Полная версия
Адепт не хуже прочих
– Наверняка уже в город за церковным духоловом послали. Рассудок ему вернут, а вот адептом теперь станет едва ли. – Сосед пристально глянул на меня и покачал головой. – Тебе адептом тоже не стать, но, если вдруг случится чудо и получишь возможность пройти ритуал очищения, мой тебе совет – откажись.
– Чего ради? – оскалился я. – Ищешь свой путь – ищи, а других на него не толкай!
– Да не в этом дело! – отмахнулся Первый. – Ты же проклят! Если порча энергии насосётся, сгниёшь заживо!
Я страдальчески закатил глаза. Послал бы соседушку куда подальше, да только к этому времени освоил внутреннее зрение в достаточной мере, чтобы ощутить в себе некую неправильность. Начать с того, что все до одной энергетические нити, которые я пытался протянуть из правой ноги, неизменно истаивали и рвались. А ещё под коленом угадывалось нечто вроде нематериального синяка – будто бы на оранжевом фоне проступала фиолетово-чёрная клякса, пачкавшая всё кругом своими размытыми отростками. И был пурпур. Когда сжимал всю энергию в сияющий шар, ненадолго становилось заметно мерцание – темнее и краснее фиолетового. Оно быстро угасало, но стоило только повторить упражнение и всё повторялось заново.
– Соседушка, а каким ты видишь внутренним зрением себя? – спросил я у Первого.
– Имеешь в виду ауру?
– Наверное. Не силён в этих ваших премудростях.
– Я не пачкаю энергию мясом и потому прозрачен как слеза младенца!
Ответ заставил досадливо поморщиться, но выказывать раздражение я не стал и уточнил свой вопрос:
– А какой должна быть аура обычного неофита?
Первый хохотнул.
– Прозрачной, Серый! Как слеза младенца! – Но и дальше испытывать моё терпение он не стал и пустился в пояснения: – До преломления цвет ауры тайнознатца, если нет явной склонности к тому или иному аспекту, целиком и полностью зависит от того, какой задействуется аркан…
– Нет! – перебил я соседа. – Вопрос не о том! Скажи, откуда взялся этот драный оранжевый оттенок?
Тот вспышке моего раздражения не обиделся и спокойно пояснил:
– Это цвет местного источника. Оранж. Чистейший аспект огня.
– Очень хорошо, – медленно проговорил я. – Выходит, если не брать его в расчёт, моя аура должна быть прозрачной?
– Но таковой не является, – улыбнулся Первый и глумливо протянул: – Ты про-о-окля-ят!
Я отмахнулся и о фиолетово-чёрной кляксе под коленом говорить не стал, завёл речь о другом:
– Пурпур! У меня точно нет склонности к этому аспекту?
Первый надолго задумался, затем покачал головой.
– Будь так, выбрасываемая тобой энергия не выглядела бы чисто-оранжевой. Произошло бы смещение аспекта, пусть бы даже и самое незначительное. Но нет, пурпурный оттенок ауре придаёт проклятие. Впрочем, на твоём месте меня куда больше заботили бы чернота и фиолет. Их становится всё больше. Медленно, но становится.
Я в сердцах помянул чертей драных и попытался последовать совету соседа, но сколько ни пробовал вычистить из ауры инородные оттенки или хотя бы просто собрать их в одном месте, из этого так ничего и не вышло. В итоге сосредоточился на работе с небесной силой, концентрации энергии в груди и развитии входящих меридианов. А седмицу спустя начал формировать ещё и один исходящий – тот, что тянулся через правую руку от ключицы к запястью. На этом настоял врач.
Бесноватого уже забрали, и мы вновь могли говорить спокойно, не перекрикивая его дикие вопли. Сосед озадаченно поскрёб бритый затылок и признал:
– В толк не возьму, чего он хочет добиться!
Я на пробу толкнулся волной энергии в руку и спросил:
– Разве воспитанников такому не учат?
Первый нехотя признал.
– Где как. – Он вновь покачал головой. – очень похоже на то, что тебя хотят запихнуть сразу в выпускной поток. Но это просто глупо! Не верю! Не могло в приюте случиться такого недобора! Да они больше на взятки потратятся, бумаги выправляя, чем за тебя денег выручат!
На душе у меня потеплело, но я стёр с лица самодовольную улыбку и сказал о другом:
– Я уже выталкивал энергию через руку, после этого всегда опухала кисть…
Сосед кисло глянул в ответ и напомнил:
– Как и сказал этот хлыщ: направляй понемногу и только через силовую нить. И ещё следи, чтобы энергия не рассеивалась. Ты неплохо продвинулся в закалке тела, но, если перестараешься, то и рука отсохнуть может.
Я припомнил последнюю ступень первого этапа и спросил:
– А что такое укрепление духа?
Первый покачал головой.
– Забудь! Для этого нужен источник силы.
Он улёгся на шконку и закрыл глаза, а я взялся упражняться.
Забрали меня из подвала на исходе второго месяца карантина.
5-14
Сразу после завтрака в казематы заявились наставник Заруба и утончённого вида тайнознатец лет тридцати, на пальце которого я приметил печатку с символикой школы Огненного репья. Именно он и заявил:
– Хлипковат! Нет, не сдюжит!
Но вот это он зря. Я на приютских харчах очень даже прилично отъелся, а за счёт гимнастических упражнений, отжиманий и подтягиваний так и вовсе изрядно окреп. Думаю, сейчас бы с Чумазым и безо всякой небесной силы совладал.
Зарубу мнение франта так и вовсе откровенно рассмешило.
– Да этот хлипкий с двумя перестарками разобрался! С Оводом и закадыкой его! Не успей я вмешаться, прибил бы их, пожалуй. И это он в кандалах был!
– Ну не знаю, не знаю… – задумчиво протянул тайнознатец и прижал к носу надушенный платочек. – Он хоть не заразный?
– Грай готов поручиться, что нет, – уверил Заруба собеседника.
– Готов поручиться или поручился? – спросил франт новым, каким-то очень уж неприятным голосом. – У меня выпуск на носу!
Уж на что здешний надзиратель был суровым дядькой, от неудобного вопроса его так и передёрнуло.
– Поручился. Грай за это поручился!
– Хорошо, – вздохнул тайнознатец. – Подготовь его к полудню. Посмотрим, что за фрукт.
За подготовкой дело не стало. Перво-наперво меня одарили чугунным шаром на короткой стальной цепочке – гирю в пару фунтов весом нацепили на ногу, и на сей раз кандалы оказались самыми обычными: от небесной энергии они не отсекли, лишь заставляли подволакивать при ходьбе правую ногу. Вроде – вес ерундовый, а сорваться на бег уже не выйдет.
Сердце враз упало от ясного осознания того, что приютского воспитанника таким вот украшением нагружать бы точно не стали.
– Это ещё зачем? – спросил я Зарубу.
Тот насмешливо глянул из-под кустистых седых бровей и ухмыльнулся.
– Шибко ты шустрый. Как бы чего не вышло!
Ответ вроде как успокоил, тем более что дальше меня отвели в купальни. Вот только после того, как отмылся и вытерся, взамен старой робы с чёрными горизонтальными полосами выдали ровно такую же, только чистую.
В голове отчётливо-ясно забился пульс, задёргалось правое веко. Мысли замелькали ровно всаженные в голову гвозди:
Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды! Взял чужое – жди беды!
Допрыгался! Зря те драные записи из дома звездочёта прихватил! Они ведь тоже чужими были!
Но я сразу опомнился и передёрнул плечами. Как ни крути, если б не те листы, давно бы сгинул. А пока живой, пока дышу – есть шанс выкрутиться. Да может, ещё и обойдётся. Может, просто у Зарубы шутки такие дурацкие. Отвели-то меня после купален в самую обычную аудиторию. В просторном помещении с высоченным потолком рядами стояли школьные парты вроде тех, о которых рассказывал Данька; за ними сидело десятка два юнцов года на три помладше меня. Все в однотонных холщовых рубахах, штанах и сандалиях. У всех на груди нашивки в виде огненного репья.
При моём появлении воспитанники зашептались, но стоило только франту, сменившему свой наряд на чёрную мантию, постучать по кафедре длинной указкой, и моментально наступила тишина.
– Встань к стенке и не отсвечивай, – негромко велел мне Заруба и аудиторию не покинул, занял одно из свободных мест.
Наставник вышел из-за кафедры и начал прохаживаться перед партами, благо свободного места там оставалось с избытком. Начинать урок он не спешил, и я воспользовался моментом, кинул взгляд за ближайшее окно. На деревьях уже начинала желтеть листва, и душу невесть с чего резануло острой бритвой тоски. Захотелось разбежаться и выломиться наружу прямо через стекло, а там будь что будет, но совладал с этим порывом и с места не сдвинулся. Зубами только скрежетнул да кулаки стиснул так, что пальцы побелели, но и только.
Тут франт наконец бросил ходить туда-сюда и смерил долгим пристальным взглядом подопечных.
– Вы все тут мните себя особенными и могучими, – произнёс он с нескрываемой насмешкой в голосе, – особенно те из вас, кто не собирается обучаться дальше. Вернётесь домой адептами! Никто и слова против не скажет, любого в бараний рог скрутите, если вдруг такая нужда возникнет! Но вы отнюдь не такие уникальные, какими себя мните! Горькая для вас истина заключается в том, что талантом обладает каждый десятый простец!
Воспитанники зашумели было, но мигом умолкли, стоило только наставнику выразительно похлопать по ладони указкой.
– Каждый десятый! – с нажимом повторил он. – И пусть они не только не способны управлять энергией, но и не чувствуют её вовсе, это не делает их спящий талант менее опасным для недоучек вроде вас. Сопротивляемость к разного рода воздействиям у них куда выше, нежели у всех прочих, а уж непосредственно после небесного прилива… Наткнётесь на такого, и вам не поздоровится! Сказать почему?
Нестройный хор голосов призвал наставника продолжать, и тот не стал заставлять просить себя дважды.
– Что происходит непосредственно перед небесным приливом, бестолочи? – задал франт вопрос, вновь начав постукивать по ладони указкой. – Омовение! Церковное омовение! Каждый получает малую толику очищенной небесной силы! Она заполоняет человека и для энергии астрала в нём уже не остаётся свободного места, поэтому люди с латентным талантом и не вспыхивают маяками для приблудных духов и кого похуже! – Он сделал паузу и вновь обвёл взглядом аудиторию. – А ещё они становятся сильнее, быстрее и куда более живучими. И могут неосознанно потратить силу и перебороть приказ! Откуда, думаете, идёт традиция кулачных боёв на следующий день после небесного прилива? Именно так раньше боярские роды и отбирали дружинников!
Я озадаченно хмыкнул и попытался припомнить, испытывал ли нечто подобное сам, но ни к какому выводу на сей счёт не пришёл. С другой стороны – все зубы у меня были на месте, а таким в Черноводске мог похвастаться далеко не всякий босяк.
– Итак, вы должны быть готовы к тому, что приказ не сработает или сработает не в полную силу. Поглядите-ка на наше нынешнее учебное пособие…
Пособие! Всё же пособие!
До последнего надеялся, что обойдётся, но нет, нет и нет!
Драный Горан Осьмой! Надул и продал! И сам я тоже хорош! Поверил охотнику на воров! Дурак!
К лицу прилила кровь, только не из-за обратившихся на меня взоров неофитов, а по причине лютого бешенства. Так накатило, что дышать трудно стало.
Ну давайте! Давайте! Ещё посмотрим, кто кого!
Порву!
Но ярился я совершенно напрасно: до поединков дело не дошло.
– Итак, начинаем отрабатывать приказ остановки! – объявил франт и достал песочные часы. – Минута!
Заруба подошёл и угрожающе шепнул на ухо:
– Не расстараешься, плетей отсыплю!
Франт вызвал первого из воспитанников и объявил:
– Стоишь и давишь! – А мне сказал: – Ты по команде начинаешь идти! Раз, два, три… Начали!
Он перевернул песочные часы, паренёк с круглым простоватым лицом оскалился и вскинул руки. Я шагнул вперёд и ровно в незримую стену упёрся. Попытался проломиться через неё и не сумел, тогда надавил руками, но сместить нематериальную преграду не вышло. Навалился изо всех сил и – без толку!
В аудитории послышались смешки, нестерпимо захотелось уделать этих зазнаек, да только всё уже – время вышло.
Прежде чем вызвать следующего воспитанника, франт кинул на Зарубу раздражённый взгляд, и тот зло засопел, но о порке напоминать не стал. Да в этом и не было нужды: я отнюдь не полагал угрозу пустыми словами, а потому взял с места в карьер и на первом же рывке сумел продавить заслон соперника сразу на три шага.
Но мало! Слишком мало!
Завяз!
Впрочем, эта незримая стена в отличие от предыдущей отнюдь не казалась непробиваемым монолитом – под моим напором она искривлялась и прогибалась. На исходе минуты я резко шагнул влево, и давление моментально пропало, я сумел провалиться вперёд и за счёт этого выиграл пару аршинов, а когда вновь упёрся в преграду, то шатнулся уже вправо. И снова продвинулся вперёд!
Теперь засмеялись над моим противником, и тот покраснел, будто варёный рак. От окончательного поражения его спас голос наставника:
– Время!
Я вернулся к стене, и Заруба прорычал:
– Брось вилять как маркитантская лодка! Дави!
Давить? Да невозможно продавить приказ!
Или можно? Или перебороть его может другой приказ?
Ага! Сила силу ломит!
Третий воспитанник ошибок предшественника повторять не стал и не позволил мне продвинуться ни на шаг. Он был хорош, и сколько я ни пытался проломиться через невидимую преграду, только впустую скользил пятками по гладким половицам. Впрочем, не особо и упирался, разве что в самом начале жилы рвал, а потом лишь делал вид и попутно прикидывал, как бы пустить в ход свой собственный талант. Проблема заключалась в том, что из всего разнообразия приказов я знал только два, и ни удар, ни отторжение сейчас помочь не могли.
– Он безнадежен и бесполезен! – негромко объявил франт Зарубе, но следующих двух своих соперников я неожиданно для всех переборол.
Впрочем, скорее это они напортачили, нежели я себя проявил. Худощавому парнишке попросту не хватило силёнок удерживать приказ всё то время, пока из верхней колбы в нижнюю сыпалась струйка песчинок – начал за здравие, кончил за упокой, иначе и не скажешь.
– Стой! – выкрикнул он, выкинув перед собой руку.
Стой?! Приказ назывался «стой!»?
Я вдруг сообразил, что это прекрасно знакомое мне отторжение, только не одномоментное, а растянутое по времени. Упёрся, навалился на незримую стену посильнее, и задохлик поплыл. Его барьер задрожал, я побрёл вперёд, будто бы шагая по шею в воде, а дальше неофит и вовсе лишился сознания. Слабак!
Следующий мой соперник слабаком не был, просто не сумел одномоментно сотворить полноценную преграду, а когда я проломился через хлипкую заготовку и с уверенным видом попёр вперёд, то запаниковал и выправить ситуацию попросту не успел.
Пришедшего ему на смену воспитанника взять нахрапом не вышло, и после, тяжело отдуваясь, я задумался о том, как вообще можно сломать чужой приказ. Шибануть по сопернику нельзя – за такое и самому по башке прилетит! – а вот если…
Я чуть не застонал от осознания собственной тупости.
Ну конечно! Я ведь уже перебарывал этот приказ раньше! Сто к одному, что именно им и прижимал меня к стене Пламен! И пусть под конец я смухлевал, но ведь сумел же тогда дыхание восстановить, отодвинув от себя невидимую пелену!
И я не стал рвать жилы в попытке сдвинуть следующий барьер. Упёрся в него ладонями, попытался ощутить и прочувствовать, а затем толкнулся своей волей и легко продвинулся на две пяди вперёд.
Вроде – пустяк, но разом зашумело в голове, а перед глазами замелькали серые точки, едва устоял на ногах. Тогда я открылся переполнявшей пространство энергии, потянул в себя оранжевое тепло, а затем выплеснул его вовне.
Толкнулся в чужой барьер! И ещё, и ещё, и ещё!
Продавил!
И больше я уже не проигрывал. Дело было вовсе не в том, что дожидавшиеся своей очереди неофиты пали духом, просто с какого-то момента я начал улавливать слабые места чужих приказов и бить своей волей уже именно в них.
Вот так! Выкусите!
Пот тёк ручьём, соль ела глаза, роба стала влажной, а в груди припекало, и ещё мне катастрофически недоставало дыхания, да только я держал в уме угрозу Зарубы и выкладывался на полную. И – выложился. О порке даже речи не зашло.
Отвели в купальню, дали сполоснуться, вручили новую одежду – такую же, как у воспитанников, только вновь полосатую. И вот этого я уже не стерпел.
Каждый босяк знает, что в любой момент может угодить в работный дом, и не понадобится никаких судебных разбирательств, это просто случится. В один миг. Весь карантин я выжидал и не решался качать права, а тут уже тянуть не стал.
– Наставник! – обратился я к Зарубе. – А когда меня переведут из камеры в бурсу?
– Малец! – глянул тот из-под кустистых бровей беззлобно, но и безо всякой теплоты. – Переселиться из камеры ты можешь только на приютский погост! Ну а пока этого не случилось, живи и радуйся!
Не могу сказать, будто ответ так уж сильно удивил, да только злость внутри вспыхнула с новой силой.
– Какого чёрта?! – набычился я. – Вы не имеете права держать меня за решёткой! Карантин уже закончился!
Заруба не вспылил, лишь удивлённо приподнял седые кустистые брови.
– Тебя?! Малец, нет никакого тебя! Нет ровно с тех самых пор, как ты взялся практиковать тайное искусство, не пройдя ритуал очищения!
– Чушь собачья! – пошёл я в отказ. – Никакого тайного искусства я не практиковал! Я к вам добровольно явился! Проводите этот драный ритуал и разбежимся! Или я буду жаловаться! Церковники этого так не оставят!
Я прекрасно помнил, с какой скоростью Заруба врезал Оводу в челюсть, и потому заранее напрягся, но надзирателя мои слова нисколько не разозлили.
– Нет-нет-нет! – покачал он узловатым пальцем. – Ты не явился добровольно, тебя сдал в приют охотник на воров! И он предоставил не только полный список твоих злодеяний, но и заключение магистра алхимии, в котором чёрным по белому написано, что на момент экспертизы ты уже практиковал тайное искусство! А теперь марш в камеру!
Меня едва не разорвало от бешенства, но я этого никак не выказал и зашлёпал босыми ступнями по каменному полу, на каждом шаге под лязг стальной цепочки подтягивая к себе чугунный шар.
Горан, сука! Надул и продал!
Ну ничего, ничего! Из работных домов и даже с каторг сбегают, а этот драный приют – не каторга. Удеру! Всех с носом оставлю! Всенепременно!
Когда Заруба вернул меня в камеру, снял кандалы и утопал прочь, не забыв запереть решётчатую дверь, Первый уселся на своей шконке и хмыкнул.
– Не свезло?
Я этот вопрос проигнорировал, потёр ссаженную кандалами щиколотку и начал перечислять:
– До поворота пятьдесят шагов, оттуда до лестницы ещё тридцать. Двенадцать ступеней наверх. Там передняя. Большая. Саженей десять в длину и ширину. Высоченная, в два этажа. По второму идёт ограждение, под потолком огромная люстра. Слева выход во внутренний двор, и по три окна от двери с обеих сторон. Напротив неё – лестница вверх, вроде бы мраморная. Полсотни ступеней в ней точно есть. Из передней уходят боковые коридоры. В левом окон нет, одни двери. До угла дома сотня шагов…
После я описал аудиторию, в которой проходили занятия, не забыв упомянуть и вид из окна.
– Неплохо, неплохо… – пробормотал Первый и закрыл глаза, посидел так немного и сказал: – Может, и выйдет толк. Попробуй в следующий раз поймать направление на источник.
Я прочистил горло и спросил:
– Как когти рвать соберёшься, возьмёшь меня с собой?
Сосед по каземату покачал головой.
– Врать не буду – не возьму. Ты так астрал перебаламутишь, что не только приблудные духи слетятся, но и кто похуже явится. Не успею я тебя до нужного места дотянуть и обратно в наш мир выдернуть. Сгинешь. Уж лучше здесь дуба дать, чем там. Поверь на слово.
Я ощутил глухое раздражение и резко бросил:
– А сам как же?
Первый похлопал себя по предплечью и пояснил:
– Татуировки!
– А мой аспект – белый! Разве это не цвет астрала?
– У тебя нет аспекта, – возразил Первый. – Ты не прошёл преломление. Что же касается склонности, то это роли не сыграет. До ритуала очищения ты для обитателей астрала всего лишь кусок аппетитного мяса и не более того.
– Ну и чёрт с тобой! – отмахнулся я. – Сам выкручусь! Сам!
Сосед по каземату помолчал немного, затем спросил:
– Как ты вообще сюда угодил?
– Да прокляли меня! Рассказывал же о том старике!
При воспоминании о дряхлом тайнознатце и его драной трости захотелось рвать и метать, но Первого интересовало совсем другое.
– Как ты очутился в приюте? – уточнил он свой вопрос. – Ты ведь до сегодняшнего дня был уверен, что после карантина станешь воспитанником. С какой стати?
Я тяжко вздохнул. Сознаваться в собственной глупости не хотелось, ответил уклончивей некуда.
– Оказал кое-кому содействие, мне обещали помочь. И надули.
– Надули, – кивнул Первый. – А кому и в чём ты подсобил?
В другой раз послал бы его с такими расспросами куда подальше, а тут так тошно стало, что поделился наболевшим. Всё выложил без утайки. Ну – почти всё. О кое-каких моментах, которые могли привести на виселицу, всё же умолчал. Ни к чему судьбу гневить. Меньше знаешь, крепче спишь – всё так, да только ещё крепче спишь, когда другим о твоих делишках ничего не ведомо.
Выслушав мой рассказ, Первый похмыкал, а потом глубокомысленно изрёк:
– Вот уж и вправду угодил как кур в ощип!
Я отмахнулся и нервно заходил по камере. Увы, та была слишком маленькой, раздражения унять не вышло. Из-за бесконечных поворотов только ещё сильнее разозлился.
Черти драные! Ну за что мне это всё?
– А вообще этот твой Горан – скупец и жлоб! – сказал вдруг Первый. – Книженция та из разряда тех, за которые куда больше их веса в золоте выручить можно. Уж не обеднел бы, тебя в приют пристроив! А он ещё и на этом денег срубил! Жлоб! Как есть жлоб!
– Да не трави ты мне душу!
– Вот я бы с тобой честь по чести рассчитался, – вздохнул сосед. – Эх, выбраться бы нам отсюда на пару, тряхнули бы этого аспирантика…
В голосе Первого прозвучали какие-то очень уж мечтательные интонации, подобным тоном о своём намерении сбежать он прежде ещё не говорил.
– Такая ценная книга? – удивился я.
– Всего лишь бесценная, если тот жулик ничего не напутал.
– И что это за пути такие неведомые?
Первый рассмеялся.
– Неведомые пути? Нет! Речь о путях неведомых. Не видишь разницы?
– Не-а, – сознался я.
– Неведомые – они же вестники, они же ангелы, они же слуги Создателя, коего ещё именуют Великим Архитектором и Отцом Абсолютом, а для простецов он Старик Небо.
Я разочарованно поморщился.
– Какая-то религиозная муть?
– Отнюдь! – мотнул головой мой сосед. – Есть магия прикладная, есть магия высшая, а иной раз случаются самые настоящие чудеса, не подвластные ни одному из божков. Те лишь ошмётки воли и мыслей Великого Архитектора, которые насосались дармовой силы и возомнили себя невесть кем. Так вот – чудеса неподвластны даже им. О, я бы не отказался заглянуть в этот труд…
Первый о чём-то глубоко задумался, а я открылся небесной силе, втянул её в себя и толкнул всю разом в руку, наставленную на замок.
Удар!
Сознания я не лишился, но уж лучше бы отрубился. Отдача шибанула так, что в голове помутилось, да ещё взорвались болью пальцы и начала стремительно отекать кисть.
Какое-то время я собирал волю в кулак, затем обратился к внутреннему зрению и принялся оттягивать излишки энергии из правой руки. Ломота и жжение стали понемногу утихать, а следом рассосался и отёк.
– Глупо! – прокомментировал мою попытку Первый.
– Я. Его. Снесу.
Но вопреки столь самоуверенному заявлению пороть горячку я не стал и для начала попытался сообразить, что делаю не так. Болезненных ощущений при противодействии чужим приказам не испытывал вовсе, а там выплёскивал из себя куда как больше энергии, просто не направлял её в одну точку.
И как быть? Я припомнил упражнения по формированию исходящего меридиана, втянул чуток энергии, закрутил её тонкой нитью, прокинул от ключицы к запястью и следом выплеснул всю небесную силу разом.
Вновь не устоял на ногах, зажал ладонями голову и опустился на корточки, но на сей раз дело было исключительно в отдаче. Бил по зачарованной решётке, вот обратка и прилетела. Пальцы – нет, пальцы болью не взорвались и ничуть не опухли.
Отлично!
Я выпрямился, заставил себя растянуть губы в улыбке и в очередной раз открылся энергии.
Нить! Выплеск!
На сей раз шибанул я со всей дури и потому приходил в себя несравненно дольше прежнего. Очухавшись, попытался ударить и одновременно прикрыться отторжением, но из этого ничего не вышло. Тогда решил на мелочи не размениваться и лупить по замку что было силы.
Посмотрим ещё, кто из нас крепче!
Удар! Удар! Удар!
Зачарованная железяка не поддалась. Не дрогнула даже, не звякнула. Но зато меня неожиданно похвалил Первый.
– Неплохое упражнение для развития меридиана и постановки приказа.