В отражении бытия

Прислуга отодвигает стулья, когда мы поднимаемся. Дойдя до дверей зала, я слышу мягкий грудной голос Хельги:

– Дело в том, дорогой, – она делает паузу, дожидаясь, пока мы развернемся к ней лицом: неэтично разговаривать стоя спиной к фрау. – Дело в том, что я, возможно, подберу что-то в гардеробе к змеиным глазам и постоянной ухмылке нашего гостя…

«Какая форма комплимента! Слегка разгневанная, она еще прекрасней…

– …Но на что надеешься ты, Отто, в своем костюме, в котором ты присутствовал на ужине? Ты, который говоришь о дисциплине тринадцатилетнему мальчику, – ее глаза красивы, полыхающие в гневе, – Как ты сам себя ведешь, говоря с гостем, полностью игнорируя мое присутствие?

– Да, в самом деле, Отто, ты сегодня не взглянул в зеркало перед обедом? – Я быстро принимаю сторону Хельги.

Отто держит руки в карманах шелкового халата, а на ногах его красуется пара тапок, надетых на босу ногу.

Он стойко держит удар, сравнимый с поражением Гитлера под Сталинградом:

– Ты знаешь, Бруно, – подбородок Отто гордо приподнимается, – есть масса мест, где меня пригрели бы и в подобном непотребном…

– Может, назовешь их тогда, если не страшно?! – перебиваете его «фрау Хельга», эффектно бросая салфетку на стол.

-… виде, и если подождешь меня какое-то время, то сможем отправиться туда вместе! – заявляет Отто, покачиваясь на носках и пятках, игнорируя Хельгу.

– Я подожду тебя, само собой. -. – Как двойной агент я тут же переметнулся на другую сторону.

Вслед за Отто удаляется и Хельга. На ее лице блуждает улыбка полководца перед решающим сражением.

Несомненно, Отто добился многого, идя к поставленной перед собой цели. Он оградил себя от остального мира – мира, недостойного существования в нем такого человека, как он. Создал сепаратистское «государство», со своими порядками и законами, приемлемыми для него и таких, как он сам.

За идеей неонацизма потянулись люди, видя в Отто сильного, признанного и харизматичного лидера, обладающего жесткими волевыми качествами. Он прошёл трудный и тернистый путь от мальчика, рисующего свастику на городских стенах и выкрикивающего расистские лозунги, до идеологического и духовного гида, ведущего поверивших в него к «светлому будущему». Не пряча истинные планы за ширмой либерализма и демократии (как это принято теперь), в открытую выставляя напоказ суть самого «нового» движения.

Многие обратили внимание на новые порывы уже давно стихшего ветра. Власть. Люди, имеющие капиталы, желающие стать частью правящими миром, стали искать всевозможные пути для того, чтобы сблизиться с этим человеком и с помощью него и инвестиций в его борьбу добиться того, чего стало невозможно достичь другими путями. Конечно, они должны учитывать, что у Отто есть и свои взгляды на всё и вся, ведь любой человек в такой «игре» не раскроет до конца свои карты.

Но на данный момент все выглядит неплохо, империя Отто цветет и прогрессирует.

Мои мысли прерывает служащий, приглашающий в одну из комнат. На удивление обычная современная обстановка: мягкая мебель, огромный телевизор и огромная музыкальная система. Высокая полка с винами.

– Вы будете не против, если Вилли – воспитанник Отто, побудет с вами какое-то время? Он выполнил весь объем сегодняшних заданий и не знает, чем заняться… – Провожатый слегка приглушает голос: – Он в опале.

– Конечно! Конечно, я буду очень рад. -. – отвечаю в тон не менее заговорчески.

Мальчик, появившись, не дал мне и рта раскрыть, стремительно подходя к креслу, заговорил:

– Бруно! Это правда, что вы отбывали наказание вместе с Отто?

– Какая осведомленность! Вас, юноша, готовят не в начальники служб разведки или безопасности при империи?

Интонация вопроса несколько не смущает подростка:

– Я думаю, сарказм, что брызжет из вас, – это лишь уловка, для того чтобы было время обдумать ответ.

«Какое дарование!»

– Даже если это и так, то мне нечего скрывать от тебя. Всё верно, мы с Отто находились в одно время в одном из исправительных заведений.

Вилли внимательно слушал мой ответ, не отводя глаз.

– В этом нет ничего предосудительного… Многие великие люди, изменившие ход истории, отбывали сроки. Я думаю, именно там зарождаются гениальные идеи…

Мальчик гордо поднял подбородок, несколько раз кивнув перед этим монументально эпохальным движением.

– Да, наверное, – я с интересом наблюдал за его поведением, – как и лидер национал-социалистов в начале своего пути….

Вилли поморщил лоб, словно мое упоминание о Гитлере доставляло ему давно надоевшую зудящую боль.

– Это только усиливает и укрепляет дух… – он продолжил свою мысль, избавляясь от неуместного упоминания. – Впоследствии такого человека трудно сломать, а идейную, готовую идти до конца личность сломать просто невозможно! Знаете, Отто не раз говорил, что вы сильная личность. А его словам я, несомненно, верю и, не кривя душой, скажу: я уважаю вас и хочу предложить вам свою руку! – Он подкрепляет свои слова действиями, протягивая открытую ладонь. – Если вам понадобится моя помощь, то можете на меня рассчитывать! А сейчас я должен покинуть вас: неотложные дела, простите.

– Как вам будет угодно! – слегка кивая, я жму протянутую руку.

– Я не прощаюсь. – И гордо подняв голову, Вилли удаляется.

«Вот это феномен! Таких еще поискать надо…» – я остаюсь наедине со своими мыслями. – «Что будет со мной, если я задержусь здесь хотя бы на недельку? Ну, Отто!».

Дверь резко открывается, и голова всё того же Вилли просовывается в ее проем, он заявляет, глядя на меня:

– И остерегайтесь Хельги, она ревнует вас к Отто. Это же очевидно…– Тон юноши был настолько серьезен, что я не мог не улыбнуться.

– Спасибо. Я обязательно учту это!

«Вот она, уязвимая точка Отто, хотя чему удивляться – женщины всегда были слабой стороной мужчин. И диктаторы тут не исключения. Этот преступник с претензией на звание номер один обладает пылкими чувствами к молодой женщине и в моем присутствии ведет себя как ребенок, не зная, как поступить…».

Дверь снова открывается, и теперь твердой походкой входит Отто. На нем бордовый бадлон, черные брюки и лакированные ботинки. Золотые часы известного бренда на руке. Очки в круглой оправе.

Я не видел Отто до этого в очках, и они придают ему некий деловой вид. Хотя в данный момент по внешнему облику вряд ли можно определить, к какой именно прослойке общества принадлежит этот человек. Вид респектабельный- походка и манеры поведения сами говорят за себя. В лучах света блестит перстень – всё тоже золото и символика нацизма, инкрустированная драгоценными камнями.

«Ну конечно, куда ж без этого!».

– Ее еще не было!? – В вопросе или утверждении обеспокоенность задержкой Хельги.

– Нет! Выглядишь божественно, и я думаю, она сейчас появится.

– Перестань, Бруно, ты же знаешь эти женские сборы.

– Ну кто не знает? В этот момент мужчина тратит наибольшее количество нервных клеток! Некоторые даже седеют, лысеют и стареют на глазах….

– Тоже находишь? А они в этот момент думают: «Если любит – подождет» … – хватается за мою мысль Отто.

– Это все обыденно и понятно, но скажи, Отто, как получилось так, что мы сейчас сидим в твоем замке, позже поедем в увеселительное заведение, которое, как я понял, находится на территории, прилегающей к замку, и этот район явно автономный? Поделись, как добиться такого успеха! Что это, наследство Мартина Бормана?

Отто думает с минуту.

– Когда мы с тобой бесцельно прожигали года в лояльном корпусе Подгауза, на тот момент действительно ничего не было, не было и дальнего родственника, обладающего огромным состоянием, которое он жаждал оставить мне в наследство. – Он делает паузу, поглядывая на дверь. – Но зато остались на свободе преданные друзья, которые видели, за что я пострадал. За веру в идею. В ответ на мой арест и заключение парни сделали несколько дерзких вылазок, которые принесли немалый доход. Им не только заплатили, но и предложили очень удачно вложить заработанные деньги – финансировать некоторые не совсем прозрачные проекты. Ребятам повезло. И они не забыли того, кто сплотил их. Они попытались к моему освобождению максимально приблизить организацию к той, к которой мы изначально и стремились.

Да, чем они занимались противозаконно, но, как тебе известно, в нашем мире сейчас очень мало законного и даже там, где это должно быть необходимо в первую очередь. Сейчас ты мало найдешь судей и прокуроров, которые выполняют обязанности, придерживаясь хотя бы одной буквы закона. Они, как правило, корыстны и продажны, червь коррупции уже давно откармливает свое жирное тело в этой куче прогнившей «плоти». Так что я ничего не вижу противоестественного в том, что деньги зарабатывались на строительство этой империи не легальным путем. Я воспринял это нормально и по достоинству оценил то, что в мое отсутствие ребята не сидели сложа руки. Скажу больше – я был этому рад!

Наиболее преданных идее было всего-то человек пятьдесят. Это был основной костяк, сейчас уже треть из них погибла в борьбе за наше дело, часть находится в заключении, но никто, – Отто встает, увлеченный рассказом, забывая об отсутствии Хельги, – никто из них ни на секунду не жалеет о посвящении всей своей жизни идее. А замок, – Отто снисходительно улыбается, – когда-то принадлежал одному из наших недругов, он после некоторых наших силовых манипуляций решил уступить его за смехотворную сумму. Далее было уже дело техники – вложить заработанные капиталы в прилежащие районы, ну, остальное ты уже видел или тебе еще предстоит увидеть. Финансирование сильными мира сего до сих пор имеет место, но не до такой степени, как это было необходимо Адольфу…

Мы стараемся отказываться от этого по мере возможности, стремимся стать полностью самостоятельными. Знаешь, Бруно, самостоятельность и свобода – это огромная сила.

– Согласен. Кто свободен, тот силен, если находятся силы, ограничивающие твою свободу, пытаясь унизить тебя и твою гордость, надо найти в себе дух и силу быть выше всего этого. Я буквально перед тобой разговаривал с Вилли, в его словах слышны отголоски твоих речей – достойный ученик!?

– Этот мальчик ставит иногда и меня в тупик смелостью мыслей и дерзостью поступков, но он ребенок, еще ребенок… – По лицу Отто видно, что ему приятно говорить о сильных качествах воспитанника. – Я тебе и раньше говорил о том, что мне нужен такой человек, как ты. Необходим!

Я не успел отреагировать на «заманчивое» предложение – в дверях появилась Хельга. Ее одеяние – вечернее платье для коктейлей с декольте – было несколько кричащим, но четко выделяющим ее утонченную фигуру. Макияж опять же на удивление минимален, но искусно наложен.

В дверях с сарказмом в голосе она задает вопрос:

– Я вас не задержала? – спросила Хельга и, не дождавшись ответа, продолжила: – Не хотела выглядеть недостойно в вашем обществе!

– Ну что вы, – я с театральным поклоном склонил голову.

– Напротив, Хельга, мы с Бруно так мило болтали, что просидели бы до утра, если бы ты нас не остановила!

– Ни секунды не сомневалась. – закатив глаза, ответила Хельга и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу. – Еще бы(!) – старые фронтовые воспоминания…

«Ну и гиены! Палец им в рот не клади… отсюда безруким инвалидом уедешь…»

Лестница к вестибюлю, полуосвещенный коридор, гараж под открытым небом. Здесь красуется с десяток автомобилей, среди которых есть и коллекционные модели. Мы садимся в черный лимузин, сконструированный на базе BMW. Черный седан сопровождения заполняют люди в черных одеждах.

– Мы, как всегда, так одиноки… – с легкой грустью в голосе заметила Хельга, обращая внимание на охрану.

– Ты прекрасно знаешь, что это в целях нашей же безопасности.

– Да, но мы в Маленьком Берлине! – впервые слышу это название местности. – Или мы собираемся выбраться за пределы? – нотки надежды слышаться в голосе Хельги.

– Еще не знаю. – Хотя ясно, что сам Отто уже давно всё решил.

– Маленький Берлин – где это? – я с интересом смотрю на гордого хозяина владений.

– Это там, где мы находимся – за воротами замка, все названия улиц и заведений носят имена того времени.

– Ты ужасен, Отто!

– Вот и я… не устаю об этом повторять… Но он будет еще ужасней, если мы сегодня не выберемся за «ворота» в какое-нибудь местечко, где мы ни разу не были! – Хельга бросает многозначительный взгляд, ища во мне союзника. Я же нейтрально притупляю взор. – К примеру, я не была в «Экзотике», но столько слышала о ней.

– Ты слышала о ней от своей сумасбродной сестры, для которой не остаться в нижнем белье перед мужчинами приравнивается к «даунизму»!

Даже я почувствовал, как от слов Отто пахнуло нафталином – он слишком вжился в свою роль почти вековой актуальности.

– Если Ева – сумасбродка, то почему ты притащился к нам в дом? Насколько я помню, именно из-за нее… – весь вид Хельги подтверждает, что тема «сестры» не раз подымалась на семейном «совете».

– Я тебе неоднократно говорил: в тот момент меня заинтересовало имя, да и я тосковал после одного из разрывов! А затем увидел более серьезную материю для работы… А в процессе, – Отто поднял указательный палец вверх, – уже испытал безумные чувства!

– Материя… Хорошо хоть она женского рода! – Молодая женщина разгорячилась основательно. – Но обратил-то ты внимание на эту «материю» только через год, и то из кровати моей сестры – ты только тогда прозрел?

– Нет… Я долго присматривался, приценивался и… восхищался. К тому же меня могли придать суду за склонность к педофилии, тебе же тогда не было и шестнадцати!

– Извините, что прерываю ваши политические дебаты, но я хотел бы переодеться. – Я взялся за ручку двери автомобиля.

– Ты отлично выглядишь! – в один голос язвит высокопоставленная семейная чета.

– Хочу выглядеть скромней, дабы не создавать конкуренцию потенциальному властелину мира!

– Остро…

Но я не дослушал Хельгу. В багажнике «баварца» всегда имелось несколько комплектов одежды на разные случаи жизни. Это не раз выручало меня, учитывая импульсивные отношения с Сани. Поэтому я никогда не забывал сменить гардероб и в автомобиле.

Чтоб хоть как-то выглядеть элегантно, я достал из мобильного гардероба кремовую рубашку из шелка, свободные брюки из легкого материала мятого вида, что модно в наше время, наилегчайшие кожаные туфли. Ну и золотая цепочка дополнила мой облик.

– Бруно, возьми с собой телефон, за пределами сигнал будет, а если надо позвонить сейчас, то воспользуйся местной связью. Здесь в лимузине…

– Спасибо, но это необязательно.

Оценивающие взгляды моего внешнего вида – словно дотошное жюри с показа мод.

– Что!?

– Ты изменился в лучшую сторону, – с ухмылкой подмечает Отто.

Хельга, глядя в окно, всем видом дает понять, что пейзажи за ним гораздо интереснее меня. Но ни с того ни с сего вдруг цитирует строки русской классики:

– «Златая цепь на дубе том…».

Я натянул улыбку на лицо, что оказалось заразительным: в течение нескольких минут мои спутники молча улыбаются.

«Какая теплая компания! В ней уютно как дома. Хочется даже тапочки надеть…»

Минут десять кружим по просторам «Маленького Берлина». В салоне царит тишина. Я незаметно для себя прилипаю к окну. На улице темнеет и медленно зажигаются фонари. Такое ощущение, что они – эти не яркие источники света в витиеватой «оправе» горят еще с той эпохи военного времени. Загораются вывески и окна пивных и других заведений.

В сравнении с дневным временем на улицах «берлинцев» так же преимущественно молодежь. Молодые люди улыбаются, активно общаясь. С радостью приветствуют тех, кто попадается им навстречу. Складывается впечатление, что у этих людей не существует забот. Вновь отмечаю неестественность здешней всеобщей эйфории, какая возможна лишь в состоянии счастья или прострации, в котором я иногда пребываю, конечно не без помощи запрещенных препаратов.

А прохожие, гуляющие по узким тротуарам, смело заглядывают в окна автомобиля, пытаясь разглядеть пассажиров. Конечно – они знают, кому принадлежит машина. Они выкрикивают имя своего идола и машут руками. Я вновь начинаю молча улыбаться, что как по цепочке вызывает улыбки и у моих компаньонов.

«Власть – это в первую очередь популярность, слава!»

– Будь добр, Бруно, не надо – я знаю твои слова наперед… – просит виновник оживления масс снаружи.

– Но я не знаю, – буквально взвывает ехидно Хельга. – Будь добр, Бруно, я бы хотела услышать это....

– Прекрати, дорогая! Сегодня я обыкновенный человек и прошу не акцентировать на мне своё внимание!

– Да неужели такое возможно? – Хельга неумолима.

– Ты популярен, Отто, и более чем, – я, задумавшись и разглядывая толпу, размышляю вслух. – А популярность иногда приносит подпорченные плоды.

– Такое уже было. – Хельга, видя мой удивленно-вопросительный взгляд, продолжила, чуть снизив тон: – Настоящее покушение…

Я, не понимая, шутит она или нет, поворачиваюсь за ответом к Отто.

– Забудь об этом! – в приказном тоне говорит Отто, но, заметив мой интерес, погружается в воспоминания: – Это была внутренняя война. Представь, в нашем маленьком «государстве» появилась оппозиция, требующая строго следовать идеологии Гитлера, а в наше время – это утопия!

Крауз тогда со своими людьми слишком жестоко обошелся с выходцами из исламистской организации, более того, они не только перегнули палку, но и разрисовали все вокруг свастикой, написав соответствующие лозунги, что бросило тень на всех нас. Это произошло в тот момент, когда мы были так слабы… – Отто с видимой горечью вспоминает те безрадостные дни, и Хельга, положив ладонь на его руку, возвращает его к нам.

– И?.

– … Конфликт был улажен, но ценой больших невосполнимых потерь. Исламисты не заставили себя ждать. Когда Крауз всё понял, было уже слишком поздно. Мы с трудом выжили тогда. Как я и сказал: мы были слишком слабы….

– Ну, хватит о грустном! – прерывает скорбное уныние Хельга. – Может, для начала посидим в «Лодке»?

Её умоляющее лицо вызывает наши улыбки.

Это самая настоящая подводная лодка времен второй войны. Издалека она выглядит хищно, «уткнувшись» носом в парковку машин. Её силуэт, отверстия шахт торпедных аппаратов, рулевые кили и бортовая пушка эффектно подсвечены неоном. Вырез нижней части носа лодки ассоциируется с раскрытой пастью, делая вид субмарины более хищным. Парковка у входа. Номер «U-999» на корпусе корабля, свастика и эмблема немецких морских сил второй мировой войны.

Машин на парковке достаточно, самое близкое место к входу – не занято, нетрудно догадаться, для кого оно. Из открытой «пасти» лодки спускается лестница, обтянутая красной материей, придавая субмарине тот самый элемент кровожадности.

– Это самая настоящая боевая единица? – я не скрываю своего удивления. – И участвующая в сражениях?

В момент моего разглядывания с разинутым ртом этой морской боевой громадины раздается голос позади:

– Отто нашел ее в ремонтных доках, субмарина затоплена в мае 45-го где-то в бухте Гельтинга, «999»-я, говорят, предназначалась для особой операции и в боевых походах почти не участвовала, хотя кто знает…

Человек из машины сопровождения знакомит меня с историей лодки. Внешне он похож на итальянца. В дополнение крепкое тело, высокий рост и безжалостный взгляд. На нём идеально подобранный костюм, подчеркивающий фигуру. Отто, беря меня за руку, представляет нас друг другу:

– Бруно, знакомься, это Генрих, – он как-то странно улыбнулся, – мой помощник…

– Генрих? Вы больше похожи на итальянца, визуально…

– Я и есть итальянец, – улыбаясь Генрих переводит взгляд на Отто, – а имя это…

– Имя – это моя просьба, – широко улыбается и Отто. – Не будь занудой, Бруно.

«Прими я предложение Отто вступить под его знамена, следующим шагом будет смена имени на… Фрица и навряд ли с титульной приставкой «фон» в фамилии…».

– Адольф готовил особую миссию в конце войны, на остатки «волчьих стай» адмирала Денница возлагались большие надежды… – Отто с тоской в голосе и со мной под руку поднимается на борт корабля.

Генрих раздает приказы своим людям по охране периметра.

Внутри субмарины сохранен интерьер боевой машины. Вырезана сердцевина лодки, на двух палубах вдоль стен по всей длине – столики с посетителями. Ограждены металлическими перилами лестницы и переходы, соединительные проходы с рубки в хвост лодки. Тут и там передвигающиеся по ним официантки в морской форме.

Наша компания размешается в хвосте лодки. Десятки глаз прикованы в основном к моим спутникам. На лицах посетителей улыбки. Гул оживления, связанный с нашим появлением на борту, глушит музыку. Пол лодки дрожит, создавая эффект работы двигателей подводного корабля.

Сам столик изготовлен из алюминиевого сплава. Кресла, не имеющие ни куска мягкого материала, против логики удобны. Минимализм военного времени. В корабельной рубке светится бар, оттуда и спешат к клиентам морячки-официантки. Под баром в лучах световых пушек движение танцовщиц внутри стеклянной шарообразной сцены, которая медленно спускается и поднимается. Человек в форме капитана – хозяин заведения, подойдя по-военному отдает честь, приложив руку к фуражке:

– Добро пожаловать на борт субмарины! – Лично протягивает меню, мне кажется, только из-за меня он не добавляет возводящий в высокий ранг Отто приставок: – Может, другой столик? Жду ваших распоряжений!

– Спасибо, капитан! – Отто снисходителен. – Нет, отсюда отличный вид….

– Это верно. – Капитан, выслушав заказ, удаляется.

Тенью проявляется человек Генриха (язык не поворачивается его так называть). Кивок головы, дающий понять: всё в порядке. Помощник Отто, улыбнувшись, расслабляется.

Женская половина присутствующих не скрывает своего восторга. Непонятно, что их восторгает больше: наряд Хельги, ее положение или сам Отто? Я же, пользуясь случаем, купаюсь в лучах славы, не имея к ней никакого отношения.

– Хайль Отто! – Раздается в динамиках.

Это вызывает во мне нездоровый смех. Спасают официантки – и я заедаю эмоциональный экстаз команды корабля морепродуктами.

Остальная компания прохладна к принесенным блюдам и напиткам. Хельга, найдя знакомую среди присутствующих, перемещается за ее столик на «разговор старых подруг». За нашим столом скука: я, Отто и итальянец, манерно ковыряющийся вилкой в салате. Перехожу к мороженому с заморскими фруктами и алкогольными добавками. Отто, болтающий коньяком в бокале, цедя его как гурман, бросает взгляд на болтающую Хельгу.

– Женщины… Им лишь бы помолоть языком!

– Ты сейчас, кстати, о первой женщине в империи… Ее любой диалог, даже связанный с женским гардеробом, в будущем для кого-то страница истории его жизни и довольно яркая… – Собеседница Хельги разглядывает нас как на находку тысячелетия.

– Благодарю, твоя критика заслуживает самой высокой похвалы.

– Не стоит скромничать, это от всего сердца. Я киваю в сторону женщины Отто:

– Она не сковывает твою свободу? Я сейчас не о постельных играх…

– Иногда… – Отто тяжело вздыхает, погружаясь в мысли о своих семейных проблемах. – Когда она своим тонким женским чутьем ощущает опасность в моих делах, может стать тираном… Но это неотъемлемая часть семейной гармонии, это неизбежно. А как у вас?

– Я тоже считаю, что без них никуда… – отстраняюсь от вида принесённого осьминога. – Но иногда я просто ненавижу Сани за её длинный вездесущий нос!

– От любви до ненависти… – Отто оживляется, проявляя заботу. – Хочешь – позвони, предупреди, что задержишься.

– Не надо! Это как дипломатия – пауза и бездействие порой эффективнее любых активных действий.

– Каждому своё…

– Послушай, – я меняю тему и позу за столом, – люди, которые здесь находятся, молодёжь на улицах города… Они так слепо верят в тебя. В чём секрет?

Отто переглядывается с Генрихом.

– Многие из них только здесь обретают то, что искали: работу, дом, возможность получить образование, кто-то находит спутника жизни. Саму жизнь, а не жалкое и ничтожное существование… – Пауза, глоток коньяка. – Но первое условие – беспрекословная дисциплина и исполнение того, что от них требуется. Там, за забором, ими манипулировали, лишали зарплат, рабочих мест, вышвыривая на улицу без каких-либо объяснений. Они приходят к нам, отчаявшись, и их принимают. Для кого-то это единственное место, где к ним относятся по-человечески, и здесь никогда с этими людьми не произойдёт то, что происходило с ними в том мире. За их безбедное счастливое существование борются. Ни один – слышишь, ни один – не разочаровался в том, что попал к нам. В наш мир…