Уроки Лагона: Бей или умри

Логика моего мира, боюсь, не поможет.

– А другие испепелители, получается, могут работать тоньше? – спросила я наконец.

– Угу. Мягко сказано, – кисло откликнулся он и скосил на меня взгляд. – Слушай, ты поешь всё-таки, а потом завалимся в мастерскую Чирерори. Посмотришь на испепелителей и сама поймёшь, в чём разница. Ну заодно и я спрошу совета.

Я уже было протянула руку к ополовиненной пиале с супом… да так и застыла:

– Ты знаешь мастера Чирерори? Того пижона в голубом?

Тейт оживился:

– Ну да, он круто одевается. Я поэтому к нему и пошёл… Ну у тебя и глазищи, да шучу я. Шмотки не то чтобы ни при чём, но важнее, что он очень сильный, а берёт любого, кто попросит, не отказывает никому. Хотя вот прям с ним я не занимался, даже до подмастерьев не дошёл. Мне помогали старшие ученики. У него хорошая мастерская – большая, но все друг друга знают.

– И они не будут возражать, если ты приведёшь к ним постороннего? Секреты ремесла и так далее…

Он уставился на меня, как на слабоумное, но милое существо:

– Это Лагон, Трикси. Сюда приходят учиться. И здесь учат всех. Какие ещё секреты? Если знания таить друг от друга, то магия застынет, новое перестанет появляться, а старое забудется.

Я поспешно уткнулась в пиалу с супом. Мне стало стыдно.

Нет, не за себя – за свой мир. Я вспомнила университет, где работала мама. У нас исследования – значит, гранты, а гранты – это деньги. Государственные структуры, естественно, публиковали результаты, но сам процесс, так сказать, проходил в закрытом режиме. Учёные, работающие над личными проектами, предпочитали помалкивать; нередко получалось так, что в двух соседних университетах проводились независимые исследования по одному и тому же вопросу, а информацией никто особенно не обменивался. Как же, уведут идею, раньше добьются успеха – и прощай, очередной грант!

И это в государственной сфере. А в коммерческой… Развёрнутые итоги экспериментов никто не публиковал. Компании продавали готовый продукт, не больше. Лет пятнадцать назад разразился жуткий скандал: некая фармацевтическая фирма разработала лекарство от лихорадки Астона, запустила его на рынок – и взвинтила цены. В разгар эпидемии в беднейших странах! Право монополиста… И неизвестно, сколько бы в итоге людей погибло, но одна не слишком щепетильная северная держава, не выкупая патент, исследовала лекарство – а потом модифицировала его и на условно законных основаниях обнародовала технологию производства.

Мама всегда говорила, что знания нельзя делать товаром. Удовольствие, роскошь, комфорт – да. Развлечения – пожалуйста. Поэтому роман «Убитые в скворечнике» можно продавать втридорога и бороться против распространения нелегальных копий, а учебники и научные работы должны находиться в свободном доступе, иначе это путь к деградации.

Кстати, о деградации…

– Слушай, – позвала я Тейта, отставляя пустую пиалу. – Но ведь свободные вроде бы не делятся знаниями? Даже с членами семьи?

– Ну да, – недобро улыбнулся он. – Поэтому они и проиграют в итоге.

– Любопытно, – протянула я. – И что, в Лагоне всегда были такие порядки?

– Не, – вздёрнул он подбородок. – Оро-Ич много чего поменял, но это когда было… В общем, настоящий Лагон и начался с Оро-Ича, а до этого был просто очень большой и сильный клан, куда охотно принимали способных магов со стороны.

Меня что-то царапнуло, некая неправильность… Кажется, для жестокого и кровавого постапокалиптического мира логичнее подход свободных. А нововведение Оро-Ича слишком цивилизованное, словно привнесённое из другой культуры. Как и многие его идеи, впрочем. Представление о резонансе, например – не думаю, что многие разделяют убеждения мастера Лагона.

Хотела бы я ещё спокойно поразмышлять на эту тему, разложить всё по полочкам, но Тейт не позволил. Он подгонял меня, пока не опустела коробка из приюта Митчи, и, что самое интересное, ничего не объяснял. В мысленном фоне у него мелькали разрозненные образы – что-то насчёт зрелищ и тренировок. После завтрака мы сорвались как на пожар.

– И куда? – успела я спросить на бегу.

Рыжий молча указал на кольцо деревьев правее холма, скрывавшего внутреннюю долину Лагона. Над верхушками поднимался сизоватый дымок.

– Там… поляна? – уточнила я с трудом. Дыхание уже сбилось. – Мастерская Чирерори?

– Тренировочный кратер, – ответил Тейт так мечтательно, что мне стало не по себе. – Взрывы, разрушения, хаос!

– Лучше не придумаешь.

– Ну да! – горячо подтвердил он, приняв сарказм за чистую монету.

Это… настораживало. Надеюсь, не все в ложе испепелителей разделяют страсть моей рыжей проблемы к разрушениям?

Бежать пришлось дольше, чем я рассчитывала – на открытых пространствах расстояния обманчивы. Но чем ближе к кратеру, тем сильнее менялась атмосфера. Казалось, что мы незаметно вышли за пределы Лагона и попали в одну из тех долин, где каждый камень несёт смертельную угрозу. Свежий воздух просолился и прогорк. Лицо у меня зачесалось; я машинально провела рукой по щеке и с удивлением уставилась на собственную ладонь: она была сплошь в сероватых разводах. Постепенно исчезли мелкие травы и мхи; плотную, слежавшуюся землю укрывали теперь цепкие колючие лозы с металлическим отливом и жёсткий сизовато-зелёный лишайник.

Деревья, которые и издали смотрелись внушительно, вблизи превратились в настоящих исполинов. Думаю, что верхушки у них шли примерно вровень с холмом, скрывавшим внутренние долины Лагона. Толстенные стволы, выщербленные и пористые, напоминали колоннаду, грубо высеченную из вулканической породы. Где-то на высоте пятнадцати метров начинались ветви – мощные, кривые, и от них спускались воздушные корни, не доставая до земли примерно полтора человеческих роста. Листья были крупные, вытянутые, сантиметров семьдесят в диаметре. Больше всего они походили на пластины из полированного зелёного камня. Я сощурилась, приглядываясь. Странный какой-то узор на поверхности, почти как пчелиные соты…

– Стой, – скомандовал вдруг Тейт и сам замер, как вкопанный.

Я подчинилась, не размышляя, и развернула купол на максимальную мощность – рефлексы. И вовремя – впереди, шагах в десяти, начиналась полоса абсолютно голой почвы, покрытой белёсым налётом, вроде извести или мелкого-мелкого инея. Колючие плети, которые выросли слишком близко от неё, высохли и скрючились.

Издали доносились странные звуки, нечто среднее между взрывами и ударами молота по кожаной подушке.

– Это опасно?

– Не очень, если двигаться быстро, – уклончиво ответил Тейт и принюхался. – Вообще летом они обычно не такие буйные, тепло же… Это хокорны. Мастер Оро-Ич их принёс из гор и сам вырастил. Хокорны могут жить только около лавовых рек, они тепло едят.

– Только тепло от лавы, надеюсь? – голос у меня предательски дрогнул.

Ну да, как же.

– И от человека тоже. Но ты не бойся, чтоб тебя до костей проморозило, нужно там простоять почти сет. Ну, чтобы слегка замёрзнуть, и двух катов хватит, – неубедительно успокоил он меня. – А вот огонь под хокорном развести не получится. И взрывы он жрёт обалденно. Листья впитывают жар и светятся. Очень красиво, – добавил Тейт соблазнительным тоном.

– Что-то не горю желанием посмотреть на это, – вздохнула я. – И что, мы просто пробежим мимо них?

– Я – да, – ответил он, не моргнув. – А ты лучше сделай мост. И нос себе чем-нибудь закрой.

Совет пришёлся весьма кстати. Температура под деревьями была в районе минус двадцати градусов, может, и ниже. Если быстро пройти насквозь – ничего страшного, тем более что воздух сухой, но вот дыхание лучше поберечь. Поразмыслив, я отступила обратно в тепло и сделала себе меховой плащ с капюшоном, почему-то красный. Да-а, теперь только серого волка осталось встретить… Ладно, к шраху, это же иллюзия – пройду круг хокорнов и развею.

– Тебе идёт! – проорал Тейт с другого края выстуженного кольца и замахал руками. – Прямо огонь!

Я сбилась с шага и прикусила губу, сдерживая неуместную улыбку. Если когда-нибудь увижу Лоран, обязательно спрошу: а её тоже делают счастливой дурацкие комплименты мужа? Сердце кольнуло, и я привычно загнала воспоминания о доме и семье на безопасный уровень, за эмпатические блоки: вроде и помнишь, но боли не чувствуешь…

Почти.

За кольцом хокорнов ещё шагов пятьдесят тянулась мёртвая, выжженная земля; кое-где виднелись опавшие тёмно-зелёные листья, не высохшие, но растрескавшиеся – точь-в-точь каменные пластины. А дальше – обрыв.

Тренировочный кратер определённо производил впечатление.

Не столько размерами – к масштабам Лагона я уже привыкла, но температурным контрастом. В лицо ударил порыв горячего ветра, тугой и плотный, точно искусственно сформированный. После холода хокорнов – настоящий шок. Я часто заморгала и закашлялась, а потому не сразу осознала, что странные звуки раздаются уже совсем близко.

Взрывы распускались в кратере, как диковинные цветы – много-много, безумно красиво. Вот только пахли они горечью и солью. Рои трескучих искр передвигались так, словно обладали собственным разумом. Пламенные потоки закручивались двойной спиралью, взмывали к небу, опадали и рассыпались на множество слепящих ручейков. В глубине серых дымных клубов багровели огни… И среди этого хаоса по выщербленному чёрному камню метались крохотные человеческие фигурки – на первый взгляд, без всякой системы, но со временем начинали проступать в чаду ниточки маршрутов и очаги безопасности, где можно отдохнуть и получить помощь.

– Они… сражаются? – хрипло спросила я, прикрывая шарфом губы. Во рту пересохло.

Рыжий отрицательно вздёрнул подбородок:

– Выполняют задания. Видишь? Кратер поделён на участки, на каждом участке подмастерье показывает способ обращения с пламенем. По стенкам кратера – ниши, там старшие ученики учат совсем ещё слабых. Ну, или таких идиотов, как я, – покаянно опустил он голову. – Ученики двигаются от подмастерья к подмастерью. Справился – и вперёд. Это овеществляющие ничто подолгу работают над одним и тем же приёмом. У вас главное – тщательность. А у испепелителей – натиск и ярость. Беги или гори.

– Почти как направляющие удар, – не удержалась я от замечания. – Только у вас, наверное, принцип «бей или умри».

И зря, потому что попала впросак.

– Совсем нет. Направляющие удар, они, э-э, чувствуют. А испепелители – думают. – Тейт мрачно вздохнул и уселся на край обрыва, подогнув под себя ноги. – У них не так много методик, по-моему, всего полсотни. Они их комбинируют, чтобы создавать что-то новое.

– Поэтому отдельные элементы должны выполняться автоматически, чтоб оставалось время подумать над чем-то более сложным, – понятливо склонила я голову к плечу.

– Угу, – нахохлился Тейт и обвёл взглядом жутковатую панораму взрывов. – Смотри. Если бы я умел хотя бы десятую часть этого, то смог бы победить Лиору и не убить.

Внутри его разума снова приоткрылась та тёмная бездна, которая меня так пугала. Всего на секунду; но я сумела найти в себе смелость – и не отшатнуться, а заглянуть туда.

…Там был кратер – такой же огромный, как этот, и раскалённый докрасна.

И обожжённые мальчишеские ладони.

Я сглотнула и отвернулась.

«Смотри». Легко сказать. Конечно, вполне реально подключиться к восприятию Тейта и в подробностях разглядеть каждую искру, зафиксировать в памяти каждый прихотливый извив огненной реки. Но что это даст? Как поможет спасти Лиору от поединка, в котором она не желает участвовать? Мастер Оро-Ич приказал мне решить проблему Тейта и вытянуть его на новый уровень. Интересно, как это сделать, если у меня самой познания в области магии если не нулевые, то близко к тому.

Стоп.

А что, если…

Моя сильная сторона – не конструирование и моделирование, точнее, не овеществление ничто, сколько бы времени я ни провела в мастерской Ригуми Шаа. Разве что лет через пятьдесят расклад изменится. Зато телепатия и эмпатия естественны, как дыхание. Конечно, возможности Оро-Ича неизмеримо выше, однако его багаж знаний и опыта не включает в себя мой целиком. Можно представить пересекающиеся круги – огромный у него, крошечный у меня. Большая часть из того, что умеет мастер Лагона, мне пока недоступна по определению. Но есть и небольшой участок, который в свою очередь находится вне зоны понимания Оро-Ича. Набор подавленных воспоминаний, эмоционального опыта и специфических знаний, которые я сама не замечаю.

Но «не замечаю» – не значит «не использую».

В конце концов, не зря же мастер Лагона верит в связь между добычей и магом, который ею обладает. Добыча делает мага сильнее; значит, есть во мне нечто, из-за чего я попала в этот мир и что является ключом к способностям Тейта.

Горло точно спазм прошил; пить хотелось до одури.

– Ты в порядке? – встревоженно обернулся Тейт.

Я улыбнулась:

– Вполне. Собираюсь вот… посмотреть.

Вообще-то у меня уже было одно предположение. Необучаемость Тейта с самого начала напоминала мои собственные трудности с местной магией. Биокинез, эмпатия и телепатия, конструирование и моделирование – из трёх областей Оро-Ич выбрал для адаптирования под лагонскую школу ту, что необходима для выживания – и, что немаловажно, ту, что наиболее похожа на магию. И то без возможности видеть иной слой мира, энергию, используемую для колдовства, перестроиться у меня получилось далеко не сразу. А телепатия? Учитывая разницу в подходах, не уверена, что я вообще смогла бы освоить местные приёмы. Разве что грубо сымитировать…

Было и ещё кое-что, объединяющее меня и рыжего, – скорость.

Псионические способности позволяли черпать энергию изнутри, потому-то я и уставала намного раньше магов. Зато действовала почти мгновенно. Быстрее реагировал только сам мастер Оро-Ич, однако он находился на совершенно ином уровне, несопоставимом. В остальном же псионика давала мне фору по сравнению с магами. Иллюзии я воплощала почти так же шустро, как мастер Ригуми, только вот мои творения были куда более хрупкими и простыми – просто детские поделки по сравнению с тем, что создавал он. Зато я сумела отразить телепатическую атаку Эфанги! Конечно, не только за счёт скорости – сработал фактор удивления. Неориентируемая поверхность оказалась для мастера сюрпризом; в настоящем бою, где некому сказать «стоп» и осадить противника, щиты дали бы мне всего лишь незначительную отсрочку.

Впрочем, неважно.

Главное, что Тейт действовал так же – очень-очень быстро, грубо и сильно. И его сила – это я запомнила после сражения очень точно – шла изнутри. Нечто жгучее, болезненное, мощное…

А у испепелителей?

– Беги или гори, – прошептала я и облизнула губы; горько, солоно, шершаво.

Кто сказал, что «гори» значит именно «сдохни»? Сердце тоже может гореть. А вдохновение – сжигать.

Рыжий покосился на меня, но не произнёс ни слова. А я глубоко вдохнула жаркий воздух, отбросила с лица прилипшую прядь и села так, чтобы щиколотки соприкасались. Для глубокого анализа обычной степени сосредоточенности могло бы и не хватить. Нужен купол километров на пять, причём плотный.

Что ж, начнём.

…один из самых сильных страхов любого телепата – раствориться в чужом разуме. Чем больше контактов устанавливаешь одновременно, тем сложнее держать концентрацию. Причём опасна не агрессия, лупить по врагам можно и не понимая их; опасно познание. Чтобы в буквальном смысле встать на место другого человека, нужно отказаться от части себя, позволить чужому видению мира заместить твоё.

Некоторые ученики чувствовали моё прикосновение; одни отмахивались от него, другие наоборот, приглашающе раскрывались, когда осознавали желание понять. Легче всего было с подмастерьями. Один из них, обладающий примерно третьей ступенью эмпатии, даже любезно пояснял свои действия, моделируя мысленные образы.

…мир он воспринимал как пылающую пропасть. Жуткий, испепеляющий жар всегда был рядом – только ладонь протяни, зачерпни полной горстью, сомни, измени сообразно своим желаниям и пользуйся. На жар можно воздействовать голосом и движением; тело мага постепенно трансформируется в идеальный инструмент.

Если пламя – это дыхание, то испепелители творят музыку. Слабые ученики дуют в тростниковые дудочки, каждый в меру сил; у подмастерьев – валторны, саксофоны, органы.

А мастер Чирерори, который сидит на возвышенности с того края кратера – удобное место, кстати, оттуда роскошный вид открывается, – целый духовой оркестр.

– Тейт, – тихо позвала я, с трудом разлепив губы. – А ты можешь показать, что умеешь? Что-нибудь сильное?

Мрачную задумчивость у него точно ветром сдуло. Он заулыбался:

– Ага, сейчас! – и сиганул было в кратер, но на полпути передумал, оттолкнулся прямо от воздуха и запрыгнул обратно ко мне. – Отсюда только никуда не уходи. Опасно.

Забавно, что при этом он явно имел в виду вовсе не тот пламенный хаос, который бушевал в кратере сейчас.

Тейт прошил тренировочное пространство, как игла. Некоторые ученики в шутку метили в него, но ни один удар не достиг цели. Примерно посередине он забрал правее и выскочил прямо к тому любезному подмастерью, который открыл мне свой разум – это оказалась молодая женщина – и что-то сказал ей. Женщина сразу оставила участок и почему-то побежала ко мне, по дороге собирая вокруг себя небольшую толпу. А Тейт ловко вскарабкался по стенке кратера и подскочил к Чирерори, жестикулируя так активно, что даже мне видно было.

От мастера повеяло мучительным предвкушением вкупе с раздражением и злостью на самого себя – так обычно чувствуют себя девушки на диете, которые не могут отказаться от ещё одного пирожного из той новой модной кондитерской. Тейт усилил напор; мастер… нет, не сломался – от ломки такого удовольствия не испытывают. Он позволил себе каприз.

Тейта от избытка чувств на месте подкинуло. А Чирерори вдруг раскинул в стороны руки – взметнулись, как крылья, ткани цвета ультрамарина – и выпустил в небо столб багровых искр, точно кровь из разверстой груди брызнула.

Взрывы и прихотливые переливы пламени бушевали в кратере ещё несколько секунд, а потом ученики ринулись прочь оттуда – все двести с лишним человек или сколько их там было. Буйство огня утихло. Женщина-подмастерье, высокая, с коротко остриженными красными волосами, перебралась через край и села рядом со мной на одно колено, лицом к обрыву.

– Танеси Тейт попросил за тобой присмотреть, – сосредоточенно ответила она, не глядя на меня. Глаза у неё были яркими, голубыми, но из-за жирной красной подводки казались воспалёнными, как у больной крольчихи. – Я сомневалась, что мастер Чирерори разрешит, но он согласился.

Из кратера выскочили другие ученики, шестеро, которые следовали за ней, но отстали; они сели за мной и принялись быстро делать жесты руками и монотонно гудеть на одной ноте.

Стало не по себе.

– А почему были сомнения? Гм… Я Трикси, Трикси Бланш.

– Знаю, – краешками губ улыбнулась она, скосив на меня круглые кроличьи глаза. На вопрос, что интересно, так и не ответила. – Я Аламарон. Но меня обычно зовут Лэм. Танеси Тейт интересует многих мастеров, – добавила она ни с того ни с сего.

Я сделала зарубку на память, но спрашивать ничего не стала. Кратер наконец опустел; рыжий как раз сбежал на самое дно и махнул рукой. И шрах меня дёрнул в этот самый момент скосить взгляд – и заметить, как пижон Чирерори на внушительной скорости дезертирует к кольцу хокорнов.

«Это точно безопасно?» – успела подумать я, а потом Тейт что-то сделал. Уши мгновенно заложило, глаза заслезились…

…Моё психическое здоровье, как ни странно, спас мощный эмпатический купол. Я слишком пристально следила за малейшими изменениями в разуме Тейта и не сразу осознала, что творится вокруг. Это даже не было похоже на взрыв. Мы вдруг очутились в эпицентре пожара, посреди оглушительно ревущего бесцветного пламени.

Лэм сидела, скрестив руки перед грудью, взмокшая и побелевшая от напряжения. Губы её были разомкнуты; кажется, она кричала, но я не слышала ни звука – рёв огня поглощал всё. Вокруг нас оставалось небольшое пространство, куда жар не проникал. Но за его пределами камень, выдержавший бесконечные взрывы, испарялся – так, словно невидимый скальпель срезал слой за слоем. Обнажались, как скелет, более прочные и жаростойкие вкрапления – хрупкое кружево, которое в свою очередь постепенно рассыпалось…

Но страшнее всего было давление. Меня словно стиснуло подушками со всех сторон одновременно – ни шевельнуться, ни вздохнуть.

Кошмар закончился так же резко, как и начался. Тейт, целый и невредимый, стоял на дне кратера, теперь безупречно гладкого, отполированного до стерильной чистоты. Воздух дрожал от остаточного жара; камень вокруг нагрелся, но терпимо – босиком не походишь, но руку приложить можно.

А у Тейта даже одежда не была опалена.

И он улыбался.

– Красиво, – выдохнула Лэм зачарованно и провела ладонью по лицу, стирая пот.

От неё фонило восхищением на грани экстатического удовольствия – и не только от неё. Нечто подобное ощущали и ученики за моей спиной, и даже мастер Чирерори, который так и не успел добежать до кольца хокорнов, сыто звенящих листьями.

Испепелители? Ха! Чокнутые пироманьяки – все, включая деревья.

Я ощутила резь в груди – и поняла, что уже долго не могу сделать вдох. Меня била крупная дрожь.

Да, ошибка вышла. Точнее, колоссальный провал. Тейт не маг, но и не псионик. Если маги – безупречно настроенные инструменты, то псионики – оперные певцы; если подумать, у них тоже есть «инструмент», только встроенный. Танеси Тейт с этой точки зрения – чистая музыка, обладающая собственной волей и проблемным характером.

Стихия, по недоразумению воплощённая в теле… неплохом, надо сказать, очень даже привлекательном.

И что, шрах побери, делать мне теперь с этим знанием?

Глава 3

Дрессировка

Весьма полезное свойство характера, которое позволяет превратить мировую катастрофу в безопасное развлечение. Увы, отсутствует у большинства магов.

Из свитка «Загадки Лагона»

Дядя Эрнан однажды сказал: «Не знаешь, за что держаться – хотя бы держи себя в руках».

Судя по всему, это поучение отложилось у меня глубоко в недрах подсознания, потому что через некоторое время я обнаружила, что бездумно пялюсь в кратер, зябко обхватив себя руками за плечи. Кроны хокорнов излучали тёплое красновато-золотистое сияние – действительно, изумительное по красоте зрелище. Как-нибудь вернусь и оценю в полной мере… если доживу.

– Чирерори полагает, что ещё несколько ударов – и хокорны зацветут, – донёсся издалека смешной высокий голос. – Все целы?

Ученики откликнулись вразнобой; никто, к счастью, не пострадал, не считая одного впечатлительного лысого мужчины, который от восторга хлопнулся в обморок. Пока Чирерори осторожно пихал его сапогом в бок, над краем обрыва показалась лохматая рыжая башка и коварно осведомилась:

– Ещё несколько? А можно?

Со своего места я могла видеть только огневеющие вихры надо лбом и пару синих глаз, но, готова спорить, Тейт скалился, как истинный маньяк.

– Нет, – с сожалением откликнулся Чирерори и, в последний раз ткнув мыском в грузное тело, добавил: – Здоровые ученики унесут вот это и очень постараются не уронить. Аламарон проследит.

Задание мастера явно не вызвало у Лэм особого воодушевления, однако спорить она не стала. Под её руководством дюжие ученики перекатили своего бессознательного приятеля на растянутые шарфы и на таких немудрёных носилках шустро понесли его к хокорнам. Чирерори, тщательно скрывая неподобающее его статусу восхищение, присел у обрыва и заглянул в кратер. Затем цокнул языком:

– Танеси Тейт по-прежнему использует только грубую силу. Как неизящно. Учить пока не буду.

Мне показалось, что последние слова мастер произнёс с сожалением, и я невольно потянулась вглубь его разума. Подобно другим могущественным магам Лагона, Чирерори владел эмпатией и телепатией примерно на уровне третьей ступени, но, в отличие от прочих, практически не закрывался. Тогда, на суде, с перепугу он показался мне излишне высокомерным и чопорным, но теперь представал человеком, который просто очень старается следовать правилам, чтобы не навредить. Ошеломляющая сила Тейта его влекла; было в этом что-то адреналиновое, страстное – не стремление учёного разгадать сложнейшую загадку, а, скорее, желание укротителя подчинить дикого монстра.

Останавливало мастера лишь одно. Он прекрасно понимал, как можно раскрыть потенциал Тейта, но не представлял, как его контролировать.

– Ну и не надо, – пробурчал Тейт, искоса поглядывая в кратер. Соврал, конечно. – И так справлюсь. А вообще спасибо, что разрешили воспользоваться этой штукой. Я хотел показать Трикси свою силу, но в Лагоне особо негде. Тесновато.

Я поперхнулась на вдохе. «Тесновато!» Да уж, глобальное мышление.

А настроение мастера вдруг странно изменилось – упоение чистой стихией уступило место тихой печали порядочно уже пожившего человека.