Последние люди. Вы, живущие вдали…

Тем временем Генри Менкен вёл гусеничный транспорт с наличием автомобильной кабины, в которой отдыхал от реальности Плато; пейзаж был пустынным, а вдали виднелась высокая гора; посмотрев чуть ниже можно было заметить песчаные постройки; в этот момент закончился препарат, так долго удерживавший жертву в сновидениях.

– Это что, гусеницы?! – первое, что спросил Плато подняв веки.

– Личная разработка это автоматическое передвижение! – сказал чуть улыбаясь Генри.

– Личная… в позапозапрошлом веке ещё гусеничный ход изобрели, тебе что, три сотни лет? – возмущался Романови, но после понял, что обратился на «ты» к американскому дипломату, засмущался и принялся пытаться заснуть.

Вскоре осознание абсурдности ситуации вынудило Плато отказаться от сна и разобрать обстоятельства; действительно – его, гражданского лица, везут по пустынной местности на странном транспорте неизвестно в какую точку мира, так ещё и водитель никто иной как американский посол в Амордее. Пытаясь вежливо обратиться Плато сказал: «Господин Генри Менкен, извиняюсь, могу ли быть осведомлён о нашем пути, а именно: куда мы направляемся?»

– На месте! – воскликнул Генри, чьи слова подействовали на пассажира так, будто никаких странностей до этого момента и не было, но всё равно ракурс внимания незамедлительно перешёл на впечатляющую картину: совсем близко оказалась высокая гора, примерно два с лишним километров в высоту, из чего он решил, что это – Синай, та самая, где согласно христьянскому учению Бог вручил Моисею десять заповедей.

Мысли о духовном не долго держали, ведь подъехав ближе, он увидел большую щель в горе (можно её назвать дырой), в которую помещалось два или три средних грузовика. Следующие пять минут езды пассажир в сопровождении американского дипломата молчал, а ноги его тряслись от стресса, и, видимо, потерявший доверие к окружающим, он решил собственными силами познать происходящие события, назвал их даже писанием на закате лет сумасшедшего автора-фантаста, в мыслях, конечно же, чтобы его самого не сочли нездоровым. «Какую роль я играю? Вообще, имею какое-то значение, владею своим местом?» – последнее, что думалось.

После уже невозможным являлось представлять обыденные вещи такими удивительными: чего стоят наши воззрения, накопившиеся за тысячелетия, о боге, науке, вселенной, когда на голову валится то, во что мы верили, но не предполагали? И действительно, чей мир будет более расколот, как не мир верующего, узнавшего, что его бог существует на самом деле? Они направлялись будучи переставленными на резиновые шины по проложенной внутри пещеры дороге, по бокам которой стояли транспортные средства неизвестной сборки. Наличие крыльев давало понять единственное – аппараты летательные. Стены и потолок были обшиты тем же металлом, что и в консульстве, из чего Плато решил, что здесь американцы, здесь ему помогут. Подъехав к северной стене штаба демократической державы, их встретило лицо, совсем не похожее на дипломатическое, словами: «Вы это Плато Романович, вы здесь известны!», на что Романович не отреагировал, ведь за последние несколько часов вполне привык к неправильному строению предложений и словосочетаний. Лицо продолжало: «Цель вас без ущерба здоровью доставить к нам».

– Да, не сомневаюсь. На самом деле я теперь знаю больше, чем ваши прошлые «клиенты», хех», – ответил Плато.

– Идём по моему направлению, – сказало лицо и нажало кнопку на двери автомобиля, из-за чего выдвинулись лестницы.

Плато Романович достойно спустился к сопровождающему (последние месяцы его, как главу партии, исключительно так и встречали). Их ожидал коридор с отделкой как в консульстве, но отличием было наличие освещения белого цвета, поэтому удалось разглядеть следующие элементы: коридор был не совсем узким, как казалось ранее, – по размерам он допускал двухсторонее движение живых существ любого телосложения без помех; по правой стороне шёл ряд помещений, похожих на кабинеты офиса, но без наличия дверей, лишь с пустым проходом внутрь, куда заглянуть всё же не удалось из-за поглощающей тьмы. Рассматривая интерьер и лёгким шагом передвигаясь, Плато был приятно заинтересован особенностями строения и отделки помещений штаба, а заметив, что освещение не исходит от какого-либо предмета, так и вообще принялся шарить глазами каждый уголок, естественно, приняв вид британского детектива из романов. И он нашёл разгадку: свет исходил от металлических листов внутренней обшивки стен и потолка; не строя далее логическую цепочку, он ощутил удовольствие от сохранившейся способности мыслить и анализировать, учитывая все события, произошедшие за текущие сутки. Оказавшись в конце коридора, – их ожидала единственная дверь.

– Извиняемся за Генри, он не социализирован на Земле. Кхм, вам всё известно, что должны знать? – спросил сопровождающий.

– Да, известно, – подтвердил Плато.

– Вывод: вы знакомы с процедурой сохранения здоровья на перелёты.

– На перелёты? Ага, знаком… товарищ… – саркастически, но без злого умысла прокомментировал Плато. Это были его последние слова как человека уверенного, после он вновь стал жертвой – пропал свет, а в шею что-то укололо.

В этот раз искусственный сон был глубже, поэтому Романович и не имел возможности заметить как снова оказался в кабине очередного, непонятной структуры, автомобиля. Проснувшись, он огляделся, – это было большое бетонное помещение, примерно пятьдесят на тридцать метров в длину и ширину, десять метров в высоту; освещение тусклое, – едва можно распознать хаотично лежащие предметы, которые Плато приметил как важную «деталь». Убедившись, что посторонние глаза за ним не наблюдают, а водитель занят каким-то устройством в панели автомобиля, он наполовину вытащил своё туловище из окна транспорта и протянул руку вниз, после вернулся в салон с предметом в правой руке.

«Белая упаковка… медицина? Стоит открыть» – подумал про себя Плато и произвёл распаковку. Внутри находился бинт, имеющий специфический неприятный запах. «Не завидую больнице, которая такими ресурсами работает» – прокомментировал исследователь состояние медицинского продукта, но после заметил на упаковке дату изготовления: «20.01.2005» и изменился в лице, как бы забирая обратно все замечания. Прочие надписи были стёрты, поэтому белая упаковка не дала достаточно информации. Выглянув в окно автомобиля и заметив предмет размером чуть меньше предыдущего, он сделал всё то же самое и вернулся с ним в салон. По ощущениям от прикосновений, можно было сделать вывод, что в упаковке хранится медицинский шприц. Радуясь разгадке, Слеователь порвал шов и достал предмет, но вместо дальнейшего изучения и строения логической цепочки, на его лице отобразился страх, – игла шприца была без крышки, то есть открыта, а в ее направлении было отверстие в упаковке с пятнами крови. Плато незамедлительно принялся рассматривать свои руки на наличие повреждений кожи иглой шприца. Ничего не найдя, он с облегчением глубоко вздохнул несколько раз; от опьяняющего эффекта кислорода ему даже захотелось поговорить с водителем:

– Странное местечко. Не подскажете, где мы? – спросил Плато, ожидая ответ не только на этот вопрос, а и прочие, вроде как: «мы в такой-то стране, в таком-то городе, ждём такого-то господина, и вообще, волноваться не о чем, скоро вас доставят», но сказанное водителем не совсем соответствовало ожиданиям.

– Северо-восточное полушарие, Россия, Сибирь, – ответил водитель на русском, после поправил себя и произнёс то же самое на государственном языке Амордея.

Но гражданин побережья Красного моря и русские слова понял довольно ясно, а остальное уже и не слышал из-за внезапно возникшего приступа панической атаки, какими он страдает с подросткового возраста. Его окружили мысли о дальнейшей судьбе, которые, судя по выражению лица, доставляли ему сильную душевную боль. Поэтому, как любой неопытный в вопросах психики, он принялся отвлекать себя менее значимыми вещами: подумал о зимнем пуховике на нём, об ощущении кожей лица низкой температуры воздуха, после вслух называл себя идиотом, обосновывая это своей невнимательностью и глупостью, ведь упустив пуховик и температуру, прямо на носу сидящие у него, он по наивности разглядывал предметы с грязного бетонного пола; в общем сказать, дедукцию он понимал, он не владел ею.

Здесь подошла группа из пяти персон, легко и в классическом стиле одетых. Первым шагом они, приблизившись на удобное для глаз расстояние, стали рассматривать Плато Романовича сидящего в автомобиле, как бы не замечая присутствия его как личности. Из группы был образован круг, самый крайний из него показал жест двумя пальцами первому, после чего тот сказал громкое «Здравствуйте!» в сторону Плато, что тот даже удивился, ответив: «П-п-приветствую… хех, вы сказали без акцента и правильно ударение поставили, последний раз такое приходилось слышать сутки назад». Персона, принявшая слова клиента американского посольства, очень внимательно выслушав его, повернулась внутрь круга и предоставила коллегам что-то на общее рассмотрение; обсудив какой-то важный вопрос, она вновь обратилась к Плато:

– Приносим извинения за Генри Менкена, и тех, кого вам удалось встретить. Помимо отсутствия навыков ведения диалога с представителями общества Земли, инструменты какими он пользуется – плохи, не адаптированы под уникальность языковых групп. При разговоре с вами, он, зная английский язык безупречно, общался через «гуууглэ переводчи‌к», кхм, извиняюсь, «гугл переводчик». Наши сотрудники разведывательной компании посчитали удобным этот инструмент, но не учли многих моментов такой технологии. С нами Вы можете общаться на родном для себя языке; мы лично ознакомились с земным городским образованием «Амордей»… Признаться, «Амордей» нас и заинтересовал для изучения вашей планеты, а если быть точнее – его выдающиеся жители.

– Знаком я с этим, вроде. Земля, жители… Господа, у меня есть вопрос, прошу вашего разрешения задать его, – ответил на речь Плато, после чего группа вновь принялась что-то обсуждать.

– Конечно, вопросы от Вас нам сейчас и нужны! – сказала первая персона и как-то неестественно улыбнулась.

– Когда в Северную Америку? Вернее, предполагаю, в Соединённые Штаты? – спросил Плато и группа вновь погрузилась в обсуждения.

– Ещё раз извиняемся за Генри. Вам сообщили, что он не социализирован? Также он не совсем знаком с частями планеты, а может и вовсе не услышал вас… Вы желали встречи на другом континенте? Если так, то в данный момент ничем помочь не можем. Лишь могу предложить возместить чем-нибудь Вам за ваше неудобство по окончанию нашей миссии.

– Но послушайте только… – обратил Плато на себя внимание группы.

– Внимательны! – прозвучало гласное от первой персоны.

– Я, как гражданин, лишь защищаю свои законные права на свободу, а вот как политик могу дать оценку всей ситуации… – здесь младший Романович на немного задумался, после на лице его отобразилась еле заметная нотка отвращения, – ге-о-по-ли-ти-ка, друзья! Мы находимся в России, союзном, хоть и не официально, Амордею государстве, ведь все мы понимаем, что это одного поля ягоды. Значит, ничего не мешает фэ-сэ-бэ… эф-эс-бэ, в общем, внутренним разведывательным силам, засунуть меня в багажник и вывезти обратно, отдав в руки «правосудия» в ковычках. Уж что за правосудие, вы и так понимаете. Поэтому высказываю своё волеизъявление быть доставленным в скором времени и незаметно на американский континент, во избежание последствий следующего хода противника, – с удовольствием от такого перфоманса закончил он и приложил спину к сиденью автомобиля.

– Поля ягоды? – спросила ведущая персона.

– Россия – гигемон, тирания, сплошной милитаризм; Амордей – её союзник; они сотрудничают, – ответил Плато, чуть покраснев от смущения.

– У Вас имеются навыки дипломата. – Персона оценила умозаключения. – Есть альтернатива с условиями полного сохранения вашей социальной безопасности, но на это требуется иметь психическое и физиологическое здоровье в норме. Вы готовы?

– Готов. А что за альтернатива? хотелось бы узнать.

– Штаб… офи‌с… кхм, извиняюсь… – Персона попыталась ответить на вопрос, но заметила смысловые несостыковки слов с действительностью. – Станция временного обитания нашей цивилизации на период миссии».

– Первое было понятнее… Но я принял вашу мысль с ясностью, – прокомментировал Плато.

– Вы отправитесь с нами согласно своей свободной воле? – уточнялся какой-то юридический момент.

– Ага… да… да! – дал ответ Романович, после группа пригласила его с собой и они направились в сторону выхода из неизвестного бетонного тёмного помещения.

Текстуры места проведения встречи заинтересовали Плато, – он давно уже строил догадки о своём местонахождении, а знание страны и полушария его не удовлетворяло; имелось желание понять: «что это за доисторическое грязь, похожая на древние руины от погребальных строений. Неужели в России такие здания привычны? раз ещё существуют». Интерес был задан ведущей персоне, ответ от которой последовал незамедительно: «У вас это называется бункером. По информации от разведывательной компании, это самое безопасное место на планете – выдерживает ядерные взрывы, из чего вывод, что и армия, военные машины здесь не несут угрозу существованию».

– Вот как… – проговорил полушёпотом Плато и подумал про себя: «… Они, видимо, вовсе не осознают в какой стране находятся, а возможно для них это и не страна, а… нет, это сущий бред, я бы сказал даже, преступление против рассудка, а уважать разум человека, и особенно нашего прорывного века на-до! Иначе во что мы превратимся? – обратно в животных, у которых нет правил и понятий, кхм, если угодно, святынь».

Дорога на своих ногах составила пятьсот метров, после точка назначения была достигнута. Их ожидала взлётно-посадочная полоса и несколько среднего размера самолётов, похожих на частные, но с отличием в виде присутствия на крыше непонятной структуры – будто люк, выглядывающий наружу. Традиционно все заняли свои места в салоне; к каждому поднесли поднос с напитками в виде соков из разных ягод, но практически все отказались; далее следовала команда от пилота пристегнуть ремни, с чем пассажиры благополучно справились и принялись наслаждаться взлётом и полётом в облаках. Плато за несколько минут под воздействием умиротворительной обстановки уснул.

Снилось ему следующее: утренний летний рассвет, роща; он с удовольствием наблюдает за поющими птицами и сам принимается сочинять какую-то мелодию, записывая ноты в блокнот. Как вдруг из пролетающей птицы образуется сначала силует человека, а позже и сам человек похожий на гражданина полиса дневней Греции предстаёт перед ним.

– Нравится музыка природы? – спросил неизвестный человек в старом хитоне.

– Конечно. Как по мне, это и есть чистейший идеал, – поступил ожидаемый ответ.

– Да, это прекрасно, соглашусь. Но спешу тебя поправить: не чистейший идеал вовсе эта музыка, да и как музыка может быть идеалом? – Вновь задал вопрос неизвестный человек. – Ведь музыка есть творение человека, а птицы не поют – они общаются так между собой. Ответь мне, кто же придал общению птиц значение красоты и сравнил это с музыкой?

– Я думаю, человек сам всё это и сделал…

– Выходит, человек сам и есть идеал, и единственный! Раз только это существо способно придавать значение вполне естественным вещам и оценивать их. Верно? – продолжил допрос неизвестный в хитоне.

– Думаю, да, – неуверенно ответил Плато.

– Но каждый ли человек идеальный? И существует ли вообще идеал человека, ведь все мы абсолютно разные, хоть и в чём-то схожи… – Задал риторический вопрос неизвестный. – Нет! Идеальных людей не существует. Это ясно. Но что тогда? каждому теперь наплевать на себя? раз идеалом никогда не стать, что остаётся делать? Ответь, Плато.

– Стремиться не смотря ни на что… Да? – ответил допрашиваемый и вызвал огорчение на лице собеседника.

– Зачем стремиться к тому, чего никогда не достигнешь?! И за это обидно. Но стоит признать теперь, что человек далеко не идеал и не станет таковым. Только вот есть кое-что, способное сделать из него по крайней мере доброе существо, осознающее свою ответственность перед окружающими, теми, кто нуждается, ближними… Ну, я думаю тебе это известно… И здесь открываются для него возможности делать лучше этот мир. А вот теперь ответь на вопрос: что необходимо человеку, чтобы без колебаний следовать такому пути? Замечу – путь этот единственный, если осознающий недосягаемость идеала всё же решается взять на себя ответственность за подсильные добрые дела, – третий раз спросил неизвестный.

– Возможно, какое-то учение… – ответил Плато и вновь заметил лицо огорчения у собеседника, и принялся исправлять ситуацию, добавив: «… Я понял, это хотя бы не вести войн».

– Достаточно! – остановил неизвестный. – Что для тебя всего дороже?.

– Кажется… личность… – продолжал проваливший экзамен и вызвал непрерывный смех у неизвестного в хитоне, что тот даже схватился за живот и так несколько минут смеялся.

Последовал комментарий:

– И что будет с твоей личностью, например, если тебя сейчас съест тигр? А может, как шутил классик, внезапно кирпич на голову упадет? Хоть такое и маловероятно. Что я хочу до тебя донести? – самое ценное это жизнь! И отдать себя в жертву на благо остальных, конечно, это не достигнуть идеала, но придать смысл своему существованию, а также сил ближним; теперь тебе ясно? – с видом школьного учителя провоговорил неизвестный.

Плато, истощённый от такого давления со стороны странника, всё же решился более уверенно вести диалог.

– А кому и за что именно отдать себя в жертву? Да и знаете, ведь жертва может быть напрасной, и что тогда? Стойте-стойте, справедливо задам последний вопрос: Вы сами знакомы с таким человеком? что отдал себя в жертву и принёс пользу, ну или как понять… в общем, благодетель. И раз я спрашиваю об э‌том, заметьте – не значит, что я согласен с тем, о чем умолчал. Уж будьте добры, не перескакивайте с одной мысли на две других, – на удивление себе ответил он и с видом возмущённого типичного российского гражданина, пришедшего разбираться касательно своих квитанций за жилищные услуги, принялся ждать разъяснений.

– Ты знаешь его. Но разве мог я ранее дать тебе такую подсказку, пока ты сам себя не начал подгонять под истину, что сейчас я тебе раскрою, – объяснился древний грек в старом хитоне.

– Ага…

– «Вернее, уже раскрыл, будь внимателен!» сказал неизвестный, после чего стал смотреть прямо в глаза Плато, который тем временем несколько замешкался, ища ответ в прошедшем диалоге.

– «ы знаешь его, знаешь. Это не совсем человек. Ты знаешь его. Мы близки с ним. Ты знаешь его. Тебя всему он научил и личность тебе дал. Ты знаешь его. Идеал он и есть. Ты знаешь его. Почему ты всё ещё на этой земле стоишь? это он позаботился, для чего ему потребовалось всего лишь отдать самое ценное, самое ценное ради тебя! А ты худший человек, худший представитель, худший. Ты знаешь его. Не стоишь ты его мучений, о справедливость! Ты знаешь его. Отдав свою жизнь, ты не будешь достоин даже быть услышанным им. Склонись, раб! Ты знаешь его. Худший… Знаешь его… Худший… – пропел древний голосом священника, но для Плато это не выглядело песнью или речью, а скорее гипнозом или опьянением от синтетических наркотиков.

После третьего «ты знаешь его», он забежал за толстое старое дерево и начал зажимать себе уши, но голос странника всё равно был отчётливо слышен. Такое давление спровоцировало рвоту. Стал заметен яркий свет, падающий сверху. Пробуждение ступило.

Перед собой Плато увидел чёрный мешочек среднего размера, а во рту он ощущал неприятный вкус кислоты – рвота выходила из него в том числе и наяву. Скорее всего такой недуг можно объяснить укачиванием во время полёта, ведь Романович редко передвигался на таком транспорте; если вспомнить, то на ум приходит лишь полёт из Амордея в Россию к родственникам. Между тем он увидел перед собой одну из стюардесс.

– Вы заболели, Плато Романович? Это я Вам поднесла мешочек; во сне Вы очень нервно пытались снять с себя ремень, что насторожило меня, – мило объяснила обстоятельства стюардесса.

– Да… м-м-мадам… укачало, – хриплым и уставший голосом выговорил больной.

– Возьмите леде‌нцы. Мятны‌е, – сказала девушка улыбаясь и подала Плато три леденца.

– Спасибо… Скажите, какое время ещё потребуется до прибытия?

– На земном летательном транспорте путь составляет около двух часов. К этому моменту прошло… один час пятьдесят пять минут и тридцать… тридцать… половина от минуты плюс десять, – с трудом проговорила стюардесса посмотрев на наручные часы.

– Выходит, сейчас… – не успел договорить Плато, как к нему сзади подошла ведущая персона и проговорила: «Плато Романович, препарат вреден при частом использовании, решено было не вводить Вас в искусственный сон. Приготовьтесь следовать моим указаниям… Извините, Плато Романович! совсем забыл. Меня, для удобства, именуйте Легатус; фамилия там, где мы окажемся, не понадобится» – представился Легатус.

Они вдвоём направились в кабину пилота, где их ожидала металлическая настенная лестница ведущая в узкий тоннель над салоном самолёта. Пройдя к точке назначения и увидев всё своими глазами, Плато не был удивлён либо же испуган, а испытывал сильнейший стресс, что для склонных к невротическим состояниям вполне естественно.

– Й-й-я не боюсь за жизнь, н-н-нет, это последнее, вернее не последнее, а то, о чем следовало бы д-д-думать не в первую очередь, хотя иногда и так стоит делать, – дрожащим голосом проговорил он и стал нервно кусать губы.

Легатус не придавал значения состояниям своего спутника; в полной темноте открыл настенный ящик, взял два шлема, похожих на часть от скафандра, и передал один Плато.

– Не понимаю… я не понимаю! – возмутился клиент американского посольства… возможно.

Легатус продолжал холодно действовать: самостоятельно надел на гостя шлем, а после и себе. Далее они подошли к южной стене и открыли стеклянную термостойкую дверь. Присутствие двух существ дало команду освещению включиться. Здесь Плато начал терять равновесие, поэтому Легатус взял его под руку и повёл по двухметровому переходу. Миновав переход они оказались в кабине очередного неизвестного аппарата. Оборудование не представляло собой привычного образа земного летательного транспорта, а состояло полностью из цифрового экрана, на котором были отображены: орбита Земли, погодные условия, координаты МКС, техническое состояние, четыре наружных камеры и окно с функциями управления и пилотирования. Всего салон был размером чуть больше трёх на два с половиной метров в длину и ширину, поэтому свободное место практически отсутствовало, помимо пары спальных мест выходящих из корпуса. Для Плато данная картина с предметами из фильмов жанра фантастики не была удивляющей, – печаль о прошлом накатила на него и сопровождала весь дальнейший путь. Последствия такого настроения имели перспективу наступить своей тяжёлой ногой на «беззащитную спину» Плато Романовича. И действительно. Вскоре, как начальные ноты пятой симфонии Бетховена, прогремели удары судьбы.

Глава двенадцатая: «Крепчаем!»

Нет оснований скрывать, что через Плато Романовича явственно прошла философия некоего снобиста-невротика, встретившегося с жизнью, её жестокостью и бесконечностью. Но что, если он окажется прав, даже сам того не понимая, пройдя тяжелейший путь и оправдав свои страдания итогом, ещё покажет, что такой выбор и есть истинный, по крайней мере на сегодняшний день, а всё прочее – заблуждение, – ведь мы можем предполагать всяко; мы, скептически подходим ко всему, что встречаемся нам в «тёмном лесу» и при «ясной погоде», и здесь нечего стыдиться, даже если это противится нашим убеждениям. Меня должны легко понять, ведь нельзя спорить с вечно меняющимся сущим; и для того истина, что не вечна, и для того человек высшее существо, что после его смерти это будет более всего заметно.

Друзья. Я хочу от вас самого бо‌льшего – спорить с образами Плато Романовича, его брата Аристо, с образом «идеального города» Амордей, ведь так я буду сам крепчать, словно металл клинка под ударами молота, а вы набираться опыта в ремесле, как кузнецы, изготавливая свои орудия, с которыми как воины пойдёте в сражение. Также, пока вы не узнали мою личность и место в этой истории, – приглашаю ознакомиться с моей первой поэзией, не опираясь на достоинства автора как человека, а исходя из его навыков.

«К хорошему вкусу 19—21»

Прошу, господа, окна открыть!Душный воздух – приказ: забытьНаслаждаться им оставить его предкамЧтоб считали за гордостьВспоминать свою молодость;Оставить духоту испуганным жизнью умникамЧтоб с книжками тяжёлыми в унисон этим воздухом дышалиТвердеть о спасении знанием не переставали;От жизни им заслуга – скудное и гноящееся одиночество – вот моё пророчество!Позаботимся и о политиках, торгашахЧто будут в грудь бить, славиться – «я сделал всё сам!»Ах, добился места в пастухах!Вот уж действительно, достижение;Но позволить стоит им их деянияИначе накроет их революции манияА рабочие руки нам нужны;Нужны также миролюбивые козочкиДаже больше – миролюбивые хищникиЧто во славу своего вида отказались охотитьсяИ нет более нужды в клыкахВыходит, человеку – в зубах«Что ж, мирная идея – веди нас ты!»– Скажут они, сжигая живой юности мосты;И нет, не рабы они для нас– Кем они не хотят быть, защищаясь конституциейА по праву свободы высшего существа – нами зовутся незаконченной эволюцией;Друзья, если для кого это слушать больно и печальноТо уяснить вам нужно одно:Набраться знаний, понять общество – не сделать ничегоВедь самые глубокие мысли стоят нольЕсли страшишься ты принять – «я могу быть ненужным»И будучи себе послушнымНе ворвёшься в смертельную схватку;Теперь слово лично от меня:Я не хочу, чтобы понимали мои слова– Тем сильнее эффект беспросветного дна!Что современную гуманность в тебе остудитБездна – смотрит в тебя и по своему любит.