Время

Антон Резников

Время

Предисловие

Время всегда подчищает за собой случайные «пробелы», и во что бы то ни стало, оно обязательно избавится от всех нарушителей Законов Мироздания, в том числе и тех, кто способствует им.

Молодая девушка открыла глаза. Взору предстала заброшенная свалка, состоявшая преимущественно из металлических конструкций.

«Неужели это и есть финал моей беспечной жизни? Наказание за то, что не исполнила требование голосов из самых кошмарных снов, которые, судя по всему, поселились теперь в моей голове и станут для меня проклятием, преследуя до самой смерти?» – подумала она, понимая, в какое место привели её страх и тайна, спрятанная от глаз человечества.

От и без того серой жизни не осталось теперь ничего светлого. Совершенно одна, в этом новом для неё мире, ставшем за секунду абсолютно чужим. Смотрит по сторонам и понимает, что то, к чему она привыкает хотя бы на миг, тут же разбивается вдребезги, словно хрустальный бокал о пол.

Надежда только на саму себя. Вариантов для выбора оставалось немного: сдаться, позволив обстоятельствам раздавить её, как назойливую мошку, или заставить этот мир подчиниться, играя по новым правилам.

Глава 1

Спустя пятьдесят лет… 12 марта 1987 года

Кабинет был небольшим. Помимо письменного стола у окна с придвинутым к нему чёрным кожаным креслом, здесь стояли ещё два стула, обитые тёмной тканью, и два шкафа: один – платяной, другой – для хранения документов. Из-за скопления людей, а такой ажиотаж случался лишь в редких случаях, в помещении стало довольно тесно.

Пятеро взрослых, иногда переглядываясь, смотрели на маленькую, напуганную, светловолосую девочку пяти лет, уткнувшуюся мокрыми от слёз глазами в пол. Она была одета в красное платье с белым воротником. На ногах светло-розовые колготки и белые сандалии на чёрной подошве. Крепко сжатыми пальчиками ребёнок держал за уши серого с белым животиком зайца – самую любимую игрушку из немногочисленных подаренных бабушкой, ныне уже умершей. Из-за опущенных рук девочки тельце зайчика распласталось на полу.

Женщины нависали над ребёнком, словно сотрудники милиции над задержанным. Их разговор подходил к концу, в вопросе с новоиспечённой сиротой по имени Люда всё стало понятно, и необходимые решения приняты.

Пара сотрудниц социальной службы, доставивших девочку в интернат, переминались с ноги на ногу, выискивая момент, чтобы быстрее со всеми попрощаться и покинуть этот кабинет, а следом и само здание. Ещё три взрослых человека, работники детского дома – директор, психолог и старший воспитатель, – решали между собой, в какую комнату подселить девочку. В данный момент завершилась законная передача ребёнка на попечение интерната – после смерти бабушки, занимавшейся воспитанием девочки, выявленных опекунов больше не осталось.

Мама и папа Люды погибли за два с половиной месяца до четырёхлетия дочери. После семейной трагедии опекунство над ребёнком взяла на себя её бабушка, Мария Фёдоровна, приходившаяся роднёй по отцовской линии. Родители матери девочки несколько лет назад ушли в иной мир на седьмом десятке. Их похоронили друг за другом с разницей в двадцать один день. В таких случаях говорят, что ушедший не смог без другого и забрал его с собой.

Дед по отцу, Никита Иванович, прожив пятьдесят два года, умер от рака лёгких. В последние пять лет жизни никотин стал для него единственным смыслом. Трубка изо рта пропадала только во время еды, к которой, к слову, он притрагивался всё реже. Возможно, организм перестроился настолько, что уже стал получать жизненно важные вещества из табачного дыма. А может, присутствующими канцерогенами питалась разрастающаяся злокачественная опухоль, заставляя своего носителя поглощать их всё больше.

– Пожелтевшие пальцы до добра не доведут, – часто любил говорить его друг Олег, на похоронах которого Никита Иванович позволил себе отшутиться: «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт». Никто из присутствующих не поддержал такого сарказма.

Впоследствии, будто в подтверждение слов приятеля, у дедушки Люды диагностировали смертельное заболевание.

Всё стало намного хуже, когда онкологи поставили четвёртую стадию, а само новообразование вышло за пределы лёгких и распространилось на соседние органы с обширными метастазами.

– Мы больше ничего не можем сделать, – это были последние слова лечащего врача, после которых истощённого Никиту Ивановича отправили помирать домой под присмотром родственников, вручив рецепт на получение морфина с указанием дозировки и способа применения.

Под действием последнего его и настигла безболезненная смерть. Хотя то, что он чувствовал в момент остановки сердца на самом деле, осталось для всех тайной.

Трагедия, лишившая Люду последнего родного человека, произошла, когда Мария Фёдоровна отправилась забирать внучку из детского сада. По ужасному стечению обстоятельств, на тротуар при большой скорости из-за технической неисправности на полном ходу вылетел автомобиль и сбил пенсионерку. Воспитатель девочки узнала о произошедшем от своего директора лишь к восьми часам вечера. К этому моменту всех детей уже забрали. Она, играя с ребёнком в куклы, ждала, когда появится редко задерживающаяся бабушка, с которой они были в хороших отношениях. Но вместо неё за ребёнком пришли сотрудники милиции. Воспитатель поехала в отделение вместе с малышкой, так как Люде стало очень страшно, она всё время спрашивала о том, почему за ней не пришла бабушка, стараясь держаться как можно ближе к единственному знакомому ей человеку. Из отделения работница детского сада вышла в слезах, но уже без девочки.

…Автограф в конце документа означал окончание юридических проволочек в данном деле о поступившей сироте. Морщинистые пальцы пятидесятилетней женщины закрыли лежащую на столе директора папку, на обложке которой от руки было написано: «Личное дело: Порохова Людмила Романовна, 12 марта 1982 года рождения».

– Это же надо, такой подарок ребёнку в День Рождения. Ей сейчас играть с новыми игрушками, да сидеть за праздничным столом с детьми её возраста. А нет, сдают в интернат. Откуда такая жестокая несправедливость? – прошептала на ухо стоявшей к ней почти вплотную старшей воспитательнице Евгения Петровна, занимающая должность директора. Та, в свою очередь, промолчала. Посмотрев на женщин у двери, потом на именинницу, повернулась к окну и вытерла рукавом скопившиеся слёзы в глазах.

– Людочка, мы с Татьяной Сергеевной пойдём, нам надо помочь ещё одной… – не договорила работница соцслужбы, так как её перебили.

– А воспитательница Людмила Георгиевна, покажет твою комнату, где ты будешь… – курносая женщина в очках с коричневой оправой оборвав предложение и поторопив свою подчинённую, направилась к выходу, крепко прижимая к груди сумку, в которой ещё недавно лежало личное дело пятилетней сироты.

Это обратная сторона такой работы, когда после похожих «сделок с детьми», ещё долгое время грызёт совесть, и привыкнуть к этому, наверное, нельзя.

Но чувство сопереживания досталось, видимо, не всем. За своим руководителем, улыбаясь, поспешно вышла проходившая испытательный срок в организации социальной службы кудрявая толстушка в ужасном платье бледно-жёлтого цвета. У неё самой не было детей. Да и своих двух племянниц, дочерей младшей сестры, она не очень-то жаловала. Что двигало этим человеком, обида или зависть, оставалось непонятно даже ей самой.

Стоявшая только что за их спинами девочка, которую привели несколько часов назад, смотрела вслед уходившим с надеждой на то, что те сейчас вернутся и отведут её обратно к любимой бабушке. Но детское сердце вновь сжалось от боли, когда она осознала, что видела этих женщин в последний раз. Этих сотрудниц можно было бы сравнить с бездушными матерями, которые оставляя своих новорождённых детей на крыльце интерната или родильного дома, сбегали без оглядки. Но в этом случае Люда не их ребёнок и даже не дальний родственник.

Директор встала из-за стола. Взяв личное дело, подошла к двери, за которой незадолго до этого исчез силуэт психолога, отправившегося в свой кабинет. Воспитатель, считавшая по доброте душевной, что чужих детей не бывает, с любовью приобняла Людочку, и они последовали за директором. Троица прошагала несколько метров и спустилась по лестнице на первый этаж. Следуя по длинному коридору до нужной группы, они поочерёдно прошли двери с табличками: «кухня», «актовый зал», «музыкальный класс» и «кладовая».

Девочка не отставала, поглядывая на то, что показывали ей женщины, понемногу запоминая новый «дом». Она не задумывалась о побеге, но в то же время боялась этого места. На её нервной системе всё происходящее отразится не лучшим образом, что в дальнейшем выльется в излишнюю скованность и недоверием к людям.

Они вошли в одну из комнат с табличкой на двери «№8». В ней стояли четыре кровати с придвинутыми к изголовью тумбочками и два комода по обе стороны от спальных мест. Тут уже жили три девочки, которые в это время находились в столовой. Люду подвели к свободной кроватке.

– Ты будешь спать здесь. Сейчас пойдём на обед, а потом познакомишься с другими детьми, – пояснила директор. – Видишь, нечего бояться. Всё, как в твоём садике, только уходить каждый день не надо.

Успокоить Люду так и не получилось. В столовой она ничего не съела, а за весь день ни с кем не заговорила. Пережитый стресс сковал ребёнка.

Должно было пройти достаточно времени, чтобы детская психика свыклась с новой реальностью. Спустя несколько месяцев девочка стала совсем спокойна: всё устаканилось, ребёнок морально окреп.

Повзрослев, Люда, считающая себя довольно сильной личностью, позволяла себе слабость в виде слёз лишь изредка, будучи в полном одиночестве. Так происходило в моменты воспоминаний о своих родных, лица которых остались лишь на чёрно-белых фотографиях, вырванных из хранившегося в серванте альбома скончавшейся бабушки.

Глава 2

25 июня 1999 года

К девяти часам утра сквозь серые облака вовсю пробивались солнечные лучи. Воздух постепенно прогревался, наполняя атмосферу приятным ароматом лета.

Перед праздничной линейкой и торжественным обращением директора в детском доме шла обычная суета, типичная для подобных случаев. Предстоящее мероприятие было посвящено очередному выпуску, какие проходят здесь каждый год.

Дети, что помладше, бегали в нарядных костюмах. Одни ловили воздушные шары, разлетавшиеся на асфальтированной площадке, другие догоняли друг друга. За ними носились молодые воспитательницы, пытаясь поймать и выстроить учащихся в шеренгу. Вот одна уже ведёт двух разбаловавшихся детей в ряд, пока остальные удерживают в одной линии попавшихся ранее.

Ребята постарше, разделившись на несколько групп численностью от пяти до семи человек, что-то обсуждали, скорее всего, делились своими планами на ближайшее будущее. У некоторых из них от плеча до пояса ярко выделялась красная лента с золотистыми буквами «Выпускник 1999 года».

Бородатый мужчина в зелёном клетчатом пиджаке разыгрывался на своей слегка потрёпанный гармошке, насвистывая мелодию и пытаясь тут же воспроизвести её с помощью клавиш. Он, сидя на табуретке, чётко, словно метроном, отбивал такт ступнёй правой ноги. Левая у него отсутствовала. Причиной тому стала безмерная доза алкоголя, отключившая его мозг в первый день восемьдесят третьего года, через три часа после праздничного боя курантов. На предложение друзей остаться в доме, гневно отреагировал, объяснив, что ему непременно нужно попасть на новогоднюю ёлку, находившуюся в центре главной площади города.

Впоследствии, случайные прохожие, возвращавшиеся с гулянки, увидели его лежащим без сознания в сугробе за гаражами, между которыми проходила народная тропа, и вызвали скорую помощь. Но для одной из конечностей уже стало слишком поздно. Ногу ампутировали и выдали инвалидную коляску. На этом пристрастие к алкоголю закончилось.

Являясь одним из первых выпускников, он считал честью посещать крупные мероприятия своего интерната. Ведь тот стал его временным пристанищем, заменил отца и мать, дав путёвку в жизнь. Гармонист олицетворял тех немногих, которые в дальнейшем с уважением и любовью относились к своему детскому дому. Как ни обидно, примеры такой преданности и признательности с каждым годом встречались у выпускников всё реже.

Помимо работников, представителей социальных служб, с детьми стали смешиваться родственники и знакомые воспитанников. Проходя через калитку, они начинали выискивать глазами тех, кто им дорог. Площадка наполнилась шумом, усиливающимися разговорами, топотом и хлопаньем.

Всё готовилось к началу мероприятия. Эмоциональный фон нарастал, подпитываясь от огромного, невидимого, энергетического станка, работающего на полную катушку.

Ровно три месяца назад директором дома-интерната назначили мужчину, заменившего на посту скоропостижно скончавшуюся Евгению Петровну Крылову, проработавшую здесь без малого тридцать семь лет. Инсульт отнял у неё жизнь в возрасте шестидесяти одного года. К этому времени она успела получить «Заслуженного воспитателя», а также удочерить двух девочек, попавших к ней в интернат. Мужа похоронила за пять лет до собственной смерти, но к тому времени девочки уже подросли и поступили в университеты Москвы и Санкт-Петербурга. Сегодня они также присутствовали на этом мероприятии по приглашению нового руководства.

Подготовка закончилась. Директор вышел из главного входа и направился к центру площадки, где стояла трибуна для выступлений с установленным на ней микрофоном.

Седовласый мужчина с роскошными усами был одет в тёмно-синий костюм, светлую рубашку с красным галстуком и до блеска начищенные чёрные туфли.

За несколько месяцев он успел заслужить себе авторитет среди работников и детей. Министерская должность, с которой его перевели сюда по достижению определённого возраста, дала ему неоценимый опыт и уважение сотрудников. Сказать, что тут творился беспорядок, было нельзя. Он грамотно влился в повседневное, рутинное течение жизни интерната, внеся лишь некоторые усовершенствования в рабочий процесс.

Люди на площадке встретили его овациями, на что мужчина аплодировал в ответ, при этом не меняя строгого выражения лица. Лишь раз позволил себе улыбнуться своей жене, пославшей ему воздушный поцелуй. Он любил свою женщину спустя двадцать лет совместной жизни точно так же, как в то время, когда добивался её руки.

Директор подошёл к трибуне, отлакированной настолько, что та отражала его образ, подобно тёмному зеркалу. Лицевую сторону украшал покрытый золотистой пропиткой герб России с двуглавым орлом.

– Рад приветствовать сегодня всех собравшихся, – начал он свою речь. – Меня зовут Безручко Сергей Петрович. Я имею честь трудиться руководителем дома-интерната № 17… – в этот момент выступление прервали вновь обрушившиеся овации, заставившие его на некоторое время замолчать.

Когда всё стихло, он продолжил:

– Сегодня – день, волнующий всех нас. Памятный день. Мы можем подвести некоторые итоги прошедших лет, хотя для вас это будут лишь промежуточные результаты.

Скоро вы получите документ об окончании нашего интерната, дающий дорогу во взрослую жизнь. Будьте творцами своего будущего, многогранного и красочного…

Люди внимательно дослушали его речь, сопровождая аплодисментами значимые моменты. Доклад затянулся минут на тридцать, но при этом не показался нудным. После последних напутственных слов на площадке ещё раз громом обрушились овации. Их подхватила гармонь, захлёбываясь воздухом и пытаясь выделиться в этом шуме всем известной мелодией «Ах любовь, золотая любовь».

К полудню солнце светило во всю силу, облака на небе окончательно растворились, словно пена на воде. Танцы под гармонь, выступления выпускников, подготовленные номера детей, смех и слёзы радости делали этот день незабываемым для каждого присутствующего.

Постепенно подходило время для вручения Дипломов. Мероприятие уже шло несколько часов. Впереди их ждал фуршет, напоминающий обычный праздничный стол в подобных заведениях, на котором дети пьют детское шампанское или лимонад. Взрослые же, скооперировавшись, в «тайном» месте употребляли вино, закусывая нарезками и салатами.

День неумолимо тянулся к концу, особенно это стало заметно, когда двадцать человек держали в руках «билеты» во взрослую жизнь. Потихоньку площадка пустела. Тех, кто помладше, развели обратно по группам. Им сегодня перепало много сладостей. А выпускников забрали родственники. Выходя за калитку, словно пересекая невидимую линию, они навсегда оставляли прошлую жизнь на территории интерната. Не многие из них захотят ещё раз вернуться сюда, даже для того, чтобы поблагодарить воспитателей. Будущее открыло для них новые горизонты.

К тому моменту, когда практически все разбрелись, остался накрытым один стол. За ним сидели директор, несколько воспитателей и выпускница, по жуткому стечению обстоятельств, не имевшая ни одного родственника. Она была рада, что закончила интернат ровно до того момента, пока не осталась единственной выпускницей на площадке. Слёзы от обиды из-за несправедливости этого мира, слёзы, как ей казалось, забытого Богом человека, наворачивались на глаза сами по себе. Становилось всё тяжелее их сдерживать. Сидевшие рядом всё видели и прекрасно понимали, но ничем помочь ей не могли и поэтому не концентрировали на ней своё внимание.

После завершения посиделок, когда убрали последний стол, не дежурившие в эту ночь сотрудники, включая директора, в приподнятом настроении разъехались по домам. Многие, объединившись, продолжили веселье на квартирах, а те, кому позволяли возраст и желание, добрались до танцевального клуба.

Девушка с красной лентой на груди, оставшаяся в интернате, зашла к себе в комнату и уселась на кровать. Окно озарилось насыщенным оранжевым светом заката, и через некоторое время на улице потемнело. Теперь на стекле отражался лишь опустошённый образ Люды, напоминавший картину одиночества, написанную унылыми красками пропавшего в мире безразличия художника. Чёрный фон проецировался в тёмную материю, медленно затягивающую в свою бездонную глотку чуть видимый хрупкий женский образ.

Глава 3

В опустевшей комнате Люда руками сжимала зайца по имени Ушастик, с которым не расставалась уже целых двенадцать лет. До семи лет она говорила его имя, подменяя букву «ш» на «ф». Но логопед исправил данный недочёт, которой звучал довольно мило с детских уст.

За проведённое время в интернате она доросла до ста семидесяти пяти сантиметров. Её фигура обрела стройность, сравнимую с моделями из глянцевых журналов. Волосы стали русыми с тёмным оттенком, отлично сочетавшиеся с серо-голубыми глазами. Ямочки на щеках с годами стали более выразительны.

Перевернув аккуратно обложку блокнота в твёрдом переплёте, разложила на кровати лежащие в нём фотокарточки. Открыла пенал красного цвета, на котором изображена красотка в купальнике, стоявшая у пальмы на пляже бирюзового океана.

– Вот бы мне когда-нибудь увидеть океан вживую, – вздохнув, помечтала Люда и, достав шариковую ручку, принялась писать:

«25 июня 1999 года. Дорогой дневник, спешу тебе сообщить, что подходит к концу очередной день в моей жизни. Вот опять перекладываю фотографии, оставшиеся мне от бабушки. Благодаря им, могу помнить своих родителей, поэтому храню их, как зеницу ока.

Дневник, фото и мягкая игрушка, это всё то, что у меня осталось, напоминающее о моём детстве. Как никто другой, ты знаешь о моих переживаниях. Всё это время я должна быть сильной, чтобы не сойти с ума.

Сегодня осталась в интернате, где провела практически двенадцать лет своей жизни. Очень ждала завершения учёбы, получения аттестата, так как это была первоочередная цель. Думала, что-то изменится, но всё было напрасно.

Все мои одноклассники разъехались со своими близкими, родными, все, кроме меня. Зачем мне Господь уготовил такую судьбу, за какие грехи? Я часто по ночам молилась, просила помощи, но так и не дождалась. Может быть, всё это время что-то делала не так?

Так как у меня не осталось ни единого родственника, за мной никто не пришёл. Хочется покончить жизнь самоубийством, чтобы скорее встретиться с родителями и больше никогда не быть одной. Но в Библии, которую я прочитала от корки до корки, говорится, что это смертный грех. Вдруг не попаду туда, где сейчас мои родители? И, получается, смерть будет напрасна?

А как было бы здорово, взять и отмотать время назад, предостеречь родителей от гибели. Можно тогда спасти очень многие жизни, предотвратить катастрофы. Но это, к сожалению, нереально. При возможности люблю пересматривать одну из частей «Назад в будущее».

Но реальность намного жёстче кинолент, и перемотать на начало истории нельзя. Поэтому приходится жить дальше и ждать, что мои молитвы будут услышаны, и, наконец-то, сердце освободится, отпустив всю скопившуюся в нём боль.

Спокойной ночи, мой дорогой дневник».

Наутро Люда проснулась в своей кровати одетой, рядом лежал блокнот и любимый Ушастик, а на полу – скатившаяся ручка. За окном уже вовсю разгулялись солнечные лучи, некоторые из них попадали на её грудь и лицо, ослепляя глаза. Режущая боль заставила прижаться спиной к стене, спрятавшись от яркого света.

Убедившись, что лучи больше не касаются тела, задумалась над тем, чем теперь будет заниматься. Времени до первого сентября оставалось много. Именно тогда начнётся учёба в новом заведении, и она уже навсегда покинет этот интернат, давший ей всё, кроме родителей. Обиды не было, ведь их не смог вернуть сам Бог, которого просила последние одиннадцать лет.

Время шло дальше. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, Люда принялась готовиться к экзаменам для поступления в колледж. Кем хотела стать? Не знала. Сначала экономистом, потом юристом, врачом, учителем, но со временем поняла, что это всё не её.

В конце концов, сдала документы на психолога. За всё время, когда в сердце властвовала боль, ей никто так и не оказал правильную и нужную помощь. Да и таких специалистов на весь город в то время можно было пересчитать на пальцах.

Человек данной профессии, работающий в интернате, хоть и с пониманием относился к ней, но должным профессионализмом не отличался. Видимо поэтому ей захотелось стать той, кто сможет помочь другим. Плюс ко всему, после колледжа, спокойно могла поступить в университет, благо, сиротам в нашем государстве оказывается хоть какая-то помощь.

Из дневника:

«– 23 июля 1999 года. Я сдала документы в городской колледж, надеюсь, с ними все нормально.

– 6 августа 1999 года. Ходила писать экзамены по трём предметам, через день. Скоро должны вывесить листки с оценками, и я узнаю, поступила или нет. Очень этого хочу, потому что учиться на другую профессию не буду.

– 9 августа 1999 года. Урааааа!!!! Я поступила, по всем предметам – пятёрки! Дневник, может отметим это сегодня?

– 10 августа 1999 года. Мне очень плохо. Вчера возле магазина попросила какого-то парня купить пиво. Он купил три банки «Жигулёвского» на мои деньги. Потом он тащился за мной до ворот интерната, предлагал устроить хороший вечер. Еле от него отвязалась, пообещав, что приду к десяти часам вечера к магазину. Соответственно, никуда не пошла. Зато напилась так, что потом рвало всю ночь. Больше пить не буду, видимо, не моё. Кто бы видел моё опухшее лицо с утра. Похожа на малолетнюю алкашку. Интересно, если опохмелиться, мне станет лучше? Я слышала, кому-то это помогает.

– 20 августа 1999 года. Нам с Ушастиком, моим любимым и верным зайцем, у которого до сих пор не отвалились чёрные глазки и розовый носик, пора собирать свои вещи. Теперь мы будем жить с ним в общежитии при колледже.»

Глава 4

Первое сентября в этот год выдалось по-осеннему тёплым. Красно-жёлтая листва на солнце как будто разгоралась от лучей. Лёгкий ветерок обдувал довольные лица детишек. Девочки выделялись большими бантами на голове, а мальчики были в деловых костюмах уменьшенного размера. Площадка возле центрального входа в школу пестрела от множества красочных цветов и надувных шаров.

Напротив, через дорогу, находился колледж. Там было всё не так ярко, но праздник тоже чувствовался. Здесь у молодых людей не было костюмов, а девочки обходились без больших бантов. Но всё же многие принесли цветы, чтобы подарить своим новым классным руководителям. Может, многие делали это не от души, возможно, кого-то заставили родители, но тем не менее, так было принято.

Студентов собрали в актовом зале. Перед ними выступал директор, доводя до студентов вводный инструктаж о получении будущего образования. Среди своих его звали Михалычем, на что он реагировал нормально. Но для студентов сейчас представился, как Иван Михайлович Борненков. Этот маленький, пузатый, чуть лысоватый мужчина подбодрил поступивших приятными словами поддержки, пожелал им успехов.