«Энергия жизни». Человек будущего, воспитание родителей, часть 3

Многие столетия мы считали, что нельзя поклоняться деньгам. А поклонение красоте, чувственности, благополучию считалось вполне нормальным явлением. Поклонение знаниям, таланту – это даже не обсуждалось. А на самом деле, как называется божок, которому мы поклоняемся, особого значения не имеет. Главное, что происходит, – это разрушение образа единого Творца, нарушение первой из десяти заповедей, данных Моисеем.

Человек с мышлением велосипедиста, чтобы выжить, должен выйти из скоростной машины и вернуться за руль велосипеда. Нынешнее человечество возвращается к языческому мышлению, но при этом не хочет выходить из сверхскоростной машины, называемой цивилизацией. А зловещие «звонки» уже поступают. Как будет выглядеть последующее самоуничтожение? Как новые эксперименты с ГМ-продуктами? Как погибающая экология планеты? Как новые болезни? Как абсолютный приоритет денежной прибыли в науке, искусстве и повседневной жизни?

Когда на приеме я вижу тонкие планы человека, я лишний раз убеждаюсь, что все начинается с восприятия мира. Что чувствует человек? Как он относится к миру? Какая у него система ценностей? Все это определяет его будущие болезни, распад его судьбы или смерть, будут ли здоровы его дети или они будут несчастны. На тонком плане все это видно в данную секунду. Неверное устремление – это дети, которые могут родиться уже гомосексуалистами, после чего род закончится. Это распад семей, болезни.

У человека верующего ошибки в мировоззрении чаще выходят на внешний план через болезни, неприятности и несчастья. За счет этого выравнивается и очищается душа. У тех, кто веру утратил и поклоняется внешним богам, распад начинается изнутри. Он происходит долго и незаметно, поэтому вначале эти люди всегда в выигрыше. Они могут прекрасно выглядеть снаружи, у них могут великолепно идти дела – за счет полного разрушения будущего. Но внутри они пусты, их уже нет. Их потомки нежизнеспособны, они вымрут постепенно или просто не появятся на свет. Но сейчас эти люди благополучны и преуспевающи. И рядом с верующими, которые болеют, страдают и мучаются, они выглядят особенно выигрышно. Но будущего у них нет, внутри они мертвы. Наверное, о таких Христос говорил своим ученикам: «Пусть мертвые хоронят мертвых».

Кстати, пару лет тому назад в Израиле я с удивлением узнал о том, что в иудаизме есть такое правило: святого, даже умершего, считать живым, а грешника, даже живущего, принято считать мертвым. Потому что у святого есть будущее, которое не ограничивается одной жизнью. А грешник это будущее съедает, оно в нем уже мертво, содержания у него уже нет, хотя его форма может чувствовать себя прекрасно.

«Интересно, – думал я, направляясь к „Галери Лафайет“, – мы в сознании хотим одного, а в подсознании часто совершенно другого». На уровне сознания мне нужен пиджак хорошего покроя и без синтетики, а в подсознании – другая картина. Купив в Париже какую-то вещь и надевая ее, я буду ощущать себя в этом городе. Пиджак мне нужен для ощущения присутствия на великолепных улицах и площадях Парижа. Через него я буду соединяться с пароходиками, плывущими вечером по Сене. Называются они «Бато Муш» – «мутттиные кораблики». Не знаю, при чем тут мухи, но их так называют. В стоимость билета обычно входят шампанское, вино и закуска. Прожектора, расположенные на верхней палубе, освещают все вокруг. Все сидят за столами и наслаждаются видами великолепного города.

Знаменитейший собор Нотр-Дам де Пари смотрится с этого судна совсем по-другому – он как бы парит в воздухе. Совершенно мистическое зрелище. Я гулял возле собора по площади, а потом тот же собор наблюдал через окно прогулочного корабля. Несопоставимые впечатления. Вот что значит другая точка зрения. Для того чтобы постичь увиденную красоту, нужно попытаться достигнуть уровня того, кто ее создавал, и ощутить такой же выброс творческой энергии. А поскольку главная энергия идет из любви, то выброс духовной энергии подталкивает, помогает нам идти к любви и вере в Бога. Поэтому, когда я гулял совершенно бесцельно по улицам и площадям Парижа, заходил в храмы и музеи, у меня часто возникало ощущение восторга. Вообще, когда видишь нечто неожиданное, величественное, совершенное, хочешь не хочешь, а пытаешься внутренне соединиться с этим. А когда уже бывал в этих местах, то происходит добавочная вспышка энергии, как от встречи со старым знакомым. И возникает ощущение счастья.

В этот раз я не пошел в храм на вершине Монмартра. Я был там как раз перед двухтысячным годом. За сутки до урагана я чувствовал себя очень плохо. Все люди: и огромное количество туристов, приехавших в Париж по случаю этой даты, и местные жители – радовались и ликовали. Миллениум! А у меня было ощущение тяжелой болезни. Я эту убийственную радость, которая, судя по всему, и вызвала ураган, не разделял. Мне было плохо, но было неудобно отменять нашу короткую поездку. Помню, что я только зашел в Сакре-Кер – храм, находящийся на вершине Монмартра. Я был в совершенно плачевном состоянии, было ощущение, что начинается воспаление легких. Мне было жутко холодно, и пронизывающий ветер усугублял это состояние. В центре храма молились прихожане, а туристы проходили по периметру и выходили обратно. «Сейчас помру, не дай Бог, – подумал я тогда, – скольким людям проблемы создам». А потом неожиданно вспыхнула мысль: уж если умирать, то лучттте в храме. Молиться легче. Отрешиться легче. Как-то сразу улучшилось настроение. А через пару минут появилось ощущение внутреннего тепла. Этот жар шел изнутри, незаметно согревая и поднимая настроение. Из храма я вышел в совершенно другом состоянии. Я уже не замечал холодного ветра. Все вокруг стало выглядеть как-то по-другому.

«Если уж посещать храм, то в таком же состоянии, – подумал я. – А пока я тут гарцую в поисках пиджака, пожалуй, можно ограничиться площадями и улицами».

Все влюбленные мечтают слетать в Париж. Если сказать «город влюбленных», то люди подумают о Париже. Но у каждой медали есть две стороны. Любовь видит обе стороны медали. Если человек хочет видеть только одну сторону, он любовь утрачивает. Тот, кто поклоняется наслаждению и бежит от боли, сначала наслаждение назовет любовью, а потом любовь потеряет. Французы занятие сексом назвали любовью. Вроде бы что тут такого? Плотское, сексуальное наслаждение названо красиво и возвышенно. Представьте себе – «мы занимаемся любовью». Вроде бы это гораздо поэтичнее, чем то, что религия часто называет «блудом», «сладострастием», «похотливостью». Ведь сказано же в Библии: «Плодитесь и размножайтесь». Почему же человек должен отказываться от счастья? Почему же он должен презрительно относиться к наслаждению? А ведь сексуальное наслаждение с любимым человеком – это высшее физиологическое счастье.

Итак, люди стали «заниматься любовью». То, что раньше называлось плотским и животным процессом, было превращено в красивый и романтический ритуал. Какие могут быть проблемы? Но мы думаем об одном, а наше подсознание – совсем о другом. Многие столетия мы несли в себе, в своем подсознании, истину, которая звучала так: «Бог есть любовь». Это означало, что любовь есть высшее наслаждение и высшая боль и потеря одновременно. Бог не только дает нам жизнь, Он ее и отбирает. Когда занятие сексом назвали любовью, когда чувство любви оторвали от души и присоединили к телу, поставив тело на первое место, в подсознании возникла другая схема: Бог – это секс, Бог – это наслаждение. Подчеркнутая эротичность женских нарядов, начавшаяся в эпоху Возрождения, любовь превратила в секс и постепенно стала возвращать людей в те ранние языческие времена, когда люди поклонялись мужскому члену, женщине как символу продолжения жизни, – сначала поклонялись, а затем эту же жизнь уничтожали. Современные книжки, описывающие жизнь людей много лет назад, как правило, выбрасывают главное – реальность. Люди с языческим мышлением убивали, резали, уничтожали друг друга постоянно. Войны, взаимное истребление происходили непрерывно. Способ мышления, мировоззрение язычников исключали мир, взаимопонимание и гармонию. У человека, мыслящего крайностями, понятия равенства не существует: он может быть либо господином, либо рабом.

Более или менее реальное представление об истории можно найти на страницах Ветхого Завета. Те, кто читает его в первый раз, поражаются обилию крови, смертей и насилия. Но для язычника это совершенно нормально. Для того чтобы хотя бы подсознательно верить в единого Творца и устремляться к Нему, язычнику необходимы постоянная боль, лишения, потери, насилие и смерть. Без этого принудительного механизма энергетика язычника застаивается и погибает. Благополучие и стабильность являются для него смертельными.

Эпоха Возрождения (а точнее сказать – Вырождения), начавшаяся в XIII – XIV веках в Европе, дала великолепный внешний расцвет искусств, ремесел, промышленности и все большее поклонение наслаждению. Сначала – самым возвышенным чувствам, потом – наукам, знаниям, таланту, цивилизации. Потом поклонение обратилось к еде, одежде и сексуальным удовольствиям. Потом секс назвали любовью.

Если разрушить фундамент, неизбежно рухнет все здание. Отрекаясь от первой заповеди, человек неизбежно придет к нарушению всех остальных. Грех для него станет добродетелью. В христианстве говорится, что грех ведет к смерти. Христос говорил о том, что грех приводит к болезни. Сутью любого греха является утрата устремления к Богу, разрушение единства с Создателем. Это приводит и к утрате любви, и к постепенному опустошению главных запасов энергии, которые есть в душе каждого человека. Может быть, поэтому такая печальная статистика у французских женщин, особенно в крупных городах, где нравственность всегда была ниже, чем в деревне. «Кто знает?.. – думаю я. – Но, похоже, вселенский эксперимент, когда нарушаются главные заповеди, подходит к концу. И чем он завершится, приблизительно ясно. Достаточно перечитать Пятикнижие Моисея».

Я не сомневаюсь, что люди пройдут через разрушение старого сознания и выживут. Появится новое сознание, оно будет неразрывно связано с любовью. Новое мировоззрение не будет поклоняться сексу и благополучию. Женщины научатся любить и рожать. Но это, наверное, будет не сейчас, а чуть позже. Сейчас я пока вижу манекены, подвешенные за ноги, как символ того, что может быть в ближайшем будущем. «Не стоит драматизировать ситуацию, – думаю я, – все рождается, живет и умирает». Старая система мышления также умирает сейчас. Главное, чтобы вместе с идеями не умерли люди. Конец света может означать как прекращение старого мышления, так и прекращение этого мышления вместе с его носителями. Часто представители религии говорят о конце света как о физическом процессе, а это процесс в первую очередь духовный: все события сначала происходят на тонком плане и только потом – на физическом.

Я отвлекаюсь от этих мыслей и захожу в магазин. Любезный продавец, пожилой, колоритный мужчина, показывает мне все, что есть в наличии. Сорок минут я примеряю: отдаю ему то, что мне не подходит, а он приносит новые образцы. Замечаю одну особенность: все пиджаки крупных размеров не имеют талии. То есть те, кто шил пиджак, считают, что большой размер может быть только у брюхатого, растолстевшего мужчины. Я далеко не худенький, но в районе талии пиджаки на мне просто болтались. Кстати, заметил еще одну любопытную особенность: покрой многих пиджаков был весьма неважным, ткань бугорками топорщилась на плечах. Когда носишь пиджак несколько лет, ткань начинает растягиваться, провисать и теряет строгость очертаний. Красивую фигуру можно плохим пиджаком обезобразить. Я перемерил все и не смог найти ни одного подходящего пиджака. Тогда я отправился в другой крупный магазин, где, потеряв около часа, сумел найти только один достойный пиджак, но он был из шерсти. Ткань прекрасная, но слишком теплая. Стоил он 650 евро. Был бы он подешевле – я бы его взял. Про запас, на всякий случай. Но мне все-таки нужен был легкий, летний пиджак, и я, махнув рукой, ушел из этого магазина тоже.

Вечером решил поднять себе настроение. У портье в гостинице заказал билеты в «Лидо». Если кто не был, объясню.

«Мулен Руж» (то есть «красная мельница») – это знаменитое кабаре, в котором столики вокруг сцены расположены амфитеатром, а на сцене выступают лучшие артисты. То есть ресторан и цирк в одном флаконе. Несколько лет тому назад я был в «Мулен Руж», и мне там понравилось. Цирк, балет, иллюзионисты, опера, варьете, силовые упражнения, спектакль – все это прекрасно органически сочеталось. А когда в очередной раз раскрылась сцена, пол которой был стеклянным, то это произвело особое впечатление. Под стеклом располагался настоящий бассейн, в котором плавали удавы. Внизу, в воде клубками сворачиваются и извиваются огромные змеи, а над ними пляшут фантастически одетые женщины и мужчины. Надо отдать должное организаторам шоу: ощущение от этого зрелища было великолепным.

Портье вызвал такси и вручил мне билет. <<Лидо>> – это то же самое, что и «Мулен Руж», только находится на Елисейских Полях, то есть на улице, которая упирается в Триумфальную арку. За десять евро таксист домчал меня к всемирно известному аттракциону-ресторану. Есть мне не хотелось, поэтому я ограничился только шампанским. Кстати, там оно также называется «Лидо», и вкус у него отменный. «Лучите бы его заменили хорошим вином, – подумал я. – Мужикам шампанское пить вредно, как и пиво. Но по вкусу оно неплохое. Посмотрим, каким окажется шоу». И вот на сцену выходят дамы в нарядах из страусиных перьев. Одно шоу сменяется другим, а радости нет. То ли у меня настроение было такое, то ли режиссер откровенно подхалтурил, но праздника на сцене создать не смогли. Местами – добросовестная работа, местами – профессионализм, иногда – неожиданные находки. Нету праздника. Это – как «заниматься любовью». А на самом деле секс есть, а любви нет. Тело трепыхается, сознание через глаза таращится на все вокруг, а душа не радуется. «Хорошо, хоть не плачет», – думал я, отпивая шампанское. Искусство умерло, а шоу осталось. И никто, похоже, этого не понимает. Еще бы, такое великолепие, такие вышколенные официанты встречают на входе. Одно слово – гламур. А внутри – пустенько. Искусство направлено на радость души, а шоу-бизнес – на радость тела, на то он и бизнес.

Я допиваю бокал с шампанским. Шоу закончилось. Я смотрю на лица выходящих из зала людей и на них тоже не вижу праздника. Завтра еще один день я проведу в Париже. А потом мне предстоит проехать около 1100 км до Барселоны, там можно будет остановиться на ночь.

А назавтра – опять ослепительный Париж. Небольшие кафе, в которых в основном пьют кофе с круассанами. Великолепная набережная, прогулки по которой вызывают у меня наслаждение. Великолепная архитектура Парижа поддерживается деревьями и парками. После Москвы, где безумная страсть к деньгам истребила значительную часть зелени, Париж выглядит очень уютно. В Москве гулять негде. В Питере можно гулять возле Невы и каналов. В Париже можно гулять везде. Я вспоминаю об этом через день, собирая свои вещи в гостинице. Мне нужно спуститься вниз к портье и спросить, каким образом двигаться в направлении Барселоны. Я не догадался купить карту Франции, но, думаю, по трассе двигаться на юг будет несложно. Мне главное – выбраться из Парижа, потому что здесь можно увязнуть еще на час-полтора, а мне нужно добраться до места до наступления темноты, поскольку я жаворонок, да еще и со слабеющим зрением – вечером машину вожу плохо. Вернее, испытываю дискомфорт и излишне напрягаюсь.

Кстати, пиджачок я все-таки в Париже купил. На следующий день после «Лидо» гулял по набережной Сены, а потом повернул к Лувру, чтобы пешком добраться до гостиницы. За Лувром повернул налево и обнаружил галерею с небольшими магазинами. В одной из витрин я увидел манекены с пиджаками, зашел внутрь, а там меня встретил продавец-араб, который немного говорил по-русски. Или, если быть точным, француз арабского происхождения. Он сказал, что здесь продают пиджаки самого высокого качества, но в 4—5 раз дешевле, чем в других магазинах. Мне приглянулся отличный пиджак хорошего покроя ценой 130 евро. И ткань, и фасон, и цена – все меня устраивало. Я потратил там всего десять минут, и мы расстались, довольные друг другом.

«Странная тенденция», – думаю я. Раньше, когда я бывал в магазинах Германии и Франции, из десяти вещей, которые я видел, восемь-девять были добротными и функциональными, а одна – больше для виду и рекламы. Пять лет назад в магазинах Берлина или Франкфурта реально мне хотелось купить только половину тех вещей, которые я видел. Сейчас – 10—15%. То есть вещи стали неудобными, нефункциональными. По форме все прекрасно. Надеваешь – не нравится. Вывеска осталась – ресторан ушел. Все деньги вкладываются в форму, в разнообразие. Форма есть, функции нет. Похожие процессы происходят и в одежде, и в искусстве, и в еде. Сосиски, в которых нет мяса. Колбасы, начиненные вкусовыми добавками, ароматизаторами, красителями, наполнителями. Упаковка, цвет, форма становятся при этом все лучше. Поклонение деньгам незаметно истребляет еду вместе с нашим телом, нашими чувствами, нашим восприятием мира. Пластмассовая еда, пластмассовые женщины, пластмассовое счастье. Неужели в этом заключаются блага цивилизации? Я отмахиваюсь от этих мыслей и подхожу к портье.

Сегодня мне надо быть в Испании, – объясняю я. – Как мне выехать из Парижа в направлении Марселя?

Мужчина разворачивает передо мной карту Парижа.

Марсель вам не нужен, – говорит он. – Сначала держите направление на Орлеан, а потом – на Перпиньян. Дальше указатели выведут на Барселону. От гостиницы езжайте в направлении Эйфелевой башни. После того как через туннель проедете под Сеной, пересекаете бульвар Сен-Жермен и идете по указателям на Орлеан.

Он показывает мне пару главных улиц, по которым я должен выйти к кольцевой. За ней уже нужно идти по трассе и следовать указателям. Я смотрю на часы – около десяти утра. Погода прекрасная, светит солнце. Я прощаюсь, выхожу на улицу и подхожу к машине. «Фольксваген гольф» – маленькая, но уютная машина. И багажник у нее достаточно объемный. Несколько маломощная, поэтому с места ее нужно трогать деликатно, подгазовывая. Но когда скорость наберет, идет плавно и аккуратно. А на трассе держится хорошо, и ехать на ней одно удовольствие. Итак, направление известно – Орлеан. Солнце должно быть слева, поскольку я еду на юг.

ТРАССА

Полдень.

В Париже я все-таки заблудился. Взял направление на юг, проехал мимо Эйфелевой башни, полюбовался великолепной архитектурой. После этого в голове все перепуталось, и, увидев знакомое название «Бульвар Сен-Жермен», я двинулся вдоль него, рассчитывая попасть в южную часть Парижа. Бульвар закончился, и почему-то мне опять пришлось пересечь Сену. Потом я вышел на какую-то большую трассу и минут через пятнадцать увидел знакомое название – «Страсбург». Оказывается, я направлялся обратно в Германию, из которой приехал. На первом же съезде я попытался развернуться, а потом подъехал к стоящему такси. Таксист покачал головой, глядя на меня, потом объяснил:

Впереди при первом же повороте повернешь налево – и держи направление на Версаль. Когда на указателях появится название «Орлеан», поворачивай туда.

Я двинулся в сторону резиденции французских королей. Потом увидел знакомое название «Бордо». Всегда с уважением относился к этому городу, ведь это столица красных французских вин. Это тоже южное направление. Поеду туда, а там сориентируюсь.

Я был в этом городе пару лет назад, и он мне очень понравился. Великолепные, бесшумные трамваи. Все четко продумано. Никакой суеты. Все для блага человека, все во имя человека. Коммунисты этот лозунг создали, а на Западе его реализовали. И архитектура тоже изысканная, и прекрасные ресторанчики. Я купил там бутылок пятнадцать отличного «Бордо», обернул их специальной бумагой и положил в чемодан. Но не могут же быть одни только положительные эмоции. Из Франции я летел в Москву. Уже сидя в самолете, я наблюдал, как грузчики загружают багаж. У меня появилось ощущение, что я на футбольном матче. Они пинали чемоданы ногами, как заправские футболисты. До этого момента я был уверен, что мой багаж хорошо упакован. Когда, приземлившись в Москве, я получил свой чемодан, я заметил, что он весь красного цвета и мокрый даже снаружи. Раскрыв его, я просто ахнул. Впечатление было такое, будто кто-то открыл чемодан и специально колотил бутылки молотком. От них остались мелкие кусочки. «Не зря первая социалистическая революция произошла во Франции, – подумал я тогда. – Не любит народ работать. Не зря тут сейчас забастовки у молодежи. Прикрываясь лозунгом социальной защищенности, хотят больше получить и меньше отдать. Ведь, по сути, главный принцип коммунизма – глубоко языческий. Каждому – по потребностям, от каждого – по способностям. Пикантность заключается в том, что наши потребности всегда больше наших способностей, и получать люди хотят гораздо больше, чем они могут заработать. Суть коммунизма – это поклонение халяве».

Может быть, я просто запал на алкоголь. И мне дали знак, что пить надо меньше. Кто знает?

Проехав по трассе часа полтора, я вдруг понял, что ухожу на запад. Притормозил возле какого-то

мужчины – тот стоял рядом с огромной машиной. Комбайн не комбайн, но что-то связанное с сельхозтехникой. Когда я заговорил о Барселоне, француз сочувственно покачал головой:

Возвращайся назад, километров сто. Увидишь табличку «Орлеан» – поворачивай направо.

Я развернулся – и на первой же заправке приобрел карту Франции. То есть сделал то, с чего надо было начинать. Когда едешь с большой скоростью, насекомые разбиваются о стекло и оно мутнеет. «Интересно, а есть ли жидкость, помогающая смывать налет? – подумал я. – Ведь обычная вода его не берет». В магазинчике, который находился в здании автозаправки, я спросил, есть ли такая жидкость. Оказалось, что есть. Я плеснул ею на стекло, и щетки сразу же привели его в порядок. Через какое-то время я увидел нако- нец-то название «Орлеан».

День был великолепный. Справа и слева проплывали поля и живописные рощи. Правда, указатели здесь послабее, чем в Германии, где заблудиться невозможно. За сто – триста метров до каждого поворота – огромные щиты над трассой, четко и ясно показывающие все направления. Дороги в Германии идеальные. Во Франции тоже все хорошо. Вспомнилось выражение князя Голицына, который никогда не говорил, что вино плохое. Он говорил так: «Вино хорошее, но не превосходное». А вот в России с указателями неважно. Ощущение такое, что те, кто ставили указатели, пытались запутать всех автомобилистов.

Хаос на дорогах и в экономике происходит из хаоса в головах. Ведь до сих пор тело языческого вождя находится в мавзолее на Красной площади и захоронено по языческому обряду. Да и само слово «вождь» о многом говорит. Откуда же у большевиков появились такие пещерные, языческие представления? «Как это ни печально, – подумал я, – но взять все эти идеи они могли только в одном месте – у православной религии». Непогрешимость духовной, идеологической власти. Обещание будущего рая – только не на небе, а на земле. Исполнение всех желаний – только молиться нужно не Богу, а вождю. Коммунистический вождь – это, по сути, языческий бог, спустившийся на землю.

Русская интеллигенция 150 лет тому назад рассуждала достаточно просто. Церковь обещала всем рай, обещала всех людей сделать братьями – и верой в Бога воспользовалась, чтобы иметь миллионы крепостных и накопить колоссальные богатства. Вместо братьев получились рабы и профанация самой веры. Значит, нам не нужна вера и не нужна религия, которая не сумела объединить людей. Мы объединим людей и спасем человечество по-другому – без Бога и без церкви. Если духовное направление пришло к деградации, мы сделаем людей счастливыми через материальный аспект. Объединим людей не через религию, а через общую собственность. Коммунисты поклонялись светлому будущему, поклонялись материальному счастью – и все то, чему они поклонялись, начало расползаться и распадаться.

Европа все еще по инерции верила в Бога. Но сейчас здесь повторяется то же, что было в России 150 лет назад. Это не только ослабление религии и усиленный материализм. В результате поклонения жизни, физическим аспектам бытия медленное разрушение приняло другие формы.

Кто мог подумать, что детские мультфильмы могут убивать душу? А ведь большинство западных мультфильмов невероятно агрессивны внутри. Поклонение жизни рано или поздно заканчивается ее разрушением. Еще пятнадцать лет назад я заметил эту тенденцию и говорил, что мультфильмы могут пагубно влиять на детей. Сейчас 2009 год, и об этом уже начинают поговаривать психологи.

В детстве у ребенка закладываются стереотипы поведения, которые потом работают всю жизнь. В каждом возрасте у нас есть определенный период развития, для которого выделяется пакет энергии. И если время упущено, то человек уже никогда не научится и не создаст базовые функции. Ни один «маугли» не заговорил (речь идет о детях, которые в младенчестве оказались в среде животных, а потом были возвращены к людям). Если ребенок в детстве не общается с близкими людьми, он может превратиться в умственно отсталого, и наверстать это будет потом невозможно. Да что там дети, недавно я услышал о том, что мозг попугая соответствует уровню трехлетнего ребенка, и если с попугаем не общаться, он может сойти с ума и умереть. Коммунисты мечтали устроить всех детей в детдома, не понимая, что сама идея детского дома ущербна по своей сути. Воспитание не может быть только коллективным. Для того чтобы ребенок развивался, он должен общаться один на один с матерью, близким человеком. Через любовь и душевное тепло происходит главное обучение. Любовь, искренность, забота, жертвенность, сострадание – этому маленький ребенок должен учиться с раннего детства, иначе он потом не сможет создать семью и развить в себе социальное мышление.