Вавилонавтика. 2.0

Он обнимает меня так крепко, что почти нечем дышать, но почему мне становится так легко? Я будто лечу вместе с ним по этой дурацкой шахте, где всегда завывает ветер. Но сейчас даже ветер стих… не тревожит, не хочет мешать?

Ладони мои на его плечах и через тонкую ткань рубашки я чувствую тепло его кожи и силу рук. И руки его говорят мне на языке ощущений, что защитят меня от кого угодно – от хулиганов, от сослуживцев, от саблезубого тигра… И мне бесконечно приятны эта сила и мощь, забота и бережность. В кольце этой силы я становлюсь и текучей, и мягкой. И не хочется никому ничего доказывать, не хочется ни о чём думать. Хочется быть в этом мгновении, в поцелуе и прикосновении – всего восемьдесят этажей, как это, в самом-то деле, мало…

Когда под нами остаётся всего пять или шесть этажей (какое чувство времени!), он отрывается от меня и смотрит мне в глаза, всё так же пронзительно: теперь-то уж Вы никуда не денетесь? Я ухожу от его взгляда, утыкаюсь в его плечо, на краткий миг. Чтобы успеть, когда лифт остановится, отстраниться от него, развернуться к дверям, погладив кончиками пальцев его ладонь – быстро и нежно.

Мы выходим из лифта. Я улыбаюсь. Он если и улыбается, то как всегда незаметно. Мы идём через большой и красивый холл, чёрные колонны, белые диваны, но я думаю только о том, как бы не взять его за руку. Запреты, тайны, табу – как они всегда будоражат кровь…

Он тоже в белой рубашке, но не угловато-офисной – средневекового кроя, мягкой, без воротника, с планкой пуговиц посередине. Как снова и снова в нас повторяется всё, чего о себе мы не помним! Эти прошлые жизни. Эти вечные встречи.

Любоваться им – мне так легко это, так бесстыдно. Мне ведь на самом деле всё равно, кем он числится здесь, кому он и чем обязан, кому должен он, кто должен ему и что именно. А не всё равно – просто смотреть на него и радоваться тому, каков он есть, прямо здесь и сейчас. Мне не важен ни один из его счетов с жизнью – а важна только его бессмертная душа. Немыслимая роскошь…

Как мы оказались здесь? Искрами вспыхивают картинки. Мы впервые знакомимся в этой, офисной жизни, он пожимает мне руку, неловко. Я улыбаюсь – если б Вы помнили, сколько раз это с нами уже было… Но только раньше всегда Вы целовали мне руку, а не пожимали… о времена, о нравы! Потом где-то на корпоративе нас выносит друг на друга людской волной. Верней, я сама причаливаю к нему, хоть это и не принято. Он же большой начальник. Статусный человек. Его официальная подпись занимает половину страницы. Как раньше три книги занимала его родословная.

Но мне-то чего бояться? Я же знаю, я здесь ненадолго… А вот его моя смелость будто бы удивляет. Или нет, по нему не поймёшь. О мастер бесстрастности, ему бы в покер играть. Но я-то смотрю ещё и глазами души, я вижу его интерес. Конечно, ему важно моё внимание. Моя открытость. Эмоциональность. И мне тоже важно – ещё бы! – его внимание. Если не из внимания, из чего тогда выткан наш мир?

И потом, слово за слово, мы стали ходить обедать в разные закоулки с едой. Это был почти единственный способ остаться хоть отчасти наедине в этих всеведающих лабиринтах «Ока добра». Никакого пошлого флирта! Но я чувствовала – интерес, и тепло, и заботу… Меня было не провести покерным лицом.

Но не мог же это сегодня быть наш первый поцелуй?

Мы выходим во внутренний дворик, где кусты сплошь в огромных соцветиях, чуть покачивающихся на ветру. Вечно забываю, как они называются. Гаультерия? Синхронизия? Здесь нас никто не услышит, и мы неторопливо идём вдоль этой цветочной линии. Чтобы отвлечься от желания взять его за руку, я останавливаюсь и нюхаю эти цветы, глубоко зарываюсь в них носом – и мне становится сладко внутри и ужасно щекотно, почти невыносимо. Так же сладостно, щекотно и невыносимо, как хотеть – и не брать его за руку…

– Если Вы продолжите так яростно флиртовать с этим юношей, Тимофеем, я уволю его ко всем чертям, – внезапно говорит он.

Я в удивлении смотрю на него, а он глядит на меня пронзительно и испытующе. Вмиг понимаю, что да, он и вправду большой здесь начальник. Не наш с Тимычем, но может это проделать, если захочет. Он чертовски умён и умеет выстраивать действия в линию так, чтоб результат был неотвратим и неизбежен. Он Маг. И всегда был им.

Но Боже… вот это поворот! Я чувствую волну праведного гнева. Тимч? Серьёзно?? Да он же мне как брат! И, чёрт побери, это низко, угрожать мне вот так! Какой же Вы после этого рыцарь? К чему вообще вся эта суета с ревностью и любовными треугольниками – если мы знаем, что мы здесь совсем ненадолго? Что ещё встретимся тысячу раз, как встречались до?

Но тише, тише, я не хочу потеряться в этом гневе, не хочу пуститься в размахивания мечом. Не этого от меня ждут сейчас. А чего же?

И тут мысль-молния: а чего я хочу сама? В какую игру я хочу поиграть? Я вижу внезапно, картинками: как девчонка в рубашке и школьных брючках разбегается и пытается влезть на развилку дерева чуть выше её талии – раз за разом, раз за разом – так я искала способ защекотать его изнутри, вывести из равновесия!

Но не срабатывало. А однажды мы сидели в кафе на обеде, я задумчиво грызла ноготь большого пальца и думала, что же такое мне вытворить, что сдвинет весь наш сюжет. И тут он вдруг, ни с того ни с сего, взял меня за запястье, опустил мою руку вниз и сказал: «Перестаньте уже грызть ногти, Вам это не идёт».

Я опешила. А он так и держал мою руку. Средь бела дня. В многолюдном кафе. В открытые окна било солнце, и мне отчаянно хотелось, чтобы так оно было всегда. Я так и сказала, когда он её, наконец, отпустил: «Обещаю, я больше не буду, если только Вы будете держать меня за руку». Он посерьёзнел и сказал сурово: «Сделаем вид, что я не слышал этих условий». Но глаза улыбались.

И с тех пор каждый раз, когда я начинала грызть ногти в его присутствии, он брал меня за руку. Таков был наш незамысловатый сигнал. Однажды я сидела за столом в своём кубике, и волосы падали вниз, и он убрал их за ухо. Когда мы оказались в лифте вдвоём, и меня никто не видел за его спиной – я, недолго думая, поцеловала его в плечо. И вот теперь мы здесь.

И здесь я смотрю на него. Какую задачу сейчас мы решаем? Выстраивать точные действия – его стихия. Моя стихия – выстраивать их в чувствах. В словах мы встречаемся. А иногда нет. Из какой точки мне ответить на это? Может, это и вовсе очередная шутка Вавилона, который питается нашими страхами – страхом близости, страхом потери…

Мы так и идём вдоль нежных кудрявых метёлок… гортензия! Вот как они называются! Я вспомнила! И я смотрю, как бабочки садятся на них, и вдруг по наитию начинаю стряхивать их с шутливо сердитым:

– Уходите! Это мои цветы! Мои! Не трогайте их!

– Перестаньте, – говорит он, – они же такие маленькие… а Вы такая большая!

Я смотрю на него игриво, насколько могу. И говорю:

– Знаете, а мне нравится эта идея! Тимычу давно пора сделать то, что он очень хочет, да страх его не пускает… Да и наша с ним, – очень бережно говорю следующее слово, – нежность тоже держит его. Так что я поддержу Вас. Расстаться пойдёт нам на пользу, – теперь я опять улыбаюсь.

Он смотрит на меня со смешанными чувствами. В том числе – с удивлением.

– И что же, Вы не будете скучать по нему?

– Буду.

Он мрачнеет:

– Тогда зачем просить меня его уволить?

– Как говорил один суфий, из всех своих созданий Бог больше всего счастлив теми, кто предпочёл свободу… Вот и я стараюсь поступать так же со всеми, кого люблю. Ведь разве есть у Бога руки, кроме наших?

– Вы хотите запутать меня, но у Вас не выйдет.

– В моём сердце куда больше места, чем для одного человека, – говорю я и улыбаюсь ему – и тепло, и нежно. Ещё один страх уступил место любопытству. Ещё немного свободы. И тогда он говорит:

– Ладно, я подумаю. А сейчас нам пора.

Мы идём к лифтам, и я опять отчаянно борюсь с желанием взять его за руку. Какая разница, если мы не встретимся больше в этом месте и в этом мгновении? Но есть правила. И в игре они есть. Если жребий выпал таким, важно играть его до конца – и именно так, как он выпал…

Мы входим в лифт. Двери закрываются. Я поворачиваюсь к нему. Но в этот раз он не спешит, он смотрит и выжидает – что же я буду делать?

Я беру тебя за руку и ток бежит по моей руке в твою руку, и ощущая его, я веду рукой вверх, до плеча, и по шее, и провожу по линии подбородка, и по контуру губ – почти не дыша. Ты смотришь на меня сначала со смехом в глазах, потом всё же пронзительность взгляда чуть затуманивается.

И наконец ты обхватываешь меня за талию и прижимаешь к себе так сильно, что трудно вздохнуть… Но Боже, как это приятно! Утыкаться носом в твою шею, гладить её щекой, кончиками пальцев искать линию роста волос на затылке… Вновь и вновь забывать – и опять и опять вспоминать, как ты крепко меня обнимаешь! Я растворяюсь в этом ощущении, хочу удержать его, так хочу, чтоб оно длилось вечно…

Но это невозможно. И само это желание вечности – в нём тоже страх. Оно лишь крадёт у меня этот самый острый, всегда настоящий момент. И пока я не могу вывести этот страх в любопытство. Пока ещё мне слишком нужно, чтобы ты обнимал меня.

Пока костры Вавилона не взвихряются вокруг нас…

119. Фото из ванной

Их переписка становилась всё более огнедышащей, под стать дрифтам.

Вы меня будоражите.

Будоражить – тревожить,

беспокоить, возбуждать.

Я где?) Или всё вместе?)

Что же у составителей словарей

так всё негативно…

Вы везде)

Вы тоже)

Слишком даже)

И тут, ни с того, ни с сего – его фото из душевой, с голым торсом и полотенцем вкруг бёдер. А они с Русом в этот момент сидели за обеденным столом! Яре хватило секунды, чтобы ухнуть под волну обжигающего страха и удалить сообщение. А вдруг Рус бы увидел это? Заглянул бы невзначай в её экран, как всегда? Тайны личной переписки для её мужа не существовало…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.