Аркадия, или Пропавший Боинг

Александр Мирошниченко

Аркадия, или Пропавший Боинг

Посвящается Ларисе – однокласснице, другу, жене.

Глава 1

Пальмы, пальмы, пальмы. Раньше Дейву казалось, что там, где растут пальмы, не может быть ни ненастья, ни печали, а исключительно весёлое настроение, замечательная погода и неутихающий, немеркнущий праздник. Поскольку растут эти вечнозелёные растения в тех краях, где тепло и солнечно. Как в детстве летом на аллее, которая протянулась от конечной остановки пятого трамвая до короткой набережной, пляжа со странным названием «Аркадия».

Гена, так Дейва звали в те, казалось, давние времена, очень любил эту аллею. Можно даже сказать, любил даже больше, чем пляж. Пляж тоже Гене нравился. Но из-за множества отдыхающих было тесно, что на берегу, что в море.

 В детстве Гена частенько грезил, что когда-нибудь ему посчастливится попасть на пляж, где будут настоящие, а не в специальных ящиках, пальмы, а людей не будет вовсе. Только маму он хотел видеть рядом с собой в таком замечательном месте. Но это было невозможно. Мама умерла, когда Гена был настолько мал, что ничего не помнил ни про себя, ни про маму. Он знал только, что у всех детей обязательно бывают мамы, а значит, у него она была. И ещё осталась от неё маленькая фотокарточка для паспорта.

Этот снимок хранился до сих пор. Как он выжил и не пропал во всех злоключениях последних лет, сложно было представить. Однако фото – вот оно. Это единственная ниточка, связывающая с прошлым его, уже взрослого мужчину, заброшенного волею судьбы на затерянный в бескрайнем океане остров, где пальм много, а пляжем можно считать всё побережье, по большей части безлюдное.

Если бы не этот маленький кусочек фотобумаги, где уже с трудом можно разглядеть лицо привлекательной девушки, то Гена и не поверил бы, что у него была когда-то и где-то иная жизнь. Та далёкая страна была за многие-многие тысячи километров от этого кусочка земли, который местные жители называли Малым островом.

Гену воспитывал папа, которого он не любил. Вот только причину этого не знал. Просто не любил. Уже в зрелом возрасте, потеряв отца, Гена вдруг понял: более близкого и любящего человека у него в жизни-то и не было.

Суровый родительский нрав, который временами граничил с жестокостью, объяснялся желанием «сделать сына счастливым». Не размышлял отец, можно ли насилием достичь столь благой цели. Но он именно так понимал и выражал свою любовь.

Отец всеми возможными способами пытался вырвать чадо из лап нужды, в которой сам пребывал большую часть жизни. И это отчасти оправдывало его поступки в глазах Гены, когда тот сам стал уже взрослым. А в детстве страшно боялся порки, которую устраивал ему отец за плохие отметки.

И чем больше Гена боялся, тем яснее осознавал, что учиться на одни пятёрки и четвёрки, а другие отметки грозный родитель считал недостаточными, он не сможет. И поэтому Гена, росший в полукриминальном районе Одессы, где, откровенно говоря, практически все районы были таковыми, нашёл способ избегать наказаний.

Стал подделывать отметки в дневнике. Когда это вскрылось, Гену ждала расплата в виде ремня и двухнедельного домашнего ареста. Вторая часть, кстати, ничуть не страшила, ведь нарушить этот запрет не составляло особого труда. Тем не менее парень сделал выводы: решил совершенствовать навыки фальсификации своих школьных успехов. Чуть позже подделки были уже не только в дневнике, но и в журнале.

Старенькая классная руководительница один раз заподозрила неладное и вызвала отца в школу. Страх расправы за совершенный проступок оказался настолько велик, что Гена гениально разыграл обиженную добродетель. И сделал он это просто блестяще, так что взрослые поверили, а классная даже принесла извинения Гене перед всем классом.

Не исключено, что лицедействовал Гена так же талантливо, как подделывал подписи учителей. Ему бы развивать актёрский талант, но отец решил иначе. В то время он работал водителем топливозаправщика в местном аэропорту. Вид молодых пилотов в чистенькой лётной форме и подсказал мужчине, в каком направлении двигать отпрыска к «счастливому будущему». Так было решено, что Гена будет лётчиком.

 Зарплата у отца на новом месте увеличилась. К тому же имея пусть и неполное среднее образование, он быстро сориентировался: раз бензин и керосин при разной температуре имеют разный объём, то обязательно появляются излишки, которые можно выгодно продавать соседям. Никто в посёлке не интересовался происхождением покупаемого, если цена подходящая.

Махинации быстро вычислил начальник отца. Но означало это лишь то, что нужно делиться. Правда, сказалось это обстоятельство не на заработках предприимчивого водителя, а на ценах топлива для соседей, которым водитель честно объяснил причину. Соседи всё понимали и продолжали покупать дешёвый даже после удорожания товар.

Но на благосостоянии семьи левый заработок отца почти не отразился. Все добытые незаконным путём средства глава семьи откладывал на то, чтобы сын смог стать лётчиком. Прекрасно понимая, что даже при хорошем аттестате в конкурсе, где три человека на место, у его чада шансов мало.

Покрутившись в аэропортовских гаражах, где различные компании пилотов периодически отмечали праздники, отец будущего абитуриента выяснил, кому и сколько платили за гарантированное поступление в лётное училище. И с этой информацией прямо перед приёмной кампанией направился в город Киев.

Там записался на приём по личным вопросам к тому начальнику, на которого ему намекали. Уже в кабинете без посторонних глаз и ушей доложил о цели своего визита. Закрепил серьёзность намерений информацией о портфеле, который он оставил в приёмной. А также назвал сумму, которая соответствовала ожиданиям начальника. Деловой подход незнакомого визитёра впечатлил хозяина кабинета.

Так, Гена стал курсантом, потом и гражданским лётчиком. Пусть на короткое время, но отец Гены поверил, что сделал сына счастливым, особенно когда начинающий пилот надел лётную форму и сел в кабину самолёта Ан-2. Коллеги это называли ступенькой на пути в большую авиацию. Но отец Гены полагал, что даже такой шаг уже осчастливит наследника. И умер счастливым сам, когда после ночной смены во сне у него оторвался тромб.

Глава 2

Своей работой Гена был более чем доволен. Приработки в виде провоза безбилетных пассажиров почти удваивали небольшую зарплату. Вот где пригодилось его умение подделывать документы. При помощи небольшого набора химикатов, продававшихся в любом хозяйственном магазине и аптеке, Гена выводил записи на бланках использованных билетов и продавал их по второму разу пассажирам, которых привозил в Одессу из области и наоборот. Билеты он подделывал настолько искусно, что к нему выстроилась очередь из коллег, которые за установленную плату (пять билетов – бутылка водки) пользовались его умением. Кроме билетов, Гена «изготавливал» справки от стоматолога для прохождения медицинской комиссии, медсправки для получения прав на вождение автомобиля. Писал положительные характеристики и ставил подписи и печати на них. А также создавал иные малозначащие документы. Поскольку для него такая рутина именовалась «хобби» и не давала ему материальных благ, то преуспевал он в этом без риска попасть в поле зрения правоохранительных органов.

Регулярные стажировки и учёба для повышения профессиональных навыков, как это положено в авиации, частенько обеспечивали визиты в столицу. И в то время как обычным гражданам ради поездки в Белокаменную приходилось отстаивать в очередях за авиабилетами, а если не повезло – долго трястись в поезде, Гена мог, как и любой пилот, просто попроситься на борт самолёта без оплаты. Когда у тебя есть лётная форма и пропуск члена экипажа, то можно подкараулить командира с рейса в нужном направлении, и попроситься пролететь зайцем. Командиры почти никогда не отказывали. А если отказывали, то нужно всего-навсего подождать следующий рейс.

Гена часто таким образом летал за продуктами в Москву или Ленинград, где всего было в изобилии. В Одессе всё это тоже имелось, но только на продуктовых рынках и, само собой, намного дороже.

В одну из таких поездок в Москву Гена очутился в кабине самолёта не единственным безбилетником. Вторым оказался Коля Буров, с которым они раньше вместе работали. Коля уже год как перебрался в столицу и сейчас навещал родственников. Слово за слово – и Гену пригласили в гости.

Вечером Буров приготовил поужинать. Кроме столичных и заморских деликатесов на столе красовалась бутылка водки с иностранной этикеткой. Но хозяин не спешил открывать, пояснив, что ждёт конца рабочего дня, когда план полётов на завтра уже не может быть изменён. И хоть по графику следующий день и был выходным, но всё равно нужно дождаться окончательного, железобетонного подтверждения. Где-то без двух минут Коля позвонил, ему подтвердили график, и можно было приступать к застолью. Мигом разлив содержимое из запотевшей тары по стаканам и дождавшись, когда секундная стрелка швейцарских часов догонит минутную, оповестив тем самым, что дальнейшие изменения плана могут быть только по согласию, Колян, чокнувшись с гостем, произнёс:

– Ну, будем, – однако на полпути понятной траектории движения стакана раздался телефонный звонок.

Гена слышал, как в трубке прозвучало:

– Коля, это дежурный, у нас ЧП. Заболел второй пилот минского рейса. Ты ещё не принял на грудь?

Коля грустно посмотрел на гостя, потом на стакан и произнёс:

– Подожди секунду, – с этими словами он отправил содержимое стакана в организм, закусил куском финской салями и честно признался звонившему: – Уже принял.

В эту поездку, кроме привычного затаривания гречкой и колбасой, Гена походил по различным подразделениям большой авиации Московского региона и осознал, что непроходимых преград на пути в эту самую большую авиацию, вообще-то, нет.

И скорее всего, попал бы он туда, но в это время случился развал страны, в которой он родился и вырос, которую считал своей родиной. А за этим последовал и развал всего, что на эту страну опиралось. Если большие самолёты ещё продолжали худо-бедно выполнять рейсы, то самолёты Ан-2, которые заправлялись авиационным бензином, летать почти перестали, потому что завод в городе Грозном прекратил отгружать этот вид топлива в Одессу. И превратились самолёты в недвижимое имущество. Да если бы и летали они, то пассажиров бы не нашлось – у людей просто не было денег на путешествия. Руководство авиапредприятия пыталось любыми путями избавиться от приносящего убытки парка малой авиации.

И Гена купил самолёт.

Цена была такая, что купить мог почти каждый пилот. Но проблемы с хранением и стоянкой, а главное, отсутствие перспектив заработать делали покупку заведомо невыгодной.

Гена заранее познакомился с командиром воинской части, которая обслуживала военный аэродром при авиаремонтном заводе и, подделав документы, подтверждавшие принадлежность самолёта несуществующему аэроклубу, разместил свой авиатранспорт на стоянке военного аэродрома в черте города. Естественно, приходилось приплачивать командиру, но не очень много. И тех денег, что Гена зарабатывал, катая детишек на самолёте, ему хватало, чтобы оплатить стоянку и бензин, который у начальника склада горюче-смазочных материалов имелся.

Со временем появилось ещё одно бизнес-направление. Как-то к Гене обратился руководитель местной румынской диаспоры с просьбой доставить делегатов от Одессы на какой-то национальный фестиваль в румынский город Галац. Пришлось немного подсуетиться, чтобы получить разрешение на выполнение международных полётов. Помогли приятели из службы управления воздушным движением, которые, какое приятное совпадение, оказались в числе участников делегации. Объединив способности Гены и финансовые ресурсы диаспоры, все разрешения и допуски были получены в рекордные сроки. А меж тем лететь до этого самого Галаца было менее десяти минут от города Рени, где также можно было заработать немного авиапокатушками детворы.

После фестиваля, на котором организаторы очень радовались возможности похвастаться, что некоторые делегаты прибыли на специально арендованном самолёте, попросили Гену отвезти обратным рейсом небольшой груз. Вопросы с таможенной службой решил один из пассажиров, бывший ещё и заместителем командира погранзаставы в Рени.

Благодарность, имевшая денежный эквивалент, более чем обрадовала. К тому же Гена решил задержаться – спрос на катание детей и взрослых не уменьшался.

Неплохой заработок с учётом того, что бензином обеспечил местный совхоз, имевший топливо в достатке ещё со времён массового выполнения авиационно-химических работ. Когда пришло время собираться домой, к Гене обратился уже знакомый заместитель командира погранзаставы с новым заказом – отвезти груз в уже знакомый Галац. И чтобы не тратить время, добывая разрешение на полёт, предложено было выполнить рейс ночью. Если, конечно, Гена с такой работой справится.

Попытка взять «на слабо» Гену мало волновала. Больше заботил заработок. На прошлом рейсе он хорошо заработал, но теперь появился риск, поэтому Гена не моргнув глазом предложил заказчику увеличить плату, не называя желаемую сумму. Так делали одесские таксисты. Своим вопросом «Сколько по деньгам?», который следовал после «Куда едем?», они давали клиенту возможность предложить больше, чем сами бы назначили. И важный пограничник предложил на порядок больше, чем Гена мог запросить. К тому же предложил платить в валюте.

За три ночных полёта Гена заработал столько, сколько никогда не зарабатывал, даже если суммировать все зарплаты и левый приработок, что случался ранее.

Главное в нелегальной деятельности – вовремя остановиться. И Гена решил, что четвёртый полёт будет завершающим. Но чуток промахнулся – остановиться надо было раньше.

В этот раз он прождал в Галаце груз на обратный рейс почти до самого утра. Когда уже забрезжил рассвет, приехал не грузовик, как обычно, а шикарный автомобиль, из которого вышел важный мужчина и пригласил проехать с ним, чтобы поговорить с заказчиком. В небольшом доме на окраине абсолютно киношно-гангстерского вида местный криминальный авторитет сообщил, что возвращаться Гене нельзя. Совсем нельзя. Пока они не решат проблемы с конкурентами и властями по обеим сторонам Дуная.

Глава 3

Пока случился вынужденный простой, Гену разместили в местной гостинице и обещали, что всего пару-тройку дней нужно подождать. Но уже вечером следующего дня к нему обратился тот самый мафиози с предложением выполнить несколько полётов внутри Румынии. Гонорары, конечно, отличались от платы за международные перелёты, но заказчик брал на себя снабжение топливом. А ещё выделил в помощь авиатехника, имевшего опыт обслуживания Ан-2. Эдик хорошо говорил на русском. А также на болгарском, венгерском, итальянском и, само собой, на румынском.

С техником-полиглотом стало намного легче. Гена неплохо знал английский (вот оно стремление в большую авиацию на международные линии) и молдавский. Когда-то в соседях у них жила большая молдавская семья, где дома все говорили на родном языке. Гена постоянно обитал у них – так и освоил новый язык. Теперь вот пригодилось.

Родом Эдик был из села Жовтневое, что в каких-то сорока километрах до Дуная, за которым Румыния. И половина его родни проживала в Союзе, а ещё половина – за этим самым Дунаем в Румынии. Эдик, окончив авиационно-техническое училище, стал работать техником и в первой же командировке в Румынию женился на румынке и получил румынский паспорт.

Ну как женился… Родственники нашли вдову, которая согласилась за скромную денежную компенсацию оформить брак, чтобы получить гражданство.

Умел Эдик практически всё на свете. Авиатехники, работающие на Ан-2, обычно мастера на все руки – работа такая. А ещё Гена узнал, что привело Эдика в экипаж: один из многочисленных родственников Эдика задолжал местному криминальному авторитету. И, пока родня собирала деньги, Эдика отправили «отрабатывать долг», чтобы не набежал процент.

Эдик ремонтировал бандиту машины, иногда шоферил, а когда отправили Ан-2 обслуживать, то счёл это за удачу невиданную. Первым делом новый техник закрасил на фюзеляже и крыльях бортовой номер, нарисовав красные кресты. Они должны были означать санитарный самолёт, появление которого не вызывало бы подозрения у местных жителей.

С помощником работать стало проще. Гена даже на время забыл, что все его полёты абсолютно нелегальны. Но что значит легально или нелегально, если контактов с органами власти не имеешь. Прилетаешь по назначению, подбираешь посадочную площадку. Туда приезжают крепкие парни, забирают один товар, грузят другой, и поехали дальше. Конечно, отличия от легальной работы имеются: ни тебе точного прогноза погоды, ни карт местности для всех маршрутов.

Но путешествия и путешественники существовали задолго до того, как придумали карты и как машины начали высчитывать точные данные природных явлений. К тому же было лето, и погода радовала постоянством. Ясные дни и такие же светлые ночи позволяли летать хоть круглые сутки. А дорогу узнать можно или по дорожным указателям, или опросив местных жителей.

Когда преподаватель воздушной навигации в училище рассказывал, как во времена его молодости ориентировку восстанавливали при помощи опроса населения, это казалось смешным. Как, мол, узнать, куда лететь, если заблудился. Над тайгой, например?

– Да проще простого, – рассказывал бывалый навигатор. – Вот, однажды блуданул я, когда летел в Колпашево. Ну взял направление на восток, мимо Оби не промахнусь. Вышел на речку, а, в какую сторону нужный аэродром (на юг или на север), не знаю. Смотрю, на берегу три рыбака. Пишу им записку: «В какую сторону Колпашево? Пусть отойдёт один» – и в вымпел. Это такой мешочек с грузом и флажком длинным. Сбросил. Они прочли, один отошёл в нужную сторону. Помахал крыльями, и через полчаса на базе.

Веселили тогда курсантов такие байки. А пришло время, и Гене самому довелось нечто подобное использовать. По пути в некий городок нужно было никуда не сворачивать, лететь вдоль дороги. Только дорога вдруг исчезла, а самолёт едва удалось отвернуть от горы, в тоннель которой дорога ушла. Благо гора была не очень крутой. А как за неё перевалили, там уже несколько дорог, и какая нужная – понять невозможно. Немного покружив, чтобы восстановить ориентировку, Гена решил подобрать площадку, пока светло, и заночевать.

Площадка находилась в нескольких километрах от большого села и отделялась от него не сильно выдающимся горным отрогом. Как всегда, связь с местным населением взял на себя Эдик, а Гена развёл костёр в ожидании быстрых у подножья гор сумерек.

Танец искр, порхающих в огне, убаюкивал. Глаза перестали различать самолёт, стоящий неподалёку. Возникло ощущение нереальности происходящего. Где-то сейчас кардинально менялось всё, что казалось когда-то незыблемым. Гена, рождённый в Советском Союзе, вдруг узнал, что теперь его родина называется иначе. А он здесь, в предгорье Карпат, на чужбине, сидит возле костра, выбрасывающего искры, которые быстро гаснут, оторвавшись от языка пламени, их породившего.

Может, и с людьми также происходит? Оторвался от того, что даёт тебе энергию, и гаснешь мгновенно.

Тёмная ночь, тишина, пламя располагали к философским рассуждениям.

За спиной послышались едва уловимые звуки. Гена развернулся в поисках источника, но глаза, долго созерцающие языки пламени и искры костра, не могли ничего разглядеть. Пришлось бросить в огонь клочок сухой травы, и вспыхнувшее пламя выхватило из темноты фигуру. Девичью.

Когда гостья подошла ближе, Гена увидел красивую юную особу, одетую в национальный костюм. Она присела напротив и бросила ещё травы, чтобы в свете пламени видеть своего собеседника. В больших глазах незнакомки отражался огонь, а на смуглом лице обозначился лёгкий румянец. И было непонятно, то ли это отражение языков пламени, то ли гостья смущена.

Вся эта картинка казалась нереальной. Подумай Гена, что это всё происходящее существует исключительно в его воображении или перед ним оказался ангел во плоти, удивления бы больше не стало.

– Я умею танцевать, – вместо приветствия произнесла очаровательная посланница ночи. – Хочешь, я станцую тебе? Только тебе.

– Мне нечем будет тебя отблагодарить, – отозвался зачарованный Гена.

– Это недорого, – продолжила девушка. – Мне нечего есть. Можно заплатить едой.

– Тогда подожди, скоро придёт мой друг и мы сможем поужинать. Ты приглашена. Тогда и станцуешь.

– Я хочу танцевать только для тебя, – продолжала настаивать незваная гостья, начиная двигаться в такт какой-то мелодии, которую сама себе и напевала.

Движения юной танцовщицы в свете угасающего костра были простыми, и этим привлекательными. Девушка, несомненно, училась танцам, и Гена начал любоваться незамысловатым действом вплоть до того момента, пока она не скинула вязаный жилет, под которым осталась только очень тонкая, почти прозрачная сорочка, не скрывающая ещё не оформившуюся грудь.

Глава 4

Гена вспомнил соседку, ровесницу Катю, в семье которой проводил очень много времени. Малышами они купались голышом в одном корыте, которое её мама – тётя Рада, самая добрая женщина в мире, выносила во двор жаркими летними днями. Став постарше, Гена и Катя прекратили совместные водные процедуры, но в укромном месте между плотным кустарником и дощатым забором с интересом узнавали, чем отличаются мальчики от девочек, и учились целоваться. Вернее, познания интересовали больше Гену, а умение целоваться – Катю.

Как-то дядя Санду, вернувшийся неожиданно с работы среди дня, застал дочку с ровесником за этим занятием. Им было уже лет по одиннадцать. Отец отвесил крепкую оплеуху дочери и выругался на молдавском.

– Не тронь её, – закричал Генка и бросился с кулаками на мужчину, размерами превосходящего его раза в два.

Сосед подхватил нападающего за шкирку и за штаны и перебросил через невысокий забор.

Гена сидел на крыльце своего дома и не мог справиться с возмущением, возбуждением и обидой. Минут через двадцать во двор зашёл дядя Санду и, как только Гена потянулся за черенком от лопаты, мирно произнёс:

– Положи, я поговорить, – потом сел рядом и сказал: – Говорить много не буду. Ты меня всё равно не поймёшь. Пока у самого не будет дочери – точно не поймёшь.

Дядя Санду разговаривал с Геной словно со взрослым, и это подкупало. Потом достал пачку папирос «Сальве» и, прежде чем закурить, спросил:

– Куришь?

Генка отрицательно помотал головой. Тот раз, когда он пробовал вдохнуть дым от скрученной в трубку газеты, как объяснили старшие ребята, за курение не считался. Отец Кати закурил и произнёс:

– Ты молодец, что вступился за свою девчонку. Это правильно. Но если ещё раз подобное увижу, ноги повыдёргиваю, не посмотрю, что ты сын друга.

Потом он глубоко затянулся, выпустил дым и пошёл. У калитки остановился и пообещал не рассказывать отцу.

– Прекратили танцы, – сказал Гена очень громко.

Юная танцовщица замерла и удивлённо посмотрела на своего единственного зрителя.

– Я что, некрасивая? Я тебе не нравлюсь? – по-детски обиженно скривив красивое личико, спросила гостья.

– Красивая, очень красивая. И ты мне нравишься, – попытался успокоить Гена.

– Тогда давай ты меня, – и гостья показала жест, означающий неприличное. – Я уже взрослая. Мне уже можно.

Гена не успел ничего ответить, как из темноты появились фигуры нескольких парней постарше.

– И что это здесь происходит? – растягивая слова, спросил один из них, похоже, главный, и сам ответил: – Как вижу, здесь взрослый дядя развлекается с несовершеннолетней. А взрослый дядя знает, что это стоит денег?

Главарь подошёл ближе, чтобы смотреть на собеседника свысока. Его клевреты остались стоять подальше от костра.

Гена очень хорошо просчитал ситуацию. Развод на деньги. С учётом того, что девчушка несовершеннолетняя, сумма может быть весьма солидной. И ничего иного не оставалось, кроме как потянуть время, пока не вернётся Эдик.

Поэтому Гена мирно поинтересовался:

– Сколько?

Местный явно не ожидал такой реакции жертвы. С одной стороны, это могло означать, что всё закончится быстро. А с другой стороны, если клиент так спокоен, то нужно стрясти с него как можно больше.

– Ты же знаешь, что за совращение несовершеннолетней… – начал обычную игру гость.

– Сколько? – повторил спокойно Гена.

– Тысяча баксов, – назвал главарь сумму, в пять раз превышающую обычную таксу.

Кто-то в темноте аж присвистнул.

– У меня столько нет, – не меняя тона, ответил Гена.

– Самолёт есть, а денег нет? – начал распаляться юный вымогатель. – Так не бывает. Тогда мы самолёт забираем и на лом сдадим, – продолжил запугивать он.