Случайный лес

– Не хочешь чаю? – любезно предложил магистр, после того как выпроводил Георга за дверь.

– Нет, спасибо, – Эйден еще не понял, чего от него хотел магистр, поэтому на всякий случай решил быть вежливым.

– Зря, тебе обязательно нужно попробовать мой чай, – магистр подошел к шкафчику, который стоял у дальней от Эйдена стены, и достал две чайные пары. – Мне привозит его с юга старый друг, и скажу тебе по секрету это не очень законно, – Магистр виновато улыбнулся Эйдену, но потом заговорщицки подмигнул, отчего стало понятно, что ему ни капельки не стыдно. – Признаюсь, грешен, но этот чай стоит пары лишних часов духовных практик для очистки совести.

Эйден хихикнул и сразу зажал рот ладошкой. Он просто не смог ничего с собой поделать. Он уже давно перестал хихикать, как неразумный ребенок, но с момента, как его вызвали к магистру, он был переполнен тревогой по самые уши, поэтому мысль о контрабандном чае помимо его воли прорвалась наружу нервным смешком.

– Смейся, смейся над стариком, – поворчал магистр, но при этом он добродушно улыбался, отчего становилось понятно, что он сам получает большое удовольствие от беседы. – Посмотрим, что ты скажешь, когда услышишь этот неземной аромат южных ягод с нотками звездной пыли, пропитанной морским бризом.

Магистр положил в каждую чашку по пригоршне чая, налил воды из кувшина и вернулся к Эйдену. Перед мальчиком стоял столик, на котором размещался незнакомый ему волшебнизм, именно на него магистр поставил чашки. Это была прямоугольная металлическая пластина с небольшой черной коробочкой у самого края. Магситр ловким движением руки извлек щепотку звездной пыли из поясной сумки и насыпал ее в коробочку. После этого он плавно провел кистью над чашками справа налево, изящно подворачивая мизинец вовнутрь, словно зачерпывая воздух. Звездная пыль вспыхнула, волшебнизм начал, позвякивая, подпрыгивать на столе, а вода в чашках закипела спустя всего лишь пару секунд.

По комнате разнесся приятный аромат. Эйден не знал, как должны пахнуть южные ягоды, а что такое морской бриз он вообще представлял с очень смутно, поэтому ему ничего не оставалось, как поверить магистру на слово. Но он сделал себе мысленную заметку, обязательно понюхать эти вещи, когда вырастет, чтобы понять, можно ли доверять магистру, или стоит перепроверить каждое его слово, как советовал Вигго.

– Держи, – магистр протянул Эйдену одну из кружек, а со второй уселся в кресло напротив. – Только осторожнее – чай очень горячий. Но это идеальная температура для раскрытия всего букета ароматов.

Кружка была горячей, но не обжигающей, она приятно согревала пальцы, от которых тепло вместе с кровь неслось к ледяному комку страха в груди. А когда Эйден глотнул пряный напиток, тревога и вовсе почти полностью растаяла.

– Вкусно? – спросил магистр. – Может быть, хочешь печенья?

Эйден к этому времени расслабился настолько, что решил кивнуть. Печенье он любил, да и магистр не был похож на человека, который собирается кого-либо пороть, а после сладкого печенья он и подавно не станет этого делать. Магистр поставил кружку на стол и снова направился к шкафчику. Как и все мастера он был одет в простую белую робу, однако его одежда была по-настоящему белой, а не того серо-голубого оттенка, в который перекрашивают вещи стирка и время. Поверх рубашки магистр носил поясную сумку на кожаном ремне, которая тоже претворялась обычной, но все ее швы были прострочены синей нитью, что было невероятной дерзостью. Кодекс строго настрого запрещал мастерам надевать темные цвета, а черный и вовсе был под священенным запретом.

– Угощайся, – магистр поставил на столик блюдце с печеньем и снова занял свое кресло.

Дальше чай пили молча. Магистр потягивал напиток, а Эйден набивал печеньем живот и даже чуть-чуть карманы

– Ты, наверное, задаешься вопросом, зачем я тебя позвал? – спросил магистр, когда чай был выпит, а хруст печенья перестал заполнять тишину.

– Это из-за сепаратора? – рискнул предположить Эйден.

– Что? – искренне удивился магистр. – Ах, нет. Сепаратор здесь не при чем. Мастер-надзиратель сказал мне, что он уже тебя наказал, а я знаю, что ты очень умный мальчик, поэтому не сомневаюсь, что одного урока тебе будет достаточно. На самом, деле я позвал тебя, чтобы узнать, как у тебя дела и не нужна ли тебе какая-то помощь с учебой. Но раз уж ты сам заговорил про сегодняшнее происшествие, – магистр подался вперед и пристально посмотрел Эйдену в глаза, – я слышал, что на вас напала деревенская ведьма…

– Вигго сказал, что нужно говорить мастерица вместо ведьма, – поправил Эйден.

– Хранитель слова безусловно прав, – улыбнулся магистр. – Но нужно понимать, что на свете очень мало таких образованных людей, как он, а простые люди используют слово «ведьма». Тебя просто могут не понять, если ты будешь говорить «мастерица». Поэтому, чтобы никого не запутать, давай тоже использовать слово «ведьма».

– Но Вигго сказал, что это обидное слово.

Магистр откинулся в кресле и скрестил пальцы перед собой. Он очень внимательно посмотрел на Эйдена, как будто мальчик был шахматной фигурой противника, и магистр пытался предугадать ее следующий ход.

– Хранитель слова слишком добр, – наконец сказал магистр. – Он не хочет никого обидеть, и это очень благородно с его стороны. Но давай подумай вот, о чем: слово «ведьма» не всегда было плохим. Раньше это было обычным словом, а потом ведьмы сами его испортили свои поведением. И теперь они требует себе новое слово. Но разве это справедливо? Если мы дадим им новое слово, они только снова его испортят. Мне кажется, будет честнее оставить им старое слово, чтобы люди знали, с кем они имеют дело.

– Я не понимаю, как можно испортить слово?

– Ох, мой мальчик, это одновременно очень легко и сложно. Нужно постараться, чтобы заработать себе плохую репутацию, но, с другой стороны, для этого просто достаточно быть плохим человеком.

Эйден чувствовал, что начинал запутываться.

– То есть все ведьмы плохие? – решил уточнить он. – Но разве они не такие же, как мастера?

– Это тебе тоже хранитель слова сказал? – спросил магистр, при этом он улыбался, но почему-то Эйден почувствовал необходимость соврать, поэтом он отрицательно покачал головой.

– Конечно, природа волшебства ведьм сродни той, что используют мастера, – продолжил магистр. – Но все дело в самих женщинах. Они прекрасны, но они слишком добрые и мягкие, их легко запутать или внушить им неправильные идеи. Самой природой заложено, что женщины должны заниматься детьми, хозяйством, садом. А мужчины должны их всячески защищать и оберегать, в том числе от них самих. В этом и есть великий баланс: мужчина и женщина дополняют друг друга и образуют единое целое. Мужчина – сила и ум, а женщина – доброта и любовь. А когда женщина начинает использовать волшебство, этот баланс нарушается. Теперь у нее есть сила, но это идет против ее природы, она не знает, что с этой силой делать, – магистр грустно покачал головой. – Волшебство кружит женщинам головы. Им начинается казаться, что теперь им не нужны мужчины, что они сами могут со всем справиться. Некоторые из них даже начинают соперничать с мужчинами. И природный баланс окончательно рушится. Но от природы нельзя спрятаться, на самом деле, такие женщины глубоко несчастны. В них копится нерастраченная любовь, а потом она киснет, как молоко на солнце, и превращается в зависть и злобу. Так женщины становятся ведьмами: жестокими, кровожадными и мстительными. Задумайся, как много мастеров ты знаешь и как мало ведьм? Это ли не доказательство того, что волшебство для женщин противоестественно.

Эйден и правда знал только одну ведьму, а волшебников в мастерской было, что огурцов в бочке с квашеными огурцами. И пусть Эйден никогда не слышал про статистику, да и повар он был никудышный, но он все же понимал, что кто-то намеренно собрал все эти огурцы в одном месте, и стоит только заглянуть в соседнюю бочку с помидорами, как концентрация огурцов в мире сразу уменьшится.

– Но Кассия ведь не злая, – решил высказать свои сомнения Эйден. – И она точна не завистливая.

– Это потому, мой мальчик, что Кассия не идет против своей природы, – ответил магистр. – Она здесь под моим и твоим присмотром. И я очень рад, что у нее есть такой надежный и хороший друг, как ты, который не позволит ей попасть под дурное влияние.

Тут Эйден понял, что магистр окончательно заврался. Не далее, чем вчера Эйден подговорил Кассию подложить живого червяка в суп мастера-надзирателя, поэтому не было ни одного шанса в этом мире, чтобы магистр считал влияние Эйдена благтоворным. С другой стороны, если даже по сравнению с Эйденом ведьма казалась магистру таким ужасным человеком, то Эйден непременно должен был с ней познакомиться. Для обмена опытом.

– Ты, наверное, думаешь, что деревенская ведьма пыталась тебя защитить сегодня, – продолжал магистр, – но ты ошибаешься. На самом деле она просто хотела запутать вас с Кассией, обмануть, чтобы переманить на свою сторону. Ей ни в коем случае нельзя доверять. Вот поэтому я и хочу попросить тебя об одолжении, – магистр очень внимательно посмотрел Эйдену в глаза, – никогда не разговаривай с этой ведьмой и не позволяй это делать Кассие. Обещаешь?

– Конечно, – легко соврал Эйден.

– Вот и замечательно, – говоря это, магистр выдохнул, и, кажется, даже немного сдулся от облегчения. – А теперь беги, а то опоздаешь на урок.

Эйден встал и направился к выходу, за дверью он обнаружил Георга. Тот лежал на полу и явно подслушивал, поэтому Эйден случайно наступил ему на голову, проходя миомо.

Пока Эйден шел на урок по истории волшебства, он много думал. Поводов для этого у него было немало. А когда он много думал, ничего хорошего обычно из этого не получалось. Впрочем, загадочным образом самой главной мыслью, которая его одолевала, была так, которая интересовалась, что бы сказали огурцы про помидор, если бы тот случайно угодил к ним в бочку? Наверное, ничего хорошего. Но стоило бы доверять их мнению? Конечно же, нет, надо было бы откусить головы обоим овощам, чтобы попробовать самому.

Эйден зашел в кабинет и сел за парту рядом с Касией. Девочка тревожно на него смотрела, словно издалека увидела мысли, которые роились в его голове.

– Что случилось? – спросила она.

– Мы сегодня идем к деревенской ведьме.

– Зачем?

– Потому что Вигго сказал, что мир никогда не изменится, если мы будем делать только то, что нам говорят взрослые. А потом он запретил мне идти к ведьме.

– А зачем его менять? Мир?

– Не знаю, – пожал плечами Эйден. – Но к ведьме мы все равно пойдем.

Ночь

– Волшебство – это магия, это таинство, мистерия, загадка творения! – с каждым новым словом мастер-учитель поднимал указательный палец все выше и выше, накручивая на него эпитеты и драматизм. – Вы не в силах осознать эту силу, единственное, что вам дозволено – это смиренно ей подчиниться и стать покорным проводником чуда в наш мир.

Практика волшебства была очень загадочным предметом. Все уроки в мастерской были загадочными, но практика волшебства была самым запутанным и туманным. Объяснения здесь были настолько таинственными, а слова многозначительными, что Эйдену иногда казалось, что за всеми этими намеками и скрытыми смыслами просто ничего нет.

– Вы должны слиться с волшебством, покориться его священной мощи, позволить ему указать вам, что делать, – говоря это, мастер-учитель плавно водил руками, направляя воздушный поток на учеников.

– А что конкретно нужно сделать, чтоб оно заработало? – спросил Эйден.

– В смысле? – от удивления мастер-учитель сильно заморгал, словно его неожиданно разбудили посреди чудесного сна. – Покориться волшебству и позволить ему творить через тебя, – немного раздраженно повторил он.

– Но как именно это сделать? – не менее раздраженно ответил Эйден. – Мне нужно трясти светильник слева-направо или справа-налево? Нужно ли при этом произнести какие-то слова? Например, поклясться волшебству в верности? Это нужно делать вслух или про себя?

Повисла немая пауза, в которую Эйден ждал ответа, а мастер-учитель покорялся священной мощи смирения.

– Эйден, – наконец, ответил мастер-учитель, когда ему удалось стать проводником терпения в этот мир. – Ты задаешь кощунственные, ужасные и просто оскорбительные вопросы. Волшебство – это магия, это священная тайна единения человека с великой силой.

– Но…

– Эйден! – мастер-учитель произнес это так резко, словно одним именем обрубал все мосты между мальчиком и знаниями. После этого он глубоко вздохнул и обратился ко всему классу. – Работайте, у вас полчаса на выполнение задания.

Эйден тоже вздохнул. И в этот раз это у него получилось очень искренно. Все-таки практика волшебства была слишком загадочным уроком.

Сегодня дети должны были научиться зажигать светильники. Каждый получил соответствующий волшебнизм и мешочек звездной-пыли. Мастер-учитель взял собственный светильник, окинул детей таинственным взглядом, потряс вошлебнизм, пока тот не засветился, а потом велел всем искать силу внутри себя.

Только единственной силой внутри Эйдена в данный момент было разочарование. И оно никак не хотело помогать зажигать светильник.

– Мастер-учитель, – поднял руку Эйден. – А можно задать вопрос?

– По поводу волшебства? – настороженно спросил мужчина.

– Нет.

– Спрашивай, – настороженности в голосе мастера-учителя стало меньше, но на мальчика он смотрел все же подозрительно.

– А как работают волшебнизмы?

– Это тоже тайна.

– А Вы посвящены в эту тайну?

– Нет, – было видно, что мастер-учитель ответил с большой неохотой.

– А кто делает волшебнизмы?

– Великие ремесленники.

– А как стать великим ремесленником, чтобы меня посвятили в тайну?

– Нужно быть избранным.

– А кто выбирает избранных?

– Эйден!

Светильники были очень похожи на сепаратор, только они были поменьше, и колба была квадратная, а не круглая. Еще одним отличием был черный стержень, который крепился к внутренней стороне крышки и вставлялся в колбу. Когда в светильник насыпали звездную пыль, она оседала на стержне, и он начинал светиться мягким тусклым светом.

Эйден протянул Кассие свой светильник, темный и холодный, как кусок камня. Девочка взяла волшебнизм и начала усердно его трясти. Кассия была самым способным учеников во всей мастерской, и Эйден считал, что отчасти это его заслуга. Все-таки Кассие за один урок приходилось делать работу за двоих, а такие условия кого угодно заставят стать очень способным.

– Нельзя идти к ведьме просто так, – прошептала Кассия, продолжая прерванный разговор. – Мастер-надзиратель может оказаться прав, и ведьма может быть опасна.

– И что ты предлагаешь? – Эйден спросил больше для поддержания разговора, сам он все давно решил, осталось только убедить в этом Кассию.

– Нужно изучить все книги про ведьм в библиотеке, составить план…

– Ты ходила в библиотеку, там сотни книг про ведьм, мы будем их изучать, пока не состаримся.

– Зато так мы не сделаем какой-нибудь глупой ошибки! – упрямо ответила Кассия.

– Так мы вообще ничего не сделаем! – Ответ Эйдена получился слишком резким, отчего Кассия сразу надула губы, поэтому мальчик продолжил спокойным и ласковым тоном. – Касси, неужели ты не хочешь изменить мир?

Девочка протянула Эйдену обратно его светильник, который теперь светился тусклым светом и приятно согревал ладошки. Мальчик покачал волшебнизм из стороны в сторону: звездная пыль всколыхнулась со дна колбы и засияла ярче.

– Не знаю, – наконец ответила Кассия. – Менять мир – это так страшно. А вдруг мы сделаем только хуже или вообще его сломаем?

Эйден был зачарован своим светильником: стекло колбы было тонюсеньким, едва заметным в его руках, поэтому казалось, что ничего не мешает звездной пыли вырваться и улететь. Но все же она оставалась внутри, удерживая невидимой стенкой, за которой был свой собственный маленький мир. В этом мире сейчас утихала звездная буря, пыль кружилась все медленнее, а ее сияние меркло.

– Может быть, наш мир уже кто-то сломал до нас, а мы просто об этом не знаем, – решил зайти с другой стороны Эйден. – поэтому если мы опять его сломаем, то он, наверное, даже починится.

На это Кассие ответить было нечего, поэтому она снова надула губы и начала сыпать звездную пыль в свой светильник. Золотой туман заклубился в колбе, будто кто-то размешал его ложкой. Может быть, чтобы мир засиял так же ярко, достаточно его просто встряхнуть?

Эйден вытащил пояс из своих штанов и обвязал его вокруг крышки светильника так, что колба оказалась подвешена на веревке. После этого он раскачал волшебнизм. Почти потухший свет засиял с новой силой.

– Касси, смотри, – позвал подругу Эйден, – я тоже Великий ремесленник.

– Ничего себе! – воскликнула девочка.

– Что это вы тут делаете? – вдруг вмешался мастер-учитель.

– Эйден придумал, как заставить светильник светить сильнее! – гордо ответила Кассия. – Он Великий ремесленник!

– Что за глупости! – от возмущения мастер-учитель, кажется, даже забыл, что говорить нужно словами, а не странными звуками, в которых булькало его негодование. – Эйден, прекрати баловаться и займись делом!

– Мастер-учитель, я выполнил задание! – сказал Хорхе. Он был любимцем всех мастеров и крайне скучным ребенком.

– Молодец, Хорхе, – похвалил его мастер-учитель. – Видите дети, Хорхе смог зажечь светильник быстрее всех. Все дело в смирении.

– Но ведь наши с Кассией светильники уже давно горят – возмутился Эйден.

– Смирение, Эйден, – ответил ему мастер-учитель. – Ты не станешь настоящим мастером, пока не научишься послушанию.

– Хорошо, мы пойдем к ведьме, – прошептала Кассия, когда мастер-учитель отвернулся.

***

Выбраться ночью из мастерской было очень легко. Просто по тому, что до Эйдена с Кассией никто не пытался этого сделать. А быть первым в чем-то всегда одновременно легко, но в то же время и сложно. С одной стороны, чтобы ты не сделал, ты будешь на шаг впереди любого, но, с другой стороны, сначала этот самый шаг нужно было вообразить. А Эйден по собственному опыту знал, как трудно изобретать то, что еще и на свете не существует. В конце концов, это ему приходилось каждый день придумывать новые игры для них с Кассией.

За пределами мастерской было тихо. И от этого становилось тревожно. Словно весь мир с его шумом и гамом были только сном, и каждый шаг уводил все дальше от ясных воспоминаний о нем. Даже ветры исчезли с лица земли, а вместе с собой унесли из памяти песчаные бури. Небо опустело и стало похоже на бездонную бочку, в которой кроме темноты и хранить ничего нельзя.

Впрочем, свет все же еще остался. Совсем чуть-чуть. Он осыпался с неба крошками и теперь неясно мерцал вдоль тропинок. Люпины. Или придорожные попрошайки, как называл их Вигго. Целыми днями они клонили к земле свои грязно-серые обтрепанные бутоны, собирая пинки и подножную пыль прохожих. Но ночью люпины поднимали головы и сбрасывали ветхие рабочие робы. “Посмотри на люпины, – говорил Вигго, – и никогда не подавай нищим”. Собранная из грязи звездная пыль накапливалась, преображалась внутри цветка и начинала сиять мягким голубым или розовым цветом.

Люпины высаживали вдоль основных дорог и крупных тропинок, размечая ночным путешественникам путь к их темным делам. Это были крупные, стойкие и крайне полезные цветы. Ведь их можно было легко высадить в какое-нибудь неприличное слово под окном мастера-надзирателя. А раз уж закон, запрещал их срывать, то и освещать сны надзирателя люпинам суждено было долго.

– Что это? – вдруг шепотом спросила Кассия. – Ты слышал?

– Что? – также шепотом переспросил Эйден.

Мальчик так залюбовался люпинами и собственной смекалкой, что, кажется, потерял связь с реальностью. Они прошли уже примерно половину пути, но Эйден не мог вспомнить ни одного постороннего звука за всю дорогу.

– Послушай, – в голосе Кассии звучала тревога. – Будто по дереву кто-то стучит молотком.

Вокруг было темно, люпины освещали только узкую полоску обочины, оставляя мир за пределами дороги на милость фантазии смотревшего. Но деревьев там точно не было, Эйден это знал наверняка. Он мог нарисовать эту дорогу по памяти в мельчайших подробностях. Он смог бы нарисовать в мельчайших подробностях любую дорогу на километры вокруг мастерской. И это при том, что он не умел рисовать. А все по тому, что и рисовать было нечего. Вокруг были одни поля. Пустые и бесконечные.

Но кто-то, и правда, стучал по дереву. Тук-тук, тук-тук.

– Что это? – снова прошептала Кассия.

– Живоглот, – ответил ей Эйден.

– Их не бывает! – возмутилась девочка, – Это выдумки!

– А куда тогда по-твоему делся язык Джона? – в этот момент Эйден пожалел, что не умеет собирать звездную пыль, как люпины. Сейчас было бы очень кстати сверкнуть в темноте золотыми глазами.

– Ееего язык? – кажется, и без золотых глаз Эйдену удалось напугать Кассию.

– Да, его язык, – продолжил заговорщицким шепотом Эйден. – Джон сам мне рассказывал, как однажды ночью он вот так же сбежал из мастерской, чтобы собрать ягод. Он шел по этой самой дороге, когда услышал, как кто-то стучит по дереву, – словно для иллюстрации его рассказа, где-то неподалеку снова раздалось звонкое: тук-тук.

– Ты врешь! – испуганно пролепетала Касиия.

– Можешь сама спросить Джона. Хотя, постойка, – Эйден выдержал драматическую паузу, в которую изо всех сил представлял, как прожигает Кассию светящимся золотом взглядом. – Он не сможет тебе ответить… ведь живоглот сожрал его язык!

Кассия вздрогнула, и, кажется, от страха совсем упустила из виду тот, факт, что самому Эйдену Джон как-то умудрился рассказать эту историю без языка. Впрочем, Кассия была очень смышленой девочкой, поэтому Эйден решил не давать ей время для размышлений.

– Касси! – закричал он как можно громче. – Это живоглот! Беги!

Девочка взвизгнула и сорвалась с места. Эйден же юркнул вбок сквозь заросли люпинов и притаился в темноте.

– Эйден, – раздался испуганный оклик через пару минут. – Эйден! Где ты?

Мальчик тихо хихикнул, но вовремя зажал себе рот ладошкой. Все-таки было бы обидно испортить розыгрыш таким глупым образом.

– Эйден! – снова позвала Кассия, – Это не смешно! Мне страшно.

Голос у девочки и в самом деле был испуганным, да и сидеть в темноте было не так уж и весело, когда первоначальный азарт прошел. Поэтому Эйден решил выбираться, но такой замечательный розыгрыш заслуживал достойной концовки, которую, пока придумать не получалось. В поисках вдохновения мальчик решил оглядеться по сторонам.

Маленький зверек стоял на задних лапках и внимательно рассматривал Эйдена. Зверек наклонил голову вбок и от любопытства даже приоткрыл длинный клюв. Он был покрыт густым темным мехом, на котором вдоль тельца тянулись широкие светящиеся полоски, от чего зверь становился похожим на крошечный живой светильник. Эйден впервые видел такое животное, поэтому он сразу забыл и про Кассию, и про розыгрыш. Встав на четвереньки, мальчик попытался аккуратно подползти к зверьку. Впрочем, для животного Эйден оказался куда менее интересным знакомством. Зверушка щелкнула клювом, опустилась на четыре лапы и одним прыжком исчезла в высокой траве.

Эйден был возмущен таким пренебрежением к своей персоне. Однако зверек не оставил ему ни единого шанса выразить свою обиду, поэтому мальчик посчитал необходимым поймать нахальное существо.

Заросли травы оказались намного гуще, чем ожидал Эйден. Жесткие стебли хлестали по лицу ссадинами и ночным холодом, поэтому мальчику пришлось крепко зажмурить глаза, а для надежности прикрыть их ладошкой. Всё-таки он уже представил себе, как станет Великим ремесленником и придумает волшебнизм, который заставит его глаза светиться в темноте. Было бы жалко терять такую чудесную идею из-за глупой травы.

Когда Эйден, наконец, выбрался на ровную поляну, его глаза совсем обленились в темноте и отказывались видеть хоть-что-то внятное. Понадобилась целая вечность, прежде чем ему удалось разобрать, что за яркие пятна плясали у него под ногами.

Полосатые зверьки. Их было не меньше трех. Они быстро прыгали по болванке, словно играли друг с другом в салки. Пушистые хвостики взметались в воздух и оставляли за собой яркие следы, которые можно было поймать взглядом там, где самого зверька уже не было.

Болванка же была неподвижна. Она лежала на животе и тускло светилась грязно-зеленым цветом.

Тук-тук.

Один из зверьков внезапно остановился. Он наклонил голову вбок, будто к чему-то прислушивался. А в следующее мгновение он резко дернул головой, и клювом ударил болванку куда-то в область правой лопатки.

– Кто это? – раздался шепот прямо над ухом Эйдена.

Мальчик вздрогнул и помчался так, будто сам живоглот кусал его за пятки.

Только выбравшись на дорогу и пробежав добрую сотню метров, Эйден, наконец, понял, что пыхтел и преследовал его никакой не монстр, а Кассия.