Склепы II

– Я же говорил, что не силен в метафизике.

Они прибыли на Рыночную площадь по боковой улице Призрака-Медведя. Илая Горгон показала на Собор.

– Вам не кажется, что эти его остроконечные шпили, все эти многочисленные пинакли, похожие на языки окаменевшего пламени, так и тянутся вверх, так и тянутся в ужасе подальше от Подземелья? Собор построил первый Король-Дракон на месте капища Бо-Йелуда, где приносили человеческие жертвы. Говорят, у Короля было две головы. Удобное соответствие с традиционными Рогами Власти Вокил, не находите? Может быть поэтому они предали своего бога и стали первыми вассалами Дракона и полководцами его армий.

Внутри Собора было холодно и темно – закрытые туманом, словно ставнями, витражи ослепли и состарились. Выжившие Мясники Божьи иступленно молились у алтаря, и Мартейну стоило немало усилий заставить их действовать.

Когда он вышел, Илая привычно ждала его у лошадей.

– На сегодня все, – сказал Мартейн. – Я безмерно благодарен вам за поучительную экскурсию, но мне надо хоть немного поспать.

– Вы знакомы с гербом города – драконом, пожирающим свой хвост? – внезапно спросила собирательница слухов. – Вы знаете, что он символизирует?

– Смерть и перерождение? – вяло откликнулся Мартейн. Он готов был улечься прямо на ступенях Собора, хоть опухоль на руке и дергала, как больной зуб.

– Традиционно – да. Цикл бытия, вечность, которая сама себя тратит и возобновляет. Своего рода бессмертие. Считается, что эта эмблема пошла от Королей-Драконов, но задолго до их появления в этих краях существовали древние культы Луны, той самой колдовской Луны Фестиваля, которую вы имели удовольствие наблюдать вчера. Так как Луна периодически увеличивается и уменьшается в размерах, она стала символом цикличности жизни и ассоциировалась со змеем.

– Занятно.

– Не более того. Символ – не вещь в себе, застывшая во времени. Он текуч и имеет свойство менять свое значение. Не изменил ли теперь этот символ свой смысл на более мрачный? Слепая жадность, безудержная аутофагия, каннибализм. Грех.

– Никогда не рассматривал это с такой точки зрения.

– Этот город жиреет от своих же мертвецов, господин Орф, и в конце концов он проглотит сам себя. Эти медицинские практики, которые распространились по всему миру отсюда… Они ненормальны. Бороска – город Луны, колдовства и суеверия. Свет Солнца, свет рационального разума не достигает темных глубин Подземелья, и никогда не достигнет. Поэтому Подземелье опасно, господин Орф, смертельно опасно для всего человечества. И я убеждена, что оно как-то связано с чумой. Чума пришла оттуда.

– Надо же, – Матейн краем плаща вытер лоб от выступившего склизкого пота. – Вы так бесстрашно произносите это слово. На Совете все упорно избегали его и называли Великую Чуму просто «болезнью».

– Естественно, господин Орф, это обычная реакция – замолчать беду, но пользы от нее никакой. Вам плохо?

– Нет. Мне просто надо немного поспать.

Илая забралась на лошадь. В глазах Мартейна плыло, и женщина теперь, окруженная прядями тумана, и вправду выглядела, как сова. Страшная, призрачная сова, перья которой сияют под луной красным светом.

Она не спешила уезжать.

– Вам не идет этот шарф, господин Орф, – наконец сказала она. – Позвольте предложить вам кое-что, что соответствовало бы достоинству логиста.

Из седельной сумки она достала какой-то предмет и протянула ему. Мартейн взял его. Это была маска из твердого белого дерева, похожего на кость, изображающая воронью голову. Длинный клюв, темные линзы, ремни и шнуровка.

– Это один из артефактов септологов, – сказала Илая. – Линзы подстраиваются под остроту зрения, а внутри кожаные подкладки, чтобы не натирало. Очень удобно.

– Откуда он у вас?

– Неважно. В клюве – ароматические травы, чтобы вас вдруг не вырвало от запаха разложения. В маске это будет опасно для жизни, вы можете захлебнуться. Не снимайте ее, даже когда ляжете спать. И самое главное – запомните – она никак не защитит вас от чумы. Она просто не даст ей вырваться наружу.

– У вашего шлема такие же свойства? – рассеяно спросил Мартейн, вертя в руках маску. – Поэтому вы… Илая?

Ответа он не дождался. Услышав ленивый перестук лошадиных копыт, он поднял голову, и увидел, что Илая Горгон растворяется в тумане.

Мартейн снял шляпу, очки, снял шарф. Надел маску ворона, затянул ремни на затылке как можно туже. Надел шляпу. Сорвал ненужные уже повязки. Запахнул плащ.

Его длинная нескладная фигура приобрела теперь уже совсем гротескные очертания – длинный вороний клюв под широкополой шляпой, ссутуленные плечи в обтяжке черной морщинистой ткани, трость с оскалившейся головой фавна в дрожащей руке, блики факелов в темных глазницах. Он распрямился, весь в кудрях ржавого тумана, и начал спускаться по лестнице вниз.

Уровень 5. Соляные копи

Уровень 5

Соляные копи

Утренний, колючий свет безуспешно пытался пробиться сквозь необычайно плотный даже для этих краев туман к притихшей Бороске, а внизу, под толщей земли и камня, Барриор Бассорба, Колцуна и Йип старались пробиться через запертую дверь на первый ярус Подземелья.

Двухголовую конягу, так их выручившую, вместе с телегой они оставили у ворот в Подземелье. Торопливо забрали свои пожитки из хижины Ноктича и сразу же направились в путь, опасаясь погони. Йип вел крохотную группу, так сказать, с черного хода в Подземелье, пока они не очутились перед запертой дверью, на которой была прибита медная пластинка с цифрой «пять», как на каком-нибудь номере в таверне.

Дверь была насквозь прогнившей, испаханной поколениями червей и жуков, и выглядела так, как будто малейший чих был способен снести ее с ржавых петель. Но даже когда Барриор навалился на нее всем весом, даже когда он вставил клинок, как рычаг в тонкую щель между дверью и косяком, она не поддалась. С оправданной страхом перед преследующими их наемниками яростью он принялся со всей силы биться об нее плечом, но и это не помогло.

– Магия, – с отвращением сказал мечник и сплюнул. – Что скажешь, проводник, гроза Подземелья?

Йип возмущенно засопел.

– Как будто это моя вина! Мои пути идут не через двери, а через тайные туннели и темные лазы, в которые вам вовек не протиснуться. Разве я мог знать, что вы не в состоянии справиться с такой трухлятиной?

– Нет ли каких-то иных путей вниз? – спросила Колцуна.

– Нет, – категорично ответил крысобой. – Если только не хотите возвращаться обратно и чинить Подъемник Лоама.

Они не хотели. Цыганка предположила:

– Если это дверь, то у нее должен быть ключ, иначе в ней нет никакого смысла. Но в этой двери я не вижу замочной скважины. Отсюда следует…

Барриор и Йип напряженно молчали.

– … что она открывается либо каким-то скрытым механизмом, либо заклинанием, – вздохнув, продолжила Колцуна. – Заклинания мы так и так ни одного не знаем, так что давайте искать механизм. Йип, пролезь как-нибудь на ту сторону двери и посмотри, нет ли чего там.

– Давай, давай, – поторопил крысобоя Барриор, потому что тот сделал вид, что не слышит цыганку.

– Как прикажете, мой лорд, – пискнул оруженосец, и, покрутившись немного у стены, исчез в одной из неприметных щелей, как будто растворился в камне.

Барриор и Колцуна начали исследовать стены, пол и даже потолок рядом с неприступной дверью. Но нигде не было и следа отпорного механизма, камни были однообразны и равнодушны.

– Надеюсь, это не из тех проклятых дверей, открыть которые можно только из другого места, никак с ней не связанного, – проворчала цыганка.

Из-за двери донеслось приглушенное «йиип» – крысобой дисциплинированно докладывал о выполнении задания.

– Видишь там что-нибудь? – Барриор приник ухом к доскам, чтобы лучше слышать оруженосца.

– Вижу дверь.

– Что-нибудь полезное? Рычаг там какой или подсказку? Какую-нибудь горгулью, которую надо потянуть за нос, чтобы дверь открылась?

– Нет, ничего, – через некоторое время ответил Йип.

– Посмотри получше… А это что за…

Медная пластина с цифрой светилась призрачным светом. Барриор отпрянул, и свечение пропало. Он снова приблизился к двери, свечение возобновилось. Мечник с опаской коснулся таблички кончиком Клары, но ничего не произошло. Подошла Колцуна, заинтересовавшись его манипуляциями. Барриор объяснил, в чем дело. Для наглядности он сделал шаг назад, и пластина замерцала и погасла.

– Дверь реагирует или на тебя, или на что-то, что у тебя есть, – сказала цыганка. – Погоди-ка… Где твой перстень?

Барриор еще вчера снял фамильный перстень Бассорба, когда тайно участвовал в состязании. После недолгих поисков он нашел его и, по совету цыганки, приложил к пластине.

– Откройся! – на всякий случай громко сказал он.

Цифра 5 вспыхнула ярким, почти невыносимым для глаз светом, который ручейками разлился по всем трещинам и замысловатым, выеденным в двери узорам. С тяжелым скрипом дверь открылась. За ней стоял окруженный темнотой и совершенно обалдевший Йип.

– Клянусь всеми головами Короля, эта дверь послушалась вас, мой лорд! – пискнул он. – Надо было сразу просто приказать ей, даже неживые предметы не в силах противостоять вашему громоподобному голосу!

– Давайте не терять времени зря, – посоветовала Колцуна.

Они с Барриором снова навьючились поклажей и, не без трепета, вошли на первый ярус Подземелья.

***

– Как думаешь, наемники смогут выследить нас здесь? – спросила Колцуна, жуя галету.

Темный, узкий коридор, начинающийся за побежденной дверью, довольно быстро вывел их в просторную камеру, грубо вырубленную прямо в каменной тверди. Ее высокие своды поддерживали многочисленные опоры из камня и металла, соединенные друг с другом сложной системой толстых цепей. После исследования пещеры выяснилось, что от нее в разные стороны ведут тоннели; видимо, она была центральным, связующим звеном всей запутанной структуры Соляных Копей. По обе стороны каждого хода стояли грозные статуи святых и героев былых времен, целиком сделанные из соли, долженствующие то ли символично охранять соль, принадлежащую Короне, то ли мотивировать рабочих, отправляющихся в шахту, своим непоколебимым видом.

Пока Йип прикидывал, по какому из них продолжить путь, Барриор и Колцуна решили немного отдохнуть, заодно и перекусить, впервые после вчерашнего дня.

– Не знаю, – ответил Барриор. – Если с ними Боль, то может и смогут. Другое дело – выжил ли кто-нибудь из них, после… после того, что случилось. Подземелье меня забери, что это было вообще?

Колцуна доела галету, отряхнула крошки и не спеша закурила трубку.

– Начало эпидемии. Несомненно, – наконец сказала она. – Возможно, даже чумы.

– Чумы? Не шути так, это невозможно.

– Почему невозможно?

– Ведь Чума была сотни, если не тысячи лет назад… Если она, кстати, не сказка.

– Ты видел, что вчера творилось с людьми? Это похоже на сказку?

– Нет. Нет, конечно. Они страшно умирали, я даже на войне такого не видел. Когда я был на площади…, – Барриор вдруг замялся и яростно зачесал свои вихры. – Я хотел… Я просто хотел сказать…

– Собирайтесь! – к ним подбежал Йип. – Я выбрал маршрут.

Барриор и Колцуна подхватили свои вещевые мешки и последовали за крысобоем. Он привел их к одному, ничем не примечательному тоннелю. Вход в него охраняли два свирепого вида воина в ажурных панцирях и с полустертыми символами солнца, вырезанных на наплечниках.

– Идем по этому пути, – сказал Йип. – Он приведет нас к подъемнику. Если он еще работает, спустимся сразу до самых Катакомб. А там и до Грибных Пещер недалеко.

– А если не работает? – спросил Барриор.

– Пойдем дальше, пока не найдем, который работает, – безапелляционно сказал Йип.

***

Воздух был сухой и душный. От него слезились глаза, и першило в горле. Тесный тоннель, слабо освещенный фонарями, затейливо вился, часто пересекаясь с другими ходами и галереями. Шли осторожно из опаски ненароком свалиться в вертикальную шахту, которых здесь была уйма (в одну их таких Барриор беззастенчиво справил малую нужду). Им часто попадались следы многовековой давности выработки: зубчатые колеса и металлические валы, нагромождения шестерен, рычаги и прочие малопонятные механизмы, только из-за здешнего сухого воздуха не рассыпавшиеся еще в ржавую труху. Избавившись когда-то от ига тяжкого труда, они теперь безмятежно гнили в упоительной ненужности.

Идти было тяжело, они очень устали, но решили не останавливаться, пока не доберутся до подъемника. Йип шебуршал где-то впереди, разведывая дорогу. Иногда он возвращался и предупреждал внимательнее смотреть под ноги. От него так и разило самоуверенностью, крысобоя нисколько не угнетали подземный мрак и спертый воздух.

Однако в очередной раз он вернулся к людям необычно взволнованный, даже встревоженный, чего Барриор раньше за ним не замечал.

– Впереди опасность! – выпалил он. – Ступайте тише и молчите!

– Что случилось? Ты кого-то увидел? – напрягся Барриор.

– Сейчас сами увидите.

Они прошли за Йипом несколько десятков метров в полной тишине, и он указал на непонятную темную массу на полу.

– Это что такое? – не понял мечник.

– Как что? Испражнения лизунов, – буркнул Йип, раздраженный его невежеством. – Обычно они так высоко не поднимаются, а тут, поди ж…

– Это еще что за твари?

– Подлые чудища с нижних ярусов. Соль уж очень любят, поэтому частенько здесь пасутся.

Как Барриор понял из предыдущих разговоров с крысобоем, подлыми для него являются все, кто сражается не по законам рыцарского кодекса чести, то есть абсолютно все обитатели Подземелья. Так что его объяснение не очень-то помогло.

– А человечину они тоже любят?

– Когда как.

– Очень опасные?

– Бой будет сложный, – с мрачной решимостью сказал Йип.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

Дальше шли молча, притушив фонари, напряженно вслушиваясь в давящую тишину. Но что в этом было толку, если их осторожные шаги ускользали, разбегались по горловинам шахт и проходов, распространялись шорохами по всей подземной паутине Копей? Черные силуэты покинутых механизмов, попадая в свет фонаря, отбрасывали кошмарные тени и казались кровожадными чудовищами. Барриор теперь загривком почувствовал знаменитое Дыхание Подземелья – острое, колющее чувство опасности. Он не убирал вспотевшей ладони от рукояти меча. Старая цыганка иногда что-то еле слышно бормотала себе под нос, наверное, молилась своим кочевым богам, или жаловалась сама себе, что нельзя покурить. Йип исступленно втягивал носом воздух. Пару раз они натыкались на кал лизунов, и, не рискуя, сворачивали в боковые ответвления, отчего их путь заметно увеличился.

– Уже скоро, – сказал оруженосец после нескольких часов блужданий в Копях. – Уже совсем скоро.

– Что – скоро? – шепотом уточнил Барриор, зная о драчливости крысобоя.

– Подъемник.

Мечник с облегчением вздохнул, как вскоре выяснилось, поспешно.

– Чую лизунов! – вдруг рявкнул Йип, и его так затрясло, заколотило от боевого бешенства, что Барриор счел за лучшее схватить его за воротник.

– Отступаем! – приказал он. Даже не обладая крысиным нюхом, он все равно почувствовал чье-то зловещее присутствие впереди. – Свернем в боковой тоннель.

Едва не срываясь на бег, они поспешили назад.

В чьих-то выпученных, белесых, слепых глазах их янтарные фонари отразились оранжевыми искорками.

Во тьме и тесноте коридоров, многократно разрастаясь эхом, раздалось чье-то тяжелое, влажное сопение.

Слюнявый звук, как будто кто-то облизнул шершавые губы гигантским жадным языком.

Барриор и Колцуна побежали, вещевые мешки тяжело колыхались за их плечами, поддавая по ляжкам, крысобой извивался в руке мечника. Эхо их топота вольготно гуляло по шахтам, превращая их маленький отряд в целую армию, бегущую с поля боя. Со всех сторон, словно пытаясь задержать, к ним тянулись ступицы, рычаги, паруса из проволоки черных механизмов-реликтов прошедших эпох: «Останьтесь! Останьтесь с нами в забытьи и блаженной бесполезности!».

Они так и не успели добежать до бокового тоннеля, остановились резко, словно столкнулись с невидимой стеной.

Впереди (или позади, учитывая их первоначальный маршрут) раздался угрожающий шум, все нарастающий грохот, из отдаленных невнятных ударов молота быстро превращающийся в оглушительный шум забиваемых в камень свай, ритмичная пульсация неведомой, озлобленной силы. Эхо гремело, казалось, по всей необъятной системе Соляных Копей. Пол ощутимо задрожал под ногами.

– Это еще что такое? – чуть не взвыл Барриор, но Йип только полузадушено пискнул.

– Проклятое Подземелье! – решив, что более-менее знакомое зло лучше полной неизвестности, к тому же в той стороне находится подъемник, Барриор развернулся, отпустил крысобоя, и, выхватив меч, рванул обратно. Колцуна, задыхаясь, бросилась следом за ним.

Фонарь в руке мечника вспыхнул ярким светом, отбрасывая прочь тени и обнажая кошмарного противника. Меч едва не выпал из дрогнувшей руки Барриора.

Благородная, величавая голова лося, в чем-то неуловимо ущербная, несмотря на аристократическую белизну, плотно сидит на горбатом теле с рудиментарными, нелепыми в Подземелье крыльями, покрытыми вместо перьев каким-то сероватым пухом, похожим на плесень. Слепые глаза горят янтарным пламенем, отражая свет фонаря. Мясистый черный язык мечется между желтых зубов, прямоугольных, как могильный плиты. Когтистые лапы тянутся вперед. Химера, заплесневелая горгулья из глубин.

Барриор закричал и рубанул мечом, отсекая жадную кисть. Лизун истерично заблеял, мотая венценосной головой, и замахнулся другой лапой, но тут в его горло прилетел штурмбалетный болт – Колцуна успела достать оружие.

Из мрака уже выступали новые лизуны. У некоторых из них языки свисали до шишковатых колен, некоторые неловко держали в лапах старое ржавое оружие. И они все ринулись на людей – лохматая, смрадная облава, белоснежное бешенство. Завязался бой. Рассекал воздух меч, свистели болты, Йип вцепился в один непомерно длинный язык, и теперь вертелся на нем, как сумасшедший маятник. В воздухе стояло злобное мычанье, разливался запах крови и кишок.

Как бы описал Барриор, если не для кого-то, то хотя бы для себя, этот первый бой в Подземелье? Проще простого: он оказался к нему не готов. В тесном коридоре, как и предсказывала Колцуна, было неудобно орудовать мечом, поэтому Барриор предпочитал наносить колющие удары. Павших он не добивал – ему совсем не хотелось узнать, как проходить жизнь у этих гротескных созданий, да и времени на это не было.

Этот бой не походил ни на что. Он был сумбурным, жестоким, да, но в то же время было в нем что-то очень гадкое, какое-то безумие, граничившее с богохульством. Может, дело было в живучести лизунов, которые даже с ранами, казалось бы, смертельными, с выпущенными потрохами, упрямо лезли вперед с идиотическим восторгом скаля громадные зубы. Может, в контрасте между белоснежными, мудрыми головами лосей и беспримерным скотством, кровожадной лютостью, с которыми они атаковали. Утробный, оглушающий рев; кровь и зловонная слюна – брызгами; рога, зубы и когти – со всех сторон.

Когда Барриор был сбит с ног могучим ударом, победитель не стал добивать его, а со свирепой радостью стал топтать его тело, мыча от восторга, и лизать его вспотевшее лицо. Это был не бой, а кошмарный сон. Колцуна и Йип теперь не могли прийти ему на помощь. Цыганка успела пристрелить двоих, но ее уже прижали к стене; крысобоя шмякнули о камни, и он, кажется, потерял сознание. «Ну, вот и все, – отстраненно подумал Барриор. – Ненадолго же нас хватило».

И тут их, наконец, настиг оглушительный топот, прилив шума и дрожи, такой, от которого сами собой лязгали зубы, а кости выскакивали из суставов. И в тесные пределы коридора, в свет брошенных фонарей вошли один за другим, строгой колонной, соляные статуи, проделавшие долгий путь, чтобы оправдать свое назначение, покарать мерзавцев, посмевших вкусить соль, принадлежавшую Короне. И они бросились на лизунов, рубя их и рассеивая своими гигантскими алебардами среди теней забытых механизмов. Лизуны сразу забыли о путешественниках и с восторженным ревом накинулись на новых врагов. Если им удавалось кого-то повалить, они начинали с чудовищным ликованием вылизывать соляные доспехи чёрными клейкими языками.

Барриор твердо решил, что после этого, вряд ли Подземелье способно удивить его чем-то еще.

– Бежим! – крикнула Колцуна, подхватывая мешок и фонарь. – Подъемник!

Барриор с трудом поднялся на ноги и заковылял за удирающими Колцуной и Йипом. Тело ломило так, как будто по нему проехалась телега, груженная всей соленой рыбой, которая только нашлась в Озерной Листурии. Но, видимо, Подземелье решило, что с него на сегодня явно недостаточно. Патриарх Лизунов, самый огромный и самый злобный, с густой снежной гривой, спускающейся до основания его длинного, с когтями на конце, хвоста, с бешеным ревом погнался за ними.

Уже второй день подряд они в панике удирали от своих противников – тревожная статистика. Гибкий, как кнут, хвост лизуна хлестал по стенам, высекая искры. Пот заливал глаза Барриора, но он видел уже впереди старый ржавый подъемник, освещенный лихорадочно мотающимся из стороны в сторону фонарем цыганки. Его тело готово было развалиться на части в любой момент. Сил больше не оставалось.

– Бегите! Я его задержу! – отчаянно крикнул Барриор, и развернулся к противнику, готовый принять свой последний бой. Перехватил удобнее меч и высоко поднял фонарь.

Из вязкой тьмы на него вылетело, как брошенное катапультой, чудовище: громадный монолит из мускулов, твердых, как камень, плиты грудных мышц, покрытые седым волосом. Царственные его рога скребли по потолку, плесневелые крылья трепетали в тошнотворном триумфе, а пасть распахнулась в кроваво-красном, зубастом смерче жестокости и боли, обдавая мечника горячим ветром с привкусом гнили и каплями жеелеобразной слюны.

– Ах ты, подлая тварь! – в ужасе заорал Барриор, развернулся, и побежал так, как никогда в жизни не бегал.

Все скакало перед глазами. В мире не существовало больше звуков, кроме его хриплого дыхания, даже грохот битвы за спиной отдалился и звучал, словно со дна моря. В мире не существовало больше ничего, кроме узкой камеры старого подъемника, в которой Колцуна боролась с ржавым рычагом.

Барриор влетел в кабину и упал на непослушный рычаг. Тот со страшным скрежетом сдвинулся, и подъемник, скрипя и трясясь, наконец, поехал вниз.

Лизун-вожак, увидев, что его добыча ускользает, с ревом обрушился на опоры и блоки, удерживающие подъемник. Тот бешено закачался, Колцуна не удержалась на ногах и рухнула рядом с задыхающимся Барриором. Сверху на них сыпались обломки, щепки, куски металлической обшивки.

– Послушайте меня, – выдохнул Барриор. – Послушайте…

Подъемник хрипел и стонал и несся вниз все быстрее.

– Я так и не успел сказать…

Одна цепь порвалась, и подъемник, жалобно взвизгнув, покосился на один бок, к которому и откатились все трое.

– Спасибо за… Вы вчера спасли мне жизнь…

Оторвалась еще одна цепь, их мотнуло в другую сторону. Подъемник набирал скорость, бился и скрежетал о стены шахты.

– Спасибо вам… Я бы никогда не…

Лопнули последние цепи, и подъемник канул во тьму, унося с собой два огонька фонарей, которые стремительно уменьшались, пока совсем не исчезли.

Уловка 5. Лес, озеро и башня

Уловка 5

Соборный Приют гудел, как потревоженный улей; Восстание шло полным ходом. Но что, помилуйте Близнецы, что могут сделать дети против Плакальщиков? Мальчик никогда не верил в успех Восстания, и пытался отговорить воспитанников, но его лучший друг при всех назвал его предателем и трусом.

Пусть так. Пусть предатель, пусть трус. У мальчика был свой план, своя ответственность, и поднявшаяся суматоха была ему на руку.

Вынужденный действовать быстро (любое промедление могло стать роковым), мальчик прокрался по длинным запутанным коридорам, с тревогой вслушиваясь в топот ног, пронзительные крики, молитвы. Годами, почти каждую ночь после отбоя, он исследовал угрюмое здание Приюта, прячась от отцов-настоятелей, бродящих по нему с зажженными фонарями, словно неприкаянные души. Теперь, на твердом как гранит пике его решимости, мальчику были известны тайные ходы и пыльные лазейки, о которых не догадывались и сами Мясники Божьи. Он выяснил, как попасть в Подвалы. Как ни странно, с крыши. Что наверху, то и внизу, да.