Последний анархист

– Как Вы уже можете говорить об этой помолвке? Со смерти нашего отца и сорока дней не прошло. В ближайшие пару месяцев свадьбе не быть.

Первые секунды Эдуард молчал, только после чего прокашлялся и уже более тихо обратился к своему собеседнику.

– Мы уже с Вами это, кажется, обсуждали, и, если хотите, обговорим этот момент ещё раз, давайте не будем сейчас снова поднимать эту тему на семейном застолье: сейчас не место и не время.

– Не стоит беспокоиться, может действительно стоит отложить эту свадьбу до осени? – спрашивает Софья, а в глазах прослеживается явное беспокойство, – как бы сейчас не допустить ссоры.

– Да, Вы правы… нам с Вами некуда торопиться, – снова улыбнулся тот и опустил взгляд, по одному которому можно было понять, что неожиданный его приезд с братом, спешка со свадьбой и все эти разговоры – то, о чём им ещё предстоит поговорить наедине, а пока настала белая полоса и новая ступень в жизни для них обоих, ведь «вечной» настоящей любви не смогут помешать ни время до таких формальностей, ни недовольство ближайших родственников. По крайней мере, так считала сама Софья…

Глава 5. Секрет

Постепенно земля покрылась разноцветными листьями, а температура медленно опускалась к нулю. Люди словно испарились с улиц, будто потеряли всякий смысл бесцельно гулять по аллеям и наполнять шумом и без того маленький городок: казалось, что это место и вовсе утихло – никто и не упоминал ни анархистов, ни слухов о свержении власти, словно забыли о том, что недавно их потрясло, а может и заставили себя забыть. В конце концов, даже о наиболее известных «Памяти Каталонии» не было и строчки в местных газетах, хотя раньше заголовки только и говорили о них. Эта «группировка» уже долгое время мелькала на глазах монархистов и при каждой возможности кричала о свержении власти, раздавала крестьянам свои сомнительные работы и угрожала нападением на крупное издательство, с которым не так давно связалась «Сиерра-Морена» (конечно, их стараниями, сотрудничество пришлось прекратить). Более того, о них до сих пор не было известно никакой информации: ни имён участников, ни мест, где бы они могли обитать. Одним словом, борьба с ними была настолько бесполезной, что даже казалась абсурдной.

Прошло достаточно времени с последней встречи Глеба Дмитриевича и его таинственного друга. Он никак не мог забыть их последнего разговора и почти совсем забросил пить, захаживая в кабак исключительно для того, чтобы найти Владимира. Однако, он будто провалился сквозь землю, возможно не справился с напором двух женщин или слишком занят личными делами. Впервые граф даже стал корить себя за то, что обошёлся с кем-то недостаточно обходительно. В конце концов он сумел договориться с обитателями кабака и выведать, где же живёт загадочный дворянин, который таковым даже не оказался, но из-за своей гордости так и не пошёл проведать его.

К общему беспокойству добавлялась Лизавета Дмитриевна, что не упускала ни одной возможности промыть ему мозги словами о морали и отчитать за откровенное безделие, что он смеет оправдывать «лёгким недомоганием».

– Глеб Дмитриевич, мне нужно с Вами серьёзно поговорить, – обращается она к брату, заведомо зная, что разговор этот бесполезен.

– Что же, Лизавета Дмитриевна, не стесняйтесь – разговаривайте, – издевательским тоном отвечает тот.

– Послушайте, отец хочет пристроить Вас в наш монархический кружок и надеется на моё содействие, нужно лишь Ваше согласие, мы могли бы…

– Правда? А причём здесь я? Моего согласия Вы не получите, я не собираюсь тратить время на бесполезную болтовню в кружке подобных тебе истуканов. Прошу меня простить, я вынужден откланяться, если это всё, у меня очень важные дела.

– И какие же? Снова в кабак пойдёшь?

– К Вашему сведению, моя милая сестра, – с каким отвращением он проговорил эту фразу, – у меня появился очень влиятельный друг среди монархистов, к слову дворянин и не какой-то там, а владелец одного крупного издательства в нашем городе, сейчас я иду к нему обсуждать произведения высокой культуры.

Оговорено это было не без язвительного тона. Глеб покинул комнату, а затем и стены особняка, хлопнув за собой дверью так, что картины на стенах дрогнули, совершенно не слушая ругательств сестры, брошенных ему вместо пожелания счастливого пути. Лизавета сразу подбежала к одной из картин с изображением ещё совсем маленького рыжеволосого мальчика, что сидел на широком стуле на тёмном коричневом фоне, а подле него стояла необыкновенно красивая юная леди в розовом длинном платьице и с идеальным бантом на шёлковых, прямо прилизанных волосах. Ловко подхватив рамку своими бледными тонкими руками, Пуряева вернула дорогую себе вещь на законное место, с заботой всматриваясь в глаза изображённым на ней фигурам. Вероятно, уже никто не верит в возможность Глеба исправиться и обзавестись новыми воспитанными знакомыми, но не Лиза – она верит и ждёт, когда её брат-подлец одумается и начнёт вести подобающим образом.

– Моя милая сестра, – повторила она ласково самой себе с тяжёлым вздохом и ушла в одну из комнат в самой тёмной части коридора.

Таким образом, самым лучшим решением для графа было бы сейчас пойти туда, куда глядят глаза, дабы избежать столкновений с ближайшими родственниками: в обычное время дома их не бывает, в особенности самой надоедливой ему особы. Теперь же нашёлся особенный предлог, чтобы нанести визит старому знакомому, даже если гордость его была этого выше – скажет, что случайно проходил мимо или вовсе не ожидал его тут увидеть.

Дом Владимира находился вдали от части города, к которой стёкся весь «высший свет»: постепенно высокие белокаменные дома сменялись старыми и не совсем ухоженными домишками, а затем и совсем пустыми улочками, особенно сейчас, когда, кажется, здесь не живут даже птицы. Из-за витающей атмосферы «мёртвого города» создавалось чёткое ощущение, что здесь темнее, чем дома у графа, а фонари даже не старались гореть и одиноко стояли по углам тротуаров, словно и они не собирались участвовать сегодня в «общественной» жизни. Дороги здесь были несколько разбиты, деревья и сады попадались изредка, а из растительности водилась только трава по краям дороги.

Когда и домов вовсе не стало, где-то на отшибе стало виднеться небольшое, помученное не одним веком поместье, которому пора бы уже быть не более, чем музеем истории и археологии. Пройдя его ржавые ворота и высохший сад, которым, видимо, так никто и не занялся, Глеб Дмитриевич даже стал сомневаться в том, что пришёл по нужному адресу – уж слишком это напоминало брошенный кем-то участок. А вдруг с ним в кабаке сыграли жестокую шутку? Люди-то там ненадёжные. Свет не пробивался сквозь деревянные окна, наоборот – они были зашторены и ничего не отражали. Остановившись на пороге, незваный гость ещё несколько минут мялся и не решался стучать, в конце концов это идея была крайне абсурдной. Его здесь никто не ждёт, может Владимир и вовсе о нём позабыл и посчитает, что теперь Пуряев к нему навязывается. Какая глупость самому графу стоять на пороге у рухляди и звать обычного работягу, гордо зовущего себя дворянином? Простояв несколько минут, юноша позвонил в колокольчик у двери, который выглядел совсем новым в лучших старых традициях – пока единственное, что напоминало о существовании здесь жизни.

Прошла минута. Две. Три. Глеб Дмитриевич позвонил ещё раз, но никто не ответил. По всей видимости, дома никого, стены его молчат, а окна не скрипят даже от порывов ветра. Постояв ещё немного, граф усмехнулся и медленно сошёл с порога – как он мог пройти такой длинный путь? Для чего? Он и сам не знал, с какой целью стоит здесь. Скрыв смешок от собственной безрассудности и одержимости навязчивой идеей, тот уже собирался уйти, как вдруг скрипнула входная дверь. Из-за дверного проёма выглядывал один зелёный несколько напуганный глаз. Как только молодой человек повернулся обратно ко входу и уже было готовился подойти, ручка дёрнулась, словно обитательница дома собиралась её захлопнуть. Руки незнакомки крепко сжимали ручку и дрожали.

– Доброе утро, я бы хотел увидеть Владимира Владимировича, – настойчиво произносит Пуряев, и эта фраза мгновенно подействовала на девушку.

Она захлопнула перед носом графа дверь, но через секунду отворила её и вышла на крыльцо, показавшись в полный рост. Это была складная высокая девушка с длинными волнистыми волосами, немного растрёпанными, словно недавно отошла ото сна. Да и в принципе она казалось медлительной и сонной. Проще говоря, странной.

– Владимира Владимировича? А его нет. Вы кем ему будете?

И действительно, Глеб несколько оторопел из-за такого неудобного вопроса. Что ему ответить? «Я его знакомый граф из кабака»?

– Я его… друг. Глеб Дмитриевич.

– Ах, Глеб Дмитриевич, Володя рассказывал мне о Вас. Вы проходите, не стойте у порога, подождём его вместе, – и незнакомка спешно зашла в дом, пропуская гостя и почти сразу убежав в неизвестном направлении, дав графу возможность осмотреться. Несмотря на внешние данные, внутри дом выглядел светлым и просторным, можно даже сказать уютным из-за количества различных предметов интерьера и чистоты, за которой здесь, по всей видимости, очень тщательно следили. – Вы не стойте, идёмте на кухню, – попросила та тонким тихим голосом и дружелюбно улыбнулась, хотя и доверия к ней не было никакого.

Неуверенными шагами граф прошёл вслед за ней. Он остановился почти в проходе, осматривая её с ног до головы, и даже успел подумать, что пришёл в дом той самой Ангелины по глупой ошибке, так как выглядела его собеседница молодо, можно сказать чуть младше Владимира.

– А вы будете… – наконец начал тот, но даже не успел договорить.

– Ах, простите, я совсем забыла… что это я. Разрешите представиться, Наталья Владимировна, сестра, он, наверное, вам не рассказывал, – за всё время Глеб успел заметить, что речь девушки, в отличии от брата, не была такой красочной и распространённой, даже наоборот тихой и неразборчивой, нервной. Да и выглядела она в этот день немного тревожной, теребила в руках какой-то белый платок и всё время отводила взгляд в окно, по всей видимости стесняясь своего собеседника и устав от вечного ожидания. А может это для неё дело обычное? Да и на змею вовсе не смахивала, даже наоборот. В общем, полная противоположность его Лизаветы.

– Да, он действительно не говорил о том, что у него есть сестра, – соврал граф и сел за стол, благодаря хозяйку за чай и пытаясь казаться вежливым хотя бы в её глазах – скорее боялся спугнуть и очень скоро оказаться на улице, дожидаясь своего знакомого уже у ворот.

– Правда? Володя всегда был немного скромным и осторожным в этом плане. Помню, когда он был ещё совсем маленьким…

– Простите, а где он сейчас?

– Ах, да… Он… ушёл. Несколько дней назад. Его работа несколько специфична, говорил, что вернётся вечером и так и не пришёл. Но я уверена, что сегодня он точно придёт, ведь на сердце так спокойно, подождём до вечера.

– И Вы совсем не переживаете? Вдруг с ним что-то случилось?

– Я привыкла, в последнее время у него много секретов.

– Скажите, а где бы я мог его найти? Давайте я схожу к нему и приведу его домой, так ведь нельзя, мне очень срочно надо поговорить с ним.

– Исключено! Он… не любит посторонних, снова подумает, что я его опекаю и послала за ним не пойми кого.

– Да бросьте, говорите адрес. Я не скажу, что это вы мне его дали.

– Глеб Дмитриевич!.. – в раздражении проговорила та. – он скоро придёт. Хотите ещё чаю? – спешно спросила Наталья и схватила наполовину полную кружку, принявшись заново заваривать горячий напиток, даже не успевший остыть, – вам, верно, не сидится на месте? Вы прямо как мой брат, он тоже всё время…

– Мы с ним совсем не похожи. Он ведь анархист, верно? Это его «работа»? – после этих слов графа в комнате стало непривычно тихо, звенящая тишина с минуту глушила всех ныне присутствующих. Наконец, Наталья Владимировна повернула голову в сторону своего собеседника и зашагала уже к нему, тихо постукивая небольшими каблучками по плитке. В руках у неё оставалась наполовину полная чашка, которую бережно поставила перед Глебом.

– Что вы такое говорите? Это шутка? Если да, то очень глупая, – с натянутой нервной улыбкой проговорила она. На последней фразе уголки губ дрогнули. В отличие от Владимира, врать его сестра не умела совершенно, как и говорить красиво, словно вся речь выстроена на одних клише. Обходя собеседника вокруг, та остановилась у окна позади графа, поправляя цветы в вазе, примёрзшей к подоконнику, и тяжело вздохнула, видя увядшие лепестки, – Вы должны точно знать, что честнее Владимира вам человека не найти, но среди его знакомых честных людей нет, – взяв в хрупкую руку вазу, та придержала её за дно и подошла к графу, примиряя её к голове несчастного и замахнувшись, – в том числе и Вы, хотя Вас я совсем не знаю. У него плохой вкус и язык без костей – говорит, что вздумается. Не думайте ровнять его желания со своими.

Внезапно скрипнула входная дверь, где-то из прихожей послышался звон ключей. Сорвавшись с места, девушка отставила вазу на стол и практически бегом побежала к порогу.

– Володя! – проговорила она таким же тихим восхищённым тоном, взяв за обе щеки брата и расцеловав, – тебя так давно не было, где ты пропадал? Милый мой, ты не представляешь, как я по тебе тосковала. Ты обещал вернуться гораздо раньше! Ну, сколько раз я просила тебя так не делать?!

Обняв сестру, Владимир лишь посмотрел на нее жалостливым взглядом – бедная, места себе не находит, словно кроме него никого другого в жизни не видит. Сколько раз он просил её заняться собой и не вмешиваться в его личные дела! Но на вопросы её не отвечал, а как только заметил Глеба, практически грациозно выплывшего из-за дверного проёма, то и вовсе отстранился, держа её на расстоянии и тихо проговорив: «Наташа, пойди наверх, тебе следует отдохнуть. Наверное, без меня последние дни глаза не сомкнула», – и снова стал холоден, скрестив руки на груди и не посмотрев на неё более даже краем глаза, только услышав застучавшие каблучки по лестнице.

– Глеб Дмитриевич, никак не ожидал вас здесь увидеть. Мне казалось, моя компания вас душит. Пойдёмте на кухню, выпьем за встречу. Не каждый день выпадает такая возможность.

– Да, это действительно так, но Вашего назойливого голоса не было слышно настолько давно, что я успел заскучать, а сегодня, по воле случая, просто проходил мимо вашего имения.

Растянув губы в фальшивой от волнения улыбке, Владимир пошёл вместе со своим товарищем в, признаться, душное помещение. Да и во всём доме этом ему, честно говоря, было душно, словно всё здесь держит его и не даёт никакой свободы к выбору – сначала здесь его держала матушка, а теперь тяжёлым грузом на нём повисла забота о старшей, незамужней сестре.

– Будем честны, граф, зачем Вы сюда пришли? При нашем последнем разговоре я чётко ощутил ваше недовольство моими высказываниями и нежелание продолжать эти встречи.

– Да, у меня было много времени подумать над вашими словами и вашим… поведением. Вы назвали нашу встречу судьбой, но верить в такие вещи в нашем возрасте уже поздно. Хотите скажу вам честно? Вы тронули меня до глубины души своими речами, и я понял истину: первое – Вы наверняка приметили давно и выбрали меня, а второе – только Вы сможете мне помочь, потому что поселили в мою душу тень сомнения, когда яро высказываясь о своих убеждениях. Вы совершенно точно необычный человек, а самый настоящий человек своего дела, Вы по убеждениям своим – анархист.

Владимир словно оторопел. Как он мог так облажаться? Как мог позволить ему догадаться так быстро? Так рисковать, зная, с кем имеет дело? Однако, к правде Глеб пока далеко не был близок.

– Что же это… Вы очень находчивы. Но не боится ли граф так открыто высказывать мне свои предположения? Всё-таки это обвинение очень серьёзное, – оглянувшись. На секунду им двоим показалось, что за косяком кто-то был, а потому тон пришлось понизить, даже если и быть никого не могло.

– Не боюсь. Третье и самое верное – я не хочу быть трусом и поддаваться давлению монархистов. Знаете, мне сегодня предложили вступить в один кружок… «Сиерра-Морена» Вам, верно, знакомо это название? И что? Я твёрдо отказался и хочу только одного – отомстить им за все эти годы, а не помогать им вершить мнимое правосудие. Я не жажду взглядов и власти, но хочу, чтобы их просто не стало. Познакомь меня со своей Ангелиной и другими товарищами. Я хочу разделять Ваши взгляды и оказывать своё содействие. Сейчас я бы хотел принять твоё предложение и стать… анархистом.

– Ваша взяла, граф, но насколько точно я смогу Вам верить?

– Вы верили в меня с самого начала, иначе бы никогда не вытащили из кабака и не дали жизни смысл.

Глава 6. Пир

Вечером, когда часы уже давно пробили восемь, по тёмному саду у дачного дома Овчинниковых сквозь кустарники и клумбы стала пробираться высокая статная фигура, сокрытая под широким чёрным плащом. Пройдя длинные выложенные камнем тропинки, она завернула к самым дальним деревьям этого невероятно красивого места и остановилась в тени. Чуть погодя, к ней присоединилась вторая, более низкая и фигуристая девушка в пышном красном платье. Это была сама Софья Овчинникова.

– Эдуард, здравствуй, как давно мне не удавалось с тобой увидеться. Не стоит этих формальностей, – проговорила она и одёрнула руку, которую собеседник собирался поцеловать. – Как вы? Вы так быстро нас покинули, и с того дня мне никак не удавалось с вами повидаться. Ваш приезд с братом очень удивил и в некоторой степени напугал меня, в чём его причина? Эта мысль не давала мне уснуть долгие ночи… к чему такая секретность? И к чему спешка с нашей свадьбой?

– Софья Денисовна, прошу меня простить, из-за некоторых дел с наследством отца мне никак не удавалось с Вами поговорить. Такая спешка связана именно с приездом моего младшего брата, мачеха надоумила его сюда приехать и «отвлечься», после похорон жены он и дома не покидал… однако, моя дорогая, проблема вовсе не в том, что он не хочет делить особняк, он даже готов его уступить мне без права продать и при условии, что останется жить с нами ещё ближайшие пару месяцев под предлогом своих личных исследований, после которых собирается вернуться домой. Перед свадьбой мне нужно уладить с ним этот вопрос, но понимаете ли, – приглушённым тоном задал риторический вопрос тот, – он точно также против нашего с Вами брака, потому что «со светом родниться желания никакого нет», и жития он нам не даст, если останется, если не остаётся только ради этого. К тому же в последнее время он даже слишком заинтересован делами монархистов…

– Как же так… Почему Вы ему не откажете? Какое нам дело до его желаний? Давай я сама с ним разберусь, раз ты, как всегда, не можешь нормально поговорить с человеком. Мы не будем спешить со свадьбой только чтобы оставить его без выбора. Как уедет, тогда и сыграем, времени у нас более, чем достаточно, – заключила та и скрестила руки на груди.

– Не стоит, я с ним обязательно поговорю… вы на меня сердитесь? Я не знал, что доставлю вам неудобство своим предложением…

– Я вовсе не злюсь, мне это не свойственно. Вот и поговорите, душа моя, увидимся, когда пропадёт эта спешка, а вы решите все свои проблемы, больше говорить нам с вами не о чем, – строго кинула она, взяв концы пышного платья в руки и собравшись уходить.

– Позвольте, но я ведь так давно Вас не видел. Вы ведь, верно, обиделись?

– Вовсе нет, но Иллариона Феодосьевича Вы не видели ещё дольше. Когда договоритесь с братом и определитесь со свадьбой, тогда и со мной поговорите – было бы о чём.

– Софья, я зайду к вам завтра вечером…

– Ах, Эдуард Феодосьевич, у нас с Вами впереди целая вечность, – саркастично бросила уже издалека Софья, возвращаясь в шумный особняк, где в красном свете мелькали чёрные фигуры монархистов, отмечавших написание статьи в одной из известных газет.

От большого количества людей в помещении стало очень душно. Множество глаз наблюдали из-за каждого угла с полными красной жидкости бокалами. Идеальные, аккуратно и нехило одетые, простриженные по последней моде и манерами самых настоящих английских аристократов. Дамы держались под руку со своими кавалерами и тихо перешёптывались, словно хранили самые сокровенные тайны, а не застенчиво кокетничали. Всего за полчаса мероприятия всё помещение наполнилось плотным дымом сигар, в некоторой степени даже было душно, однако открывать окна никто не торопился, дабы не выносить свои дела на пределы особняка.

Появление главного организатора торжества оживило аудиторию. Гости засуетились, здороваясь с ней вежливо: «Софья Денисовна, надеюсь, вы в добром здравии» и «Сегодня вы выглядите великолепно», – продолжая обсуждать приглушённым тоном теперь фасон её платья и таинственные уходы из «центра внимания».

Лишь одна «парочка» и не дрогнула перед видом столь грациозной и важной персоны, и пальцем не пошевелили хотя бы для того, чтобы встать из-за стола и обратить на неё внимание, совсем не желая одобрения графини. Лизавета сидела в уже потрёпанном за сегодня ярким платье, которое, к тому же порвала, зацепившись о край стола, беспардонно закинув ноги на стол и уставившись на совсем невысокую фигуру Виктории, что, интеллигентно облокотилась спиной на спинку стула и не отрывала взгляда от своего бокала, а именно переливающихся на свету тёмных пятен в его содержимом, словно пристальный взгляд сомнительной собеседницы вовсе её не смущает.

– Елизавета Дмитриевна, а где же Ваши манеры? – заговорила старшая Овчинникова, облокотившись на соседнее с ней кресло и грубо сбросила со скатерти ноги Пуряевой.

– К чёрту манеры, сегодня они не имеют смысла, красоваться мне не перед кем. Разве что перед моей прекрасной Тори, – протянув свою руку, дабы поцеловать ладонь своей соседки, однако она только от неё отодвинулась.

– Убери от меня свои костлявые руки. Софья Денисовна, Вы так скоро от нас убежали, что-то случилось? Вы хотели поделиться важной новостью и оставили нас с большо-о-ой интригой. Неужели это настолько большой секрет? Возможно, я специально для этого дня выбрала своё лучшее платье и пришла на это скучное и душное мероприятие.

– У меня были дела касаемо ужина, поговорим с Вами насчёт моей новости немного позже, иначе, как вы его назвали, о «секрете» узнают ещё тысячи ушей. На самом деле я хотела бы просить Вас остаться сегодня у меня, у нас будет время всё обсудить, – уже тихо намекнула Софья и подмигнула своей собеседнице.

– Я подумаю, сами понимаете, какой у меня плотный график.

– Погодите, вы собрались собирать сплетни без меня? – уже начала Лизавета, но была проигнорирована и перебита Софьей.

– Господа! Минутку Вашего внимания. Имею честь пригласить Вас к столу, сегодня у нас ещё очень много тем для обсуждения, стоит скорее приступать к делам.

Зал зашумел и стал медленно стекаться в центр к длинному столу, а когда совсем стало тихо, персонал начал закрывать красными плотными шторами широкие высокие окна. Ни единой души не осталось по углам этой комнаты, все ожидали главный «гвоздь» сегодняшней программы, и лишь один молодой человек в середине стола с опаской озирался по сторонам, предвкушая что-то неожиданное.

При свете одних лишь свечей раскрылись деревянные двери и из дверного проёма появилась девушка в пышном приталенном платье, под которым скрывалась тонкая талия, затянутая корсетом, и подносом с вином в руках. Она не была похожа ни на кого другого – бледная, словно её кожу покрыли мелом, однако от волнения к щекам её прибила кровь, и они покрылись лёгким румянцем, а губы стали алые-алые. Голубые круглые глаза самой настоящей красавицы со страхом осматривали всех присутствующих здесь монархистов.

Она была другая и не похожа на всех здесь присутствующих – она была живая. Остановившись в середине зала, девушка немного затушевалась, а руки её заметно задрожали, явно растерявшись при виде такого количества зрителей. Лизавета Дмитриевна осторожно поднялась из-за стола и такими же маленькими шагами подошла к ней, лёгким движением указательного пальца приподняв её голову за подбородок: «Не переживай, я тебе помогу», – отчеканив каждый слог и осторожно выудив у неё поднос, а затем бросив его с оглушающим звоном вместе со всеми графинами и бокалами о пол. Осторожно коснувшись шпильки на волосах совсем ещё юной леди, графиня выдернула её из золотистых волос, которые посыпались вдоль спины и плеч.

Став немного смелее, и сама блондинка начала развязывать ленты на своей одежде и осторожно скинула своё платье к себе же в ноги, оголив покрасневшие плечи и белое кружевное бельё. Теперь она казалась спокойнее, чем прежде и со смиренным лицом вложила кисть в ладонь Лизаветы, проходя к длинному столу и с её помощью поднявшись на него, ложась вдоль и сложив руки по бокам, смотря в потолок застывшими, словно у куклы глазами. Всё было так, будто она готовилась к этому всю жизнь.

– Ужин, господа, – наконец объявила Софья о приходе главного блюда и начале пира в главном логове вампиров из «знати».