Из глубин

– Я знаю дорогу, теньент. – Белые перья и черные перчатки, безупречная вежливость. Крик или пощечина не унижают, унижает пренебрежение. Кто Алва такой, чтоб судить о других, судить и выносить приговор?! Корнет Окделл тоже задирает голову и крутит носом. Куда ворон, туда и воробей.

– Через полчаса гарнизон должен быть готов, – велит господин Первый маршал. – Одежда – парадная, кирасы и шлемы – боевые.

Хлопает дверь, это выскочили полковники. Оба. Кто им сказал? Караул вот он, здесь…

– Полковник Ансел, полковник Морен, прошу за мной, – Алве не до младших офицеров, начальству тем более, они уходят вчетвером, надо полагать, к Килеану.

Если б не Ансел с Мореном, Чарльз не удержался бы, ответил, и гори все закатным пламенем, но время упущено. Для слов, не для выстрела. Захоти кто всадить в Ворона пулю, это труда не составит…

Давно прошедшая ночь в Олларии не была сном, и памятью тоже не была, память хотя бы иногда замолкает, а оборванный разговор таскался за Чарльзом Давенпортом, как неотвязный сказочный пес – пинай, не пинай, не прогонишь. Оставалось либо попытаться уснуть, либо, наоборот, встать, но что делать среди ночи в придорожной гостинице? Вином и девицами запасаются с вечера, а разбудить Валме? Что он ему скажет? Что второй год держит в руке невидимый пистолет и думает – нет, не о том, чтоб выстрелить, о том, что не следует поворачиваться спиной к тем, кого оскорбляешь…

Отогнавшему жгучую память стуку теньент обрадовался несказанно, кто угодно, только б рассеялся валящий из прошлого, будто из трубы, горький дым. Давенпорт повернул ключ, и не подумав спросить, кого принесло, но это оказался Марсель, совершенно одетый и отчего-то с чернильным прибором.

– Ставлю вас в известность, – объявил он, переступая порог, – что сейчас будет шадди, через час завтрак, а еще через час я отбываю в Тронко, а рэй Кальперадо – в Фельп к маршалу Лэкдеми.

4

Глупо звякнули вилы. Конюхи закончили работу, и Робер кивнул – уходите. Здоровенные дядьки бочком скользнули за дверь, казалось, они боятся не столько Моро, сколько чего-то, чего сами не понимают. Иноходец тоже многого не понимал и еще большего боялся. Боялись многие – заливающие страх вином солдаты, ошалевшие от ужаса горожане, шарахающиеся от людей псы. Боялись и ждали то ли зимы, то ли беды, то ли того и другого.

– Никола, – окликнул Робер, предвкушая очередной неприятный разговор, – принесите воды. Я его держу.

Карваль без лишних слов приволок четыре ведра, вылил в каменную колоду и поспешно отступил. Робер выпустил недоуздок, Моро передернул ушами, но к воде не потянулся. Не хотел, чтобы видели его пьющим, сдавшимся, сломленным, людям бы такую гордость и такую верность! В последний миг Эпинэ сдержал желание растрепать смоляную гриву. Нет, Повелитель Молний не боялся, что конь его покалечит, просто это было чем-то, на что он не имел права. Все равно что лезть с любезностями к жене угодившего в беду друга… Может быть, потом, когда он расплатится с долгом, он и попробует приласкать Моро. С разрешения хозяина…

– Идемте, Никола. Что нового? Дождя нет?

Сейчас Карваль в сотый раз спросит, когда они вернутся в Эпинэ, и в сто первый услышит про присягу, хотя дело не в ней. Нельзя бросать столицу на милость обалдевшего от победы вертопраха и падальщиков, которых становится все больше

– Нет, Монсеньор, – лицо Карваля стало еще более жестким, – дождя нет. Пришлось повесить пятерых мародеров, на сей раз из полка Окделла. Бывшие люди Люра.

Пятерых поймали, а пять тысяч живут в свое удовольствие. Леворукий, ну как объяснить Альдо, что король в своей стране не завоеватель, а хозяин?! Грабят те, кто не надеется удержаться, но ведь сюзерен уверен, что пришел навсегда… И делает глупость за глупостью.

Конечно, можно махнуть на все рукой и удрать. Мятеж, ибо как еще назвать то, что случилось, захлебнется в своей и чужой крови, только они к этому времени будут далеко. Из Старой Эпинэ можно попробовать договориться с Савиньяками или хитрюгой Валмоном, а не выйдет – удрать в Алат к Матильде…

– Никола, я должен вам сказать раз и навсегда, что не уйду из Олларии. По крайней мере, пока не прекратятся грабежи.

А прекратятся они, когда «победителей» вышвырнут из столицы к кошачьей матери!

– Монсеньор! – Карваль резко остановился – борец за великую Эпинэ не мог на ходу говорить о том, что его волновало. – Монсеньор, я бы счел бесчестным бросить жителей столицы на произвол судьбы. Кроме нас их защитить некому, ублюдки северяне горазды только грабить и предавать.

У Никола во всем виноваты «ублюдки-северяне», хотя среди мародеров северян почти нет. Уроженцы Ноймаринен, Бергмарк, Южной Марагоны испокон веку шли в северные армии, а в принявшей сторону Альдо Резервной большинство составляли обитатели центральных графств, только для Никола все, что не юг, то север. Впрочем, для бергеров юг все, что не Торка.

– Карваль, – Робер взял маленького генерала под руку, – я намерен просить у его величества особых полномочий для себя и место коменданта Олларии для вас.

Никола в ответ уставился на свои сапоги, и Робера осенило, что бывший капитан Старой Эпинэ похож на молодого бычка, сильного, упорного и все равно в чем-то смешного.

– Я готов, – упрямец, усугубляя сходство, с шумом выдохнул, – но у вашего Ракана можно только требовать.

Требовать и вовсе бессмысленно, ведь его величество вообразил, что ему принадлежит весь мир. Сюзерена разуверит только армия фок Варзов в предместьях Олларии, да и то не сразу, но виноват не Альдо, а тот, кто начал, то есть герцог Эпинэ. Можно криком кричать, что ты не хотел, не собирался, не думал, толку-то? Это Создатель зрит намерения, люди живут проще: сделал – отвечай. Или беги, если у тебя нет совести.

– Нечего нам было забираться за Кольцо Эрнани, – не удержался Никола, – пусть бы сами выкарабкивались. Только раз зашли, нужно держаться и думать, как быть дальше.

– Да, – эхом откликнулся Иноходец, – нужно думать.

И не только думать, но и делать. Спасать город, горожан и тех солдат, которые просто выполняют приказы. И растерявшихся тоже надо спасать, и запутавшихся в чужих делах и делишках, а еще есть Багерлее, свора рвущихся выслужиться лизоблюдов и, как следствие, ворохи кляуз и жалоб в новой канцелярии. Когда сволочь жрет друг друга – не беда, но доносят и на непричастных, лишь бы наверху заметили… усердие и оценили.

5

Савиньяку Валме написал в комнате Давенпорта, но бриться в гостях, даже таких, было бы слишком, к тому же требовалось успокоить растрепыхавшегося Герарда. После пропажи маршала исчезновение офицера при особе производит удручающее впечатление, а Валме удручать не любил. Ключ виконт поворачивал с чувством некоторой вины, однако рэй упорно спал, и это переходило уже все границы. Ну, погоди же!

– Утро, сударь! – гаркнул виконт, срывая с сони перинку. Опозорившийся изверг с жалобным кукареканьем подскочил на своем тюфячке, и Марселю впервые за последние дни стало смешно.

– Простите, – юнец явно собрался провалиться сквозь землю или хотя бы сквозь дощатый пол, – я не думал, что…

– И не думай, – перебил Валме, открывая ставни и впуская в комнатку что-то вроде рассвета. – По крайней мере до Мюлиса. Там наши пути разойдутся, ты отправишься в Фельп, отвезешь мое письмо маршалу Эмилю и расскажешь про столичные безобразия, если он еще не знает.

– Да, сударь, – печально моргнул рэй, – а вы?

– Наш с теньентом Давенпортом путь и далек, и долог, – ушел от прямого ответа Валме и принялся зажигать свечи, стараясь делать это на кэналлийский манер.

Что за кошки пихают его в спину, виконт сам не понимал: не все ли равно, доберутся они до Тронко днем раньше или четырьмя позже. Дядюшка Шантэри полагал спешку вредной для здоровья, герцог Фома во время прощальной аудиенции был слегка озабочен, не более того, а вот Марсель не находил себе места. Или, наоборот, нашел. Рядом с Вороном. Прицепился к Первому маршалу, а тот возьми да и умчись, ничего не сказав, главнокомандующий называется!

Без Алвы жизнь сразу же стала скучной, потому что спать, чесать языком, танцевать и ухаживать за хорошенькими женщинами приятно, когда есть дело, от которого можно увильнуть. Когда же дела нет, праздность теряет всякое очарование. Да, разумеется, причина в этом и только в этом, а предчувствия оставим девицам в розовом. Или в голубом. Что еще делать Елене с Юлией, как не предчувствовать и не шить туалеты к мистериям? Дочки Фомы были славненькими, но до Франчески Скварца им было далеко. Вот кому бы пошел наряд Элкимены! Розовая, нет, пурпурная туника, золотые сандалии, кованый пояс с шерлами… Этим стоило поделиться, и Марсель сочинил фельпской вдове длиннющее письмо. Сочинил, но не написал, потому что писать, не получая ответов, глупо, а Марсель не желал выглядеть дураком, тем более в столь прекрасных глазах… Глаза Эмиля Савиньяка наследника Валмонов не волновали, зато напомнить через него о себе было вполне удобно. Вежливость, не более того.

«Если увидишь вдову Скварца, – как мог небрежно приписал к, по счастью, еще не запечатанному посланию виконт, – засвидетельствуй ей мое неизменное восхищение и извинись за молчание. Есть дамы, которым можно присылать лишь совершенные стихи, а нынешние события если и располагают к поэзии, то исключительно к хулительной. Просить тебя позаботиться о подателе сего письма не буду, поскольку рэй Кальперадо вручается тебе согласно приказу Первого маршала Талига, коий ты, вне всякого сомнения, уже получил стараниями графа Шантэри, да пребудут с ним лучшие паштеты Ургота»…

– Ваша вода, сударь! – пропело от двери, возвращая расписавшегося виконта к осенней прозе. Давешняя красотка успела переодеться в платьице с разлапистыми малиновыми астрами – это было ужасно.

– Ставь на подоконник, – велел виконт, но, поймав взгляд Герарда, понял, что излишне краток. – Как тебя зовут, малиновка?

– Лиза, – хихикнула носительница астр, и Валме осенило, что имя он только что спрашивал.

– Помолись за нас, Лиза, – виконт вытащил из кармана несколько суанов и, заглаживая неловкость, сунул за низко вырезанный корсаж, – только не сейчас. Сейчас завтрак. Внизу.

Лиза, крутанув бедрами, исчезла, Марсель зевнул и потянулся к бритве. Без сомнения, красотка приняла забывчивость за шутку, уверившись, что, будь столь щедрый кавалер один, лежать бы ей в постельке, да не за серебро, а за золото. Смешно… Если б не Герард, он бы на эту пампушку второй раз и не глянул, но не выказывать же тревогу при младшем по званию. Вот и приходится изображать себя самого. Позавчерашнего!

Офицер для особых поручений при особе Первого маршала Талига поморщился и намылил щеку: как бы виконт Валме ни опростился, до бороды он не докатится. Валмоны не Люди Чести и не козлы.

– Сударь, – дернулся Герард, – вам помочь?

– Вот еще! – Проклятье, приучил людей к болтовне, теперь хочешь не хочешь, трещи, как сорока. – Бросал бы ты лакейские замашки. Тебя что, рэем сделали, чтоб ты тазы с водой таскал?

– Сударь…

– Сам ты сударь, – отмахнулся Марсель, пробуя пальцем бритву.

Рэй Кальперадо захлопал глазами и притих. Задумался, надо полагать. Парнишка за Алву в огонь прыгнет, не чихнет, но пока во что-то вроде огня прыгнул Рокэ. Один! А они, тапоны[8] эдакие, были рядом и ничего не поняли, пока письма не нашли. Ничего!

Вернулась Лиза. Хихикнула, сообщила, что кушать подано и «господин Даверпот» уже вышли к столу. Валме одобрительно кивнул, благо бритье позволяло обходиться без речей, и занялся своей изрядно осунувшейся физиономией. Вот так начнешь с желания гульнуть и прихвастнуть шикарным знакомством, а кончишь войной, которую не прекратишь, пока жив. Даже если тому, кто тебя в это втянул, ты не нужен, даже если вы больше не встретитесь.

Глава 2

ТАЛИГ. СЕВЕРНАЯ ПРИДДА

ТАЛИГОЙЯ. б. ОЛЛАРИЯ

399 год К.С. 12-й день Осенних Волн

1

Из осенней мглы закатным мороком проступили шпили аббатства Святого Хорста. На излете Двадцатилетней войны Михаэль Ноймаринен и Алонсо Алва не пожалели золота для усыпальницы погибших в начале бойни. Под сводами из лучшего кэналлийского мрамора нашлось место и для Ги Ариго, если похороненный со всеми почестями изломанный скелет в самом деле принадлежал повешенному уже после смерти генералу. Из заступившего дорогу дриксам отряда уцелело четырнадцать человек, до победы дожило двое – успевший стать герцогом Михаэль и получивший баронство капрал-южанин…

– Мой генерал, – незнакомый голос был усталым и хрипловатым, – разрешите представиться. Полковник Ансел. Приказ регента.

Жермон оторвал взгляд от вызолоченных игл, сшивавших прошлое с настоящим, и обернулся. Подъехавший полковник был немолод и спокоен, как и положено человеку, выведшему гарнизон из захваченного предательством города. За спиной Ансела блестели черные глаза виконта Сэ.

– Рад знакомству, полковник, – первым протянул руку Ариго. – Что за приказ?

– Монсеньор поручил мне временно принять авангард, – рукопожатие вышло крепким. – Вам в сопровождении теньента Сэ надлежит незамедлительно отправиться в резиденцию маршала фок Варзов. Вот рескрипт.

Жермон кивнул и развернул приказ, в котором, кроме печати и подписи, имелось лишь семь слов: «Сдай командование Анселу. Жду в Вальдзее. Срочно». Рудольф не страдал бумажным многословием и никого не торопил зря.

– Что-то случилось?

– Не имею достоверных сведений, но полагаю, что да, – предположил Ансел. Есть ли у него родичи или только друзья и сослуживцы? Ариго взглядом попрощался с золотыми шпилями и лежащим под ними предком и привычно подкрутил усы.

– Ансел, представляю вам полковника Карсфорна, он все объяснит. Гевин, я на вас надеюсь. Едем, теньент.

Карсфорн дотошен, как четыре бергера, вдвоем с Анселом до Гельбе как-нибудь доберутся, а что дальше – сам Леворукий не знает, а знает, так не скажет, поскольку вражина и насмешник. «Жду в Вальдзее…» Регент счел возможным отстать от армии и выдернуть командующего авангардом. Дело плохо или, наоборот, хорошо?

– Арно!

Закатные твари, половину Савиньяков звали Арно, а до старости дожил лишь пасынок Алонсо. Один за всех.

– Мой генерал?

– Регент в Вальдзее?

– Я оставил его утром в Абентханде. – Теньент умело развернул буланого мориска, пропуская здоровенную фуру. – Это три часа кентером до Вальдзее.

– Знаю, – еще бы ему не знать Северную Придду! – Фок Варзов в Гельбе?

– Насколько мне известно, в Хексберг. По крайней мере, регент послал курьера именно туда.

Старик покинул Гельбе. Это может значить лишь одно: дриксы решили начать с оставшейся без флота крепости. Удачный момент, ничего не скажешь. Взяв Хексберг, его величество Готфрид положит в карман всю Приморскую Придду, а Западная армия очутится в мешке. Весело!

Граф и виконт конь о конь ехали вдоль марширующих мушкетеров и артиллерийских запряжек. Скрипели колеса, фыркали кони, переговаривались и напевали возчики. Рудольф перебрасывал из Ноймара в Придду то, что называлось личными резервами Проэмперадора Севера, а на деле было пусть небольшой, но отменной армией, которую содержали герцоги Ноймаринен. Теперь оставшийся за старшего Людвиг может рассчитывать разве что на Бергмарк, а что, если полезут и туда? Принц Фридрих упрям и завистлив: куда Ворон с когтями, туда и «гусак» с перепонками.

– Своего Давенпорта ты куда дел?

– Генерал Давенпорт выдвигается в Гельбе.

Хексберг, Гельбе, Агмарен… Агмарен, Гельбе, Хексберг… Хочешь не хочешь, силы дробить придется, а резервов теперь не дождешься. И пушек новых не дождешься, и фуража…

– Мой генерал, поворот на Вальдзее!

– Ты здесь впервые?

– Да, сударь.

Двадцать лет назад все было наоборот. Почти наоборот. Генерал Савиньяк и потерявший имя и отца теньент. Арно-младшего еще не было на свете, Арно-старший сказал «забудь и воюй». Жермон Ариго воюет до сих пор и останавливаться не собирается.

– Красивое место, – генерал привстал в стременах, приветствуя гранитную стелу с неуместной среди лесистых холмов косаткой, – и замок красивый. На юге строят иначе. Ты давно был в Сэ?

– Перед Лаик, – Арно улыбнулся немного виновато. – На Зимний Излом мне обещали отпуск, но теперь отпусков нет. Вы знаете, что Сэ сожгли?

Розовое от заката озеро, мраморный олень у самой воды, изящные башенки с флюгерами, алатские шпалеры и книги, книги, книги… Арлетта Савиньяк обожала книги и сыновей.

– Что с матерью? – Вдова маршала любила Сэ больше прочих имений. – Она была там?

– Мама в безопасности. Она уехала в Савиньяк, успела… Так говорит барон Райнштайнер, писем я пока не получал.

– Если Райнштайнер что-то говорит, – подтвердил Жермон, – так оно и есть.

– Да, мой генерал, – теньент Савиньяк доказал, что умеет держать субординацию, и теперь был не прочь поговорить. – Вы не думаете, что Дриксен или Гаунау усилят натиск на перевалы?

Иными словами, не прорвутся ли «гуси» в Ноймаринен, откуда ушли войска. Арно-старший так бы и спросил, но нынешние Савиньяки еще и Рафиано. Сразу и дипломаты, и вояки…

Жермон поймал выжидающий, серьезный взгляд. Виконт Сэ хотел знать все и наверняка, граф Ариго тоже бы не отказался, но ясновидцы водятся только в сказках.

– Ноймаринен, Агмарен и Бергмарк держатся много лет. – Это очевидно, но порой об очевидном следует напоминать и другим, и себе. – Правда, болван Фридрих не прочь покрыть себя славой, но зима защитит перевалы лучше любой армии, а к весне в Ноймаринен наберут несколько новых полков, да и бергеры поднимут тысяч десять-пятнадцать. Торка отобьется, это в Придде может по-всякому повернуться.

– Да, раньше у фок Варзов было не тридцать четыре тысячи, а все пятьдесят.

Что мысль усилить Надор и экспедиционную армию за счет Западной оказалась не лучшей, полу-Рафиано умолчал, однако сие было написано у теньента на носу, и Жермон не мог не объяснить:

– Перераспределение сил казалось разумным. Твоим братьям требовались обстрелянные полки, а не набранный в окрестностях Олларии сброд. Нам очень повезло, что Лионель успел разбить Кадану и перекрыть восточные проходы из Гаунау. Другое дело, что резервы из Олларии нам больше не светят, но Двадцатилетняя война началась еще хуже.

– На границах хуже, – уточнил полный тезка героя битвы при Каделе, – не в столице.

– В Олларии тоже бывало по-разному, – усмехнулся Жермон. – Алонсо королевского братца не просто так расстрелял, но ты прав, Излом нам еще тот достался. Ничего, выпутаемся.

– Конечно! – расцвел теньент. Он был умницей, потомком маршалов и экстерриоров, но ему не исполнилось и двадцати.

2

– Заходи, – король приветливо улыбнулся, и герцог Окделл невольно улыбнулся в ответ, – как дела?

– Хорошо, – выпалил Дикон, потому что все действительно было хорошо, даже погода. Полуденное солнце заливало королевский кабинет золотом, играя на старинном оружии и начищенных до блеска подсвечниках. Дворец словно бы радовался возвращению законного хозяина.

– Я тоже думаю, что неплохо, – кивнул сюзерен, – а будет еще лучше. Да ты садись, нечего над душой стоять. Ты по-прежнему живешь у Рокслеев?

– Да, – юноша, не чинясь, уселся на вызолоченный стул. – Они наши соседи и вассалы… То есть были нашими вассалами.

– И будут, – твердо сказал Альдо. – Ричард, пока это тайна для всех или почти для всех, но не для тебя. Я верну старые порядки. Не кабитэльские – гальтарские. Золотые Земли вновь станут единой империей. Не будет никаких гайиф, гаунау, фельпов, только Золотая Талигойя от моря до моря. Ну, Повелитель Скал, что скажешь?

Дик был бы и рад что-то сказать, только слова куда-то делись, остались лишь восторг и неистовое желание немедленно броситься в бой. Последний из Раканов слов на ветер не бросает. Он обещал привести их до конца года в Олларию – и привел! Теперь государь обещает возродить Золотую империю – и сделает это, а Ричард Окделл встанет рядом. Сюзерен усмехнулся.

– Вижу, согласен, ну и слава истинным богам! Глава Великого Дома должен жить в собственном дворце, а не в гостях у вассала, пусть и верного. Кто захватил дом Окделлов?

Дом Окделлов не захватывал никто. Когда расширяли Триумфальную улицу, корона выкупила и снесла мешавшие здания, среди которых был и особняк с вепрями на фронтоне. Это было при деде Ричарда герцоге Эдварде; закладывать новый дворец Повелитель Скал не стал, предпочтя вывезти деньги в Надор. Отец пустил золото королевы Алисы на нужды восстания, только его все равно не хватило.

– Не знаешь, что за тварь прибрала к рукам твое гнездо? – Альдо казался удивленным. – Или кого-то покрываешь?

– Ваше величество…

– Я, конечно, твой король, – сюзерен откинулся в кресле и закинул ногу на ногу, – но прежде всего я – твой друг. Пока мы вдвоем, зови меня Альдо, а то я, чего доброго, позабуду собственное имя. Так кто вас ограбил?

– Дед сам продал особняк, – объяснил Ричард, – и его снесли. Когда строили дорогу.

– Понятно, – протянул король, – и теперь у потомка Алана Святого в столице нет собственного угла. Впрочем… Ты почти год жил во дворце Алвы, как он тебе? Нравится?

– Да, – начал Ричард, но договорить не успел.

– Особняк твой. Со всем барахлом. – Сюзерен взял перо и что-то быстро набросал на плотном листе. – Вот дарственная, только мой тебе совет – выгони слуг. От кэналлийцев можно ожидать любой подлости.

Альдо Ракан в очередной раз был прав, слуги Ворона – враги. Особенно Хуан со своими головорезами, хотя бывший работорговец наверняка удрал, бросив и дом, и господина. Наживающиеся на чужих страданиях были и будут трусами, бьющими в спину.

– Что молчишь? – поднял бровь сюзерен. – Язык проглотил?

– Благодарю, ваше вели… Извини, Альдо. Спасибо тебе. Я могу взять к себе сестру?

– Разумеется. – Король почему-то нахмурился, или ему показалось? Показалось… Из-за освещения: только что было солнце, а сейчас набежали облака.

– Айрис – фрейлина ее величества, – напомнил Ричард, – она была с королевой в Багерлее.

– Дикон, – рука Альдо легла на плечо юноши, – я понимаю, ты вырос в Талиге, но теперь ты в Талигойе. Не сомневаюсь, что Катарина Оллар – достойная женщина, но она не королева и никогда ею не была. Так же, как ее жирный муженек никогда не был королем.

– Но… – вот теперь Дикон растерялся, – Ты говорил, что олларианство незаконно, значит, Катарина Ариго не жена Фердинанда Оллара.

– Не жена, – медленно произнес король, – и вместе с тем жена. В глазах других. Четыреста лет не отбросишь, будто грязную тряпку, как бы этого ни хотелось. Понадобится года четыре, чтоб вымарать из памяти Олларов, и в десять раз больше, чтоб вернуть Талигойю к истинным богам. Я не могу встать и объявить, что с сегодняшнего дня олларианские браки недействительны, ведь тогда во всей стране не найдется ни одного законнорожденного. Представляешь, какая поднимется неразбериха?

Дик представил и понял, но легче от этого не стало. Перед Создателем Катари свободна, но для людей она прикована к своему проклятому толстяку, уцелевшему из-за выходки Ворона и глупости Робера.

– Катарину Ариго выдали замуж насильно!

– Не сомневаюсь, – кивнул его величество, поигрывая кинжалом, – ни одна девушка по своей воле за Оллара бы не вышла, но это не наше дело. Я жду нового кардинала. Если госпожа Оллар захочет развестись, эсператист ее разведет. Ты мне другое скажи, почему ты поселился с Рокслеями, а не с Робером? Поссорились?

Нет. И да, потому что Иноходец изменился не в лучшую сторону, только Альдо и Робер друзья, а Ричард Окделл не наушник.

– Мы не ссорились, – твердо сказал юноша, – просто… Герцог Эпинэ очень занят. Он дома почти не бывает, и у него живут его южане.

– Неприятные люди, – скривил губу король, – лично я предпочитаю север. Он прямей, благородней, преданней… Робер никогда мне не изменит, но юг думает лишь о себе. Им нет дела до величия страны, справедливости, чести, лишь бы накормить овец и нажраться своего чеснока. Южане по духу не воины, а крестьяне и торговцы. Даже дворянство.

Ричард промолчал, чтоб не показаться подлизой, но в глубине души не мог не согласиться. Пусть Альдо не был великим бойцом, но в людских душах он читал, как сам Дидерих, с первого взгляда понимая, кто чего сто́ит.

– Смотри, – Альдо отдернул занавеси, – снова солнце. Это наша с тобой судьба, Дикон. Свет, тень и снова свет… Ты согласен?

– Да, – твердо ответил Повелитель Скал.

– Вот этим ты от Робера и отличаешься, – взгляд короля стал грустным. – Эпинэ не верит в хорошее, он идет за мной не побеждать, а умирать. Я его не виню, на беднягу и так свалилось слишком много: Ренкваха, Дарама, смерть деда и матери… Иноходец не в состоянии понять, что мы победили, я уже отчаялся отучить его бояться.

Бояться? Ричард с непониманием уставился на Альдо. С Робером в последнее время было ужасно трудно, но трусом он не был. Кто угодно, только не Эпинэ!