Полная версия
Нелюди, противостояние III. Остров
*
Капли вечерней росы в бордовом зареве заката казались налипшими на листьях неизвестными, выросшими в диком лесу ягодами, бусинами из воспоминаний её детства в моменты обучения рукоделию матерью, или… нет – кровью… Кровь, которую она ещё недавно видела на смятой траве, после исчезновения одного из их товарищей.
– Красиво… – Произнес Егор, прерывая воспоминания поёжившейся от дрожи Марии, глядя на садящееся за горизонт солнце. – Если бы непонимание настоящего и происходящего здесь не мешало, можно было бы поддаться романтическим настроениям и даже набросать несколько красивых высокопарных строк
В воздухе разлилось многоголосое эхо птичьих криков, словно провожающих кроваво-алое светило. На мгновение хор насекомых затих, а затем с новой силой затрещал в вечернем воздухе.
– Может, рискнёшь? – Мария не отрываясь смотрела на профиль стоящего рядом мужчины, стараясь уловить едва заметный ритм его дыхания, словно пытаясь стать с ним одним целым.
– Нет… – Он не повернулся, лишь слегка наклонил голову в её сторону. – Я… – Егор замялся в поисках слов, – пробовал, но получается что-то «не внятно-отрывистое», ужасное и откровенно пугающее нормального человека.
– Чтобы избавиться от этого, – Мария, словно боясь разрушить призрачный образ любимого, нежно коснулась его плеча, – понадобится время, возможно, годы… Но вместе мы… – её голос задрожал от волнения.
– Вместе? – Егор улыбнулся этой внезапно возникшей целостности, поднял взгляд к солнцу, к его «остатку» – узкой светящейся полосе между темным лесом и не менее темным небом. – Знаешь… – начал он, но внезапно замолчал. У меня нет времени и я решил…
– Бежать? – Мария внезапно «выпалила» первое, что пришло ей в голову.
Егор смутился, сглотнул слюну, словно ком, тяжело проходящий через горло.
– Это так выглядит со стороны? – смутился он.
– Мне кажется, ты именно это хотел сделать сегодня, – Мария прислушалась к шорохам леса, который с самого детства казался ей живым существом. Она никогда никому не делилась этим, боясь быть высмеянной, ведь лидер молодежной ячейки коммунистической партии в первую очередь предан идеям, а не собственным абстрактным фантазиям – так, наверное, «завещал великий Ленин». – Но я, догнав тебя, предупредила твой поступок? – добавила она с легкой иронией.
– Знаешь… – Егор снова сглотнул, повернулся к ней, разглядывая её красивое худощавое лицо в прощальных сполохах заката. – А ты ведь отчасти права… – Он покачал головой, отвернулся и продолжил: – Точнее, полностью права… Я хотел бежать… – его голос дрогнул.
– Куда, Егор, куда? – Она обошла его, встала перед ним, глядя в его «пустые» глаза. – А главное – почему?
– Я боюсь… – прошептал он.
– Что? – Мария отпрянула от него, разглядывая уже с головы до ног как что-то неземное, не помещающееся в рамки её сознания. – Ты защитник Родины, прошедший всю войну, ужасную и кровавую войну! Ты герой-орденоносец! Не смеши меня, а! – Её голос надломился в крике.
– Я видел нашу смерть… – В глазах Егора отразился испуг, он отвел взгляд в сторону и быстро заговорил: – Понимаешь, время от времени я вижу видения… Я не знаю, откуда это… Но я видел смерть чётко – твою, мою и… ещё многих из нас, и поэтому… – его голос прервался.
Мария удивлённо, с недоверием смотрела на стоящего перед ней мужчину, ещё недавно идеализированного ею.
-… Я понимаю, в это трудно поверить, но это так… – Егор, взглянув ей в глаза, отвернулся, осознавая, что стоящая перед ним комсомолка вряд ли поверит ему. – Те военные подвиги, о которых ты упоминаешь, это тоже следствие этих видений… Я видел гибель товарищей по окопам, атакам и свою среди них… Я просто трусливо уходил в другую часть обороны или на другой фланг атаки, только после боя я узнавал, как погибли мои однополчане… Но ты же понимаешь… – Он снова заглянул ей в глаза, словно в поисках поддержки. – Мне бы никто не поверил… Я пытался… Но надо мной смеялись… И что еще страшнее – многие из тех, кто слышал мой рассказ, погибали… Выжившие сторонились меня. Это ещё одна причина, почему я прекратил делиться своими видениями… – его голос дрогнул.
– То есть… – Мария, не скрывая своего недоверия, снова произнесла первое, что пришло ей в голову: – Ты поэтому мне сейчас это рассказал? Я тебе так надоела?
– Зря я тебе рассказал… – Он отвернулся, разглядывая небо, отражающееся в водах бегущего рядом ручья, и предпринял ещё одну попытку: – Там, где я появлялся, солдаты не просто гибли от смертельных ранений, их буквально рвало в клочья, и… это стали замечать командиры, находя в этом связь со мной… Отправляли меня в самое пекло, стараясь избавится, или при первой же возможности переводили в другие подразделения… Я видел страх в их глазах и даже… в глазах политруков – политработников кто своим присутствием поддерживали дух солдат в тяжёлые дни войны, даже они…
– Да, Егор! – Мария резко схватила его за руку, почему-то холодную, как у мертвеца. – Это же всё суеверия… Пережиток прошлого… – Её слова прервал раздавшийся крик. Крик живого существа, возможно, человеческий, но настолько наполненный страданием, что был больше похож на умирающего в мучениях зверя. Лес затих после разнесшегося по его просторам ужасного эха.
– Где это? – Мария, задрожав от страха, прижалась к мужскому телу.
– Кажется, у источника… – неуверенно проговорил Егор, переходя на шёпот.
– А кто там сегодня?
– Измайловы… – Его голос дрогнул.
Крик повторился затяжным воем и прервался с замирающим хрипом. Затем донесся победоносный, триумфальный возглас и рык. Что-то между человеческим и животным. Размножаясь новым эхом, затих.
– Вадим? – Мария сжалась от страха.
– Не обязательно… Так могла кричать и женщина… – прошептал Егор.
– Валя… – Мария, отпрянув от Егора, встряхнула его безвольное тело, пытаясь заглянуть в глаза, проникнуть в его разум, «достучаться» до него. – Ты ещё можешь им помочь… Мне… себе в конце концов!
Блеснули его глаза во мраке – свет вышедшего из-за туч месяца отразился в них. Словно в ответ Марии донесся возбужденный звериный крик.
– Ты ещё не поняла? – Отрешенно усмехнулся Егор, отстраняясь от девушки. – Нам уже никто не поможет… Мы уже фактически умерли… – его голос угас.
Она оттолкнула его, взглянув с отвращением, как на слабое, бесхребетное существо, уже сдавшееся и не способное бороться. Неспособное защищать. Человек, чьи навыки, приобретенные в момент армейской подготовки и опыт, полученный во время войны, делали из него оружие, по крайней мере способное защищать. Человек, на которого она смотрела ещё пару недель назад с восхищением. Видела в нём героя. Своего героя! Такого же, как отец, её отец. Прошедший войну и не прогнувшийся под внутренними интригами тоталитарного режима.
– Не забудь поставить памятник самому себе, – отворачиваясь в сторону, Мария зло процедила сквозь зубы. – Как напоминание – «символ страха и трусости», оправданный суевериями… Жаль, некому будет прийти и плюнуть на твою могилу… – её слова затихли.
Безволие и слабость ошибочно возведённого в ранг «идеала» мужчины внезапно придали ей сил. Она побежала. Дорогу ей освещал месяц, кажущийся из-за слабой подсветки закатом тонким окровавленным серпом, которым жнецы вместо пшеницы срезали человеческие тела. Или это были режущие плоть жрецы древних народов в моменты кровавых обрядов жертвоприношений… – её мысли путались.
Её ноги утопали по колено во влажной траве. Ветки кустов больно хлестали по лицу, мешая бежать, она спотыкалась о «вылезшие» из почвы корни деревьев, но Мария бежала. Бежала навстречу вероятной смерти. Где-то слева визгливо пролаяла лисица, то ли защищаясь, то ли предупреждая её, но это никак не отразилось на движении бегущей девушки. Тяжело дыша, Мария неслась уже по густой, заросшей мелким кустарником просеке, возможно, бывшей тропе или даже дороге вековой давности.
До неё донесся еще один крик: пугающий, сдавленный, страшный. Крик дикого зверя. В ответ раздался молящий, с завыванием и резко прерванный. Так просит о пощаде человеческое существо, уже неспособное в словесной форме выразить отрицание и неприятие происходящего. И снова звериный, победоносный. Переходящий в хохот. Ужасный и однозначно нечеловеческий. Лес замер, слыша эту невидимую однозначную сцену.
Бегущая слышала, как бьётся её сердце, готовое вырваться из груди.
– Дура ты, Машка… – подбадривала она себя на ходу, – Напридумывала себе там чего-то… Мой мужчина. Герой… Трус!
Несколько раз она сбивалась с пути, но быстро находила дорогу снова.
Ей казалось, что она бежит не туда, и счёт времени потерян. Но внезапно она наткнулась на Вадима, не добегая до источника питьевой воды, расположенного в полукилометре от лагеря. Он стоял на четвереньках и кричал, точнее, открывал рот, не издавая нужного ему звука.
Его лицо было искажено в ужасной маске, глаза навыкате, невидящие никого вокруг. Даже в вечерних сумерках было видно, что его одежда, шея и часть лица испачканы кровью. По направлению его движения было понятно, что он «бежал» от родника, очень медленно, «на четырёх конечностях», куда угодно, лишь бы подальше от пережитого.
Мария не остановилась надолго возле него, понимая бесполезность этого действия. Тем более что она уже видела слабый электрический свет фонаря за деревьями возле родника и мелькающие в этом свете тени. Она сжимала в руке ребристую ручку охотничьего ножа, выставляя его остриём вперёд. Бегущая защищать, возможно, и убивать, бегущая умереть в бою за жизнь, свою и других.
Другие её сотоварищи по несчастью появились у источника раньше, лагерь был намного ближе, чем «последнее свидание» Марии с Егором. Женская часть пришедшей группы стояла с прижатыми к лицам руками, не сдерживая причитаний и плача. Мужчины, вооружённые ножами, кто топором, кто просто палками, слабо потряхивали своим оружием, но больше от страха, чем проявляя готовность к войне.
Мария остановилась за спинами пришедших к источнику на помощь.
– Что… что?! – Она едва справлялась со сбитым в беге дыханием.
Часть из группы людей, оглядываясь на Марию, молча расступилась. Кто-то протянул к ней навстречу факел, видимо, пытаясь разглядеть её, не признав по голосу. Но причиной этого могло быть и потрясение. Шок от кровавой инсталляции, которую увидела и Мария.
– Сука! – она обессиленно опустилась на колени в мокрую от росы и темную от крови траву.
В десяти метрах от неё на одной из веток мощного дерева висело тело, подвешенное за ноги. Плоть, разрезанная на полосы вперемешку с частями одежды, свисала «тряпками» с окровавленного и освежеванного на половину, белеющего костьми тела. Лица Вали Измайловой не было видно из-за внутренностей и лоскутов плоти, срезанных с груди и живота, висящих между её окровавленных рук, покачивающихся вместе с истерзанным телом на ветру.
– Вадим! – Чей-то мужской голос дрогнул среди женских вздохов и всхлипываний.
– Он там. – Мария, мотнув назад головой, впервые вздохнула полной грудью и добавила на выдохе: – Жив, но. – Снова глубокий вдох и выдох: – Он скажет не больше, чем его жена.
– Он был не один. – Раздалось в наступившей тишине. Все повернулись туда, откуда прибежала Мария. Егор, в свете фонаря и факелов, стоя на тропе, выстругивал из сломанной ветки дерева что-то в виде рыцарской булавы в уменьшенном варианте.
– … Слишком быстро они разделали тело, и они разумные и, скорее всего, хорошие охотники. Мы этого не знали.
– Героическое возвращение. … Преждевременно усопшего. – прошептала едва слышно Мария, подымаясь и отмечая возродившийся живой блеск в глазах Егора.
Который продолжал, осматривая место кровавой трагедии:
– … Ранее мы видели только кровь на месте пропажи наших товарищей. – Егор, привлекая к себе всеобщее внимание, подошел к висящему изуродованному телу, понюхал его, вызывая ропот замерших товарищей, потрогал узел на ногах жертвы. – Теперь можно сделать дополнительный вывод: выжить нам будет еще труднее.
– Но это и не всем необходимо. … – Усмехнулась Мария, вызывая непонимание на лицах стоящих вокруг. – И все-таки они торопились или испугались приближения толпы.
– Вряд ли. … – Егор раздвинул выструганным наполовину «орудием войны» окровавленную примятую траву, тропой уходящую в гущу темного неосвещенного леса. – Кого или чего им бояться? Разве кто-то бросился за ними вслед? Догнал, вступил в борьбу? Они, скорее всего, демонстрируют своё превосходство: силу и полную, абсолютную безнаказанность. …
Мария со скепсисом смотрела на перерождение «ее героя».
Егор осмотрел выставленные им лично ловушки из заточенных кольев с хитрым переплетением веревок на подходе к источнику воды. Они не сработали. Ни те, которые должны были сработать по замыслу «охотника» механически, ни те, которые должны прийти в движение при участии четы Измайловых. Висящий «колокол тревоги» из старого чугунного котелка, качаясь на ветре, промолчал, нетронутый жертвами нападения.
– То есть. – Дрожащий женский голос нарушил тишину. – Они еще и психологи?
– Скорее всего… На сколько возможно стать ими в условиях жизни на отрезанном от материка острове, выживая в дикой природе. – Петров снова повернулся к телу жертвы, сковавшему своим видом большую часть тел людей, стоящих на поляне, дернул за конец веревки, узел легко развязался, и масса из плоти, костей и окровавленных тряпок, вызывая ропот ужаса и возобновляя женский плач, упала на землю в темную кровь и человеческие внутренности. – И, судя по узлу, вероятно, среди них есть моряки.
– И людоеды. … – Самый старший из группы, преподаватель института международных отношений товарищ Савицкий привлек к себе внимание и без его слов находящихся в ужасе людей. – А что… вы все на меня так смотрите? Никто же не будет отрицать, что одна треть части тела. … Валентины. … Ивановны отсутствует? Не думаю, что это взято для каких-то анатомических исследований. Или как трофеи в доказательство своего триумфа вождю дикого племени. …
Замершие мужчины и женщины молча с ненавистью смотрели на говорящего, так, словно тот принимал участие в кровавом нападении и филировании жертвы.
– А он прав. – Егор взглянул на Марию, словно ища реакцию в ответ на собственное возвращение. – И людоеды! Не думаю тоже, что они накормят. … этим мясом своих голодных домашних животных, жалобно блеющих в хлева́х. ....
Лагерь представлял собой старые деревянные постройки начала века, несколько раз обновляемые кем-то с десяток другой лет назад. Трудно было определить, что представляло из себя поселение в прошлом из двух подобий жилых казарм, пары сараев, довольно большого разделочного цеха с крюками и цепями и даже несколько отдаленной покосившейся церквушки с полуистлевшими крестами на погосте. Радовало одно: имелись вполне пригодные строения для проживания с крышей над головой и рабочими печами, благо дров в округе хватало. С инструментом, брошенным тут же в цеху, тоже не было проблем. Топоры, разделочные ножи, вилы – всё было под рукой. Дизельный генератор давал возможность частично освещать жилые постройки. Сарай, набитый чуть подплесневелым овсом, и родник как основной источник питьевой воды в шаговой доступности. Колодец на территории лагеря требовал чистки. Топливо для генератора в бочках находилось на берегу.
Полуразвалившийся морской причал неподалеку от заброшенного поселения с половиной дюжины прогнивших деревянных лодок на берегу и севший на мель баркас с едва заметной надписью: «Сокол – 023», над которым уже несколько недель трудился не покладая рук инженер-механик автомобильного завода Деев Николай. Он уверял, что «Сокол» скоро буквально взлетит и развезет их по домам, к семьям и к выполнению планов, установленных партией. Ведь их-то никто не отменял!
Скепсис, вызываемый его заявлениями, прочно осел в головах остальных потерпевших кораблекрушение. Но они приходили к причалу по вечерам, рассаживались группой и смотрели на море в свете заката, слушая неизменную возню где-то внутри баркаса инженера и его постоянно меняющихся помощников. Они редко появлялись с грязными измазанными лицами снаружи. Не зря же до этого все воодушевлённые обещаниями и потенциалом Деева поочередно трудились, подкапывая судно в отливы, и победоносно кричали, сняв его с мели в один из приливов. Мат, крики, а иногда и радостные возгласы сопровождали восстановительные судовые работы в сложных условиях.
В свете уходящего солнца это походило на кадры кинофильма. Или на театральную сцену со своими актерами и декорациями.
После пропажи нескольких товарищей по несчастью «островитяне» уже со страхом, плотно застрявшим в их сердцах, приходили, тревожно озираясь по сторонам и держась группой, с надеждой во взглядах на покачивающийся на волнах баркас.
Первой пропала студентка медицинского института Катя, которая при помощи простых подручных средств и аптечки из спасательной шлюпки привела в относительно нормальное физическое состояние большую часть потерпевших крушение, спасая их от заболеваний, связанных с переохлаждением в холодной воде. И воспалением ран, полученных от травм при крушении теплохода.
Переполненная спасательная шлюпка налетела на подводный камень, раскидав команду моряков и терпящих бедствие пассажиров на десятки метров вокруг и на расстоянии полусотни метров от берега. Надо отдать должное морякам – они до последнего вздоха спасали гражданских. И основная часть моряков утонула в борьбе за их жизни.
Остался в живых только один матрос, с воспалением легких после переохлаждения выхаживаемый Катей, в бреду неоднократно называющий её и мамой, и Любой. Он спас не только нескольких из гражданских, неспособных плыть, именно он привязал аптечку к обломкам шлюпки и тем самым «дотянул» до берега так необходимые всем лекарства.
Безымянный матрос пошел на поправку. Но внезапно пропала Катя. Пропала, возвращаясь после вечернего посещения барака с больными в жилой, где расположилась основная масса их здоровых товарищей. Пропала тихо, без крика и вообще какого-либо шума. Только ее сумка с медицинскими принадлежностями осталась «не нужной» лежать возле тропы, ведущей от подсобной постройки к колодцу. Следы крови на траве и волочения тела подтверждали насильственный характер исчезновения медсестры. Поисковые мероприятия хотя бы тела пропавшей ни к чему не привели. С учетом местности, густого и дикого окружающего лагерь леса, пропажу студентки, спасшей большую часть своих товарищей, списали на нападение диких зверей.
Больные и раненые были переведены в жилой барак. Кроме «тяжелого» моряка, требующего отдельного ухода, которым теперь занимались поочередно женщины. Причиной его оставления в нежилом бараке с полуразрушенными комнатами стали, несмотря на улучшение состояния, его громкие крики в бреду по ночам, которые мешали остальным. Ну и общий барак разделялся между мужчинами и женщинами во всю длину лишь занавеской. Решили, что больному нужно отдельное помещение.
По ночам стали дежурить мужчины по периметру территории, сменяя друг друга. Но и этого оказалось недостаточно – моряк, герой их катастрофы, исчез среди ночи бесследно. Дежурящий в ту ночь Федор Барковский, шахтёр по профессии, не смог дать вразумительного ответа по поводу пропажи больного, несмотря на то, что пост Барковского был расположен возле окна комнаты, где находился моряк. Сам ответ читался на лице Федора – в виде отпечатка крепкого и спокойного сна. Самостоятельный уход куда-либо моряка отрицался ухаживающими за ним женщинами в виду слабости состояния больного. Следов крови, как в первом случае, при тщательном утреннем осмотре места пропажи и окрестностей лагеря обнаружено не было. Но и дикие звери вряд ли вошли в барак, а если даже так, то, не тронув стоящего на часах шахтёра?
Странные, трагичные судьбы людей, проявивших настойчивость и героизм в спасении других. Медсестра. Моряк.
Во избежание пропажи еще кого-то из спасшихся, а это ни много ни мало пятнадцать человек, из которых семь представительниц слабого пола, было принято всеобщее решение – дежурить по четыре человека и сменами по три часа. Сигналом тревоги и призыву к всеобщему подъему стали бы стуки по металлическим предметам, развешанным по углам и сторонам периметра территории лагеря. Днём строго-настрого запрещалось передвигаться поодиночке, особенно к роднику за водой и на море. Помимо работающих над восстановлением «Сокола» на берегу были разложены костры для подачи сигнала вероятному проходящему мимо судну. Но надежды на это быстро «таяли» – горизонт даже в дни хорошей видимости оставался «безжизненным».
Звуков тревоги никто не услышал пропажи дежурившей в ночь спортсменки, альпинистки и, конечно, комсомолки, покорившей несколько значимых высот за свои неполные двадцать пять лет – Светланы Озеровой. Объясняла она свою способность бодрствовать в это время суток неоднократными ночевками в походах, в подножьях гор в моменты переходов через ущелья и перевалы. Где ей также приходилось дежурить по ночам. Свету любили – она была неутомимой оптимисткой и душой «коллектива». Ее вероятные следы крови и волочения тела травмировали оставшихся в живых больше, чем две предыдущие пропажи.
Бывший военный Егор Петров, не выделяющийся особо из общей массы спасшихся до пропажи альпинистки, возглавил организацию обороны лагеря, укрепляя постройки и подходы к ним, устанавливая капканы и «сигнальные ловушки», выдвигая посты вечерних дежурств на более отдаленные от лагеря позиции. Соответственно увеличивая количество дежурящих и назначая проверяющих постов. Жизнь лагеря разбилась на дневную и ночную. В военно-походном режиме.
Не всеми и не все стратегически-оборонительные действия Петрова были восприняты «на ура». Многие решения критиковались, но потенциал Петрова и его военный опыт внушали надежду на спасение жизней больше, чем скептический настрой отдельных личностей и разложенные костры для проходящих мимо кораблей.
Теплоход «Заря» был далек от понятия круизный лайнер, но имел вполне приличные каюты для пассажиров, палубу со сценой и рестораном с танцевальной площадкой. Которые использовались для проведения викторин и спортивных конкурсов. Теплоход регулярно перевозил отдыхающих, получивших путевки от комсомольских и партийных организаций в качестве тех или иных поощрений – лиц, заслуживающих наград от руководящих органов различных городов страны.
Слаженная команда, ходившая по одному и тому же морскому пути уже несколько лет, не могла сбиться с курса и проходила маршрут, что называется, с «закрытыми глазами». Ошибки со стороны моряков быть не могло. Туман, окутавший лайнер после штормового волнения, заставил дрейфовать судно и его пассажиров несколько дней. С чем столкнулся теплоход под утро четвертой ночи дрейфа в момент относительной видимости с началом своего движения, остается загадкой. Пробоина ниже ватерлинии обрекла корабль на гибель. Капитан приказал спустить спасательные шлюпки на воду. Больше чем семьдесят человек погрузились в шлюпки: испуганные, наполовину одетые пассажиры и, согласно уставу, действующие четко моряки.
Капитана после последнего его распоряжения в сложившейся
экстренной ситуации больше никто не видел. Эвакуацией судна командовал старший помощник. Новые волнения на море раскидали лодки возле группы островов, расположенных в более чем трёх сотнях миль от ближайшего материка. Что стало с остальными пассажирами и членами экипажа «Зари», спасшимися и населившими один из островов, оставалось только предполагать…
*
– Зачем ты вернулся? – Мария смотрела в глаза Егора, пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. – Ты ж всё равно уже умер, таскать за собой везде бесполезный говорящий труп – тяжелая ноша для оставшихся в живых, хоть и преданных стране и идеалам партии товарищей. – Она посмотрела на группу людей, пытающихся успокоить и завести Вадима Измайлова в барак, кричащего, воющего и вырывающегося из их рук. – Тем более у них сейчас своих забот хватает.
– Причин на самом деле несколько. – Петров, плотно сжав губы, тоже взглянул в сторону невменяемого Вадима. – Ну, во-первых, я ответственный за то, что здесь произошло в эту ночь.
– А-а-а-а… провальная линия обороны. – Мария, подкрепив высказывание нотами сарказма, с пониманием кивнула. – А какие еще, если не секрет? Подожди! Уж не стратегический ли план – изобразить собственную пропажу, затем прийти со стороны леса и наблюдать оттуда за лагерем и его непрошеными «гостями»? Но тогда тебе был бы нужен сообщник. – Девушка вздохнула с сожалением. – Но тыне взял меня на его роль.
– Ты не поверишь, но после того как ты ушла, я двинулся в противоположную сторону, и не пройдя и десятка метров, я увидел людей. И одного из них я даже узнал.