Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы

Таким образом, мусульманский мир был не в состоянии отразить совершенно неожиданное и поистине беспрецедентное нападение со стороны Западной Европы, которое было уже не за горами. Первые призывы о помощи со стороны Византии достигли Западной Европы после битвы при Манцикерте в 1071 г., когда византийский император стал молить о военной поддержке в борьбе против тюрок-сельджуков, чтобы защитить восточные границы империи. В 90-х гг. XI в. византийский император Алексий Комнин вновь обратился за помощью к Европе, которая была тронута рассказами о том, как Сельджуки угнетают ближневосточных христиан. Были у папства и свои причины желать похода против мусульман. 27 ноября 1095 г. в Клермоне папа Урбан II произнес судьбоносную проповедь, призвав христиан выступить в поход, чтобы освободить святой город Иерусалим от мусульманского гнета. К 1097 г. объединенная христианская армия, возглавляемая лидерами из различных областей Западной Европы, достигла Константинополя и выступила в поход по суше через Анатолию к Иерусалиму.

Первый Крестовый поход, невзирая на разношерстное руководство, включавшее в себя столь разных предводителей, как Раймунд Тулузский, Боэмунд Сицилийский и Готфрид Бульонский, достиг значительных военных успехов еще на пути через Анатолию. В июне 1097 г. франки взяли столицу Сельджуков Никею (Изник) и нанесли тяжелое поражение сельджукской армии во главе с султаном Килидж (Кылыч) Арсланом в битве при Дорилее в июле того же года. Достигнув Антиохии в Северной Сирии, войска крестоносцев начали ее осаду в октябре 1097 г. Отделившиеся отряды крестоносцев под предводительством Балдуина Булонского двинулись к христианскому армянскому городу Эдессе и 10 марта 1098 г. захватили его, основав таким образом первое государство крестоносцев на Ближнем Востоке, известное как графство Эдесское. Антиохия пала в июне 1098 г.; в январе следующего года было положено начало княжеству Антиохийскому под управлением норманнского предводителя Боэмунда из Сицилии. Главный приз, Иерусалим, был взят 15 июля 1099 г., и его первым правителем стал Готфрид Бульонский. Последнее крестоносное государство, графство Триполийское, было основано в 1109 г., когда после длительной осады этот город попал в руки франков. Итак, на Ближнем Востоке возникло четыре государства крестоносцев: Иерусалим, Эдесса, Антиохия и Триполи. Характерно, однако, что даже на первой волне успеха крестоносцы не смогли захватить ни один из главных городов региона – ни Алеппо, ни Дамаск.

В начале XII в. мусульмане периодически предпринимали попытки воевать с крестоносцами, но их действия не были согласованы между собой. Несколько экспедиций под командованием правителя Мосула Маудуда и по инициативе сельджукского султана Мухаммада были направлены с востока (в 1108, 1111 и 1113 гг.) Эти экспедиции получили мало поддержки со стороны правителей Алеппо и Дамаска, которые не приветствовали вмешательства Сельджуков. И действительно, очередная экспедиционная армия, направленная Мухаммедом в Сирию в 1115 г., была наголову разбита объединенными войсками крестоносцев и мусульман в битве при Данисе.

2. Аббасидский Халифат: Введение в историю1

Период Аббасидов начался с крупной политической революции в исламском мире. Движение аббассидов развилось в Хoрасане, обширной провинции, расположенной на северо-восточной границе исламского Ирана, в первой половине VIII века. Причины восстания против правления Омейядов в далеком Дамаске интенсивно обсуждались историками, и многое остается неясным.

Mы можем быть уверены, что это было движение среди всех мусульман этого региона, как арабских, так и неарабских, и оно было направлено на замену правительства Омейядов, которое считалось авторитарным и безразличным как к религии, так и к местным проблемам Хoрасанa, по правилу члена «Семьи Пророка», который откроет эру мира и справедливости.

Возможно из-за того что они прибыли из пограничной провинции и обладали достаточным военным опытом, xорасане смогли добиться успеха там, где их так много, прежде чем они потерпели неудачу: маршируя на запад через великие равнины центрального Ирана и через перевалы гор Загрос, они взяли Ирак в 132/749 г. и в то время как лидеры оставались в Ираке и Иране для укрепления своей позиции, на запад была отправлена экспедиция, чтобы победить деморализованную армию Омейядов и в конечном итоге убить последнего омейядского халифа, Марвана б. Мухаммед, в Египте, где он укрылся.

Военная победа оставила много политических проблем. Как и многим группам, пришедшим к власти на волне революционного энтузиазма, лидерам движения Аббасидов вскоре пришлось столкнуться с проблемами примирения революционных идеалов с практическими проблемами правительства. Первый вопрос был, конечно, в том, кто должен быть халифом. Революционная пропаганда просто призывала «избранного» из семьи Пророка, призыв, который мог объединить много разных интересов; но похоже, что лидеры движения в течение некоторого времени связывались с потомками дяди Пророка, Алькабаса, и когда победоносные армии приближались к Ираку с востока, семья Аббасидов переехала из южной Палестины, чтобы поселиться в Куфе.

Таким образом, в 132/750 году группа ведущих хорасанцев разыскала их и провозгласила одного Абу Д’Аббаса, известного в истории своим царственным названием аль-Саффа, первым хаббасидским халифом. Не все были удовлетворены этим, и кажется, что было значительное число людей, считавших, что только прямые потомки Пророка через его дочь Фатиму и Аби Талиба следует признать лидерами мусульманской общины.

На этом этапе они были слишком слабы, чтобы принять серьезный политический вызов, но они продолжали представлять идеологическую угрозу, которую Aббассиды никогда не могли полностью преодолеть; Те, кто чувствовал, что революция была предана, или что правительство Аббасидов не смогло создать по-настоящему справедливое и исламское общество, всегда могли рассчитывать на лидерство семьи Клэдов. Первому аббасидскому халифу и его брату и преемнику аль-Мансуру (136–158 / 754– 775) также пришлось столкнуться со второй проблемой – степенью силы халифа.

С одной стороны, были те, кто считал, что режим Омейядов стал слишком авторитарным и что мусульмане различных провинций империи должны эффективно контролировать свои собственные дела, в частности, что налоги, собираемые в провинциях, должны тратиться на стипендии мусульман, обосновавшихся там, идея, – которая восходит к дивану (список тех, кто имеет право на государственную зарплату) второго праведного халифа Кумара б. аль-Хаттаб.

С другой стороны, были те, кто считал, что халиф должен играть роль религиозного лидера, а также светского администратора, принимая решение об истинном толковании Корана и сунны (прецеденты, установленные пропиетами, которые использовались как основы закона) и, как представитель Бога на земле, обладает почти абсолютной властью. Разные представления о том, кто должен быть правителем, и полномочия, которыми он должен был пользоваться, были основными костями политического раздора при халифаx Аббасидов.

Со своей стороны Аль-Саффа и Аль-Мансур были полны решимости придерживаться среднего курса. Они не претендовали на полубожественные полномочия, что привело некоторых их сторонников к насильственному недовольству, но, с другой стороны, они создали сильное государство, в котором халиф был бы эффективным правителем и назначал губернаторов и собирал налоги со всех провинций исламского мира (кроме Испании, которая в это время была заброшена).

Таким образом, когда лидер движения Аббасидов в Хорасане Абу Муслим попытался обеспечить свое независимое правление над провинцией, аль-Мансур без колебаний убил его, несмотря на свои предыдущие заслуги перед династией. Хотя многие из его ведущих деятелей первоначально были выходцами из Хорасана, раннее государство Аббасидов прочно обосновалось в Ираке, и правители получали значительную часть своих доходов от богатой и процветающей сельскохозяйственной экономики Сава-да, «черной земли» или орошаемых земель нижнего Ирака.

Именно в северной части Савада, удобно расположенном рядом с двумя великими реками, Тигром и Евфратом, и дорогами к Хорасану через перевалы гор Загрос, аль-Мансур в 145/762 году основал свою столицу в Багдаде, которая должна была стать самым важным культурным центром в мусульманском мире в течение следующих трех веков.

Эта забота об Ираке и его доходах привела к развитию этой наиболее характерной черты администрации Аббасидов, консолидации высокообразованной элиты административных секретарей (куттаб), ученых раннего исламского мира, чья власть и богатство были основаны на том факте, что они одни могут управлять механизмом сбора доходов, от которого зависит режим.

Во многих случаях это были люди персидского или набати (арамейского) происхождения, чьи семьи были созданы в качестве мелких землевладельцев в Саваде с иранских времен, но которые теперь предоставили свои знания государству. Под руководством семьи Бармакидов2, самих восточно-иранского происхождения, куттаб стал важной политической силой во время правления третьего хаббасидского халифа, аль-Махди (158–169 / 775–785), и даже после драматического падения Бармакидов в 187 / 803 гг., во время правления Харуна аль-Рашидa (170–193 / 786–809), куттаб сохранял и усиливал свое влияние.

Эти люди были чрезвычайно важны для развития литературной культуры эпохи. Мало того что они сами были грамотными, как того требовала их профессия – а иногда, как Ибн Мукла (ум. 328/940), известные каллиграфы, – они также были важны как покровители поэтов и прозаиков. Язык управления был арабский, и это была арабская литература, которую куттаб составлял и которой покровительствовал; но многие из куттабов, таких как Бармакиды, были персидского происхождения и с некоторой ностальгией оглядывались на великое персидское имперское прошлое, видя в своих достижениях форму ответа на гордость арабов Кораном и ранней арабской культурой.

Таким образом, персидское наследие и, в меньшей степени, арамейский язык были включены в арабско-исламскую культурную традицию, где она оказалась чрезвычайно влиятельной и дала интеллектуальный фон для движения шуубийя в литературе, реакции среди арабов-неарабцев на арабские притязания на превосходство.

Баракидам в течение длительного времени удавалось позаботиться о захоронении и других должностях в администрации, чтобы получить такое богатство и политическую власть, что Аббасидский халиф Харун аль-Рашид видел их в качестве своих соперников и казнил последнего бармакида визира Фадля в 803 году. Последний другой «приемный брат» халифу – Харун аль-Рашид3.

В течение его семнадцати лет (786–803) в служении аббатствующего халифа Хорфина аль-Рашида бармакиды были движущей силой так называемый «иранизации» администрации, которая остановилась в исламском мире4. Конкуренты обвинили бармакидов в том, что они не заинтересованы в религии и демонстрируют националистические настроения. Один из признаков, подтверждающих это утверждение, заключался в том, что после последней вечерни с бармакидами и через некоторое время имя халифа на монетах больше не было отпечатано.

Халиф аль-Махди, под влиянием персидских традиций, ввел этот обычай в исламском мире. Бармакиды стали связующим звеном, связавшим более поздних персидских мудрецов и администраторов с древней персидско-сасанидской традицией. Усилия бармакидов не ограничивались только администрацией и политикой, они также имели культурное значение. Они покровительствовали ученым и поэтам и оставили после себя много построенных зданий. Одно из наиболее важных зданий было возведено отцом викария Яка, а позднее стало резиденцией халифа. Влияние Бармакидов не закончилось их падением, но продолжилось через чиновников, которые были завербованы во время их пребывания у власти5.

Во времена раннего Аббасидского халифата, когда в исламском мире начали переводить научныe труды с греческого и других языков, вклад Персии в исламскую цивилизацию увеличился. Тот факт, что научные фонды Аббасидов изначально располагались в восточной Персии, также мог иметь большое значение в этом контексте. Какое-то время этот вклад соответствовал националистическим направлениям мышления персидских мусульман. Этот «национализм», должно быть, также сильно повлиял на литературное выживание персидского языка. Это могло произойти в то же время, когда ислам утратил свой религиозный универсализм за счет усиления национального партизанства6.

Другим важным фактором, способствующим усилению персидского элемента, были многие первоначально персидские мыслители, которые участвовали в работе по развитию учения ислама как мировой религии. Это способствовало восприятию исламской доктрины как личностно-исламского синтеза огромного исламского царства7.

Доисламская персидская традиция все еще существовала в постисламской Персии. Ислам, введенный Омейядским халифатом в восточной части Персии, носил арабский характер. Омейяды имели тенденцию дискриминировать неарабских мусульман. Но после восстания против Омейядов, которое привело к захвату власти Аббасидами, образ ислама в этой области значительно изменился. Восстание против Омейядов следует рассматривать не только как стремление к политической власти, но также и как требование нового отношения к другим мусульманам, что означает, что все мусульмане будут равны независимо от их этнического происхождения.

Это было основой исламского «Bозрождения» в течение 700-х и 800-х годов и означало, что отношения и контакты между исламом и другими культурами были облегчены. Исламская экспансия продолжалась, и Персия и районы, расположенные далеко в Центральной Азии, стали теперь частью исламской империи. Однако в исламской Персии «иранизация» прошла задолго до «исламизации», и именно эта ирано-исламская традиция была передана в Центральную Азию. Дворцовый язык Сасанидов Дари стал языком общения на мусульманском Востоке8.

Даже тюркские султаны выбрали персидский язык в качестве придворного и административного языка. Восточная Персия в конечном итоге стала центром обучения, где развивались не только исламские учения, но эта область стала так называемой «персидской колыбелью». Ойкумена ирано-исламской литературы была издана при поддержке «национальных династий»9. Другим важным фактором в этом контексте является то, что specula principum были написаны в период, когда «подлинный» ислам утратил свою исключительность. Кроме того, писатели specula principum писали для турецких султанов, которые в результате своего соперничества с арабскими халифами хотели отметить свою независимость от арабской традиции и поэтому выбрали персидскую традици10.

До сих пор мы изучали мотивы писателей specula principum, когда дело доходит до выбора персидской традиции, но уместно также изучить, было ли какое-либо требование, явное или невысказанное, у турок, которые делали книгу наставлений именно персидской традицией. Мотивов, по которым турки выбирают персидскую традицию, может быть много. Возможно, одним из мотивов было то, что они не хотели придерживаться той же традиции, что и их соперники – Халифат в Багдаде. Другим, возможно, было долгое присутствие персидской традиции в регионе, а также тот факт, что все влияния от исламского мира до Центральной Азии проходили через восточную Персию.

Переход от кочевой жизни к городской жизни

На наш взгляд, еще одна причина, которую следует учитывать, – это поиск в меняющихся социальных условиях. Сельджуки претерпели глубокие изменения, когда они перешли от социальной структуры кочевого общества к городской жизни и новой роли великого правителя королевства. Правила кочевого общества в действительности не вписывались в новое общество, что означало, что нужно искать новые образцы. Хотя основная военная сила сельджуков была основана на кочевых племенах турок и туркмен, правящий класс изменил социальную структуру.

В этом отношении можно сослаться на теории другого исламского мыслителя, который имел дело с подобными условиями в Северной Африке XIII века, а именно на теории философа истории Ибн Халдуна о взлете и падении государств в Северной Африке в XII и XIII веках. Кратко, его теория заключалась в том, что взлет и падение государств были тесно связаны с переходом от кочевой жизни бедуинов к городской жизни. Эти изменения произошли, когда кочевые племена бедуинов с сильной племенной принадлежностью перешли в городскую жизнь.

Сильная племенная принадлежность заставила племя доминировать над другими племенами и в конечном счете свергла городское государство и сформировала новую династию со своим местом в городе. Изменившиеся социальные условия привели к снижению сплоченности племен, и, по мнению Ибн Халдуна, это способствовало коррупции и распущенности между старыми племенными воинами. Это, в свою очередь, привело к тому, что новые правители стали слабыми при правлении завоёванными народами с сильной племенной принадлежностью.

Несмотря на различия во времени и месте, сходства между условиями Персии 1000-x годов и Северной Африки в 1300-х годах поразительно многочисленны. Однако основное сходство заключается в переходе от одной социальной структуры к другой, где старые нормы на самом деле не соответствуют социальным условиям. Как и Северная Африка Ибн Халдуна, кочевые племена с сильными социальными связями захватывают власть в урбанизированных районах восточной Персии и позже расширяют свою империю на большие территории далеко за пределами Центральной Азии.

Этим новым правителям угрожают со всех сторон, частично со стороны конкурирующих кочевых племен, которые хотели бы захватить правящую власть, и частично из-за внутренних противоречий, Халифата в Багдаде и, что не менее важно, исмаилитов. В своей новой роли правителя городских обществ им пришлось помогать как персидской бюрократии, приспособленной к условиям городов, так и религии ислама, которая по своей природе была городской религией. И Аббасидский халифат и ceльджуки оказались под сильным персидским влиянием. Как и персидские цари, халиф был окружен полурелигиозной святыней и возвышался над подданными11.

Тюркский высший класс, говорящий по-тюркски, выбрал персидский язык в качестве придворного языка, и многие султаны носили имена, происходящие от персидского национального эпоса «Шах намэ» и персидскиx легенд12. Сeльджуки, которые сами были необразованными кочевниками, должны были полагаться на свою администрацию и «культурную политику», на персидских чиновников и интеллектуалов, что усиливало влияние персов на них13.

Таким образом, персы оказали дополнительное влияние на мусульманских правителей, особенно на сeльджуков. Но это не объясняет прославленного образа аль-Газали и других specula principum персидских царей14. Вопрос в том, могло ли быть, в случае с Аль-Газали, что его действия фактически были реакцией на преобладающие политические условия? В результате изменившейся политической ситуации он отказался от своих первоначальных политических идеалов халифата и теперь имел дело с султанами, которые мало уважали религиозные идеалы.

Исламские писатели specula principum могут рассматриваться как интеллектуалы, которые преодолели переход от одной социальной структуры к другой. Выбор новой модели пал на доисламскую Персию из-за ее длительного присутствия в Центральной Азии. Однако кредиты доисламской Персии получили исламскую форму, чтобы лучше сочетаться с религиозным духом нового социального климата. Таким образом, specula principum были написаны в идейно-исторической среде, в которой персидская идейная традиция имела ощутимое присутствие. Specula principum не только помогло прославить доисламскую персидскую традицию, но и впитало некоторые ее идеи и организовало их в исламский контекст, чтобы сделать их еще более приемлемыми.

Здесь важно вспомнить точку зрения, высказанную аль-Газали в его книге наставлений specula principum на персидскую эпоху. По его словам, превосходство персов перешло к мусульманам только тогда, когда это определил Бог. Это утверждение можно истолковать как то, что персы не теряют своего превосходства из-за своего пренебрежения к своему царству, а потому, что Бог, пославший «последнюю и полную религию», решил дать своим последователям превосходство на земле. Это, возможно, могло бы объяснить многие исламские истории, которые появляются в specula principum, и в частности в Аль-Газали.

Когда превосходство перешло к мусульманам в ранней исламской истории, условия в исламском обществе должны были быть похожи на доисламскую Персию. Однако судя по specula principum Низама аль-Мулука и аль-Газали, условия изменились, когда правители отошли от идеала. По их словам, ситуация должна была ухудшиться во время захвата власти кочевниками.

Аль-Газали пытается достичь какого-то примирения между персидской и исламской традициями, утверждая, что персидская традиция была жизнеспособной и не в последнюю очередь идеальной традицией – традиция, которую он до недавнего времени осуждал как язычник. Благодаря этому он устраняет любые разрывы между этими традициями и поэтому он может свободно включать старые традиции в новые.

Путь ислама в Центральную Азию через Персию

Западная часть Центральной Азии долгое время находилась под сильным влиянием Сасанидской Персии. Восточная Персия была урбанизированной территорией и считала части западной части Центральной Азии своей областью интересов. Регион также служил одним из ворот для других культур в Центральную Азию. Из восточной Персии материальные и культурные достижения городского общества были перенесены в степи Центральной Азии. Восточная Персия сохранила ту же функцию даже после прихода ислама в Персию. Завоевание Средней Азии арабами-мусульманами началось в конце 600-х годов и продолжалось до середины 700-х годов. В восточной Персии между арабами и персами возник симбиоз, и его культурный синтез был в конечном итоге передан степным кочевникам, которые, в свою очередь, передали персидско-арабскую культуру другим тюркским кочевникам в других частях Центральной Азии15.

Ислам не был единственной религией в этой области. Этот регион представлял собой мозаику различных религий, таких как зороастризм, христианство (несторианцы), манихеизм, иудаизм и буддизм. Была также смесь местных религий, таких как шаманизм и другие религии, которые вращались вокруг персидской богини плодородия Анахиты и тюркского небесного культа Тенгри16. Тюркские кочевники были обращены в исламс помощью персидско-исламских династий Tахиридов, Шафранидов и Cаманидoв.

Последние распространяли ислам в Центральной Азии и совершали набеги в Среднюю Азию, но цель набегов была не только религиозная, но и экономическая, а именно чтобы получить рабов. В эпоху Саманидов работорговля была крупнейшим источником дохода. Рабы обычно продавались в рабство как мамлюки халифата17.

Другая группа, которая принимала участие в преобразовании кочевников в Центральной Азии, – это большое количество воинов, которые были привлечены в этот район для участия в священной войне, а также в межплеменных войнах.

Однако движущей силой исламского влияния в Центральной Азии стали невоенные средства. Число мусульманских торговцев, которые путешествовали в область, а также мусульманских поселенцев быстро увеличивалось. Через поселенцев в центральноазиатских городах выросло мусульманское население. В нескольких местах в Центральной Азии мечети были построены новыми жителями. Купцы и поселенцы принесли материальные успехи процветающей исламской цивилизации кочевникам в Центральной Азии. Исламская цивилизация была приманкой для тюрок в Центральной Азии. Чтобы пользоваться благами исламского общества принадлежать к исламской религиозной общине.

Социально-экономическая политика сработала значительно лучше, чем военное давление, чтобы нe обратить вспять население Центральной Азии. Но в этой работе участвовала другая группа, а именно исламские мистики, суфии.18 Они путешествовали по тюркcким племенам, агитировали и пропагандировали ислам. Они действовали как динамичные, харизматичные и анонимные личности и имели некоторые сходства с тюркcкими шаманами и таким образом завоевали много новых приверженцев для новой веры. Исламские мистики, cуфии, оказали большую помощь, потому что жители Центральной Азии были в основном знакомы с другими религиями19.

Другим фактором, имеющим большое значение в этом контексте, является политический мотив перехода в ислам. Это, с большим отрывом, сoчeтается с религиозными мотивами. Массовое обращение в ислам символизировало новую политическую ориентацию, чаще всего создаваемую внутренним племенным или династическим соперничеством20.

Сeльджукская правящая власть в некоторых отношениях отличалась от прежних тюрко-исламских правящих сил. Бывшие правители, такие как власть Газневидов, были в значительной степени личностный и искусственный субьект, опирающимся на движущуюся армию или военную группу, в сочетании с персидской бюрократией, созданной персидской мусульманской правящей династией Саманидов. Эта правящая власть была установлена на завоеванныx территориях и характеризовалась менталитетом колониального грабителя21.