Мое кудрявое нечто

В баню иду один. Хотя предполагалось, что я притащу ее сюда и буду трахать на пологе в парной. Так что моюсь злым, хоть и сытым. Блин, я еще никогда не был так зол. Да я вообще раньше никогда не злился. Вечно ржал над всем. Еще вчера утром, поржал бы над тем, как меня сегодня обвели вокруг пальца. Но сейчас что-то не до смеха, потому что стояк не оставляет меня в шестидесяти градусной жаре, и веник его никак не сбивает. Маленькая сучка, как гребанная Шехерезада обвела меня вокруг пальца, изменив планы, только не сказками а едой. Думает откупиться от меня своими кулинарными умениями.

Нет, малышка, это не пройдет. Завтра, когда ты проснешься, я буду рядом.

***

Так, сегодня надо снова съездить в Москву, еще на одно собеседование. Вчерашнее скорее всего было неудачным, так что не работать мне помощником повара в кафе "Лепесток". И не страшно. Образования то у меня все равно нет. Так что я особо и не рассчитывала. Значит, нужно поискать что-то без предъявления профессиональных навыков к должности. Можно даже полы помыть где-нибудь – ничего зазорного в этом нет. Скоро начнется учеба, и мне будут платить стипендию. Но если я хочу снимать квартиру, то необходим дополнительный заработок, а еще соседка. Сегодня съезжу в один спортивный клуб, на дверях которого вчера увидела объявление о поиске уборщицы и посудомойки. А что? Мне не сложно. Жаль, вчера не получилось поговорить, менеджера не было. Ну ничего, съезжу сегодня.

Вот только неудобно очень ездить с этой дачи. Далековато она от центра города. Надо посмотреть расписание электричек, я вчера переписала его. И лучше бы вернуться не так поздно. Жутковато было идти пешком по лесополосе. Далеко же от цивилизации забрались Коршуны.

Потягиваюсь, зеваю. Переворачиваюсь на другой бочок. Еще немного поваляться хочется. Жалко, вчера в баню не сходила. Но день слишком утомил меня. Ноги все еще гудят от непривычно долгой ходьбы.

Надеюсь Миша уже ушел. Мне страшно находиться с ним в этом доме одной. Алексей Витальевич уехал на службу, неизвестно когда вернется. А сынок у него не такой интеллигентный, как сам генерал. Позавчера Миша меня напугал. Я не ожидала нападения, и растерялась. Зачем он надо мной издевается? Хочет меня запугать, чтобы я ушла? Да я бы ушла, с радостью, хоть сейчас, но идти мне пока некуда. Вот решу вопрос с жильем, и уйду. И больше никогда не появлюсь на его пути. Надо ему как-то об этом сказать так, чтобы поверил.

Конечно, глупо было полагать, что такой парень как он, решит жениться на такой, как я. Он сложен как греческий бог. Высоченный, мускулистый, с большими красивыми руками с намозоленными пальцами. А его голубые глаза? Как безоблачное небо, так бы и смотрела в них. Вот только вчера страшновато в них было глядеться. Но ничего, можно представлять, что я могу смотреть в них, кто меня засмеет за это? Самой только неловко. Улыбаюсь. А его кудряшки? Впервые вижу парня с такими волосами. У лица и на кончиках пряди немного светлее, наверное, выгорают на солнце, а остальные темно-русые, немногим светлее моих. А какое красивое у него лицо? Четкий ровный нос, густые брови, большие полные губы. И голос…

Издаю смешок, потягиваюсь еще раз.

Надо бы уже вставать. Но как же не хочется открывать глаза, потому что с закрытыми представлять Коршуна младшего получается лучше.

А вообще, я не должна думать о нем. Он негодяй, это видно сразу. Он повел себя со мной отвратительно. Даже если я полновата, не в его вкусе, и не понравилась, он не имел права высмеивать меня, тем более перед своим отцом. Он просто....

– Хватит хихикать!

Резко открываю глаза от сухого приказа, исходящего из угла комнаты. Сажусь на кровати. На кресле восседает позавчерашний обидчик. Его волосы завязаны в узел на макушке. Руки сцеплены в замок за шеей, открыв для меня идеальный загорелый торс, покрытый порослью волосков. Сглатываю. Мог бы и одеться. Негоже в чужую комнату голым приходить. Хорошо, хоть штанишки нацепил. Хотя… почему штанишки? Это целые штанищи! Парень действительно, огромный. Голубые глаза бродят по моему лицу, спускаются к шее и ниже. Натягиваю одеяло повыше.

– Что ты тут делаешь?

Почему он забрался в мою комнату? Или раз это его дом, он может это делать?

– Я ждал тебя вчера, где ты шарахалась?

– Я… я… это не твое дело.

Господи, для чего он меня ждал? И пусть он уйдет. Я ведь сказала ему, что съеду, как только появится возможность. Я не буду попадаться ему на глаза, пока он тут, он даже голоса моего не услышит. Пусть только не издевается надо мной снова.

– Да плевать, – он расцепляет руки, поднимаясь с кресла, направляется к моей кровати, – шарахайся, где хочешь. Вот только у нас осталось одно дельце, малышка, – его взгляд опускается на мою грудь, прикрытую одеялом. – Давай, – парень дергает конец одеяла на себя, но я не отпускаю свою часть, – стягивай это, я дал тебе вчера целый день, так что сегодняшний день мой.

– Что?

Он сумасшедший. Неужели снова начнет приставать? Он ведь назвал меня "оно", так что на него нашло? Или он считает, раз я тут живу, значит должна исполнять все его сексуальные прихоти? Мне срочно нужно придумать, как скрыться.

– Давай, невестушка, я же должен видеть то, на чем мне придется жениться. Снимай с себя эту хрень.

Одеяло снова дергается, теперь уже вылетая из моих рук, и Миша вышвыривает его на пол. Я остаюсь сидеть на кровати в пижамных штанах и футболке. Дергаюсь в попытке вскочить с кровати, но огромная ладонь парня сжимается на моей щиколотке. Мне страшно. Этот человек неадекватный.

– Нет-нет-нет, – слышу издевательских смех и падаю на кровати от того, что меня резко тянут за ногу. – Куда собралась? Сейчас мы будем знакомиться ближе. Ты ведь не думала, что я приму твой отказ?

Шершавые подушечки его пальцев обхватывают мое запястье и продвигаются вверх по руке, но как только я делаю движение, чтобы выскользнуть, крепко сжимаются. Парень впивается в меня взглядом, довольно ухмыляясь.

Нет, я не должна молчать, как вчера. Я должна показать, что так обращаться со мной он не вправе! Да кто он такой? Его отец привез меня сюда не для утех извращенца-сыночка.

– Пусти, – стараюсь говорить грубо, – иначе закричу!

Парень заливается смехом, запрокидывая голову. Вижу, как ходит ходуном выпирающий кадык.

– Товарищ генерал! – орет парень, смеясь, – Алексей Витальевич! Папа! Ауу! – он возвращает лицо в исходное положение, и уже без улыбки, низким голосом произносит. – Скорее рота его солдат прибегут, чем он. Ты чем думаешь то? Нет его тут. Никого нет. Тут глушь на километры! Так что давай ты будешь хорошей девочкой и порадуешь Мишеньку. Взамен я порадую тебя. А будешь строить из себя недотрогу, все получится безрадостно, понимаешь?

Ждет от меня ответа, не отводя глаз. Я правильно поняла, он собирается меня изнасиловать? Сердце пропускает несколько ударов, а потом пульс учащается, отдаваясь шумом в ушах.

– Не тупи, раздевайся.

– Миша, я не такая, я не могу…

– Только не надо заливать щас, что ты у нас никем не тронутая, и целку свою до свадьбы хранить будешь. Нехер было приператься сюда, и в невесты мне набиваться.

– Я не набивалась, – шепчу, пытаясь найти выход.

– Вот и сидела бы в своем детдоме, – хрипит Коршун. – И вообще, хватит ломаться, уверен, мест для пробы на тебе не так уж много осталось, так что давай-давай, – он пару раз хлопает в ладоши, – реще. Пока я еще добрый.

– Можно мне хотя бы в душ сходить?

– Вот какая хорошая девочка, – ехидно смеется он. – Иди, – кивает мощным подбородком в сторону ванной комнаты.

Он отпускает меня. Включаю воду, чищу зубы и умываю лицо. Что он говорил про пробы? Что это значит?

Я не позволю так с собой обращаться. Если за меня не кому заступиться, заступлюсь сама. Я могу ускользнуть из комнаты, как только выйду из ванной, затем сбегу по лестнице и убегу в лес. Нет, в лес не получится, он может перехватить меня у ворот. А вот закрыться в какой-нибудь из комнат я вполне смогу.

Он ждет меня у дверей ванной, оперевшись рукой на раму, так что я не могу сразу рвануть к выходу из комнаты.

– Я хочу, чтобы ты медленно раздевалась, начни снизу, оставь самое сладкое на потом. И волосы распусти.

Что? Он произносит эти слова абсолютно спокойно, словно мы обсуждаем погоду. Словно я обязана сделать то, о чем он просит. Словно я сама только что предложила ему сделать это. Когда я повела себя таким образом, что он мог подумать, будто я живу тут для его увеселительных занятий?

– Закрой, пожалуйста, шторы, – прошу я, стараясь смотреть ему в глаза, пусть не думает, что я боюсь его.

– Да ладно, там же нет никого! – парень капризно выкидывает одну руку в сторону застекленной стены. – Не стесняйся!

– Тебе сложно? – не дрожать! – Это же всего лишь одна моя просьба.

– Ладно, но в следующий раз ты будешь раздеваться под музыку и на свету!

Наглая морда! Еще требования свои выдвигает! Куда же это меня занесло то?

Киваю в ответ на его условие.

Миша уходит в другой конец комнаты, к портьере, чтобы запахнуть ее, и я со всех ног дергаю к дверям.

– Эй! – возмущенно орет парень. – Ты куда ломанулась то? Иди сюда!

С выпрыгивающим из груди сердцем несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. За мной следом слышатся тяжелые шаги гиганта. На небольшом лестничном пролете, прямо по курсу лежит кот Юра, спокойно посапывая розовым носом. Хватаю черно-белого, не обращая внимания на шипенье животного, резко разворачиваюсь и кидаю котейку на античного бога, преследующего меня. Перепрыгиваю последние четыре лестницы, больно приземляюсь на пятки, пересекаю холл под завывающее рычание маленького хищника и грубый мат Миши, поскальзываюсь на ковре, еле удерживаюсь от падения, сворачиваю в коридор, сенки. Босыми ногами выскакиваю с крыльца, не могу удержать равновесия и приземляюсь попой на сырую траву. Вот же… Больно то как!

Дверь на крыльце распахивается от удара ногой "Иди сюда, маленькая дрянь!" – орет Миша. Нет-нет-нет. Вскакиваю с травы, но огромная ладонь уже держит меня за шкирку, приподнимая от земли. Футболка трещит по швам и больно врезается в подмышки. Сейчас он меня убьет. Как пить дать – убьет. На одной щеке Миши красуются четыре тонкие полоски от когтей черно-белого. Похоже, я попала котом в его лицо. Божественный загорелый торс тоже изрядно расцарапан, где-то виднеются кровоподтеки.

– Теперь, – шипит Миша, ставит меня на землю, крепко сжимает за предплечья, – я буду трахать тебя, пока с меня не сойдут последние ссадины, сучка, – кидает взгляд на расцарапанное тело.

Нет! Нет-нет-нет! Нет! Я не позволю так с собой обращаться. Я уеду завтра же, или сегодня, если смогу. Но надругаться над собой не позволю никому!

Хлопаю ресницами, запрокидывая голову назад. Закатываю глаза, часто дыша, и валюсь спиной на землю, стараясь не реагировать на боль в спине и голове, возникшую от удара. Не двигаюсь. Однажды я видела, как девочка в детском доме упала в обморок.

– Да ладно тебе! – разочарованно стонет генеральский сын. – Мать твою! Господи! – сожаление в его голосе напрочь отсутствует. – Что я сделал не так, что не могу трахнуть собственную невесту? Где я накосячил? Эй!

Надо мной нависает тень. Его ладони легонько бьют меня по щекам.

– Пухляш… испугалась что-ли?

Резко открываю глаза и визжу во все горло. Парень шарахается, отклоняясь назад. Вскакиваю с травы второй раз за день, отпихиваю преследователя ударом ноги, и бегу забыв про все на свете в направлении бани. До нее остается всего ничего – метров десять. "Вернись, хуже будет!" – Миша догоняет меня. Хватаю стоящую у стены бани доску и кидаю в парня, провоцируя бурную плеяду громкого мата. Запрыгиваю на крыльцо бани, залетаю в первую попавшуюся дверь. Невезуха! Тут нет замка. Тяжелые шаги Миши уже в метре от меня. Ищу глазами спасение. Ну же! Хоть что-нибудь! Что угодно! Кочерга! Хвала небесам! Хватаю тяжелую железяку, сую ее в дверную ручку. И тут дверь подается назад – Миша добрался до нее. Но открыть ее у него не получится. Дверь крепко сидит в раме, придерживаемая кочергой.

– Выходи, мелкая сучка, – рычит парень, дергая дверь.

Тяжело дышу, опираясь спиной о деревянную стену. Закрываю глаза. Никогда так не бегала. Учительница физкультуры была бы мной довольна.

– Выйдешь сама, обещаю быть нежным, и не мстить за кота. Не выйдешь, включу сауну на восемьдесят градусов, так что будешь умолять меня, чтобы я тебя выпустил. Но в этом случае я буду тебя пользовать на свое усмотрение.

Вещает парень, по звукам, усаживаясь на пол рядом с дверью.

Оглядываю небольшое темное помещение. Да. Миша прав. Я в сауне. Окон нет. Сейчас тут прохладно. Она не включена. Забираю ковшом воду из деревянной кадки и жадно пью, все еще не в состоянии отдышаться. Дверь тут только одна. Выйти, обойдя Мишу не удастся. Может, остаться тут и ждать возвращения генерала? А что, не будет же он всю неделю в части? Как минимум до завтра я тут выдержу. Вода у меня имеется. Миша вряд ли выполнит страшное обещание и зажарит меня тут заживо. Не может же он быть совсем маньяком?

Подскакиваю от неожиданно загоревшегося в помещении света.

– Хорошо тебе погреться, пухляш, – за дверью слышится смех Миши.

Он включил сауну. Скоро тут станет жарко, и я, как он выразился, буду умолять его выпустить меня. Все-таки он маньяк.

Почему жизнь закинула меня в этот дом, к этому человеку? Как Алексей Витальевич мог оставить меня со своим сыном, разве он не знает, что вырастил помешанного на сексе эгоцентричного ублюдка?

Ложусь на верхний полог, пока в помещении не стало совсем жарко. В голову не приходит ни одной мысли о возможном спасении. Почему этот парень так жаждет переспать со мной? Я же не в его вкусе, я, как он выразился "оно". Хочет просто показать, что может сделать со мной, что ему вздумается? Показать свою власть надо мной? Это не так. Я ничего ему не должна. Он не имеет права требовать от меня чего-то, тем более сексуальных отношений, к которым я вовсе не готова. Я даже ног никогда не брила. Один раз чуть не поцеловалась с парнем, но убежала от страха. В детском доме надо мной посмеивались из-за этого. Грудь выдающегося размера привлекала многих ребят, однако после нескольких неудачных попыток завести со мной отношения, всем стало ясно, что Рита Молодецкая недосягаема для физиологической близости. Вот и Миша, как только посмотрит на мою грудь, становится маньяком. Что, груди никогда не видел? Не верю. Он похож на парня, который засыпает с одной девушкой, а просыпается с другой. Что-то мне подсказывает, что у парня с телом легкоатлета и ростом атланта не бывает трудностей с женским полом. Так почему же он гонялся все утро за толстой девчонкой, которая ему еле до плеч достает?

Хотя… Нельзя говорить так о себе. Я вполне симпатичная. Да, для моих ста семидесяти сантиметров роста вес в семьдесят семь килограммов, пожалуй, излишен. Вот бы скинуть килограммов десять, и я была стройная, словно лань. Но куда их скинуть то?

В сауне становится жарко. Отпиваю из ковша уже потеплевшую воду, ополаскиваю лицо и перемещаюсь на нижний полог. Неужели он меня тут уморит? Жалко себя. Вот так жила-была девочка Рита Молодецкая, дочь погибшего генерала Российской армии, не видевшая ни тепла матери, ни защиты отца, ни даже родного дома… замучена жаром сауны… Такую, что ли, напишут эпитафию? Не хочу умирать. Я еще многого не прочитала, много не узнала, не почувствовала. Первый курс педагогического факультета, первый поцелуй, первые посиделки с однокурсниками где-нибудь у костра с пением песен под гитару, первая любовь с приятными телу прикосновениями нежных рук. Слышишь, негодяй? С приятными телу прикосновениями нежных рук! Нежных – ключевое слово!

Поливаю не знавшее нежных прикосновений тело из ковша. Хорошо, что воды еще много в кадке, может, сжалится надо мной садист до того, как она закончится.

Есть хочу. И в туалет. Сложно сказать, чего больше. Пописать бы в уголке. Да стыдно, конвойный, сидящий с той стороны дверей, услышит журчание. Снимаю мокрые от пота штаны, чтобы не давили на мочевой пузырь.

– Слышь, пухляш, ты там как?

Голос за дверью уже не рычит. Спокойный такой голос. Даже заскучавший.

Молчу. Силюсь не заплакать. Обидно мне. Вот я никому никогда зла не желала. Всем всегда помочь хотела, принести миру что-нибудь светлое, сделать что-то значимое. А теперь сижу с урчащим желудком и полным мочевым пузырем, всеми забытая и никому не нужная. Разве что только этому гиганту, напавшему на рассвете, как фашисты, и то, только для его плотских утех.

– Кать, – Миша стучит в дверь, привлекая внимание, – ты живая? Че молчишь то?

Он думает, что я Катя? Гонялся за мной, как угорелый! В кровать затащить хочет! Но я для него Катя?

– Рита, – возмущаюсь, выливаю на себя еще один ковш воды.

– Кто?

– Я! – кричу, кидая ковшом в дверь, тот обидно дзинькает, попадая в кочергу, и с глухим звуком приземляется на толстые доски пола. – Я Рита!

– Че, серьезно?

"Что" надо говорить. Разчекался он тут. Нелюдь необразованная!

– Я был уверен, что ты Катя. Тебе бы пошло это имя.

– Ох, извини, что меня не назвали, как вашему величеству было бы угодно, – кричу.

Подхожу к двери, поднимаю пострадавший ни за что ковш. Мне снова нужно попить. Тут становится совсем трудно дышать. Пинаю по двери, мысленно прося у нее прощенья.

– Да мне плевать, как тебя зовут. Ты выходить собираешься?

Не собираюсь я никуда! Помру тут, так и не узнав ничего в жизни хорошего.

– Давай же, – голос Миши становится ласковым, – я же слышу, как ты еле дышишь уже. Ну что тебе надо, чтобы ты вышла?

Нет бы извиниться за свое маниакальное поведение и гарантировать мне неприкосновенность. Напал, преследовал, обещал заставить умолять, угрожал, а теперь равнодушно интересуется, что мне надо?

Ложусь на пол и запеваю с горя одну из любимых песен Серьги "А что нам надо":

Выдох, вдох. Хорошо дышать,

Черный горох да нелегко глотать,

Пуля и ствол – нажал и разошлись,

Где добро, где зло – попробуй разберись!

А что мне надо? Да просто свет в оконце,

А что мне снится? Что кончилась война,

Куда иду я? Туда, где светит солнце,

Вот только б, братцы, добраться б дотемна…

Дышать тяжело. Отпаиваю себя водичкой, сжимая ноги крестом, потому что из меня сейчас польется накопленная жидкость. Странно, что она просится на выход снизу, потому как снаружи я уже полностью отсырела.

– У тебя красивый голос, – слышится с той, нежаркой, стороны.

– Миш, – сажусь ближе к нему, – что тебе во мне?

– Ну, я думаю, мне будет в тебе хорошо, малышка, – парень говорит, как будто это я его обидела, и мне хочется рассмеяться. – Я просто поделать ничего с собой не могу. И потом, давай откровенно, ты же ко мне невестой приехала, так что я имею право испробовать то, что ты можешь предложить.

– Так я тебе ничего не предлагала, и не навязывалась, и не давала повода для близких отношений.

– Ты, пухляш, права, конечно, но понимаешь, я уже загорелся, и не могу отступить теперь, – капризно рассуждает мучитель. – Вот что тебе стоит? Я прощу тебе вчерашний отказ, – он снова говорит о сексе как о чем-то само собой разумеющемся между нами, словно мы занимались этим уже не раз. – И забуду про нападение твоей ноги на мои яйца. Сильно использовать не буду. Немного отшлепаю тебя за кота, ты отсосешь мне за брошенную доску, и нам обоим будет очень хорошо. Я обещаю. Я знаю, о чем говорю.

– А я не знаю, – прижимаюсь спиной к двери, откидываю сырую голову и выливаю не себя очередной ковш воды, смывая пот и отчаяние.

За дверью воцаряется молчание. Затем Миша откашливается, стучит по двери несколько раз.

– То есть, – медленно выговаривает он, – ты хочешь сказать, что минет делать ты не умеешь?

– И его в том числе, – выдыхаю, не могу больше тут сидеть, нагретая вода уже никак не помогает. – Миша, я ничего не умею делать. У меня не было секса.

Выговариваю, как на духу. Что мне скрывать? Тут нечего стыдиться.

– Вот же черт!

Кулак генеральского сынка врезается в дверь, отчего кочерга звенит прямо над моей головой. Я даже не дергаюсь. Пытаюсь сжать внутренности, чтобы не описаться.

– Так и знал, что какая-нибудь подстава выскочит! Выходи, – в голосе ясно проскальзывает разочарование, – не трону.

Слышу шорох за дверью. Затем щелчок. Он отключает регулятор тепла. Но его шагов не слышно. Он все еще ждет, когда я выйду?

– Ты выходишь, или как? – раздраженный вопрос меня пугает.

– Дай слово.

– Даю слово, не трону, пока сама не захочешь.

Вытаскиваю горячую кочергу, используя успевшие высохнуть штаны, как прихватку. Если он сейчас нападет на меня, то я просто написаю на него. Осторожно выхожу из места заточения. Миша окидывает взглядом прилипшую к телу мокрую черную футболку и черные хлопковые трусики-шорты.

– Ты как?

Еще спрашивает? Чуть меня жаром не уморил! А теперь какой добренький стал. Тянется ко мне рукой, а меня изнутри разрывает.

– Я описаюсь сейчас.

Забываю про вежливость и стеснение. Собираюсь бежать на второй этаж в свою ванную. Но что-то мне подсказывает, еще один шаг, и из меня все выльется. Как же позорно! Описаться при человеке, который чуть не изнасиловал тебя. Хорошенький же стимул сменить место жительства.

– На улице есть туалет рядом с домом овчарок, – подсказывает Миша.

Но сдвинуться с места я не могу. Ей Богу! Описаюсь. Выпучиваю на него глаза. Вот бы он ушел, я бы спокойно описалась тут, в предбаннике, разделяющем сауну, парную и помывочную, прямо на коврик. А потом все бы убрала, постирала. Только бы этот идеальный человек с лицом, достойным рук лучших мастеров античности, не видел моего позора.

Мы смотрим друг на друга пару секунд, а потом до моего мучителя доходит, почему мои глаза стремятся выпрыгнуть из глазниц.

– Терпи, – парень подхватывает меня на руки, – я знаю, ты сможешь, – и несется со мной на улицу.

– Не тряси меня, иначе я написаю на тебя, – скромности не место в такой ситуации.

– А я знал, что ты грязная девчонка, – Миша останавливается, показывая мне похотливую улыбку, его язык медленно проходится по ровным зубам, а глаза перемещаются с моей груди на лицо.

– Пожалуйста, – кладу руку на местечко между ногами, которое слегка сыреет, – сейчас не время…

– Да, извини, – он снова несется к огромной двухэтажной собачьей конуре, – терпи, пухляш, ты сможешь.

Ставит меня на ноги возле пристроя рядом с беседкой. Открываю дверь. Да что ж такое то? Тут две двери.

– Куда идти? – кричу, остановившись в замешательстве.

– Направо, – кричит в ответ теперь уже мой спаситель.

Бегу, придерживая промежность, что очень помогает не обсикаться. Усаживаюсь на унитаз и стону от долгожданного счастья, не сдерживаясь.

– Донесла? – интересуется Миша.

– О, даааа, – протягиваю в ответ, содрогаясь всем телом.

Мне даже не стыдно. Ощущения освобождаемого от жидкости мочевого пузыря, после длительного удержания ни с чем несравнимы. Хохот мучителя-спасителя доносится с улицы. Улыбаюсь счастливому разрешению щекотливой ситуации. Охлаждаюсь водой из раковины и выхожу навстречу человеку, который в эту ситуацию меня вогнал. Сейчас мне так хорошо, что я без какого-либо стеснения прохожу мимо его довольного лица в одних трусах в баню, натягиваю на себя помятые штаны и выхожу обратно.

– Как ощущения? – кричит парень, все еще сидя на лавочке возле беседки, метрах в тридцати от меня.

– Есть хочу.

– Приготовишь завтрак?

– Ты не заслужил завтрак, Миша!

– Да ладно тебе, – возмущается парень, покидает уютную лавочку и приближается ко мне, – я же донес тебя до туалета.

– Ты чуть не изнасиловал меня! – ругаю его.

– Я думал, тебе нравятся такие игры! – парирует он.

– Ты считал, что меня зовут Катя! – не сдаюсь я.

– Так ты не говорила своего имени! – находится с ответом гигант.

– Ты назвал меня "оно"! – кидаю последний аргумент.

– Ты спишь в смешной позе!

Он уже рядом, и в словесной битве его не победить.

– Не злись, пухляш, – улыбается греческий бог, – мы подружимся.

– Ты это нечто, Миша, – мотаю головой, отрицая возможную дружбу.

– Крепись, малышка, – тяжелая рука ложится на мое плечо, – все сначала говорят так. Через пару недель ты уже не сможешь без меня.

***

Переборщил, походу, с интимом. Но что я могу поделать, если второй день только и думаю, как бы забраться к ней под одежду? Какая она на ощупь? Какая на вкус? И, кроме того, я ж не знал, что она не трахалась ни с кем. Подвел меня радар.

Придется менять тактику. Жаль, что время упущено. Как показывает моя практика, первые часы знакомства самые значимые для продвижения к телу жертвы. И созданное мной неверное впечатление о моей потрясающей личности теперь не на руку. А мне, как на зло, сейчас еще больше хочется ее, после того, как услышал ее пение в сауне, а потом увидел полные бедра, обтянутые черными труселями. Гребанная девчушка! Притягивает меня к себе, как земля дождевые капли. Но после утреннего известия не решаюсь подойти к ней.