
Полная версия
Мертвецы тоже люди
В тишине Марья вышла из комнаты, и в гостиной стало светло.
Ятровки фыркнули ей вслед:
– Смотри, Марья, как бы твои косточки не разметал по горным долинам конь Аргиз.
Вано подошёл ко мне, будто ничего не произошло и день не сменился ночью, и взял похолодевшую руку.
– Не обращай внимания на Фрогги. В последнее время она странно себя ведёт. А что до гадания, то мне она нагадала, что я найду себе жену на болоте, представляешь? – Вано весело рассмеялся.
Глава 5
Стоит объяснить, кто такой Вано.
Не успела я приехать, родня принялась меня сватать. Жених нашёлся мгновенно, и это показалось мне крайне подозрительным. Не из-за него ли тётка меня вызвала? Она сообщила о женихе в день приезда, и я категорически отказалась с ним встречаться.
Тётя Макоша обиженно дёрнула подбородком и до обеда ходила за мной с батистовым платочком, украдкой промокая уголки глаз, и ворчала:
– Негоже девушке с твоим-то положением в двадцать четыре года незамужней жить. О детях подумай, не то время упустишь. Должен быть наследник и непременно мальчик!
«Мальчик! Наследник! Что за Средневековье!»
– Тётя, мы же не в Англии. Какой наследник! – вяло отбрыкивалась я.
– Глупости какие, Васа! Ты взрослая девушка, но я всё-таки несу за тебя моральную ответственность. Удачно выйти замуж – для девушки это главное!
«Господи! Прошлый век какой-то!»
– Но я не хочу замуж! А если бы и вышла, то только по любви.
– Любовь – это так обременительно, дорогая.
– Ну вот, ты сама так считаешь. Я никого не хочу обременять и впредь!
– Не обременяй! Для брака достаточно человека, с которым тебя свяжет дружба… или привычка, или то и другое. Любовь можно найти и на стороне, если так уж приспичит!
– Зачем тогда замуж выходить? Я хочу быть верна мужу.
– Как трогательно… Я очень тебя прошу, ну… посмотри на жениха. Такой красавчик и богат к тому же.
– Даже если так, я не люблю жить в городе. Меня вполне устраивает сельский быт и природа. А всем богатеньким подавай ночные клубы, пьянки и злачные места. Ты же знаешь, я не терплю такого времяпровождения.
– Что ты! Он совсем не таков! Очень скромный молодой человек и живёт за городом. Ну, не капризничай. Это даже неудобно, что я тебя уговариваю.
– Ох!
– В конце концов, долг каждой женщины – выйти замуж и родить детей.
– Перед кем долг, тётя?
– Если хочешь, перед памятью родителей. Перед обществом, в конце концов. Подожди… или ты, может, принадлежишь к этим новомодным ужасным сообществам, отрицающим брак и детей? Неужели ты чайлдфри?
– Да что ты, тётя! Нет, конечно! – Мне не хотелось расстраивать её в первый же день встречи. – Ну хорошо, хорошо! Пусть приходит. Но ты должна знать – это пустая затея!
– Посмотрим, дорогая, – загадочно улыбнулась тётя. – Не забудь вечером о нашем семейном обычае.
– Каком?
– Всё-таки забыла? Русский костюм! Ты наденешь его, как и принято у нас на торжествах и… смотринах.
– Ты же это не серьёзно?
В ответ Макоша улыбнулась, спрятала платочек в рукав блузы и грациозно удалилась.
У тётушки был пунктик: непременно выдать меня замуж за отпрыска царского рода.
Смешно. Все эти мёртвые, отжившие призраки аристократии не приносят ни радости, ни пользы. Но тётя принадлежала к категории людей, которым титулы и привилегии кажутся не только не смешными, но желанными и необходимыми.
Тётя не жаловала простых людей. И день за днём копала яму, навсегда отделившую её от небогатой и незнатной части родни. Яма многолетними стараниями незаметно разрослась в пропасть, и мосты через неё уже невозможно было навести.
Родня, подобно шекспировским Монтекки и Капулетти, общалась редко, ненавидя друг друга искренне, и, кажется, ко времени моего приезда готова была забыть о существовании друг друга решительно и бесповоротно.
Макоша, конечно, причисляла себя к древнему роду «Монтекки», а бедную родню и дальних московских родственников – к не очень древнему «Капулетти».
Далеко тёте искать не пришлось. Как известно, в Грузии дворян, князей и царевичей больше всего в мире на душу населения.
Тётя Макоша переехала в Тбилиси из пригорода девять лет назад после смерти моих родителей, в дом матери, и с тех пор, оказывается, подыскивала мне подходящую партию. Иван Рюриков-Острый (сам он называл себя Вано) подходил определённо, кем-то там приходясь Багратионам и Романовым, то ли племянником, то ли внуком.
Нельзя не признать – тётка постаралась. Вано был молод, красив, умён и обходителен.
В первый же вечер он пришёл к нам в дом, и знакомство наше не задалось.
* * *Вано заявился с другом – высоким мегрелом с чёрными, гудронными глазами. Мегрел окинул взглядом просторную комнату, оценил гостей и на секунду зацепился взглядом на мне. Что-то знакомое почудилось мне в тяжёлом, волчьем блеске прищуренных глаз. Тёмные волосы с ярким каштановым отливом были, пожалуй, по-старомодному длинноваты. На большом пальце правой руки сверкнуло гладкое железное кольцо с шипом. На следующих двух: указательном и среднем – такие же широкие, железные кольца, но без шипов.
Мегрел отвернулся, что-то тихо сказал другу. Я скользнула взглядом по длинному кожаному пальто. «Волк» отлично вписывался в образ героя киберпанка и был точной копией Нео из фильма «Матрица».
Вано взглянул в мою сторону. Я тут же отвела взгляд. С чего бы мне пялиться на незнакомца. А вот он глаз с меня не сводил – я чувствовала его взгляд на щеке.
Тётя подвела гостей к восьминогому бальному дивану.
«Запах аира!»
Ятровки расшивали натянутый на раму шёлк и болтали без умолку. Я сидела рядом в старорусском летнике и жемчужном кокошнике, забравшись на диван с ногами, и изучала том Брема.
Чувствовала я себя преглупо. Лиф сарафана постоянно сползал вниз, грозя оголить меня прилюдно. Я уже заметила, как гости мужского пола одобрительно оглядывают меня и довольно качают головами. Я незаметно подтягивала непослушный вырез и сердилась, что пошла на поводу у тёти и ятровок.
Друзья переглянулись, и Нео присвистнул:
– Это она.
– Спокойно, мгелико.
Вано улыбнулся, пряча за спиной розу:
– Ещё одна русская оккупантка приехала на грузинскую землю.
Я оглядела наглеца с ног до головы и тихо ответила:
– Здесь во всех присутствующих течёт русская кровь.
– Я вовсе не хотел никого обидеть… – самодовольно улыбнулся царевич, – в грузинских учебниках пишут, что в царские и советские времена грузинский народ находился в оккупации у России. Я неудачно пошутил… извините.
– В таком случае вам надо поостеречься.
– Полноте, Василиса, – вмешалась тётя, улыбнулась, сглаживая неловкость, – не шути так! Не то гости подумают, что ты говоришь серьёзно! Васа, это Иван Андреевич, очень дальний, но всеми любимый родственник…
Вано чуть склонил голову и вручил мне розу.
Я поблагодарила:
– Люди недаром говорят: кровь – не водица. Родне мы рады…
Слова прозвучали натянуто, но тётя умела находить общий язык даже с непримиримыми врагами:
– …и его товарищ Афанасий Дхоль…
«Афанасий? Мгелико? Я недавно слышала это имя…»
– …Помнишь тётю Ольгу? Так вот, Иван её двоюродный племянник…
– Третья степень родства? – спросила я удивлённо.
– Четвёртая, дорогая. Вы – очень дальние родственники. Я так рада, что вы, дети, наконец познакомились… Иван приехал к нам только ради тебя. Он достойный молодой человек и прекрасный собеседник… Не обижай гостя, Васа.
«Такого обидишь!»
– Иван Андреевич, будьте как дома, мой милый, – проворковала тётя, взяла хакера из «Матрицы» под руку и потянула прочь.
Мгелико обернулся и хрипло рассмеялся.
«Зрите на бестудную сию лисицю, како ти са ломит! [19]» – сказал он непонятно.
И добавил на русском без мегрельского акцента:
– Удачи, Иван!
Я хмуро разглядывала Вано.
Спокойный, подобранный от кончиков пальцев до плоского живота и крепких ягодиц. Смотрит внимательно, замечая мелочи. Обычно такие люди наедине с собой очень задумчивы. Одет дорого и со вкусом. Не так, как одевается большинство современных мужчин – в безразмерные, вытянутые футболки и мятые, короткие штанишки, будто бы так и не выросли из пятилетнего возраста. Очень высок, пожалуй, даже выше своего дружка-волчонка.
Светлые брюки, клубный пиджак, белая сорочка без галстука – всё сидит идеально и естественно, как от портного.
Я обратила внимание на руки. Ухоженные, но не изнеженные. На правой руке на большом пальце такое же железное кольцо с шипом, как у друга Афанасия, на безымянном – скромный, железный перстенёк с небольшим рубином на плоской печатке. На левой руке на большом пальце золотое кольцо с оправленной в железо белой костью и изображением коня, вставшего на дыбы.
Когда такой мужчина носит перстни, они, безусловно, что-то значат для него.
«Жених! А я невеста. Как же глупо!»
Бессовестный лиф пополз вниз. Помнится, мама рассказывала, когда отец, будучи женихом, пришёл на смотрины, родственники тоже обрядили её в русский наряд, из маркизета… почти прозрачный. Жених не устоял.
«И мой не устоит!»
Вано оглядел летник и кокошник, заметил подкисейный глубокий вырез на груди. Задержался там взглядом.
«Ну, ещё бы!»
– Вам понравилась роза?
– Красивый цветок… Запах необычный… странный, будто из детства…
– Я много слышал о вас, Василиса Михайловна, – Вано улыбнулся, и улыбка мне не понравилась.
– Вот как? Но вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, всё не может быть правдой.
Меня бесила его торжествующая уверенность во взгляде.
– Вам к лицу древнерусский наряд, Василиса Михайловна. Цвет драконьей зелени… редкий цвет и ткань старинная. Это объярь или аксамит?
– Объярь.
«Разбирается в старинных тканях!»
– Рад знакомству… Я ждал нашей встречи, а вы? – Глаза Вано восхищённо и бойко сверкнули, словно мы давно знакомы.
Я озадаченно взглянула на него:
– Разве я могла ждать встречи, если сегодня вижу вас первый раз в жизни, Иван Андреевич?
Во взгляде Вано появилась растерянность. Он присел рядом на диван, и я заметила тонкую нитку длинного белого шрама на правой щеке.
– Как добрались… из Москвы? Я слышал, вы летели самолётом. Успели… отдохнуть? – спросил жених тихо, хотя понижать голос не требовалось: ятровки и тётя, шурша парчой по натёртому паркету, вышли из гостиной в столовую. Я видела в распахнутый дверной проём, как за столом рассаживаются гости.
В вопросе мне послышалась издёвка. Я вскинула глаза на Вано, но во взгляде не было и тени насмешки. Смотрит внимательно, прямо в глаза, стараясь скрыть волнение за улыбочкой.
«Не гапи, не гапи… ладо моя…»
Женским нутром я почувствовала зов его плоти. Странно, но сердце отозвалось на зов учащённо и голос неожиданно сел до хрипоты.
«Ужас! Как же глупо подчиняться интимной биологической реакции!»
– Я добиралась поездом. Надоело смотреть на землю с высоты птичьего полёта.
– Понимаю… Решили снизойти до нас, смертных, с облаков на землю.
«Нет, он точно издевается! Смельчак, однако!»
Я пристально посмотрела в лицо смельчаку. За нарочитой сдержанностью он что-то скрывал. Не боль ли? Но почему! Глубина его взгляда, синего, как океан, с еле заметной трещинкой, какая бывает в хрустале, поразила меня. Я почувствовала неожиданную и острую жалость… и опустила глаза.
– Ничего у вас не болит? – тихо спросил Вано, и в голосе звучала странная нежность и не менее странная забота.
– Что-то должно болеть? Вовсе нет, я прекрасно себя чувствую.
«А ведь болит!»
Внизу живота тянуло, а между ног горело из-за ноющей боли – вчерашняя знойная ночь в СВ давала о себе знать.
– Как прошло путешествие в поезде? – продолжил Вано осторожно и ещё тише. В глазах появились опасные огоньки, и из синих они превратились в фиолетовые сапфиры.
– Чудесно. Спала всю дорогу, – с напускной небрежностью бросила я.
– Одна? – прошептал Вано и, обхватив меня за талию, нежно и требовательно притянул к себе.
Фиолетовые сапфиры, тонкая белая полоска длинного старого шрама на щеке, горячее дыхание на шее.
«Ладо ма…»
Я вспыхнула, как кумач, и вскочила с дивана:
– Да что вы себе позволяете!
В проёме появилась тётя Макоша, взглянула вопрошающе и улыбнулась:
– Прошу, пожалуйста, отведать, чем бог послал. Васочка, приглашай гостя к столу.
Весь вечер Вано смеялся в компании мужчин, изредка поглядывая в мою сторону. Смотрел вроде бы отстранённо, сдержанно и временами равнодушно. Во мне помимо воли росло досадное недовольство.
Каждый раз в таком настроении жизнь виделась мне пустой, мёртвой, как сонмы опавших листьев. И сама себе я казалась старой, мудрой и скучной черепахой, древнее гор вокруг.
Не знаю, заметил ли Вано это. Кажется, заметил. Когда прощался, прикоснулся к руке губами, задержал её в ладони, и в синем взгляде мелькнули те самые неясные нежность и забота.
«Он, оказывается, вовсе не самовлюблённый сухарь!»
На следующий день Вано пришёл снова. Уже не смеялся и смотрел на меня с удивлением и восторгом, причин которого я не поняла.
И на третий день Вано заявился к ужину, самоуверенный, щеголеватый, с алой розой в петлице.
Я стояла в алькове между двумя колоннами и наблюдала за крошечным лягушонком, плавающим в фонтанчике между нежными цветками водокраса и азолой.
Вано сразу подошёл ко мне. Вежливо поздоровался и замолчал. Бывает молчание, исполненное таинственного смысла. Вано молчал именно так.
Он покачал головой. Что-то очень знакомое показалось мне в этом жесте, восхищённом, полном жизни и сдержанности одновременно. И тонкая полоска шрама… где я могла видеть его…
– Вы частый гость у тёти, Иван, – начала я, – а где же ваш друг Мгелико? Не страшно одному, без поддержки?
Я дразнила Вано, но он оказался крепким орешком и не поддавался.
Вано прекрасно умел держать паузу и сделал шаг вперёд. Я отступила, ногой упёрлась в диван и чуть не плюхнулась на сиденье.
Вано опустился на колено и склонил голову. Тут я испугалась:
– Иван Ан… дреевич! – Я представила выражение лица тёти Макоши. Часа не проходило, чтобы она не расхваливала жениха. И такой Вано, и разэтакий… – встаньте, ради бога!
– Я бы хотел извиниться за глупую выходку, Василиса, – неожиданно робко произнёс Вано.
– Но я вовсе не обиделась, Иван. За что мне на вас обижаться? – Его жизненная сила сбивала меня с толку.
– Правда, вы не сердитесь? – Вано радостно улыбнулся и от сдержанности и следа не осталось. – Если так… примите подарок в знак примирения!
Не успела я и глазом моргнуть, как Вано вынул из кармана пиджака золотой браслет с крупными огненными опалами и ловко нацепил его на моё запястье.
Замок щёлкнул, и я затрясла рукой:
– Снимите сейчас же! Как это открыть?
Вано, улыбаясь, покачал перед лицом маленьким ключиком на золотой цепочке:
– Я отдам ключ, когда вы привыкнете к подарку и не попытаетесь от него избавиться, – надел цепочку через голову и опустил ключ в вырез сорочки.
– Да вы… вы… агрессор! – выпалила я.
Кажется, мой гнев его только позабавил.
– Браслет носила моя прапрабабушка, и по семейным преданиям драгоценность принадлежала самой богине Ладе, а потом царевич Гюргий подарил его царице Тамаре, моей дальней пращурке. В нашем роду старший сын дарит браслет невесте… Предлагаю перейти на ты, раз уж мы стали так близки. Мы теперь обручены, – Вано легко поднялся с колена и сел рядом.
Я заморгала и сглотнула. От такой наглости любой бы растерялся.
Хрипло, не узнавая своего голоса, сказала:
– Ну что же, если мне не изменяет память, то царица Тамара была замужем за внуком Юрия Долгорукого.
– Да, это верно. За сыном Андрея Боголюбского.
– Значит, по отцовской линии ты – русский, Иван.
Вано уставился на меня не мигая:
– И по материнской тоже. И что же?
Я удивилась, ожидая другой реакции.
Похоже, Вано не такой уж и дурачок, каким показался.
Повисла неловкая пауза.
– Чем ты занимаешься, Иван? – Я исподлобья взглянула на него и перевела тему: – Тётя Макоша говорила, у тебя свой бизнес.
– Оранжерея недалеко от Глдани и цветочный магазин в городе рядом со свадебным ателье, – ответил Вано и вдруг рассмеялся.
– Что смешного?
Вано покачал головой:
– Смешно, что ты не узнаёшь меня… или делаешь вид. Мы уже встречались раньше и довольно близко знакомы.
– Если так, то я бы запомнила и…
Меня прервал тихий, мелодичный свист. Вано, глядя в глаза, насвистывал грустную мелодию «Сулико». Я узнала голос! И этот жест – восхищённое покачивание головой!
Ноги подкосились, и я схватилась за колонну:
– Как! Ты?! Так это ты был в поезде?
Вано выглянул из алькова, заметил, что в гостиной мы одни, и пододвинулся совсем близко:
– Я же говорил, что мы обязательно встретимся…
«Какой кошмар! Неистовый любовник в ночном поезде – Иван!»
– …не бойся, я никому не расскажу о нашем знакомстве. – Вано страстно шептал мне на ухо, касаясь губами волос. – Как же ты хороша сейчас… и кофточка в горошек тебе к лицу… и румянец на щёчках, как розовое варенье… я так соскучился, а ты? – и его рука коснулась колена у подола.
Меня бросило в жар, потом – в холод. Вот он – один случай на миллион.
«Свершилось!»
Но самое ужасное, что Вано и его дружок – наркоторговцы, и никто не подозревает об этом, считают Вано честным человеком!
Наша связь в поезде – вечный позор! Как можно даже взглядом удостаивать человека, для которого существование – пустота, прожигание жизни и нажива на судьбах людей! И он ещё пытается показать себя достойным членом общества!
«Так вот в чём истинный смысл подарка – задобрить меня, чтобы молчала!»
Я опустила глаза, проглотила комок в горле и отодвинулась. Сегодня Вано наш гость, значит, надо вести себя вежливо. Да и я – не Господь Бог, чтобы судить.
– Хватит об этом. Пойдём к столу… неудобно, нас ждут.
Он послушно протянул горячую и сухую руку:
– Пойдём, – в глазах Вано мелькнула досада.
Жар его руки передался мне. Тело вспыхнуло, щёки загорелись так горячо, что я испугалась.
За столом Вано сел рядом, и через расстояние, разделяющее нас, я чувствовала тепло его тела. А когда он касался меня локтем, поток мурашек бежал по спине и дыхание останавливалось.
«Что же это? Странное, необъяснимое чувство!»
«Я же ненавижу его, презираю!»
Глава 6
С того дня Вано всюду ходил за мной по пятам, пресекая любые попытки особей мужского пола в возрасте от десяти до восьмидесяти лет завести со мной разговор о погоде. Он стремился остаться наедине, я же любыми способами этого избегала, и когда Вано входил в комнату, пускалась наутёк, как паучок от швабры.
Вано постоянно находился в нашем доме, он практически поселился у нас. Почти каждый день оставался ночевать – тётя отвела для дорогого гостя комнату на первом этаже рядом с гостиной и объяснила, словно оправдываясь:
– Мальчику далеко ехать в Глдани, да и небезопасно на ночь глядя в горах на тёмных дорогах.
– Мне-то что, – пожала я плечами.
– Но формально дом твой. Должна же я спросить хозяйку. – Тётя смотрела на меня прозрачно-искренними глазами, какие бывают у профессиональных врунов, старых политиков или бывалых актёров с тридцатилетним стажем.
«Сводница!»
Вано всё-таки подстерёг меня одну. Он вышел из-за угла дома, и я вздрогнула от неожиданности. Шёл он быстро, но бесшумно, держа в руке собачий поводок. Одет в светло-голубые джинсы, заправленные в резиновые сапоги. Из-под распахнутого вязаного зелёного жилета белеет безупречная сорочка. Густые русые волосы золотятся в утренних лучах.
Я увидела, как Вано входит в палисадник и, оглядываясь, свистит собаке. Уже издалека было видно, что Вано похож на раскалённый уголь – от него так и веяло жаром.
Сбежать в этот раз не удастся – руки в перчатках заняты рассадой.
Вано заметил меня и остановился. Он поднял руку в приветствии и медленно пошёл навстречу, касаясь ладонью высоких цветов в бордюре. Рядом прыгала собака. Вано подошёл и встал сбоку. От него пахло утренней прохладой, свежестью и… аиром. Смотрел, как всегда, оценивающе, как любой мужчина, разглядывая женщину. Внимательный взгляд, глубокий, примечающий каждую мелочь.
А я, в грязном садовом фартуке и в перчатках, испачканных землёй, выглядела просто потрясающе. Отвернулась к горшкам, чтобы не смотреть Вано в глаза, и почувствовала на шее его горячее дыхание.
– Как поживаешь? – спросил он, как всегда, сдержанно.
– Прекрасно! Чудесное утро, не правда ли?
– Чудесное… особенно сейчас…
– Я думала, ты ещё спишь.
Вано покачал головой:
– С тех пор как ты приехала, сон бежит от меня… Я встретил дядю Хорсови по дороге на пристань и всех ваших. Они на рыбалку отправились, щук ловить. Сказал, что ты очень любишь фаршированную щуку. – Вано встал так, чтобы видеть моё лицо. – А ты почему осталась?
– Я не люблю рыбалку.
– В последнее время ты очень задумчива. Что-нибудь случилось?
– Да так, воспоминания… нахлынули. Пройдёт, не обращай внимания. Ты с собакой гулял? – спешно перевела я тему.
– Да… Чарли сегодня далеко меня завёл, на вершину холма. Мы ходили к крепости и кажется, обнаружили новую пещеру. – Вано показал рукой на низкий подлесок. – Вон там. Если бы не маленький ручей, внезапно канувший в подземелье, я бы и не заметил вход. Похоже, пещера карстового происхождения.
Я обернулась:
– Но это же очень опасно – гулять там! Не дай бог, земля из-под ног уйдёт! Обещай мне больше не ходить туда!
Вано взглянул пламенно и тягуче нежно, и дух у меня захватило.
– Ты добра ко мне сегодня… спасибо за заботу.
Я поспешно отвернулась, снова почувствовав зов его мужской плоти. Чрево пронзила горячая молния.
«Этого ещё не хватало!»
– Ты мой родственник. Конечно, я забочусь о тебе, – голос начал дрожать. Только бы он не заметил.
– Вот как… поэтому, значит, – Вано глухо рассмеялся.
– Как хорошо, что весна пришла, – выдохнула я.
– И я люблю, когда всё зеленится кругом, и берёзовый сок льётся из-под бересты, – Вано показал на берёзу, к сучку которой была привязана банка, уже наполовину заполненная древесным соком.
– Это ты сок собираешь?
Вано кивнул:
– Для тебя. Ты же любишь…
«Откуда он знает?»
– Может, поможешь? – предложила я, и он с готовностью кивнул и принялся закатывать рукава сорочки.
Руки у Вано сухие и сильные. На запястьях и выше к локтям – тонкие белые полоски старых шрамов.
– Что это за шрамы у тебя?
– Велесовы метки… отметины инициации.
– Велесовы? Велес – это старинный бог?
– Да, языческий бог.
– Наверное, больно такие метки получать?
– К такой боли я привык… Гораздо больнее, когда ты…
– Возьми куст! – перебила я.
Вано ловко подхватил куст герани и присыпал землёй корни.
– Хочешь, я поставлю этот горшок в твою комнату на подоконник? – бросила я небрежно и снова посмотрела на него.
Вано встал сзади.
– Ты очень добра ко мне сегодня, – повторил он, – я подумал, что ты возненавидела меня… после ночи в поезде.
– Вовсе нет! С чего мне тебя ненавидеть? – я старалась говорить как можно равнодушнее.
– Спасибо за это, – только и сказал он.
И синие глаза пристально глядят в мои. Я отвернулась, не выдержав взгляда.
– Наоборот, ты мне нравишься, Иван… как родственник, – еле слышно пролепетала в ответ.
И тут он взорвался.
– Люблю тебя, – прошептал он неистово и положил руки мне на плечи, – тебя одну… навсегда! Почему не зовёшь на свидание? Я так не могу, мне плохо без тебя… Сжалься, Василиса… иди за меня. Ты не пожалеешь… Я твой душой и телом… Только ты в моём сердце… только ты… Ибо крепка акы смерть любовь…
Иван с жаром продолжал, речь его звучала ветхозаветной молитвой:
– Положи мя, акы печать на серъдце своё, акы перстень, на руку твою: ибо зело крепка, акы смерть любовь… люта, акы преисподняя, ревность… стрелы ея – стелы огненные… [20]
Признание жаром опалило тело. Куст герани задрожал в руках и упал на стол. Вано сжимал мои плечи и крепче притягивал к себе. Тело ныло от желания прикоснуться к нему в ответной ласке, но тут я вспомнила…
«Вано – наркоторговец!»
«Нет у него ни души, ни сердца!»
«А если и есть, то чернее мрака!»
«Значит, все его слова – враньё!»
«Между нами не может быть ничего общего!»