Иссык-Кульский эпизод

– Гляжу я на себя любимого, – приподняв пальцем губу, рассматривал вчера поутру Балаянц дырку на месте своего отсутствующего зуба, – вот ведь какой красавец в кривом зеркале!

 Я пооглядел на себя любимого в висящем над телевизором зеркале: – «А что, нормальная такая физиономия! И чего она кое-кому не нравится? Ну, если небритая только!»

 Самочувствие сейчас было такое, будто в одиночку, как в молодости бывало, я разгрузил пару фур, заполненных под завязку тяжеловесными коробками с заморскими фруктами. Хотелось не просто сидеть в удобности и бить баклуши, околачивая груши или те самые заморские плоды. Хотелось культурно турнуть с дивана хозяина дома и поспать. За моей головой в то же зеркало наблюдалась противоположная стена комнаты, увешанная пейзажными репродукциями, вставленными в простенькие рамки, и незамысловатые часы на батарейке. Сделав поправку на зеркальное изображение, можно было понять, что на часах сейчас было начало девятого вечера.

 Я вполуха слушал Дроздова, переместившегося в телевизоре из Подмосковья в далекую Австралию, увлекательно рассказывающего об экзотических, живущих только на этом континенте животных, и восстанавливал в памяти события сегодняшнего дня: вспоминал утренние сборы, аспирантку, наблюдающую как я затягиваю подпруги у хитрюги-Прыгуна, ее дерганую улыбку, испуганную растерянность, прятавшуюся во взгляде; сознание по-садистски, раз за разом возвращало воспоминание о диссонирующем на фоне скал густо-красном потеке крови, натекающем из-под рукава штормовки; навязчиво воспроизводило в голове голоса убийц, гнетуще звучавших в мрачном сумраке грота; в убыстренном ритме чаплиновских кинолент прокручивало в голове сумбурный калейдоскоп сегодняшнего спуска в райцентр…

 Спуск с высокогорья в это время всегда необычен контрастами. В течение несколько часов после утреннего заморозка у подножья ледника, прохлады лесных троп, где листья рябины, шиповника и барбариса уже в августе раскрашены осенним разноцветьем, постепенно погружаешься в летний зной, в марево озерной котловины.

 Сегодня мне было не до контрастов.

 Карабканье через Рачкулик, десять километров спуска – сначала по скалам, а потом по разбитой тропе до «ключей» Сары-Су вконец вымотали меня. До райцентра оставались еще около пятнадцати километров вниз по долине. На здешних «ключах», как здесь чаще всего и бывало, основательно, с полной самоотдачей гуляла мужская компания. Ничто не могло оторвать поддатых мужиков от увлекательного занятия – продолжения этой самой поддачи. Мобильник тут не работал – чтобы позвонить, нужно было лезть на гору, ловить сигнал. Да и если поймаешь этот сигнал, много ли объяснишь по телефону? Тем более, что собственный мобильник за ненужностью остался на хранении у приятеля в райцентре?

 В общем, о законопослушности мне пришлось позабыть. Не мудрствуя лукаво, я сторожко пробрался в кабину поджидавшей хозяев автомашины, помудрил с контактами зажигания, завел двигатель и, с опаской прислушиваясь к сразу взбухшим, сразу же включившимся на полную громкость оскорбленно-угрожающим хозяйским воплям, угнал потрепанный «Ниссан». Минут через сорок я уже подъезжал к райцентру. Времени было около пяти часов вечера.

– Зарекалась ворона г…но клевать, да все никак пролететь мимо не может! – торжественно, в сопровождении наряда милиции встретил меня на въезде в райцентр Марат Молдокулов. – Скажи, у тебя с рождения такие способности, или учился где на ж…пу свою приключения находить?

– Опять твоя киргизско-народная мудрость? Не можешь без назидательности, шутник, блин! – оставил я эскападу Марата без внимания.

– Да, ваша это, русско-народная! – ухмыльнулся приятель.

– Наша-то про свинью, что в грязи зарекалась …

– «Монопенисуально», – говорят в таком случае интеллигентные люди, – снизошел и угостил меня сигаретой Марат. – Иначе говоря, один х-хрен! – перетолмачил он слово на общепонятный язык.

– Везет же мне сегодня на интеллигентных людей! – с жадностью затянувшись табачным дымом, припомнил я давешнего «интеллигента», его слова про опера намоченного. – И все шутят, блин, стволами запугивают! – оглядел я стоящих вокруг вооруженных милиционеров.

– А не угоняй машины! С чего это ты вдруг? Тебя интеллигентно послали, а ты уважаемых людей от дастархана оторвал, заставил, понимаешь, дуром переть на гору, чтобы до милиции дозвониться? Такого мата дежурный еще не слышал, даже записал кое-что для памяти! Его послушаешь – истинно интеллигентные люди звонили! – добродушно-требовательно рассматривал мою физиономию Марат. – Стоп, стоп, какие стволы, какие еще шутки? В тебя что, стреляли? – посерьезнел он, приметив у меня засохшую под браслетом часов кровь.

– Это один местный «интеллигент» «пошутил», тот, который со стволом у торгового центра… – лаконично объяснился я.

– Рассказывай все подробно! – сразу посуровел, подобрался Молдокулов.

 Уже через час милицейский механизм, смазанный начальственными указаниями, скрипнул, провернул шестеренки – мероприятия по задержанию Османкулова и Сарымсакова (так в миру именовался Басмач) стали претворяться в жизнь: группа захвата выехала в сторону «ключей» Кызыл-Су, выше которых стояла юрта Басмача; трое сотрудников устроились в засаде в доме Сарымсакова; участковый вместе с инспектором паспортного стола ждали парочку в доме племянницы Сарымсакова – чем черт не шутит, чабан мог навестить близкую родственницу, у которой часто бывал. Привлечь к задержанию коллектора с чабаном еще кого-либо из сотрудников, в общем-то, немногочисленного райотдела пока не представлялось возможным. Через час-другой должны были подтянуться еще трое – оперативник и двое участковых, работавших с утра по раскрытию убийства инкассаторов в других селах района, а через пару часов обещалась помощь из областного управления.

 После долгих уговоров, отведя мне, как ему на тот момент представлялось, второстепенную роль, пообещав смену через пару-тройку часов, Марат представил меня Ринату Рашидовичу Сабитову по прозвищу Балыкбай.

 Ринат Рашидович был крепким, с уютным домашним брюшком мужчиной лет около шестидесяти. Одет он был в довольно несуразные, но ладно сидящие на нем брюки из легкого брезента и простенькую клетчатую рубашку навыпуск. В его жестах, мимике проскальзывало что-то вальяжное. Я прикинул, что если приодеть его в костюм с галстуком, добавить в лице значительности, то он вполне мог выдать себя за руководящего работника местного пошиба. Чувствовалось, что это человек бывалый, знающий себе цену. Визит Молдокулова, естественное дело, Сабитов воспринял без видимого энтузиазма. Вместе с тем, он не стал задавать лишних вопросов, узнав, что милиционеру, возможно, придется провести ночь у него в доме, и что речь идет о его личной безопасности. Но по его как-то разом набрякшему лицу было видно, что он обеспокоен. Меня Молдокулов представил как сотрудника милиции, не уточнив, однако мой статус. При необходимости, я мог выступить в качестве внештатного сотрудника милиции.

– С хозяином будь настороже, – уезжая, шепнул мне на всякий случай Марат.

 На экране телевизора секундная стрелка подошла к цифре двенадцать и ровно в 21-00 запустился видеоряд программы новостей. Чтобы не заснуть, я встал и немного размялся. Взглянув на хозяйские часы, я машинально отметил, что те спешат на две минуты. «А сколько сейчас в Москве? – зачем-то подумал я. Разница с московским временем обычно составляла здесь три часа, но путаница с летним временем смущала: – А, плевать!» – кардинально решил я эту проблему и стал рассматривать репродукции на стене.

 В первой я узнал левитановскую «Тихую обитель». По деревянному мостку с хрупкими перилами, переброшенному через неширокую гладь речушки с легкой рябью у дальнего берега, тропа уводила в рощу, за верхушками деревьев которой виднелись звонница и купола церквей небольшого монастыря, освещенные закатным солнцем.

 Большая, в развернутый лист иллюстрированного журнала репродукция этой картины была пришпилена к стене кнопками у ребят в кабинете уголовного розыска аэропорта Внуково, цветной пятном оживляя унылое казенное помещение.

– Тихая радость и светлая печаль, – произнесла пожилая женщина-заявительница, у которой пропал чемодан с вещами, рассматривая репродукцию грустными глазами. – Это наши места, звенигородские», – разъяснила она мне, ненароком оказавшемуся здесь по делам службы.

 «Как, почему эта «светлая печаль» оказалась здесь, в киргизском селе, в доме мусульманина?» – подумалось мне.

 Вторая и третья репродукции представляли собой левитановскую же «Большую воду» и зимний пейзаж Константина Коровина с лошаденкой и санями, ждущими возницу посреди крестьянского двора.

 «Интересный компот, прям времена года!» – хмыкнул я про себя и перешел к висевшей в дальнем углу, почти у самого окна самой крупной по размеру четвертой репродукции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.