Вчера была война

Самым опасным участком побережья представлялся район Лиепаи. И действительно, война для Балтийского флота началась на суше именно здесь.

…В 23 часа 45 минут 21 июня командующий Балтийским флотом В. Ф. Трибуц получил мой устный приказ «перейти на готовность номер один и в случае нападения применить оружие»…

ИЗ ИСТОРИИ ОБОРОНЫ ГОРОДА

22 июня 1941 года в 4.20 утра германские самолёты появились над Лиепаей и нанесли бомбовый удар. Состоялся первый налёт на город и на расположенный недалеко от города Баатский аэродром, на котором дислоцировался 148-ой авиационный полк. Фактически эта бомбёжка известила гарнизон и жителей города о начале войны. В первый же день по городу было произведено 15 авианалетов, в которых участвовало 135 самолётов, из которых три были сбиты. В четыре утра, разведчик 841-ой зенитной батареи, матрос Котенков услышал гул самолётов, которые шли курсом с моря на военно-морскую базу. Согласно инструкции матрос объявил тревогу и доложил по телефону дежурному офицеру. Последовала команда огня не открывать.

Самолёты шли по направлению к городу. Внезапный удар по Либаве остался безнаказанным. В первые часы это было воспринято как большие манёвры. Из воспоминаний лётчика-истребителя 118-го авиационного полка капитана Дегтярева А. П.: «В 3 часа 30 минут часть была поднята по тревоге. Были запущены и прогреты моторы, и личный состав ждал дальнейшей команды. В 4 утра над нашим аэродромом появились Ju-88, силуэты которых мы приняли за наши «СБ». Они спокойно заходили на аэродром несколько раз и затем начали бомбить и обстреливать из пулемётов».

Генерал Рытов А. Г. в своих мемуарах пишет: «В Либаве я застал невесёлую картину. Аэродром рябил воронками, некоторые самолёты ещё продолжал тлеть. Над аэродромом стлался дым, а языки пламени пожирали остатки склада ГСМ3». К вечеру 22-го июня уцелевшие истребители 148-го истребительного полка перебазировались в Ригу, а Либава осталась без авиационного прикрытия.

В 4.50 Военный совет КБФ4 объявил по флоту о начавшейся войне с Германией. В 6.30 командование базы получило приказ начать план прикрытия.

Вечером 22-го июня немецкий передовой отряд 291-ой пехотной дивизии – 403 велосипедный батальон, занял Руцаву.

О начале войны жители города узнали лишь в двенадцать часов дня, после выступления наркома

иностранных дел Молотова…

«Это война», – сказала бабушка…

После ухода отца спать никто не ложился. У всех было какое-то тревожное предчувствие. Внезапно раздались взрывы – это первые бомбы накрыли город. Дом изрядно тряхануло. Мы инстинктивно бросились к окнам. Было видно, как загорелась больница. Где-то вдали раздался вой пожарных сирен. «Это война», – сказала бабушка.

Мы выскочили на улицу. Вокруг люди громко о чём-то говорят, всюду раздаются крики, кто-то плачет навзрыд. Слышался вой пожарных машин. Несколько семей из нашего дома спустились в подвал, о существовании которого мы и не подозревали. Я и мама последовали за ними. В подвале стояла гнетущая тишина. Как потом неоднократно вспоминала бабушка, жильцы, видимо, ещё побаивались наших военных.

Налёты следовали один за другим. Глухие взрывы сотрясали дом. И вот наступила тишина. Очень хотелось думать, что это была только провокация и всё закончилось. Вместе со всеми выходим на улицу. Картина, открывшаяся перед нами, ужаснула. Приморская сторона города, с деревянными курортными строениями, горела. В воздухе гарь, пепел. Чадящий дым закрыл горизонт. Несколько деревянных домов горят пылающим костром. Языки пламени рвутся вверх, поедая всё то, что ещё несколько минут назад называлось домами. Ветер уносит чёрный дым со стороны моря в сторону города.

Несколько десятков человек безучастно стоят в отдалении. Можно только представить, что чувствовали эти люди в одночасье лишившиеся крова над головой. С воем подъезжает пожарная машина.

До твоего появления на этот божий свет оставалось тридцать четыре дня трагедий, слёз, позора и смертей в этом просыпающимся в кровавой заре городе под липами.

Военную доктрину СССР в те времена можно было определить словами из песни: «Если завтра война, если завтра в поход… если враг нападет… и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом…»

ИЗ ИСТОРИИ ОБОРОНЫ ГОРОДА

23 ИЮНЯ 1941 ГОДА

С первого дня войны не затихала бомбёжка. Обстреливали и бомбили город круглосуточно. Несколько зенитных орудий в районе порта не могли удержать небо над Либавой. Бомбы сыпались на этот красивый приморский город, в котором было много изящных деревянных зданий постройки 18-го и 19-го века. Они горели как свечки. Чёрный дым пожарищ затянул небо с первого часа войны.

23-го июня ранним утром из Либавы на Виндаву5 вышли десять судов, на которых эвакуировали часть жителей гарнизона. Тем же утром немецкий 10-ый пулеметный батальон без боя занял посёлок Приекуле в тридцати километрах восточнее Лиепаи. Этим же утром на восток была отправлена железнодорожная батарея 180-ти миллиметровых орудий, эшелон с архивом и семьями командования базы.

Как оказалось потом, это был единственный эшелон, который был отправлен на восток. На следующий день в 12 часов дня он прибыл в Ригу.

В 19.30 была захвачена Гробиня, что около десяти километров на восток от Либавы. В 23.15 немцы вышли к каналу в пяти километрах к западу от Гробини. В 23.00 порт был обстрелян артиллерией.

Командование базы охватила паника. Была отдана команда взорвать эсминец «Ленин» и шесть подводных лодок. Капитан-лейтенант Костромичев, командир лодки С-3, нарушил приказ и вышел море. В районе маяка «Ужава» лодка была обнаружена и после упорного боя потоплена, подрывом глубинной бомбы сброшенной у носа лодки.

РАССКАЗЫВАЕТ МАМА…

«Город не сдадим, помощь идёт»…

«Это был шок! Мы с мамой стоим во дворе дома и пытаемся понять, что произошло.

«Нина! Это война!» – повторяет мама. Я понимаю, но мозг отказывается в это верить! В районе порта слышны глухие взрывы бомб. Ещё несколько секунд стоим в оцепенении. Согласно инструкции при наступлении военных действий я должна немедленно прибыть по месту прохождения службы.

Парадокс заключался в том, что я, ещё вчера лейтенант медицинской службы, уже была демобилизована по беременности и теперь была членом семьи военнослужащего, под юрисдикцией законов военного гарнизона города. После нескольких минут раздумья принимаю решение – дойти до дома, в котором живут родители твоего отца и идти дальше с ними в госпиталь.

Из квартиры взяли документы, и пошли в сторону улицы Пелду. Июнь выдался жарким, как никогда. Солнце уже выкатилось из-за горизонта и зависло над городом, но из-за дыма горящих зданий его почти не было видно.

Это были те редкие дни лета, когда температура воздуха ночью опускалась лишь на несколько градусов ниже, чем днем. Влажный горячий воздух смешался с гарью от пожарищ. Идём к центру города. Деревянные здания горят открытым огнём. На тротуаре лежат вещи, которые успели вынести. Люди о чём-то взволнованно говорят, кто-то плачет. На лицах тревога. Заходим к Быховским. Дверь в квартиру не закрыта. «Ой! Нина! Неужели это война? Как мы будем выбираться отсюда?» – Хана взволнованно ходит по квартире и постоянно спрашивает у меня одно и то же. Дед безучастно сидит у стола и смотрит в одну точку. «Собирайтесь! Идём в госпиталь! Всё будет хорошо!»

В городе уже много машин с военными. Отдельные группы солдат и гражданских без оружия строем идут в сторону порта. Нам по пути. Неоднократные попытки разузнать обстановку у военных были безуспешны.

На все вопросы к офицерам в дни обороны, главными из которых были: «Где наша авиация?» и «Почему нет поддержки с моря?» мы получали один и тот же ответ: «Город не сдадим, помощь идёт».

Через несколько часов мы были в госпитале. В приёмный покой уже поступили первые раненые, и я приступила к работе. Рядом работала бабушка! В первую мировую войну она была санитаркой. Никогда я ещё не видела столько боли и человеческих страданий! Учебник по военно-полевой хирургии показался мне азбукой. Работали сутками. Отдыхали там же.

Мы все ещё не могли поверить в случившееся…

Это какая-то нелепая ошибка! Всё происходящее было как страшный сон. В гарнизоне шли разговоры о том, что через несколько дней с моря придет помощь и этот ад закончится. Но не случилось…

Тот героический подъем, царивший тогда в армии – «и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом» – предопределил судьбы миллионов людей – оккупация… Военная доктрина того времени предполагала ведение боевых действий на вражеской территории.

Целые армии попадали в окружение. Плен! Унижение! Смерть! А тех, кому удалось вырваться из окружения, ждали допросы, военно-полевые суды, штрафбаты, расстрел. Как должно было ответить на вопрос: «Почему все погибли, а ты вышел живой?»

Почему с моря не могла подойти помощь? Где была наша бомбардировочная авиация? Почему за семь дней она не могла нанести удар на подступах к Либаве? На пятый день обороны города стало ясно, что помощи не будет».

Как стало известно уже после войны, Ленинградский полк курсантов, шедших на прорыв, немцы «положили» где-то в Эстонии, а местный отряд, шедший из Риги на помощь гарнизону, после ожесточенных боёв под Айзпуте получил приказ отойти. Сколько их, таких отрядов, батальонов, полков «положили» по приграничным районам? Сколько их, безымянных героев, на нашей многострадальной Земле? И лежат они вечным укором русскому «авось» и вечной памятью матерей о своих детях!

Как стало известно из архивов, первые дни войны командование военно-морской базой (капитан первого ранга Клевенский М. С.) и 67-ая стрелковая дивизия (генерал Дедаев Н. А.) в подчинении 27-ой армии особого назначения получили три взаимоисключающих приказа. Это лишний раз подтверждает тот хаос, который творился в штабах армии.

ИЗ ИСТОРИИ ОБОРОНЫ ГОРОДА

О мужестве и хладнокровии защитников города и об отсутствии малейшего сомнения в скорой победе говорит появившееся 23 июня 1941 в Либавской газете «Коммунист» постановление о военном положении в городе с призывом ко всем гражданам поддерживать спокойствие, быть хладнокровными и соблюдать строгий революционный порядок. Все мобилизуются на защиту родины и обязанность каждого гражданина крепить оборонную мощь города. Могли ли жители гарнизона знать тогда о чём-то большем в этом наступившем информационном вакууме? Конечно же, нет.

Уже после войны, когда появилась документальная информация об этих трагических днях, мы узнаём все больше подробностей из истории героической обороны Либавы и о других событиях в первые часы войны. В дневнике жителя Лиепаи А. Зундманиса сделана следующая запись: «1-го июля после полудня приехал в Лиепаю. Встретил двух гробинчан… Мы видели места боев: сгоревшие и разбитые машины, ямы от снарядов, окопы, сгоревшие дома… Погибших красноармейцев и гражданских закапывают евреи… своих немцы закапывают сами… Вблизи несколько сгоревших немецких бронемашин…На самых главных улицах Лиепаи дома в развалинах…»

Всё это сегодня вырисовывается в одну огромную трагедию жителей и защитников города, подвиг которых увековечен в памятнике, стоящем на берегу канала и который сегодня (25 октября 2022) снесли! Страна, которая воюет с памятью и памятниками, не имеет будущего!

После завершения войны писатель, герой Советского Союза Смирнов С. С. в своей книге «Город под липами» подробно рассказал об этих героических и одновременно трагических для защитников города днях. Приезжал он и к нам в Кулдигу в 1950 году, когда собирал материал для этой книги и тогда же встретился с нашей семьей. Я помню эту встречу. Он долго беседовал с мамой и Николаем, задавал вопросы и всё записывал в блокнот. От него мы

узнали, что Аня Бойцова, которая кормила меня грудью в тюремной камере, живет в Калининграде со своей дочкой Светланой – моей молочной сестрой. Через год они приехали к нам в Кулдигу. Потом время опять развело нас.

ИЗ ИСТОРИИ ОБОРОНЫ ГОРОДА

24 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Ранним утром 24-го июня город подвергся массированной бомбёжке.

С востока подходили немецкие воинские части. Им удалось захватить железнодорожные мастерские и окружить завод «Тосмаре». 24-го июня в гавань Либавы вернулась подводная лодка М-83, которая вела бой в районе Тосмаре, пока не израсходовала все снаряды. Под конец дня защитники Либавы6 провели контратаку и закрепились в районе старых фортов. Днём по приказу генерала Дедаева была предпринята контратака на посёлок Гробиня.

В документах 291-ой немецкой пехотной дивизии, относительно действий морского ударного противника батальона отмечалось: «…Из-за недостаточной выучки и отсутствия шанцевого инструмента батальон понёс существенные потери, и после гибели командира началась паника. Офицеры и солдаты обратились в бегство…»

Наступление немцев на город было назначено на 1.30 ночи 25-го июня. Атакующего врага вновь встретил шквальный огонь артиллерии.

В журнале боевых действий немецкой группы армии «Север» появляется запись: «Наступление 291-ой дивизии в районе Либавы приостановлено ввиду сильного сопротивления противника, поддерживаемого мощным огнём стационарных батарей и намеченого на 26.6.»

Во время рекогносцировки7 был тяжело ранен и вскоре умер генерал-майор Николай Дедаев.

К вечеру 25-го июня потенциал защитников был практически исчерпан. У береговых батарей оставалось по десять снарядов. Оборона Либавы вошла в историю Великой Отечественной войны как пример мужества и стойкости воинов и гражданского населения города. В 1977 году город Лиепая был награждён орденом «Октябрьской революции», хотя, как и город Брест, был представлен к званию города-героя. Историю обороны Бреста исследовал и написал писатель Смирнов С.С.

РАССКАЗЫВАЕТ МАМА

Прошли годы после тех страшных событий, а я так и не смогла смотреть фильмы про войну.

Город бомбили каждый день. Бомбёжки начинались утром в одно и то же время. Самолёты заходили со стороны моря, резко пикировали, сбрасывали бомбы на военные объекты и безнаказанно уходили. Немецкие лётчики были прекрасно осведомлены о расположении военных объектов города. Бомбы ложились точно в цели. Противовоздушная оборона была только в районе порта. Нарастающий вой падающих бомб, парализующий волю, я запомнила на всю жизнь.

Прошли годы после тех страшных событий, а я так и не смогла смотреть фильмы про войну. Выстрелы, свист падающих бомб сразу же возвращали меня в ад, который мы пережили. Об этом можно писать, рассказывать, но всю степень драматизма и психологическое состояние, в котором мы оказались, передать словами невозможно.

26-го июня вечером по госпиталю был отдан приказ готовить раненых к эвакуации. Вместе с ними предполагалась эвакуация гражданских и семей военно-служащих гарнизона.

ИЗ ИСТОРИИ ОБОРОНЫ ГОРОДА

26–27 ИЮНЯ 1941 ГОДА

26-го июня в 15.45 из штаба 27-ой армии была получен приказ: «…Не ожидая соединения с поддержкой, немедленным прорывом оставить Либаву и отойти на рубеж реки Лиелупе».

Комфлот Трибуц связался с наркомом флота адмиралом Кузнецовым и получил «добро» на эвакуацию. Всё, что нельзя увести было приказано уничтожить. Основные события по эвакуации раненых и семей военнослужащих гарнизона разворачивались в направлении посёлка Шкеде…

Из воспоминаний сержанта Н. Костромича: «На территории госпиталя находилась автоколонна из 40-ка автомашин и автобусов, мобилизованных в городе для перевозки раненых. Здесь же находились семьи военнослужащих. К вечеру 27-го июня часть машин с ранеными прорвалась из города на восток. В направлении Шкеде завязался затяжной бой. Немцы вызвали авиацию. Фашистские стервятники разбомбили колонну автомобилей, на которых ехали члены семей защитников города и раненые.

После нескольких атак мне пришлось с группой примерно в 150 человек солдат и матросов вернуться в военный городок. Место, где раньше стояла автоколонна, гитлеровцы подвергли бомбардировке. Вся колонна была превращена в дымящую груду. Кругом валялись детали автомашин, окровавленная одежда, бельё, кухонные принадлежности. Между ними лежали убитые женщины, старики и дети. Это было ужасное зрелище.

Увидев, что продвигаться вперёд невозможно, часть машин с ранеными повернула назад в лес и начала выжидать возможность прорыва. Но не случилось.

У автоколонны госпиталя не оставалось другого выхода, как вернуться на базу и сразу же приступить к оказанию врачебной помощи раненым. Колонна уменьшилась на семь машин».

Раненых, которых насчитывалось более тысячи человек, решили вывезти морем. Морем же эвакуировалось командование базой во главе с Клеменским. Суднo «Vienība» вышло из Либавы в пять утра в сопровождении трёх торпедных катеров. Около шести утра оно было атаковано немецкими самолётами и потоплено. Спаслось пятнадцать моряков. Вместе с судном был потоплен один катер, второй поврежден. Третий добрался до Риги.

В 10.00 после 20-минутной артподготовки начался прорыв из Либавы сухопутных частей двумя колонами. Одна пробивалась вдоль побережья на север, вторая – вдоль железной дороги и шоссе. Прорыв вдоль моря застал 506-ой полк немцев врасплох.

В журнале боевых действий 291-й пехотной дивизии констатировали: «Западнее озера Ташу артиллерия и зенитки полностью уничтожены».

Всего из Лиепаи удалось выйти примерно двум тысячам человек. Второй колонне повезло меньше. В районе Гробини 505-ый полк поддерживался 10-ым пулеметным батальоном. Прорывающиеся части встретил шквальный огонь немецких станковых пулемётов.

Командир курсантской роты В. А. Орлов позднее вспоминал, что направление прорыва было выбрано неудачно. Надо отметить, что прорыв обеспечивал бронепоезд, пробивавший дорогу нашим войскам.

На допросе в плену генерал-майор Благовещенский так описывал происходящее на Гробиньском шоссе. Из протокола допроса: «Дорога была забита бронемашинами, орудиями, грузовиками и обозом. Снаряд угодил в один из передних танков. Танк взорвался и поджег ещё несколько.

Возник жуткий хаос, когда начали рваться боекомплекты».

РАССКАЗЫВАЕТ МАМА

Никто не знал, в каком направлении нас повезут…

«Мне удалось настоять на том, что мы как медики, в сложившейся ситуации должны быть в госпитале. Я с Аней Бойцовой, вместе со всеми работниками госпиталя, проводила подготовку раненых к эвакуации. В этих работах принимали участие почти все члены семей военнослужащих, находящихся на территории госпиталя. На пятый день этого ада у многих пожилых начинались срывы, истерики. Столько крови и слёз я еще не видела. Психологически труднее всего было раненым, которые не могли самостоятельно передвигаться. Раненых отвозили в порт и грузили на пароход «Vienība».

Утром на площадку госпиталя стали прибывать машины и автобусы. Эвакуация провожалась всю ночь. В автобусы размещали раненых, которые не могли передвигаться сами. В бортовые машины на носилках грузили тяжелораненых.

Меня, как беременную, посадили в кабину грузовика, за рулём которого был местный житель из ополченцев. Благодаря ему мы и остались живы.

Никто не знал, в каком направлении нас повезут. Обратилась к водителю на языке жестов, начертив пальцем в воздухе знак вопроса и обозначив руками руль. Он, видимо, вопрос понял и ответил одним словом – Рига.

Аня Бойцова с трёхмесячной Светланой, моя мама и родители твоего отца разместились в кузове вместе с ранеными. Двигалась автоколонна медленно, часто останавливалась. Впереди были слышны взрывы, ружейная стрельба. Город к этому времени был практически окружён. Мы этого тогда ещё не знали. Впереди была неизвестность. Что мы чувствовали в эти минуты трудно передать словами! Страх оказаться в плену, страх оказаться раненой, страх потерять своих близких в этом кромешном аду. Расстояние между машинами по мере продвижения колонны увеличивалось. Такой была установка на случай бомбёжки.

В очередной раз автоколонна остановилась. Прошло минут двадцать. Движения вперёд не было. Со стороны моря послышался характерный гул авиамоторов и из-за облаков вывалились самолёты, которые шли прямо на нас. Мелькнула мысль: «Наши»! И в ту же секунду земля в нескольких десятках метров от нашей автомашины вздыбилась. Это рвались с интервалом в несколько секунд авиабомбы. Вслед за бомбами раздались пулемётные очереди. Пули вспахивали землю прямо у меня перед глазами.

Дальнейшие события помню как в тумане. Водитель резко свернул машину вправо, на просёлочную дорогу. За нами ехали ещё три машины. Через несколько минут мы оказались в лесу. Машины остановились на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. По звуку я понимала, что самолёты возвращаются на второй круг. Водители заглушили двигатели. Земля под ногами дрожала, затем наступила тишина. Самолёты улетели.

Надолго ли? Что делать? Возвращаться на главную дорогу?

Взвесив все за и против, старший по званию раненый офицер, принял решение – возвращаться. На беду наш грузовик никак не хотел заводиться. Решили раненых перегрузить на оставшихся два грузовика.

Я тогда была неверующая, но про себя только одно и повторяла: «Господи, помоги!»

И, как это бывает, грузовик завёлся. Машины развернулись и поехали в сторону главной дороги.

Проходят годы, но я эту дорогу не забуду никогда. Нет и не может быть прощения этим нелюдям – во веки веков.

Перед глазами открылась страшная картина. На обочине развороченной дороги догорали разбитые машины. Всюду в нелепых позах тела солдат, гражданских, детей, разбросанные вещи. Это всё, что осталось от автоколонны. В машине кому-то стало плохо, с кем-то случилась истерика. Проехать по этой дороге уже было невозможно. Какими-то окольными путями благодаря тому, что водитель был местный, наши машины благополучно вернулись в госпиталь.

На площадке перед госпиталем стояли грузовики. Это были машины, которым также как и нашим, не удалось прорваться из города. Раненых выгружали и опять размещали в госпитале. Там же разместили и нас. Заснуть в эту ночь никто не смог.

Ночь прошла без сна. К утру пришла очередная информация о том, что с железнодорожного вокзала поездом будут эвакуировать гражданских с детьми в сторону Риги. Это был шанс и не использовать его мы не могли. О том, что железнодорожное сообщение с Ригой было прервано уже 23-го июня мы, конечно, тогда не знали. Не знали мы и того, что пароход «Vienība» был атакован немцами с воздуха и потоплен в районе Акменьрагс. Из более чем тысячи раненых и экипажа в живых осталось пятнадцать человек».

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ОБОРОНЫ ЛИБАВЫ

28 ИЮНЯ

К 28-му июня Либава была практически окружена. Части, которые не смогли прорваться, отступили в город. Шли ожесточённые уличные бои. Первое серьёзное сопротивление немцам оказали защитники города в районе парка Райниса. Силы были неравны, бойцы отступали. Большинство из них осталось там лежать навечно. Это были солдаты и матросы с затопленных и взорванных кораблей, с подводных лодок и бойцы народного ополчения. Набережная торгового канала была последней линей обороны защитников города.

Бои велись с вечера и до поздней ночи. Вскоре немцы ввели в действие орудия и миномёты. Пожары охватили всю набережную вдоль канала. Израсходовав весь боезапас, оставшиеся в живых стали отходить в сторону Барты.

28-го июня последовала ещё одна попытка прорыва. Частично она удалась. Поздно вечером колонна из 30 грузовиков прорвалась в южном направлении. Уличные бои в Либаве продолжались до позднего вечера. Отчаянное сопротивление оказывали те, которым не удалось прорваться. До последнего бойца оказывали сопротивление доты на побережье верфи.

В журнале боевых действий морского командования немцы отмечали: «…дот удаётся захватить после того, как в его амбразуры заливается и поджигается бензин. Но даже после этого выбежавший из дота противник перешёл в атаку и нанёс нам потери». Потери немцев составили 1609 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Также сбиты три самолёта. Потери с советской стороны неизвестны. Немецкими трофеями стали 659 винтовок, 98 станковых пулемётов, один эсминец, восемь подводных лодок, два торпедных катера и госпитальное судно.

РАССКАЗЫВАЕТ МАМА

В первые дни войны ещё была уверенность, что вот-вот этот кошмар кончится и подойдут наши.

«Шёл шестой день войны, а казалось, что прошла вечность. В редкие моменты тишины память уносила меня в те дни, когда мы с твоим отцом, весёлые и счастливые встречали наших родителей, как мы ходили и выбирали тебе пелёнки и распашонки, кроватку, коляску. Как мы радовались скорому появлению новой нарождающейся жизни! Твой отец так был уверен, что родится мальчик, что даже купил детскую железную дорогу!

Вспоминала тенистые дорожки приморского парка, дюны, в которых мы любили загорать, море, в котором мы купались уже в конце мая, шум прибоя, который был слышен в нашей квартире даже при закрытых окнах. Всё это стало неотъемлемой частью нашей жизни. Казалось, ничто не могло помешать нашему счастью.