. Мы хотели попасть в этот район раньше, но теперь все осложнилось. Их надо взять живьем, а ваши бойцы их просто перебьют.

Кивнув, командир полка сорвал с гвоздя на стене свою фуражку и вышел из землянки.

На улице бойцы уже забирались в полуторки, противотанковые пушки ЗИС прицеплены, мотоциклисты заводили свои машины, пулеметчики усаживались в люльки, проверяя крепление оружия. Майор Кожевников подошел к офицерам и указал начальнику штаба на оперативников.

– Павел Борисович, отправь с батареей представителей НКВД.

Майор Буранов удивленно посмотрел на незнакомых офицеров, на командира полка, потом подозвал комбата. Тот только махнул рукой и велел садиться в замыкающий грузовик.

– Дайте нам мотоцикл! – Буторин успел схватить за локоть убегавшего командира батареи.

– На кой черт вам… – начал было тот, потом крикнул старшине, возглавлявшему группу мотоциклистов-разведчиков: – Возьмешь их с собой!

– Нет, – Буторин не выпускал руки комбата. – Дайте нам отдельный мотоцикл. У ваших людей своя задача, а у нас – своя!

Через пять минут Буторин уже заводил мотоцикл, а Коган остановил бойца, который хотел снять ручной пулемет с крепления на люльке мотоцикла. Под ногами в люльке лежал брезентовый мешок с полными дисками к пулемету. Их там было штук десять. Этот факт немного успокаивал, учитывая, что поездка не обещала быть увеселительной прогулкой. Батарее предстоит схватка с несколькими десятками немецких танков, и оперативники с трудом понимали, на что рассчитывает командир полка, отправляя четыре орудия в засаду.

Лесная дорога почти не давала пыли из-под колес, движущихся на максимальной скорости автомашин и мотоциклов. Дорога петляла. Три мотоцикла с бойцами, которые хорошо знали и заранее разведали дорогу, ехали впереди на некотором удалении. Главное, чтобы водитель головной машины видел их постоянно. Буторин и Коган ехали в колонне замыкающих мотоциклистов-автоматчиков. Ремешки фуражек пришлось опустить на подбородки. Буторин вел мотоцикл так уверенно, как будто у него был многолетний опыт езды на этом виде транспорта. Коган посматривал на товарища, сидя в люльке, и сжимал в руках приклад «дегтяря», стоявшего сошками на люльке перед ним. С врагом можно было столкнуться где угодно. Они вдруг неожиданно для себя оказались на передовой. Хотя здесь сейчас везде была передовая. Немцы рвались к Москве.

Машины остановились в молодом перелеске, откуда видны были река и почерневшие от гари поля за ней. Капитан Дятлов выскочил из головной машины, и тут же к нему подбежали командиры орудий. Разложив карту на ближайшем пеньке и сев рядом лицом к реке, комбат начал отдавать приказы.

– Первое орудие замаскировать на дороге между оврагом и лесом. Подготовить запасные позиции. Учтите, вам придется катать орудие вручную. Поэтому расчистить «дорожку». По моей команде делаете три прицельных выстрела по головной машине. Ваша задача – запереть колонну между лесом и оврагом, чтобы она не могла развернуться в атакующий порядок. Второе и третье орудие расположить вот здесь, повыше, ваши позиции слева от нас. После того как загорятся головные машины, открываете огонь. Выбирайте цели грамотно. Те, кто разворачивается, – они создают лишние заторы, если их сбивать с катушек. В горку к вам они на гусеницах не пойдут. Не подняться им здесь, да и не сразу они поймут, откуда по ним ведется огонь. Первое орудие, ты откатываешься и снова бьешь. Вноси сумятицу, побольше из них дыма и огня выжимай. Четвертое орудие, твоя задача – не дать развернуться колонне и уйти назад. Учти, у них там три направления кроме направления вперед. Тебе запереть все три.

Снова заурчали машины, подгоняя орудия поближе к огневым позициям. Лафеты отцепляли и уже на руках катили орудия дальше. Помогали автоматчики, замаскировавшие свои мотоциклы. Машины отгоняли в лес. Комбат успевал везде. То советуя, то просто морально поддерживая, ободряя бойцов и командиров. Автоматчики, закончив помогать выкатывать орудия на позиции, бросились выполнять собственные задачи.

– Первое отделение – группа огневой поддержки четвертого орудия. Второе отделение – маневренная огневая группа. Третье отделение – вам вторая огневая позиция. Отправить пару мотоциклов и разведать обстановку в лесочке. Туда могли просочиться вражеские автоматчики.

– Товарищ капитан, мы с ними лесок проверим, – тут же предложил Буторин, заводя мотоцикл.

Дятлов только махнул рукой и бросился поторопить водителей отгонять и маскировать машины. Боеприпасы разгружены, машины убраны, расчеты продолжали маскировать свои позиции. Отправленный на разведку мотоцикл еще не вернулся. Наскоро устроенный командный пункт углубляли. Связисты закончили прокладку проводной телефонной связи с каждым орудием.

Два мотоцикла с бойцами двинулись между редколесьем на восток, туда, где раскинулся небольшой смешанный лес. Он нигде не доходил до реки, был весь испещрен балочками, поросшими папоротником, и пригорками со стройными кудрявыми березками. «Под такими березками сидеть, набросив на плечи пиджак и жуя травинку, стихи в тетрадку записывать», – подумалось Когану, пока он пытался удержаться в люльке мотоцикла, несущегося по пересеченной местности, то спускающегося в ложбинки, то взлетающего на пригорок.

Буторин вел мотоцикл и все время морщился. Треск мотоциклетных моторов заглушал все вокруг. Приближение врага можно было проворонить в два счета. Может быть, только звук выстрелов может быть громче, чем звук мотора мотоцикла. Им оставалось проехать еще метров четыреста до того места, где у ручья, обозначенного на топографический карте, их мог ждать Вилли Бельц. Сейчас самое время остановить мотоциклы и обследовать эту часть леса. Если немцы здесь, то они не глухие и треск мотоциклов услышали.

И все же сержант на головном мотоцикле не сумел вовремя заметить немцев. Спасло его и бойца за рулем машины то, что немцы тоже ехали на мотоциклах и не сразу увидели противника. Водитель резко затормозил и вильнул в сторону кустов. Сержант выпрыгнул из люльки и покатился по траве. Немцы открыли огонь из автоматов, и пули мгновенно в труху разнесли молодую березку. Сержант снова перекатился за деревьями и дал в ответ несколько очередей. Его водитель уже лежал за большим замшелым камнем и бил в сторону немцев короткими очередями. Треск очередей ППШ сливался с сухим шелестом «шмайсеров».

Второй мотоцикл сразу свернул за деревья, но налетел колесом на незаметный в траве ствол упавшего дерева и перевернулся. Буторин вовремя успел уйти с лесной дороги, и теперь они с Коганом, присев за деревом, пытались понять, сколько немцев и с какой стороны они находятся. Боец на дороге рядом с перевернувшимся мотоциклом был ранен. Он пытался переползти за деревья и тащил в окровавленной руке брезентовую сумку.

– Прикрой, Витя! – крикнул Коган и, упав на землю, быстро пополз в сторону солдата.

Немцы мгновенно засекли Бориса, и град пуль ударился в землю вокруг него и раненого бойца. Стреляли из березняка, который Буторину был плохо виден. И тогда он встал в полный рост за дубом и стал бить в том направлении длинными очередями, опустошив три магазина. К счастью, бойцы с первых мотоциклов были живы и открыли огонь почти сразу. Причем заработал и ручной пулемет. Немцы не спешили идти в атаку, видимо не понимая, какие против них здесь в лесу действуют силы. Наверняка для них столкновение с русскими было такой же неожиданностью, как и для группы разведчиков.

Но тут новый звук привлек внимание Буторина. Он толкнул в плечо Когана, перевязывающего раненого бойца. Борис поднял голову и прислушался. Оба догадались, что это звук автомобильного мотора. Или подкрепление подошло к немцам, или… Пулеметная очередь хлестнула по кустам, сбивая ветки, срезая, как косой, молодые деревца. Немецкий пулемет косил все вокруг длинными очередями. Бойцы сразу прекратили огонь. Или кто-то был убит, или ранен, или они постарались сменить позицию, попав под шквальный огонь пулемета немецкого бронетранспортера. Теперь было ясно, что это не просто грузовик.

– Гранаты, – простонал боец.

Буторин сразу понял, что за сумку тащил с собой раненый. Он распахнул брезент и достал из сумки три гранаты Ф-1. Рассовав две по карманам, он зажал одну в руке, а в другую взял автомат.

– Боря, я возьму пулеметчика на себя, а ты, если что, прикрой, отвлеки. Там подлесок густой, можно подойти близко.

– Ты левее возьми, там пригорочек. Эту нашу позицию они уже засекли. Боюсь, что уже ползут в нашу сторону. Не столкнись с ними!