Fadeout: Между ритмом и чувствами

Мэри Хэйл

Fadeout: Между ритмом и чувствами

Пролог

Каждый вечер похож на предыдущий. Я вытираю столы, проверяю, закрыты ли окна, и, словно, чувствую себя частью этого места – тёплого, с уютными лампами и постоянным ароматом кофе. Он будто въелся в мою одежду, волосы и мысли, став фоном моих дней. Кафе на удивление спокойное, почти пустое, и только вода, медленно капая в кофейный стакан, напоминает мне о времени, как метроном, отбивающий каждый момент этой затянувшейся привычки.

Крис, моя лучшая подруга, рядом за барной стойкой, завершает разговор с клиентом, её голос – привычный и тёплый, как всё здесь. Я бросаю взгляд на её счастливую улыбку, и что-то защемляет внутри. В её жизни есть какой-то порядок, а я… Я чувствую себя застывшей, как будто мои собственные мечты где-то позади, оставленные на "потом". А я просто плыву по течению, зная, что так нельзя, но не находя сил что-то изменить.

– Эва! – вдруг зовёт она меня, словно пытаясь вытянуть из круговорота мыслей.

Я моргаю, возвращаясь к реальности.

– Ты чего такая? Мысленно уже на концерте Darknights? – дразнит она, подмигнув.

Я смеюсь, стараясь скрыть смущение, потому что она угадала. Последние несколько дней мне снится сцена и ослепительный свет, мощный рёв гитар, размытые силуэты людей, танцующих на волнах музыки. Место, где всё полно звука и эмоций, где нет места руке, автоматически вытирающей столы, и взгляду, уже давно привыкшему к этой тишине.

– Может, и правда думаю о них, – тихо признаюсь я, отворачиваясь, чтобы Крис не увидела мечтательности, которая вдруг проскользнула на моём лице.

Кто бы мог подумать, что совсем скоро моя жизнь изменится, что вскоре я увижу не просто концерт, а мир, в котором пульсируют ритмы и сияет свет. Что однажды я услышу их голоса рядом, а не сквозь динамики. Пока же мне оставалось лишь мечтать, что однажды я смогу вдохнуть их жизнь по-настоящему.

Глава 1

Я стою у сцены и не верю, что это правда. Неужели это реально? Только пару месяцев назад я судорожно обновляла страницу с билетами, и вот теперь я здесь, стою у самой сцены. Неужели это моя жизнь? Моя мечта? Да, пусть на фестивале, да, пусть вокруг меня бешеная толпа фанатов и фанаток, которые орут громче чем группа. Да, пусть это не полноценный концерт и мне пришлось лететь в другую страну, но я здесь. И какое же это крутое чувство понимать, что твоя мечта все таки осуществилась. И что ты осуществила ее сама.

Вот бы еще с ними познакомиться и пообщаться, и сделать пару фото. Можно, даже, без меня – просто их. Для портфолио. Но это уже нереально наверное.

Вчера все фаны собрались и ждали ребят под отелем, они конечно же вышли и пытались со всеми пообщаться, но все это было так хаотично и безумно, что я быстренько оттуда ушла, поняв, что ловить там точно нечего.

– Эй, женщина, ты где летаешь? – это была моя подруга Крис. – Меня так придавило, я дышать не могу!

Она вырвала меня из моих мыслей и я поняла, что еще немного и мы сломаемся пополам об ограждение, которое стояло перед сценой. Удары барабанов будто пронизывали моё тело, каждый аккорд отдавался в груди. Воздух был тяжёлым от запаха пыли и пота, и каждый крик фанатов заглушал музыку.

– Мы уже слишком старые для этого дерьма, – ответила ей я и усмехнулась.

Крис посмотрела на меня с притворным осуждением, и мы обе рассмеялись. Кажется, мы действительно были тут одни из самых старших – 25 лет: раньше казалось так много, а по сути мы все те же 16-ти летние подростки, у которых просто теперь есть работа.

Мы попытались отодвинуться от ограждения, но тщетно. Именно в этот момент фронтмен группы повернулся в нашу сторону и начал вызывать людей на сцену. Реакция толпы была мгновенной – крики, толчки, руки повсюду. Я уже успела попрощаться со своими ребрами, но тут кто-то схватил меня за руку. Это был охранник, который стоял перед сценой.

Оказывается, пока мы с Крис думали, как бы нам выжить, солист показал на нас, нас звали на сцену. Я замерла на мгновение. Почему нас? Мы с Крис переглянулись, не веря своим глазам, пока толпа ревела, словно ураган. Но всё, что я слышала, – это собственное учащённое сердцебиение.

"О боги, какое облегчение" – пронеслось у меня в голове, когда я наконец-то высвободилась из оков железного ограждения.

Я посмотрела на Крис, на ее лице читалось то же самое. Тогда мы еще не осознали, что произошло.

– Эва! Мы тут, на сцене! АААААААА! – первой пришла в себя Крис.

Я потеряла дар речи, а ведь реально! Вокруг нас было еще много других девушек и совсем рядом были Тони, Бьянка, Маттео и Леонардо! Их лица были так близко, что сердце забилось быстрее.

Мы с Крис стояли посреди сцены, осматриваясь, словно дети, попавшие в запретный сад. Вокруг нас кружились огни прожекторов, воздух вибрировал от каждого удара барабана и баса, а толпа фанатов снизу казалась морем голов и рук, бушующим в такт музыке. На мгновение мне показалось, что всё это нереально – вот я, рядом с Крис, стою буквально в шаге от моих кумиров. Это было, как в каком-то сне.

– Эва! Мы на сцене! – снова прокричала Крис, но её голос затерялся в реве толпы. Мы обе смеялись, не веря в происходящее.

Толпа у сцены неистовствовала, и мы тоже начали подпрыгивать, будто подхваченные этим общим потоком энергии. Музыка как будто протекала через нас. Я почувствовала, как её ритм пронизывает тело, сердце, заполняет собой каждый уголок моего существа. Мы с Крис сорвали голоса, орали, пели вместе с толпой и самой группой. Это было такое освобождение, такой прилив адреналина, что хотелось просто раствориться в этом моменте и никогда не уходить.

Вокруг нас мелькали другие девушки и парни, которых тоже позвали на сцену. Они прыгали, размахивали руками, кто-то пытался даже дотянуться до музыкантов, чтобы коснуться их. Рядом со мной какая-то девчонка внезапно решилась скинуть футболку и осталась топлесс, поднимая руки вверх, как будто хотела поймать свет прожекторов. Я почувствовала, как Крис толкает меня локтем, и, обернувшись, увидела её ухмылку. Мы снова обменялись взглядами и захихикали.

Моё внимание привлёк Тони. Он держал гитару так, как будто она была частью его тела, и перебирал струны с такой страстью и силой, что казалось, будто он говорит с каждым в толпе на одном ему понятном языке. Бьянка стояла чуть поодаль – сосредоточенная, но при этом безупречно невозмутимая, как рок-икона, которой не нужно было ничего доказывать. Она двигалась в такт музыке с хищной грацией, а в паузах между аккордами её взгляд, полный уверенности и вызова, скользил по толпе. Она будто держала этот хаос под контролем – не словами, не жестами, а самой своей аурой. Мир вокруг ревел, пульсировал, сходил с ума, но Бьянка оставалась неподвижным центром этого урагана.

Но сильнее всего меня увлёк он. Леонардо. Центр сцены, центр этого хаоса. Его голос не просто прорезал шум толпы – он властвовал над ним, подчиняя каждого, кто находился в этой бешеной, раскалённой до предела атмосфере. И вдруг мне показалось, что его взгляд проскользнул мимо сотен других лиц и задержался на мне. Всего на секунду. Может, это было иллюзией, игрой света, но в этот миг всё вокруг будто застыло – звук, толпа, даже воздух. Казалось, он смотрит прямо мне в душу, распахивая её настежь, будто без слов читая всё, что я думала, чувствовала, скрывала даже от себя.

– Эва, ты это видишь?! – Крис схватила меня за руку, видимо, тоже заметив этот мимолётный взгляд. Но я едва слышала её. В голове было только одно: «Он смотрит на меня. На меня!»

Леонардо шагнул ближе, и расстояние между нами вдруг сократилось до опасной близости. Микрофон почти касался его губ, а вены на шее резко обозначились под кожей, будто каждая нота жила внутри него. Его глаза сверкали – не просто от света прожекторов, а от самой энергии, которую он отдавал этой толпе, этой сцене, этому мгновению.

Он поднял руку – и зал взорвался.

Крики резанули воздух, словно электрический разряд прошёл через пространство. Волна звука ударила нас с Крис в грудь, сбивая дыхание, обдавая жаром поднятых рук, вспышек телефонов, вибрации басов. Пот катился по вискам, воздух был густым, насыщенным запахом разогретого металла, дыма и чего-то необъяснимо живого. Я чувствовала, как моё сердце пытается догнать ритм ударных.

Ещё секунда, и я перестану различать, где заканчивается музыка и начинаюсь я.

Крис тем временем тоже полностью погрузилась в музыку. Она закрыла глаза, подняв руки вверх, и просто наслаждалась моментом, словно была частью самого ритма. Я следовала её примеру, забыв обо всем на свете. Мы стали частью этой сцены, этого огромного потока энергии, который не отпускал нас.

Мы кричали вместе с толпой, наши голоса сплетались с голосом Леонардо, растворяясь в общей стихии. Музыка нарастала, ритм становился всё быстрее, бешенее, сердце билось в такт барабанам, и вдруг— кульминация.

Последний аккорд ударил, будто разряд молнии. Мир взорвался.

Я не помню, как именно это произошло— всё превратилось в ослепительный вихрь света, звука, чистого безумия. На мгновение пространство вокруг потеряло форму, границы размылись, сцена, толпа, прожекторы – всё слилось в единый поток.

И вдруг – тишина.

Воздух вибрировал, грудь разрывалась от кислородного голода, мир затаил дыхание.

А затем зал взорвался ревом.

Мы с Крис, тяжело дыша, обливаясь потом, но светясь от счастья, переглянулись. В этот момент не нужно было слов. Мы знали – это было что-то большее, чем просто концерт. Это было настоящее, необузданное, вечное..

На миг меня пронзила мысль – какого чёрта я не взяла с собой камеру? Это был бы идеальный кадр. Свет прожекторов, вспышки эмоций, бешеный ритм. Всё, что я когда-либо хотела запечатлеть.

Но затем я поняла: никакая фотография не передала бы этот накал. Не смогла бы зафиксировать, как воздух дрожит от адреналина, как грохочет в груди эхо басов, как звуки, свет и эмоции сливаются в единое целое.

И да, моя камера бы просто утонула в этом океане драйва.

А память? Память запишет всё это на плёнку, которую невозможно потерять.

…

После концерта мы с Крис зависли где-то посреди толпы, сбитые с ног, оглушённые и выжатые, но адреналин всё ещё гудел в крови. Домой? Нет, вряд ли. Сон был невозможен – эмоции не утихали, а голоса после наших "подпеваний" явно решили взять выходной на ближайшие три дня.

Оставался единственный логичный вариант – пойти к отелю. Кто знает, вдруг нам повезёт? Мы не ждали чуда, не надеялись на личные беседы, но возможность получить автограф или просто ещё раз мельком увидеть их – этого было достаточно, чтобы последовать за толпой таких же фанатов, как мы.

Крис, как обычно, настроилась скептически:

– Ты понимаешь, что шансы нулевые? Они устали, они просто уйдут в номера и всё.

– Да, но если мы не попробуем – точно ничего не выйдет.

Она закатила глаза, но двинулась за мной. Мы шагали быстро, пытаясь не потеряться в потоке людей, а внутри меня жило странное предчувствие. Как будто это была не просто фанатская затея.

Я глубоко затянулась сигаретой, выдыхая дым в прохладный ночной воздух, и, не отрывая взгляда от дороги, пробормотала:

– А что, если всё-таки получится с ними пообщаться?

– Ох, вот оно начинается, – Крис устало закатила глаза, но в её голосе слышалась улыбка. – Ты сейчас серьёзно? Нам бы их просто мельком увидеть. Они только что отыграли концерт, они устали, хотят провалиться в кровать, а не болтать с фанатами.

Я бросила на неё косой взгляд.

– Ну, а вдруг?

– Ну-ну, – Крис фыркнула. – А вдруг меня сейчас на руки подхватит Тони, закружит и скажет: «Где же ты была всю мою жизнь?»

Я рассмеялась, но в глубине души продолжала надеяться. Когда мы подошли к отелю, сердце сделало кульбит. Они уже были там.

– Чёрт… они тут! – выдохнула я, чувствуя, как начинают подрагивать пальцы.

Крис вскинула брови, но даже она не смогла скрыть интереса.

Я поймала её взгляд, и мы одновременно замерли. Мы здесь. Они здесь.

И только теперь до меня стало доходить – ещё около часа назад мы стояли на сцене, в двух шагах от них. Вспышка воспоминаний – музыка, свет, энергия толпы, взгляд Леонардо, прожигающий меня насквозь.

Теперь они снова были всего в нескольких метрах от нас. Воспоминания последних пары часов нахлынули с новой силой. В голове возник образ Бьянки.

Я помню, как она стояла на сцене – абсолютная, бескомпромиссная сила, и весь мир будто замирал. Секунда – и больше не существовало ни ревущей толпы, ни грохота барабанов, ни прожекторов, разрывающих темноту. Была только она – рок-икона, сошедшая с обложки музыкального журнала.

В свете софитов её светло-русые волосы мягкими волнами спадали на плечи, подчёркивая резкость чёлки, которая идеально обрамляла её голубые, обведённые тёмным углём глаза. В этих глазах было что-то гипнотическое, неуловимое, словно она знала что-то, чего не знал никто.

На губах, покрытых винной помадой, была едва заметная усмешка, а свет скользил по коже, выхватывая татуировки – истории, скрытые от чужих взглядов. Кольцо в её носу слегка поблёскивало, добавляя ещё больше дерзости, ещё больше бунтарства.

Но сильнее всего меня всегда завораживало то, как она играла.

Бас-гитара в её руках была не просто инструментом, а продолжением её тела. Каждый аккорд, каждый перебор пальцами был настолько естественным, что казалось, будто она дышит этой музыкой. В какой-то момент она подняла взгляд, посмотрела в зал – и улыбнулась. Так, будто видела всех нас насквозь. Так, будто знала секрет, доступный только ей.

Я закрываю глаза, и передо мной ещё один момент.

Тони стоял на сцене, и казалось, что ничего больше не существовало – только он и музыка. Остальной мир мог гореть, рушиться, исчезать, но его это не касалось. Он играл с лёгкой насмешкой, будто бросая вызов не только нам, зрителям, но и самой реальности.

Его светло-русые волосы выглядели так, словно он только что выбрался из длинной ночи в дороге – немного растрёпанные, беспорядочно падающие на лоб. В этом было что-то естественное, какое-то небрежное безразличие к внешнему миру. Будто всё, что имело значение, было у него в руках.

Гитара.

Она выглядела заслуженно потёртой, будто прошла с ним сотни дорог, впитала в себя ночные репетиции, фестивали, крики фанатов, электрический гул сцены. На его пальцах блестели серебряные кольца, и когда он перебирал струны, они отражали свет, будто пульсируя в такт музыке.

Он не смотрел в зал – он чувствовал его.

Где-то внутри меня вспыхнула мысль: вот он, настоящий рок-н-ролл. Эта неуловимая смесь свободы, меланхолии и абсолютной уверенности в себе. Он жил так, будто ничего не должен никому. Его взгляд говорил: «Я играю, потому что не могу не играть».

А дальше вспышки света, ритм, заполняющий пространство до последней молекулы воздуха, и он – за барабанами.

Маттео выглядел так, будто вышел из другого мира – загадочного, недоступного, полного тайн, о которых никто не осмелится спросить. В отблесках сценических огней его длинные, смольные волосы переливались мягким блеском, падая на плечи чёрным водопадом. Казалось, он был не просто музыкантом, а существом, управляемым самой музыкой.

Божество.

Его резкие, чёткие черты выглядели почти изваянием – как у героя античной легенды, чью историю не решаются рассказать до конца. Бледная, гладкая кожа лишь подчёркивала этот эффект, но сильнее всего цепляли его глаза. Глубокие, тёмные, притягивающие, как будто в них пряталась тайна вселенной. Они не выражали эмоций – или, наоборот, выражали всё сразу.

Когда он играл, он не выглядел напряжённым. Он не бил по барабанам – он разговаривал с ними. Его движения были точными, выверенными, грациозными – каждая доля секунды подчинялась его ритму.

И чем дольше я смотрела, тем сильнее чувствовала, что он не здесь.

Он существовал внутри этой музыки, в её самых тёмных, самых необузданных нотах. Он принадлежал не нам, не сцене, не фанатам. Он принадлежал лишь ритму, который создавал.

Маттео был загадкой, которую никто не мог разгадать.

И, кажется, никто и не пытался.

И Леонардо… Сцена заворожённо ловила его свет, прожекторы будто стремились коснуться каждой линии его лица.

Он стоял в центре, и весь мир вращался вокруг него.

Темные, слегка волнистые волосы небрежно падали на лицо, словно ветер не решался их тронуть. Они доставали чуть ниже ушей, подчёркивая безупречно вылепленные черты – настолько идеальные, что казалось, их создавали с любовью, будто античную статую, предназначенную для вечности.

Но не его лицо захватывало дыхание.

Глаза.

Тёмные, глубокие, не просто смотрящие, а проникающие внутрь. Казалось, что он читал людей без слов, видел их насквозь, будто знал то, что они сами о себе не знали.

Когда он пел, его взгляд цеплял, подчинял, гипнотизировал.

И это был не просто взгляд.

Это был вызов.

Маленькие серьги-кольца в ушах придавали ему ту самую дерзость, которая не требовала слов, а его поза, его движения, даже то, как он держал микрофон – всё это говорило о внутренней силе, которую невозможно было игнорировать.

Он владел сценой.

Он владел залом.

Он владел каждым сердцебиением толпы.

И я поймала себя на мысли, что он владел и моим тоже.

Я понимала, как это глупо. Как банально. Полмира, наверное, были в него влюблены.

Но его голос…

Этот хриплый тембр, пронизывающий до мурашек, будто его срывали ночами, крича в микрофон. Его манера на сцене, его движения, эта энергия, от которой хотелось либо сгореть, либо раствориться в ней. Как в это было не влюбиться?

Я же знала, чем это закончится.

Знала ещё до концерта, когда мы с Крис паковали чемоданы и смеялись, представляя, как будем сходить с ума в толпе. Я боялась этого. Боялась, что всё станет слишком реальным.

Что между мной и ими не останется экрана, тысячи километров, непроницаемой стены недосягаемости.

И вот оно – случилось.

Теперь я стояла здесь, в шаге от них.

От него.

Я думала, что этот фанатский трепет – привилегия подростков. Что со временем это проходит, как юношеские дневники с сердечками на полях.

Но то ли я ещё не повзрослела, то ли всё это была ложь. В голове крутилость только одно желание:

«Просто увидеть их ещё ближе. Хоть на мгновение. И не сойти с ума.»

Пока мысли вихрем носились в моей голове, пальцы машинально сжимали сигарету. Когда я подняла её к губам, то вдруг осознала – она давно потухла.

Чёрт.

Я достала зажигалку, прикрывая пламя ладонью, и подкурила. Уже когда я спрятала её в карман, за спиной раздался низкий, чуть хрипловатый голос:

– Эээй, можно мне тоже огня?

Я замерла. Словно кто-то резко замедлил время. Я подняла глаза – и мир вокруг исчез.

Передо мной стоял Леонардо.

Его взгляд – тёмный, глубокий, изучающий – встретился с моим, и в этот момент сердце рухнуло вниз, перевернулось и понеслось галопом.

Он выглядел чуть уставшим, но в нём всё ещё пульсировала та самая сцена, энергия, драйв. Как будто он только что сошёл с неё, но внутри всё ещё горел.

И теперь он стоял здесь, передо мной. И смотрел.

Это он. Это реально он.

Мозг лихорадочно пытался осознать происходящее, но мысли разбегались, словно испуганные муравьи, теряя всякий порядок.

Восторг. Шок. Паника.

Я чувствовала, как внутри меня что-то взрывается, рушится, перестраивается.

Боже, что сказать?!

Я открою рот, и обязательно скажу глупость.

Не "возможно", не "скорее всего". АБСОЛЮТНО ТОЧНО.

– Так что, как насчёт огня? – повторил он. Спокойно. Непринуждённо.

Как будто это была совершенно обычная просьба.

Как будто я не одна из тысяч фанатов.

Как будто мы не стояли у этого чёртова отеля после концерта, который перевернул мою жизнь. Паника накатила волной.

Снаружи я выглядела нормально – ну, надеюсь.

Но внутри всё было иначе.

“Что сказать? Что-то остроумное? Или просто молча кивнуть? Чёрт. Просто скажи хоть что-нибудь.”

В стрессовых ситуациях у меня всегда два пути:

Либо я превращаюсь в ходячий сбой системы.

Либо мой мозг вдруг начинает работать с пугающей ясностью.

Что случится сейчас – я не знала.

Но если Бог существует, я молилась за второй вариант.

– Конечно… – пробормотала я. Чёрт, говори увереннее! – Только зажигалка у моей подруги. – Я едва кивнула в сторону Крис, надеясь, что мой голос не дрогнул.

Леонардо даже не взглянул в её сторону.

Он сделал шаг ко мне – не спеша, с этой своей рокерской ленивой грацией, от которой теряешь почву под ногами. На секунду мне показалось, что он разглядывает меня дольше, чем следовало бы. Мир сжался до миллиметра. Он был слишком близко. Слишком.

Я ощутила его тепло, лёгкий аромат табака, смешанный с чем-то тёмным, пряным, чем-то, что можно было почувствовать только вблизи.

Его рука коснулась моей, тёплые пальцы легко накрыли мою ладонь, и я чувствовала каждую точку соприкосновения, всё вокруг исчезло. Он не торопился. Прикурил от моей сигареты. Его губы были так близко, что мне показалось – стоит вдохнуть чуть глубже, и я почувствую привкус дыма, перемешанного с его дыханием.

Горячо.

Слишком горячо.

Мне вдруг стало невыносимо жарко, хотя осенний воздух был ледяным.

Я не дышала.

Я не могла дышать.

В голове была только одна мысль:

Он держит мою руку.

Леонардо.

Держит. Мою. Руку.

Леонардо чуть наклонил голову, словно разгадывал мою реакцию. Затем медленно отпустил, мою руку. Но так, что его пальцы скользнули по моей коже слишком неторопливо.

– Ничего, я могу и так.

Мир вокруг рухнул. Моя грудь сжалась. Пульс стучал где-то в горле. А внутри что-то взорвалось, оставляя только горячую пустоту.

– Grazie, – произнёс он мягко, и его дыхание коснулось моей кожи прежде, чем рассеяться в ночном воздухе.

Я попыталась что-то сказать.

Ничего.

Абсолютный провал. Но потом из меня вырвалось:

– Sempre per favore.

Что?!

Леонардо резко вздохнул, его губы дрогнули в удивлении, а в глазах зажглось что-то озорное, тёмное.

– Parli italiano?

Меня бросило в жар.

Щёки загорелись ещё до того, как я осознала это.

"Теперь ты выглядишь полной дурой."

"Просто идеально."

– Н-нет, вообще-то… не говорю. Знаю только несколько фраз, – призналась я, чувствуя, как голос предательски дрогнул. В пальцах всё ещё тлела сигарета, и я машинально повертела её, будто это могло помочь совладать с волнением.

Леонардо медленно улыбнулся, и в этой улыбке скользнуло что-то игривое, почти ленивое, словно он находил ситуацию забавной.

– А подпевала так, будто говоришь.

Я моргнула.

Что?

Мозг на секунду завис, пытаясь осознать, что он только что сказал.

"Он слышал?"

"Нет, ну не может быть."

"Или может?"

Я почувствовала, как что-то внутри странно сжалось, и одновременно с этим вспыхнуло – смесь лёгкого ужаса и щекочущего волнения.

– Вряд ли то, что я там пыталась изображать можно было назвать итальянским, – улыбнулась я, ощущая, как уголки губ чуть дрожат. – Но спасибо.

Он не сводил с меня глаз. Он смотрел. И не так, как звёзды смотрят на фанатов. Не рассеянно. Не быстро, будто взгляд случайно зацепился. Этот взгляд был сосредоточенным, будто он пытался что-то во мне разгадать.

Я почувствовала, как горячо стало в груди, и резко перевела взгляд в сторону, выискивая Крис.

"Где она?!"

"Она же должна это видеть, да?!"

Но её нигде не было.

Вокруг всё шумело – люди болтали, смеялись, просили автографы, делали фото.

А я стояла перед Леонардо, одна, чувствуя, как секунды странным образом растягиваются.

Он чуть наклонил голову, словно изучая мою реакцию, и уголки его губ снова тронула эта чертова улыбка, от которой по коже пробежали мурашки.

– Леонардоооо! Можно с тобой сфотографироваааться! – протяжный девичий визг пронзил воздух.

Я даже не успела повернуться, как к нему уже подскочила девушка, лет восемнадцати, может, девятнадцати. Её руки быстро, уверенно легли ему на плечо, телефон мигнул вспышкой.

Леонардо спокойно улыбнулся, не отстраняясь, но и не особо вовлекаясь в момент.

– Уже сфотографировалась, – заметил он, возвращая ей лёгкую, но отстранённую улыбку. Взял маркер, быстро расписался на билете, протянутом другой рукой.

И вдруг, совершенно естественно, повернулся ко мне.

– А ты? Не хочешь сделать фото на память?

Я замерла.

Хочу. Конечно, хочу.

Но внутри тут же завращалось тысяча мыслей.

– Хотелось бы, но… – я шумно выдохнула. – Мой телефон сел.

Небольшая пауза. Словно на этом моменте должна была заиграть ироничная мелодия как в фильмах.