На перепутье миров. Акушерские заметки.

– До сорока двух недель ждёте спокойно?

На лице моего собеседника отразилась тревога:

– У нас протокол. Только сорок одну.

Но по телефону проговаривалось иное! Я помнила – подтвердил, что прекрасно знает указанные в учебниках сроки и при отсутствии осложнений готов не давить, требуя индукции. Уточняю:

– Так до сорока одной или до сорока двух?

– У нас протокол, сорок одна. Или женщине придётся подписать отказ.

И смотрит выразительно.

Врачи вышли.

– Инна, вы понимаете, что со мной сделают начальство и остальные доктора? Представьте – я, например, разрешаю женщине ходить до сорока двух, всё хорошо. А потом её подруга пойдёт к моему коллеге, вынужденному работать строго по протоколам, и скажет: «А вот такой-то доктор разрешает до такого-то срока!» Сожрут же…

Мне стало интересно – как он скрывает свои разумные взгляды, как «прячет» якобы перенашивающих. Сроки менструаций, что ли, в обменке переписывает?

Вспомнила, как давным-давно, когда мы только начинали находить на контракты «наших» докторов, я упрашивала не трогать одну свою беременную ещё хотя бы пару суток. А роддом жесточайшим образом требовал родоразрешить в 41+3 и ни днём позже, спорить бесполезно.

Мой любимый доктор, которому в книге «Родить Легко» посвящена отдельная глава, смотрела устало:

– Главврач меня в порошок сотрёт.

– А давайте мы как бы забудем про неё? Вы же не обязаны наизусть помнить все пэдээры.

– Ну хорошо. Сегодня про одну двойню как бы забыла, завтра и эту забуду.

Неужели всё вернулось?

Пока мы оставались вдвоём, решила уточнить про безводный период, но доктор меня опередил:

– Вы говорили, что у вас есть опыт длинных безводных. Что рассказываете на курсах, сколько можно ждать?

– Начну с того, что это не я. Это практика передового европейского акушерства, которую поддерживают в некоторых московских роддомах. Если нет сопутствующих осложнений – тогда…

Опять зашёл другой врач. Закончила фразу уже при нём:

– …ждём до трёх суток.

Мой собеседник снова напрягся:

– У нас до суток. Через двенадцать часов положен окситоцин.

Но по телефону он уверенно говорил именно про обязательные сутки покоя, а дальше – «по ситуации»!

– Так сутки или двенадцать часов?

– У нас так положено.

И опять смотрит с намёком. Ясно – сожрут и за это. Больше неудобных вопросов не задаю, обхожу углы.

– Правильно ли я понимаю: после излития вод вы предложите стимуляцию, потому что обязаны это сделать, но женщина вправе отказаться, так? И значит, будете вынуждены ждать?

Доктор кивает с облегчением – мы друг друга услышали.

– В сорок одну неделю вы должны настаивать на родовозбуждении, но ведь женщина имеет право на отказ?

– Конечно.

И вот таким манером обсудили ещё ряд возможных в родах неоднозначных ситуаций – избегая прямых формулировок и определённости выражений.

Когда мы вновь остались наедине, доктор с лёгкой грустью подытожил:

– Поймите сложность моего положения. Надо мной система, я на службе, у меня есть начальство. Ну не могу я говорить «Обязан вас стимулировать», а после шептать на ухо, что она имеет право отказаться! А вдруг потом выплывет?

Как хорошо, что мне не нужно шептать и прятаться! Говорю в полный голос: исключительное право распоряжаться своим телом по умолчанию есть у каждого. В том числе и у каждой беременной!

Можно отказаться от любого медицинского вмешательства. Можно в любой момент просто встать и уйти. И даже если уже рожаете – помните: вы и ваш ребёнок неприкосновенны, что-либо делать врачи могут только с вашего информированного согласия. Иначе это преступление.

Думайте, рассуждайте, консультируйтесь, ищите альтернативные мнения. Делайте всё, чтобы остаться в рамках разумного акушерства.

Как ни жаль, но большей частью это зависит только от вас самих.

Глава 13. УБЕГАЯ ОТ СЧАСТЬЯ

Когда встречаю на своих курсах беременную с медицинским образованием (или пару, где такой партнёр), всегда беспокоюсь. Знаю, насколько, как правило, искажено там представление о родах: в институте быстренько промахнули страницы о физиологии процесса, а потом глубоко вникли в патологию – медицина ведь для того и существует, чтобы лечить.

Врачи любой специальности проходили азы родоразрешения и обязаны разбираться хотя бы в наиболее распространённых осложнениях. Вот только на практике в роддоме будущие медики наблюдают не самые, мягко говоря, гармоничные роды – до эпохи массового внедрения процедуры «скорбного бесчувствия» они большей частью смахивали на пытку, а сейчас зачастую похожи на удаление под анестезией некоего нездорового органа. На сопровождение индивидуальными акушерками студенты не попадают, темноты, тишины и покоя не видят, и определение «красивые/лёгкие/простые роды» слышится им полнейшим оксюмороном.

Интересный, как сегодня говорят, кейс – индивидуальная подготовка, заниматься которой мне довольно давно не приходилось. Во-первых, вживую: значит, перед всеми вопросами я лицом к лицу, и время особо не лимитировано. Во-вторых, беременная – доктор-эндокринолог: значит, про гормоны, их происхождение и влияние на организм знает куда лучше меня.

Первым делом рассказывает: на практике по акушерству она упала в родзале в обморок. Не раз слышала подобное от врачей, но всё равно в голове не укладывается. Значит, в морге им нормально, а зрелища родов перенести не могут? Хотя, наверное, это про то, как оно выглядит в медучреждении в отсутствие посторонних глаз.

Свои первые роды доктор-эндокринолог прожила ужасно, хотя рожала в стране, где само понятие акушерской агрессии немыслимо. Но быть изнасилованной в родах можно не только с внешней «помощью». Главное – ощущения роженицы и её тела. Именно они остаются в памяти или как пытка, или – как гармония и чудо. Это и стало основной темой. Надеюсь, что всё принципиально важное о «невыносимой» боли я до неё донесла.

Я же вынесла из нашего общения вот что.

Много говорю на лекциях, приёмах, эфирах о роли гормонов в родах, как функционирует «испуганная» эндокринная система и как – «счастливая». О жизни пола, о сексуальности, их химической, гормональной близости к рождению человека. Как разобраться в парадоксальной на первый взгляд работе эндогенного окситоцина, который вроде бы «гормон любви», а управляемые им роды почему-то «самая страшная боль в жизни». Порадовало, что не услышала от доктора-эндокринолога ни одного возражения, замечания или сомнения в том, что зафиксированная мною патологическая цепочка искажений выработки гормонов у боящейся родов женщины как раз и превращает их в мучение для очень и очень многих.

Поэтому – о гормонах.

«Правда ли, что большинство взрослых сидят на антидепрессантах?» – спрашивают в одном интервью у русского врача, долго живущего и работающего в США. «Да, очень много. Я сам двадцать лет на них, и моя совсем пожилая мама, и жена, и сын, и почти все друзья». На вопрос о причинах отвечает – люди хотят быть спокойными и счастливыми.

Лично для меня стало неожиданностью, что в Соединённых Штатах антидепрессанты купить гораздо проще, чем антибиотики. По словам врача, рецепт на антибиотики подразумевает обязательное обследование, чтобы доказать, что нужда в них обоснована. Антидепрессанты же назначают при малейшем намёке на тревожность или жалобах на неуверенность в себе (ну прямо как у нас – да, впрочем, и у них, и почти везде – с эпидуральной анестезией в родах).

Полезла в интернет: в США регулярно принимают антидепрессанты около сорока миллионов человек – то есть примерно пятнадцать процентов взрослого (18+) населения. Российская статистика: за последние несколько лет их потребление выросло практически вдвое.

И непонятно, что именно лечат – истинную депрессию, реальное химическое искажение в организме или грусть и отчаяние от происходящего, боль разочарований и потерь. Просто чувствуют: мне плохо, тяжело, нерадостно! Изменить мир мы не можем, можем только как-то утешиться, сгладить восприятие суровой действительности, притупив рецепторы и добавив в себя искусственных гормонов счастья, которых в естественном виде – отчаянный дефицит.

Гуглю: каким образом добыть гормоны счастья? Выплывают рекомендации Минздрава (Минздрава! обратите внимание на лексику и орфографию цитируемого; если подобное можно найти уже и на сайте солидного госведомства – ой всё):

«– разнообразить питание, готовить новые блюда с использованием различных специй для стимуляции вкусовых рецепторов;

– слушать ароматы духов, цветов, фруктов, использовать аромосвечи и аромодиффузоры для активации обонятельных рецепторов и др.

В результате этих простых рекомендаций, каждый самостоятельно и безопасно увеличит выработку гормона окситоцина, чтобы быть счастливым и здоровым».

Читать такое уже не смешно, а жутко – Кафке и не снилось…

Так где же найти гормоны счастья?

Когда-то удивилась тщательности и детальности изучения истоков насилия. А сегодня о них по понятным причинам особенно много говорят и пишут журналисты, политологи, социологи, психиатры и антропологи.

Становятся ли люди гуманнее, добрее, счастливее? И никому не приходит в голову копнуть в противоположном направлении – что происходит не в маньяке, не в убийце, не в насильнике, а в счастливом человеке, в чём источник его счастья. Ну правильно, раз счастлив – чего его изучать?

Интересное интервью с психологом о кризисах в жизни человека: начиная с кризиса первого года, когда ребёнок понимает, что может существовать и без матери, способен отойти от неё, до одного из последних – периода возраста потерь и осознания, что ты не вечен. Другой эфир: приглашённые эксперты помимо прочего рассуждают о возрастании степени личной и общественной безопасности в связке с ожидаемым на этом фоне снижением окружающей агрессии. Оказывается, с развитием цивилизации уровень агрессии вразрез со стройной теорией почему-то не падает.

Когда говорю на курсах о природном окситоцине, обязательно описываю своё понимание: человек приходит в мир одиноким и уходит из него таким же. Поэтому всю жизнь ищет контакт – друзей, любимых, детей. Одиночества впереди – целая вечность, а эту жизнь надо провести с близкими людьми.

Именно за тепло контакта, за способность к общению как таковую, за саму его возможность и отвечает окситоцин. Но только естественный, не из ампулы!

Только в результате бережного, непротокольного прихода в жизнь новый человек может получить такую возможность – из материнских гормонов счастья, которые передаются ребёнку с момента начала схваток (не искажённых или вообще не аннулированных эпидуральной анестезией и синтетическим окситоцином) вплоть до окончания пульсации непересечённой пуповины. Только в течение того самого – поистине золотого – часа он может ощутить (и обрести это ощущение на всю жизнь): его здесь ждали, его здесь любят и принимают.

Только при кормлении грудью он воочию видит и чувствует любовь, которую сможет потом испытывать – и делиться ею. Кто кормил грудью и видел глаза своего ребёнка, смотревшего при сосании в глаза мамы, подтвердят – это взгляд абсолютной, чистейшей любви. Одна моя роженица написала, что отнятие от груди явилось для неё маленькой трагедией – такой важной частью её счастья стал сопутствующий кормлению обмен нежностью. Добавлю: и безусловным счастьем её ребёнка. С каким ужасом я слушаю преступные, если не стесняться в выражениях, рассуждения о необязательности – а то и вреде! – грудного вскармливания…

И нормальные, естественные роды без медицинских вмешательств, и последующее грудное кормление, и весь первый год жизни природно рождённого буквально сотканы из окситоцина, пролактина, эндорфинов, дофамина. То есть из всего того, чего так катастрофически не хватает сейчас человечеству.

Вот же сама природа всё дала, бесплатно, натурально, безвредно – забирайте! Но увидеть, услышать, прочесть, где и как выдаётся столь убойный антидепрессант, можно лишь вскользь и изредка. «В розыске» – только источники агрессии.