Сизополь

– В настоящее время на подводные лодки устанавливается оборудование, изготовленное из иностранного сырья. Наполнитель фильтров, катализатор АК-62 делается из украинского колотого оксида алюминия. Россия не может позволить себе попасть в зависимость! – восклицал Геннадий Владимирович и мы с пониманием кивали в ответ, хотя понимали едва ли.

– Ну что такое АК-62? – вопрошал он, пытливо поглядывая на нас, – Катализатор 1962 года! Как можно в XXI веке продолжать его использовать? Мы чё, питекантропы на Яве и синантропы в Китае? – что возразить мы опять же не находили.

– Почему суд решил, что попытки создать катализатор на другом предприятии бессмысленны и бесперспективны? – уточнял я.

– Точно! Почему министерство обороны не могло его принять? – подхватил Сеня. Он сидел на шконке в позе лотоса, грыз барбариски, вытирая мокнущий нос рукавом и пытался уловить суть крупной аферы.

– Да в улучшенном катализаторе нуждается не только подводный флот России! Очищать воздух жизненно необходимо в автомобилях, противогазах и много, где еще, – терпеливо пояснял директор «Gold and Platinum», – Весь цивилизованный мир уже перешел на новые технологии, на новое качество жизни с современной очисткой воздуха. А это, парни – многомиллионные контракты и я во главе корпорации, – чуете, чем пахнет? Зеленцов водил носом, – Наверху такого не допустят, там только свои. Получается России катализатор нужен, а правителям России статус-кво нужнее.

Геннадий Владимирович, изучив базу, лично слетал в Гамбург, где закупил глиноземные шарики – новейшее сырье для катализатора. Фирма «Sasol GmbH» качество гарантировала. Долго беседовал с представителями – молодыми парнями в дорогих костюмах и при этом в каких-то нелепых наколках и пирсинге, сетуя на отсталость России. Эти непатриотические посиделки не добавили ему очков в глазах судьи.

Вернувшись, предприимчивый физик нашёл предприятие, способное создать что нужно – Новокуйбышевский завод катализаторов. Поставил сырье, хлористый палладий и глиноземные шарики из Гамбурга и стал ждать результатов.

– Вот она – моя работа, моя миссия! – с гордостью восклицал Геннадий Владимирович, – три кассеты прошли испытания по пяти показаниям и признаны соответствующими требованиям ТУ.

Опытные функционеры предупреждали, что без техзадания от генерального заказчика производить новый катализатор на одном заводе, а испытывать на другом нельзя.

Зеленцов упорствовал – профильные должностные лица не желают вводить инновации и цепляются за наработки сорокалетней давности!

Поколение мечтателей, к которому принадлежал Геннадий Владимирович уже давно проиграло поколению потребителей, но ещё трепыхалось в своих потугах протащить из небытия на российские просторы что-то, помимо прибыльных франшиз.

– Призрак подступающего пиздеца кружит над Россией! У чиновников, имейте в виду, дела по части самообладания гораздо хуже, чем у рабочих. Простой человек он как рассуждает: «Денег нет – у соседа займу, с друзьями скинемся, до аванса на кефире перекантуюсь». А чиновник другое – покажется, что в следующем году обед не из четырёх блюд, а из трёх с половиной и без соуса бешамель, сразу паника. Работать не может, жену трахать не может, друзей на всякий случай игнорирует. Можешь что угодно полезное изобретать, на ходу перекусывая раз в день, но, если чиновник заподозрит, что его продовольственной корзине угрожаешь, хода делу не даст и пропади оно всё пропадом. Атлант расправил плечи и должен жрать здесь и сейчас, и гарантированно завтра!

Как мы поняли, чиновничья бюрократия сгруппировалась на пути чистых помыслов и светлых идей, а они, хоть и были мощны, но не сумели пробить стену бюргерства и чванства.

– Хотя я полагаю, ваше изобретение может иметь неплохие показатели, но использование импортного сырья для изготовления кассет само по себе исключает возможность их применения для нужд военно-морского флота России, – заявил прокурор и судья одобрительно качнул головой, – рассказывал Геннадий Владимирович с возмущением.

– Я создал уникальную технологию, используя её Россия может слезть с иглы украинского сырья и шагнуть в будущее! Времени для полноценного испытания не хватило, – упоенно оправдывался изобретатель, поглядывая на адвоката.

Тот отводил взгляд, а судья сидел с непроницаемым лицом борца за чистку военно-промышленного комплекса от пошлых западных влияний.

– Согласно договору с северодвинским гигантом индустрии надо произвести 530 кассет, а господин Зеленцов успел только три, – ехидно вставил прокурор.

Представитель научно-исследовательского института военно-морского флота, его вызвали свидетелем обвинения, заявил, что продукция Зеленцова не представляет практического интереса. Но понимая, что эти «три несчастные изобретенные им кассеты» после судебного разбирательства должны где-то находиться НИИ ВМФ готов взять на хранение, то есть просто украл то, что «Gold and Platinum» не успел запатентовать.

– Выбора у меня не было, но секрет производства нового катализатора я унесу с собой в могилу! – торжественно заключал Геннадий Владимирович и мы прониклись ещё большим уважением к масштабам личности.

– Моя продукция по техническим характеристикам четырехкратно превосходит воздушные фильтры, что сейчас стоят на подлодках. Показатели очистки воздуха, срока службы, износостойкости значительно выше исходника. При этом их стоимость ниже на 60%, – разъяснял нам детали гений очистных сооружений, – Между различными инстанциями министерства обороны ведётся переписка, в ней обсуждают возможность проведения испытаний моих кассет! Обидно, парни, но я готов – пусть берут, пусть пользуют, если додумаются как по аналогии произвести. Помогать не буду, вот тут увольте!

От него мы узнали, что в СИЗО систематически наведывается щуплый сотрудник органов безопасности не только с традиционными предложениями кого-нибудь «сдать», но и с совершенно непристойными попытками добиться раскрытия информации об изобретении. Геннадий Владимирович хранил молчание.

Такой интерес со стороны органов убеждал нас, его сокамерников, что уголовное дело сфабриковано и имеет на своей роскошной шкуре ярко выраженный политический окрас. К тому же, приказ верховного главнокомандующего генеральному прокурору придавал ему особый диссидентский дух.

Судья к сантиментам не был склонен и в романтических иллюзиях не пребывал, потому расценил действия, связанные с попытками разработать и произвести собственный катализатор как «имитацию деятельности по исполнению договорных обязательств, направленную на сокрытие его истинных намерений, нацеленных на хищение денежных средств».

– Особо хочу отметить, что вся эта имитационная деятельность не была связана с серьезными финансовыми вложениями. Изготовленные «Gold and Platinum» образцы катализатора составляют лишь пятьдесят килограмм, в то время как для всей партии кассет требуется более трех тонн, – припечатал владыка, вынося приговор.

Представленные Геннадием Владимировичем доказательства о понесенных им финансовых затратах в сумме 22 миллионов рублей учитывать отказался, сославшись на то, что проведение исследовательских работ «Gold and Platinum» никто не поручал. Опытно-конструкторские разработки в контракте не предусмотрены и их проведение по инициативе подсудимого не освобождает от исполнения обязательств.

Свидетель обвинения, бывший друг и главный бухгалтер «Gold and Platinum» утверждал, что после получения предоплаты господин Зеленцов приобрел 36 килограмм золота.

***

Геннадий Владимирович в двойственной природе своего существа имел полярные начала, перемешанные в нём, как глинозёмные шарики с палладием в разных пропорциях. Одно – внешнее, дикое, воплощающее некую смеховую субстанцию, исходящую из глубины его сознания. Второе – нервное, трагическое, надрывно-эмоциональное, направленное вовнутрь, на саморазрушение и поэтому на первый взгляд незаметное.

Он постоянно повторял:

– Хорошо в тюрьме! Знал бы как тут круто, на пару лет пораньше бы зашёл. Ну почему не сидеть? Ведь так хорошо!

При этих словах арестанты косились и непонимающе качали головами, «Дурак, что ли?»

Один из вновь прибывших подёргал меня за рукав и шёпотом спросил:

– Не знаешь, чего ему здесь так нравится? Еда ведь хреновая, сидим как дибилойды в четырех стенах? – Он уже слышал, что дядя Гена Зеленый – человек серьёзный, по уши в золоте и хотел понять, может миллионерам и вправду такое времяпровождение приятно.

Открывалась кормушка и Геннадий Владимирович, не смотря на тучность мотыльком летел к ней и не давая продольному возможности начать разговор с ходу выпаливал:

– Как у тебя дела? Как сам?

– Нормально все. А вы? – пучил глаза продольный, на всякий случай отодвигаясь подальше.

– Да лучше всех! Ты только представь себе, в тюрьме ведь сидим, в тюрьме! Ёбаный в рот! Только подумай! Ты чего хотел то, родной?

– Я и не помню уже, – пугался сотрудник и захлопывал кормушку.

Ему нравилось принимать баланду на всю хату, и донимать конвоира Федю, который был чист помыслами и всё принимал всерьёз.

– А шашлык? А стейки? А овощи гриль? Ведь по 150 красного обещали! Федя, где наши блага? Где принцип распределения по потребностям?

– Завтра будет, – мрачно отвечал страдающий баландёр, а конвоир конфузился, соображая, как ответить на дерзкий выпад, но не находил слов.

Через нашу камеру прошло много разных людей. Весёлых и не слишком, трезво мыслящих и дурноголовых, пофигистов и философов и от отношения к ним Геннадия Владимировича зависел климат в тюремном общежитии. Он серьезно поддерживал тех, кого считал людьми своего образа мыслей, но и к ним долго присматривался, опасаясь специально подсаженных, с целью узнать пропорции глинозёмных шариков и палладия. Меня сразу идентифицировал типичным майорчиком и первое время сторонился, чтоб не выболтать секрет изобретения.

Одним из вечеров, вернувшись с очередного заседания суда, он, сияя протянул областную газету «Правда Севера». Жирным шрифтом на её передовой полосе значилось: «Депутат задержан за вымогательство» и моя классово-отвратительная физиономия на полстраницы. Газету ему подарил подельник Вова Зубцов, с ним я провел два дня перед переездом в хату 39. В клетке, в перерыве заседания суда тот и рассказал, что я никакой не майор, а довольно приятный в общении неудачник.

Геннадий Владимирович стал со мной куда более словоохотлив и даже посвятил в некоторые детали изобретения, которые я и под пытками не смогу воспроизвести, поскольку, признаться, ничего не понял.

– Тюрьма, Санечка – это хорошо! Мы здесь просто отдыхаем! Здоровый образ жизни, физкультура, режим дня, круглосуточная охрана, никакого алкоголя. Ты на свободе мог себе это позволить? Нет! А здесь – каждый день.

Пришлось согласиться. На воле я частенько задумывался, что моё времяпровождение стремительно увеличивает шансы умереть от инфаркта в сорок лет, но ничего с этим поделать не мог, положение обязывало.

– У нас хорошая тюрьма, трехзвездочная. С комфортом, конечно, не очень, подушки не эргономичные, но благодаря охране на три звезды точно потянет, – заявлял Геннадий Владимирович предовольным голосом, удобно устроившись на шконке. Лицо приобретало выражение благостное, а взгляд становился полон абсолютной уверенности, что он достоин этого великолепия. С таким обычно фотографируются для инстаграма из салонов частных самолётов.

Это помогало не сойти с ума, особенно в первое время. Пройдя через шок посадки и терапию самоуспокоения я неожиданно получил в приятели индивидуальность высшего порядка и начал приходить в себя.

– Какая статья у тебя, сынок? – спрашивал он вновь прибывшего пацана.

– Два-два-восемь.

– А лет тебе сколько?

– Восемнадцать.

– На подписке был?

– Да.

– А сейчас из суда?

– Час назад закончили оглашать приговор.

– Сколько дали?

– Семь строгого…

Парень оцепенел, глаза его смотрели перед собой и внутрь себя одновременно.

– Ты только не расстраивайся, – продолжал Геннадий Владимирович, – В хату попал нормальную, лучшую на «Белке». Маме скажешь, что у тебя тут все в порядке.

– А как мне эти семь лет пережить? Что делать?

– Учиться. Ты школу закончил?

– Только девять классов.

– Тем более учиться. Аз, буки, веди страшат как медведи! Приедешь на строгий режим в Холмогоры, найдешь Дениса Таскаева по кличке «Властелин колец», я с ним сидел. Передашь привет от Геннадия Владимировича и все у тебя сложится блестяще. Главное, за эти семь лет получить хоть какую-нибудь профессию. Обещаешь?

– Парень кивал и в глазах его появлялась искра надежды.

Но надежду сидельцы вырабатывали сами, Геннадий Владимирович её отнюдь не дарил.

– Два-два-восемь. Не знаю, какого хуя меня сюда притащили, – сказал черноволосый ушастый пацанчик, его затолкнули в камеру после ужина, – Процесс еще идет, я был на подписке. Правда, не явился на суд пару раз.

– А почему не явился? – заинтересовался изобретатель.

– Были дела поважнее…

– Женат, безответственный?

– Да, двое детей…

Переключая каналы, он наткнулся на мультфильм.

– «Свинка Пеппа». Любимый мультик дочери. Я хочу домой, к детям, – он готов был разрыдаться, – Неужели посадят?

– Десять лет дадут, – громко чеканил Геннадий Владимирович. Тебя же с целым граммом взяли. Крупный размер! В стране кампания – наркоторговцев сажают всех без разбора. И, кстати, минимум шансов на УДО9. Это ж особо тяжкая статья. И радуйся, что мало.

Ушастому было тяжко, но вселенная не хотела униматься, сразу после пророчеств начался ливень. Тучи сгустились над шконкой, потолок протек и сперва частые капли, а затем и сплошной поток начал литься прямо на лоб наркомана. Он пытался спрятаться под одеялом, но оно быстро намокло и неприятно прилипло к коже. Всхлипывая, пришлось взять в руки тазик. Так и проспал до утра с шайкой в руках.

– Благодаря тюрьме я остался жив, – за чаем Геннадий Владимирович пускался в воспоминания, – Что было на воле? Работа? Три вечно звонящих мобильника? Нескончаемые попойки с приятелями? Никуда не успевал. Сто лет в Чёрном море не плавал. Мне стало тяжело, когда я перевалил за 130 килограмм. Потом 140, 150, 160… Не мог остановиться. Я бы умер! А здесь – никакой водки. Каждый день по часу бега. Мой вес уже 126,50 – тоже немало, но видел бы ты меня год назад! Так что я жив только благодаря несправедливости!

Мы выходили в тюремный дворик на прогулку и человек гигантского по моим понятиям веса начинал тренировку. Он мог без остановки бегать целый час.

Для наводнивших тюрьму наркоманов и торговцев веществами ежедневная прогулка, положенная каждому заключенному – время попинать бумажки во дворике, выкурить пару сигарет и, замерзнув, кричать продольному:

– Начальник! Веди нас назад!

Геннадий Владимирович, лишние килограммы которого я вначале принял за тотальную слабость воли, с поразительным упорством ежедневно наматывал круги, смущая всех трясущимися телесами. Он превратил тесный и душный тюремный дворик с бетонным полом в царство физкультуры.

– Спорт калечит, физкультура лечит! – кричал он, пробегая мимо меня.

Узкая скамейка посреди периметра сделалась тренажером для пресса и штангой, а сам дворик – беговым стадионом.

Мы с Сеней, первое время переминались с ноги на ногу, стараясь поглубже дышать, но толстяк вдохновлял. Он может.

– И вы можете! – подбадривал нас любитель хлористого палладия. – Заниматься будем так, чтобы после прогулки упасть на шконку в изнеможении и о плохом не думать. Увидите теорию относительности в действии, время полетит быстрее!

Картина вырисовывалась знатная – огромный мужчина с пузом и сильной одышкой нёсся в довольно быстром темпе, поднимая облако пыли. За ним я, уже схуднувший, но запыхавшийся, третьим трусил Сеня. Он то и дело останавливался и отдыхал, пока изобретатель, не сделав круг легонько пинал его под задницу, а следом депутат давал подзатыльник.

Случайно зашедшие с нами и сбитые с толку словом «прогулка» сидели на скамейке и не мешали, перечить Гене Зелёному было не принято, его побаивался даже конвой.

Один наркоман попробовал присоединится к нашей троице, но через двадцать минут непрерывного бега вестибулярный аппарат не выдерживал и у него кружилась голова.

– А вы можете бегать в другую сторону? – только на этот вопрос и хватило сил. Парень заглатывал нервно воздух прильнув к косяку двери.

– Нет! – Геннадий Владимирович был категоричен, – Бег – суть размышление о мире, смерти, возрождении и бессмертии, – он умудрялся еще и разговаривать на ходу.

Позже, я рассказывал юным наркоманам о мистических кружениях дервишей и умолял не провоцировать Геннадия Владимировича, чтоб он не захотел ввести в тюремный дворик традиции суфийских практиков. Бегать час мне и самому было нелегко, шумело в висках, кололо в боку, закладывало уши и сводило голень.

Другой наш коллега выходить на прогулку не хотел. Осужденный за истязание, доходягой он был редкостным, как и кого такое существо способно истязать осталось загадкой. Чувствовал кровопийца себя ужасно, тщедушное тельце знобило, тошнило и мутило. Врач должен был принять его сегодня, но поскольку конвоя в тюрьме в связи с последним сокращением осталось совсем мало, мучителя завели сначала с нами. Он сел на скамейку, завалившись на бок. Казалось, сейчас умрет или рассыпется на части. Три мужика принялись раздеваться, разминаться и бегать в привычном направлении против часовой стрелки. Погода стояла сухая и жаркая. Эффект лошадиного табуна не замедлил сказаться, пыль поднялась густым тёмным облаком. Доходяга закричал истошно-визгливым криком. Через минуту его под руки подхватили конвоиры и поволокли в медпункт. А оттуда увезли в больницу.

Избавлению от истязателя была рада вся хата. Смердящий дух издавал настолько зловонные запахи разложения плоти, что не помогали ни вентиляция, ни круглосуточное проветривание. Геннадий Владимирович давно хотел сплавить его на лечение. При проверках велел не выходить из камеры и замереть на шконке с закрытыми глазами. Ответственному за корпус господин Зеленцов с серьезным видом из раза в раз докладывал, что истязатель впал в кому и нужно отправлять в лепрозорий.

– У него кома, посмотрите! – он буквально втаскивал мента в хату и тыкал носом в бездыханное тело, – Он в коме!

Но кома и лепра на корпусного действовали слабо, он даже не морщился. Истязатель продолжал разлагаться и тухнуть, поэтому все были бесконечно рады, когда тело госпитализировали.

Погоды, как назло, стояли душевные, прогуливающиеся в соседних двориках хотели общаться и обмениваться мнениями относительно раннего цветения сирени в этом году. В одном СИЗО сидели и малолетки, и женщины. Нам шумели в стенку. Именно шумели, к слову «стучать» в тюрьме весьма предвзятое отношение. Любое привлечение внимания – тюремного персонала, арестантов за стенкой в соседней камере обозначается глаголом «шуметь».

– Говори! – разрешал Геннадий Владимирович.

– Какая хата? – стандартный вопрос, но милым женским голоском.

– Три девять!

– Гена, это ты?

– Да!

– Это Анжела!

– Анжелочка, привет!

– Генушка, забери меня в Москву!

– А ты красивая?

– Очень!

– А какая у тебя статья?

– Сто пятая10!

– Роковая ты баба, я, пожалуй, тебя пораньше выйду!

Если женский пол маячил вдалеке при возвращении с прогулки или еще при каких передвижениях по закрытой территории, Геннадий Владимирович не мог удержаться:

– Девчонки, привет!

– Какие, на хрен, девчонки, Зеленцов? Не хулигань, – смеялся конвойный, – Там такие красавицы, без контакта заразишься!

– Девчонки, заноси ноги11 в хату три-девять. Грев12 придет! – не унимался он.

– Какой грев, Генушка? – кричали в ответ.

– Какой, какой? Герман Оскарович!

Мы возвращались с прогулки измотанные, в сырых насквозь футболках. К тому времени из дома мне передали несколько однотонных чёрных, их разрешалось менять. В СИЗО, в отличии от колонии требования к одежде зэков минимальны, разрешено почти всё, даже самые экстравагантные стили и эклектические направления современной моды. Кто во что горазд.

Психоэнергетическое обучение давало результаты, тяжёлых дум становилось всё меньше, время и вправду бежало быстрее, а вечное сейчас казалось замечательным. Особенно, если сразу после бега заварить чаёк, намазать бутербродов и включить телевизор.

Мы смотрели все новостные программы. Геннадий Владимирович желал держать руку на пульсе, вдруг по выходу придётся встать у руля, и закономерно обеспокоился ростом исламского фундаментализма и участившимися террористическими актами во всем мире. Я быстро смекнул, что жертвами становились, как правило, неспособные процитировать Писание.

– Геннадий Владимирович, пора учить Коран!

– Я думал об этом – нахмурив лоб поддержал он, – Европа уже правоверная, вот-вот и до нашей «Белки» доберутся. К тому же я, как представитель Физтеха, хоть и совсем немного, но помню священных текстов.

– Правильно – гоготал Сеня. Представляешь, врываются к нам в хату террористы, а мы их посылаем по пизде, безупречно цитируя пророка Мухаммеда. Вот они офигеют! Он с довольным видом поедал снедь после часовой прогулки и был готов ввязаться третьим в любую авантюру.

Библиотекарь нам Корана не выдал. То ли все экземпляры разобрали выходцы из Средней Азии, коих в соседних хатах было немало, то ли наука математика, а он был учителем, казалась ему выше физики и столичного авторитета он авторитетом не посчитал. А может, в победное шествие ислама по миру не верил, в общем, проигнорировал запрос.

Однообразными тюремными вечерами Геннадий Владимирович любил вспоминать свои московские времена и рассказывать провинциалам про блеск огней большого города. Особое место в его историях занимал Коля Басков. К удивлению сокамерников, с бывшим учеником Монсеррат Кабалье и нынешним идолом поп-сцены для предпенсионеров наш старший товарищ и сосед по шконке знаком был коротко.

– Я купил у него Мерседес. Он сейчас арестован, – изобретатель кивал в сторону телевизора, – так Коля мне во всех красках описывал как на заднем сиденье ебал Оксану Федорову! – сам он умилялся при этом и закатывал глаза так, как будто благодать через сидение перешла и на него.

По этой причине вся хата не пропускала по вечерам «Спокойной ночи, малыши!» в надежде увидеть прекрасную ведущую, получить повод в очередной раз вспомнить белое кожаное сидение позади водительского и позавидовать.

– Мы в этом зале были с Колей Басковым, он совершенно весь отделан деревом, ну полностью! – рассказывал он про новое помещение какого-то театра, а воры и наркоманы слушали и смотрели благоговейно. Авторитет креп.

– У меня дом в Барвихе недалеко от Коли. Бывало, едет с концерта, ко мне заглядывает: «Геннадий Владимирович, накапай коньячка французского, я видел у тебя в баре стоит».

– Смотри, Геннадий Владимирович, – время от времени не выдерживал я, – Твоего друга показывают, – когда Колю в очередной раз транслировали по ТВ. И Гена подбегал к экрану со словами: «Эх, Колька, Колька… знал бы ты, как тут у нас хорошо!»

Мы сдружились. Геннадий Владимирович принадлежал эпохе, когда идеалы всесторонне-гармонично развитой личности были не пустым звуком. Знал множество интересных вещей из смежных областей наук, имел своеобразный взгляд на политику, много читал, везде бывал и был знаком с лауреатами различных премий лично. В то же время оставался форменным мальчишкой, порывистым и дерзким и не на шутку упивался игрой в тюрьму.

Обладатель заветного Мерседеса с ДНК Оксаны Фёдоровой никого в хате не подпускал к «дорогам» – средству общения в изоляторе. Решётки на окнах крепились двойные, высунуться не представлялось возможным, поэтому для установления связи по вертикали от верхнего этажа к нижнему спускали веревку с грузом. Нижний этаж с помощью коня – длинной палки, конструируемой из газет или прочего хлама вылавливал веревку. И цеплял к ней малявы, а в случае нужды в других хатах – чай, сигареты, иногда даже сервелат и прочие продукты питания. Межкамерное общение было беспрепятственным, как судоходство по реке Кама.

Для связи по горизонтали ждали попутного ветра и с помощью парашюта – целлофанового пакета – дорога летела в соседнюю хату и вылавливалась коллегами при помощи того же коня. В больших хатах общение многовекторное и по обоим горизонталям – вправо и влево. Связисты показывали не свойственную им на воле работоспособность, до самого утра карауля пассаты и муссоны.

Начальство СИЗО с дорогами пыталось бороться. Менты обрывали их, отжимали коней при шмонах, составляли рапорты и отправляли в карцер железнодорожников. Не помогало ничего. Дороги вечны, неискоренимы и бесценны для общения между подельниками, да и жить с ними веселей.

– Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги, да степной бурьян, – напевал Геннадий Владимирович сразу после отбоя.