Ловушка. Плутониевый рассказ

«Башка» – подпольная кличка учительницы по русскому языку Алевтины Петровны Головой. «Валентина» – Валентина Александровна Земцова, учительница по математике. Очень строгая. Даже можно сказать – истерически строгая. В классе на ее уроках все боялись шелохнуться. Вопросы от Валентины Александровны, обычно, ничего хорошего не предвещали.

Гоша Мотов, по прозвищу «Гоша-мот» – любимый сын партийного руководителя большой строительной организации, ни в чем себе не отказывал. Как ни в чем не бывало, он небрежно сплюнул на свежую траву газона и достал коробку папирос «Герцеговина Флор». Вынув одну, любезно протянул Славке. Тот отшатнулся. Гоша, усмехнувшись с видом состоявшегося и уверенного в себе человека, пристроил папироску в уголок рта. Неторопливо достал коробку спичек и прикурил. Дым демонстративно выдохнул Славику в лицо.

– Знаешь, мне эта школа где? – Он провел рукой по горлу, в которой дымилась папироса. – Надоели эти тетки!

– Ну, как знаешь. Чем жить-то собираешься? Ведь работать надо. Как без образования? Чтобы в институт поступить, надо нормально в школе отучиться. А сейчас и за старшие классы платить не надо. И за институт не надо. Учись себе, сколько хочешь.

– У меня от учебы голова болит. А от работы, говорят, кони дохнут. Но я-то не пропаду. А ты сам в «ВУЗ» пойдешь? Или в ремесленное? А потом на завод?

Славик был поражен. Он вспомнил, как в прошлом году, морозной зимой, они подрались с избалованным папенькиным сынком. Это произошло во дворе, где жил их одноклассник Веня, который болел диабетом. Гоша уговорил его лизнуть трубу качелей. Подзадоривал и даже предложил поспорить на что-то, и тот, с дуру, согласился. Мальчик стоял, приклеившись к трубе, и беззвучно плакал. Когда Славик прибежал из дома с чайником, провокатор кричал с дурашливой издевкой: «Я спасу тебя, друг! Я как раз пописать собирался!» При этом он делал вид, что собирается расстегнуть ширинку. Это было частью шутки.

Славик сунул чайник соседу Юрке, который изумленно смотрел на происходящее, и приказал: «Лей!» Тот бросился к Вене, который трясся около качелей, и стал лить ему теплую воду на язык. А Славка, в бешенстве, подбежал к Гоше и ударил его в ухо. Тот подавился смехом, потерял равновесие и грохнулся в сугроб. Потом вскочил и с криком: «Убью!» бросился на Славку. А герой – защитник, испугавшись своей отчаянности, продолжал колотить, куда ни попади. Гошу все боялись. Он водил дружбу с уголовником Митрофаном, который недавно вышел после отсидки. Потом пацаны в школе говорили «заступнику» с сочувствием: «Пропал ты, брат! Утопят они тебя в Неве или зарежут. За ними не заржавеет!» Самое интересное, что после этой драки Славка приобрел не только фингал под глазом, но и всеобщее уважение. А юный преступник стал его побаиваться и обходить стороной. Сам же Славик поначалу даже вздрагивал, когда слышал голос врага, неожиданно появившегося в его жизни, но потом привык. Гоша очень долго не разговаривал с ним, как будто ни замечал. И вдруг такой неожиданный поворот! Хулиган загадочно улыбнулся и миролюбиво спросил:

– А вот скажи, Вячеслав, Юрка-то как поживает?

– Нормально поживает. Учится и в радиотехнический кружок ходит.

– А голуби у него не болеют?

– Хорошо все. Юрка им новую клетку сделал. И сигнализацию провел в квартиру.

– О как! Молоток. Уважаю людей, у которых все «на мази». А не знаешь, где он Монаха такого купил? Английский крестовый голубь, очень мне такие нравятся. И почем взял? Или, может, угнал у кого? За это можно и перо в бок получить! Ха-ха!

– Даже не знаю.

– Вы же друзья!

– Он зимой его откуда-то привез. Я тогда в больнице лежал целый месяц. А сам-то я голубями не интересуюсь. – Славик предусмотрительно отсек все возможные, совершенно ненужные ему вопросы.

– Ну ты поинтересуйся! А я, может, как-нибудь у тебя еще спрошу.

– А тебе вообще зачем?

– Очень меня интересует его цена, понимаешь? Хорошая, редкая птица. Почем брал? Может, куплю у него ее.

– Ладно, хорошо. Спрошу про цену. – Славик недоумевал.

– А у меня к тебе ещё вопрос. – Гоша воровато оглянулся по сторонам. Как будто хотел вызнать какой-то секрет. – Миноискатель меня интересует. Мне в классе пацан один, не помню кто, сказал, что у Юрки есть. У бати его есть. Немецкий или наш армейский, не знаю. Но настоящий, рабочий. Он же, вроде, какой-то военный? Или был раньше военным? Батя-то его!

– Я про это не слыхал. – Мальчик нахмурился. – Чего ты меня про это спрашиваешь? Спроси его.

– Да мы же с ним не друзья. Вот тебя и спрашиваю. И потом, помнишь, мы с тобой подрались зимой из-за Вени? Прямо не знаю, чего тогда на меня нашло. Какой-то жалкий этот Веня. Ну погорячился я, конечно. Я же просто пошутил! А Юрка тоже ведь там был. Он ведь в соседнем доме живет, рядом с тобой. Так что сосед твой, вроде как. Да и друг он твой.

Гоша вел себя странно. Как будто хотел замять произошедшую зимой ссору.

– Я ничего не слыхал про миноискатель, Гоша, – парень, первый раз в жизни назвал бывшего врага по имени. И тот даже как-то размяк.

– Ну, может, поинтересуешься? – спросил юный хулиган. Он старательно изображал простодушного одноклассника.

– Если узнаю, сразу расскажу тебе, что и как. – Славик, само собой, врал. Он так не доверял этому человеку и так его опасался, что не испытывал ни малейших угрызений совести.

– Ага, спасибо! Отблагодарю, как смогу. Ты вроде про гитары электрические спрашивал у Паши Фаткина? У меня тут такая штука есть, случайно достал. «Сумбур» называется, приделать его к гитаре можно. Заграничная вещь. Центр як! Не туфта! Запускать звук можно через приемник. Втыкаешь его туда проводом и играешь! Если узнаешь чего про искатель, я подарю тебе его. Без понтов.

– Ладно, конечно. Если узнаю, скажу. – Славик уверенно кивнул. Ему было, конечно, интересно узнать про гитару и обладать такой чудесной вещью, как «Сумбур», но он уже понимал, как устроен этот мир. – А все же, зачем тебе искатель этот?

– Да надо поискать кое-что. Ну, смешно, конечно! Ключи у бабки на огороде выронил. На прошлой неделе ездили картошку сажать. Батя достал меня с ключами этими. Ну пока! Пойду на рынок, надо кое-чего купить домой. – Бывший недруг достал из кармана коробок спичек, щелчком большого пальца подбросил его вверх и ловко поймал.

Славик задумчиво смотрел на яркого представителя, как сейчас говорят, «золотой молодежи». Ему пришла в голову мысль, что есть в этом пацане из его класса, изо всех сил пытающимся выглядеть взрослым, какая-то непонятная печаль. Или, может быть, обреченность.

– Ну, не забудь спросить. А в школе, может, появлюсь еще. А то ведь у нас практика, – ухмыльнулся Гоша. – До встречи!

– Ладно, я тоже пойду. – Славик махнул рукой на прощание.

Гоша, развернувшись, метнул окурок в урну и вразвалочку пошел в сторону Андреевского собора. Славик некоторое время глядел ему вслед. Он понял, что для его доброго соседа и друга Юрки эта беседа ничего хорошего не предвещает. Парень быстро двинулся к дому, чтобы предупредить товарища.

Пробежав несколько кварталов, он пересек свой двор. Через черный вход зашел в жутковатую гулкую пещеру шестиэтажного дома. В темноте обогнул лифт, сделал несколько шагов к лестнице и взлетел на шестой этаж по стертым тысячами ног ступеням. Мальчик остановился перед знакомой дверью с множеством звонков. Сильно нажал на одну из кнопок. Где-то в глубине огромного многокомнатного организма раздалось едва слышное жужжание. Звонки были отдельные, свой у каждой семьи. Коммунальная жизнь скрывает в себе множество проблем, о которых многие люди даже не подозревают. Но Славик сам жил в коммуналке и знал, что путь от комнаты до входной двери неблизкий. Он терпеливо ждал. Надо нажать кнопку, подождать и прислушаться. Есть звук или нет? Потом еще раз нажать и ждать. Само собой, Славик позвонил «условным звоном». «Цзинь-цзинь». Пауза. «Цзинь-цзинь». Через какое-то время раздалось шарканье тапочек. Лязгнула щеколда. С легким шорохом отодвинулась задвижка ригельного замка. Дверь открылась, и показалось грустное лицо друга.

– Привет, – угрюмо сказал Юрка. – Сегодня дома сижу.

– А чего грустный? – Славик поманил его на лестничную клетку. – Пошли, поговорить надо!

– Наказан за варенье. А дома-то сидеть тошно. Погоди, – Юрка прикрыл дверь и исчез ненадолго. Потом вышел, держа в руке длинный ключ с зазубринами. – Пошли, вон, на лестницу!

В углу площадки располагалась железная лестница, ведущая на чердак. Лестница была старинная и красивая. Железные ступени и перила украшены витиеватым орнаментом. Дом был не очень старый – восемнадцатого года постройки. И хотя его уже ремонтировали, лестница эта, похоже, осталась еще с той поры. Само собой, от двери, ведущей на чердак, у Юрки были ключи. У него ведь там жили голуби. Даже сигнализация была к голубятне проведена, а провода от нее заходили прямо в комнату. Шестой – верхний этаж и чердак находятся недалеко друг от друга.

Юрка поднялся до самого потолка и, пригнувшись, открыл дверь. Сунул руку куда-то за косяк. Повозился, вытащил оттуда широкую доску метровой длины. Видимо, когда-то она была полкой. Положил доску на ступеньку и плотно прикрыл дверь, чтобы не сильно дуло. Друзья устроились рядом на деревяшке.

– Юра, ко мне тут подходил Гоша. Спрашивал про голубя, который самый главный у тебя. Сколько ты за него денег отдал? То да се!

– Да какая ему разница? Продавать не собираюсь. Спереть не сможет, – Юрка гордо посмотрел на товарища. – Сигнализация у меня электрическая!

– Ну, это понятно. А еще он разговоры завел про миноискатель. Зачем? – Славик вопросительно посмотрел на Юрку. – Не пойму.

– Слушай, а вот ведь странная история. У меня, представляешь, мамку в больницу положили, – Юрка грустно вздохнул. – И сначала был разговор, мол, ничего страшного. А потом батя пошёл в больницу и поговорил там с кем-то. Очень мрачный вернулся. Но самое удивительное – он в тот день напился. А он ведь не пьет – человек крепкий, бывший военный как-никак. Он, конечно, иногда выпивает, но только с друзьями и по великим праздникам. А чтобы вот так, просто? Взять и напиться? Это просто невозможно.

– И как же это объяснить? А мамка-то ваша где сейчас? – Славик навострил уши. За одной из дверей послышался сначала топот, затем громкий стук. Потом раздался детский плач. Через секунду чей-то невнятный женский голос стал ласково успокаивать ребенка. – Она в больнице сейчас лежит?

– Ну да, в больнице. Но вот что интересно. Батя тут говорил с одним знакомым, что деньги нам нужны. А знакомый этот – какой-то старый товарищ. Притащил бате искатель, которым мины ищут. Это отцовский миноискатель. А тот его чинил или, может, настраивал схему. И вот, вернул. – Юрка посмотрел на Славика встревоженно. – А этот гаденыш теперь интересуется. Неспроста все это!

– Вот я и пришел тебя предупредить! Какое-то жульничество, похоже, намечается! – Славик вздохнул. – Ладно, пора домой. Хотел за проявителем сбегать, но уже не пойду, а то мама волноваться будет.

– Надо все обдумать. Буду держать ухо востро. – Юрка хлопнул его по плечу. – Славка, спасибо, ты настоящий друг! Пойду домой.

Друзья разошлись по своим коммунальным квартирам. Теперь они ломали голову, что за гадость замышляет Гоша? Или, может, это его «наставник»? Вдруг Митрофан преступление какое-нибудь задумал?

Глава 4. Завод «Луч» – Маша

Ручьевск. За 8 месяцев до настоящих событий.

Маше нравился Миша, ничего в этом явлении необычного не было. Зарождение служебного романа между ними на режимном предприятии могло бы стать пикантной подробностью в жизни местного научного сообщества. Но этому роману не суждено было появиться на свет. Миша был обыкновенным слесарем «КИП». А Маша была женой молодого, всеми уважаемого специалиста – Александра Евгеньевича Журакина. Саша – человек с замашками партийного лидера и руководителя. Он подавал большие надежды. Кое-кто из коллег с опаской поглядывали на этого недавнего выпускника Ивановского Энергетического Института. Они даже не подозревали, что Александр Евгеньевич оказался в этом городе волею странного случая. Отец его, один из руководящих работников в Министерстве Среднего машиностроения – «Минсредмаш», пристроил его после института в организацию, которая называлась «Экспериментальная лаборатория ядерных реакторов». Когда сынуля окончил институт, лаборатория эта уже начала строиться в Мелекессе. Журакин младший был назначен начальником участка энергоснабжения на объекте под номером «176». История с девушкой – электриком, которую чуть не убило током по недосмотру мастера участка, подкосила его карьеру. И папа не смог помочь. Саша был переведен на завод «Луч». Сначала он был простым инженером у электриков, а потом неожиданно стал начальником участка водозабора.

Через некоторое время молодой специалист заметил Машу. Саша стал ухаживать за ней неумело и как-то неуклюже. А Маше почему-то это пришлось по душе, и она ответила. Так и вышла замуж. Правда, через некоторое время стала ощущать, что с мужем происходит что-то странное. А может, и не происходит вовсе, может он такой и был? Ничего не замечая поначалу, она полюбила его взъерошенный хохолок на макушке и запах одеколона, перемешанный с запахом табака. Но вдруг он стал меняться. Поначалу открытый, как ей казалось, молодой человек. То, как «Александр Евгеньевич – начальник» стал отзываться о сослуживцах и подчиненных, сильно отличалось от того, что говорил о людях «простой инженер Сашка». Впрочем, никто не знает, каким он был в Мелекессе. Тогда, до истории с электриком Ниной. А Маша стала ощущать это, внезапно появившееся в нем, легкое презрение к «простым смертным». Она стала сильно переживать, немного отстранилась от мужа, всеми силами пытаясь скрыть возникшую холодность в их отношениях. Впрочем, Саша ничего не замечал.

Однажды девушка вдруг обратила внимание на Мишу, который украдкой ее разглядывал. Хотя места для случайных пересечений у них не было совсем – лишь столовая, да лаборатория по ремонту приборов. Маша всего пару раз заходила туда сообщить о поломке манометра. Хотя, само собой, плановые проверки приборов никто не отменял, а дежурная служба ремонтников работала исправно. Но когда однажды начальник попросил ее «по пути» зайти в лабораторию к «киповцам», она вдруг обрадовалась. Девушке было приятно подняться в небольшую комнату на пятом этаже и встретить потаенный, похожий на искорку, взгляд Миши. За несколько лет жизни в лесном полувоенном городке «Ручьевск-70», который все звали просто «Cемидесятка», Маше надоели бесконечные разговоры мужа о завоевании руководящих постов.

Александр Евгеньевич быстро сообразил, как надо расти. Он написал заявление в члены КПСС. Ходил в кандидатах меньше, чем год. А потом на партсобрании предложил переименовать самый важный продукт работы химкомбината, ради которого все и происходило в закрытом Ручьевске, – в элемент «Лаврий». Кандидат в партию горячо доказывал, что материал, ради которого был построен такой огромный завод, – достоин такого названия. Ведь начиналась эта важная стройка именно под руководством Лавра Петровича! Предложение это отклонили, а вот Сашу в партию приняли без разговоров.

Маша стала замечать странную энергию, исходящую от мужа. Прямо какую-то нехорошую силу! Отношения потихоньку разваливались. Любовь, если она и была, стала остывать, а дети появляться не собирались. Поработав на заводе всего несколько лет, Маша стала выглядеть изнуренной, какой-то нездоровой худышкой, даже двигаться стала по-другому. А Саша долго ничего не замечал, увлеченный своим карьерным плаванием.

В семье девушки все отличались крепким здоровьем. Жили до глубокой старости. Так что, скорее всего, причина увядания Маши была в специфическом продукте, который производился на заводе. Изготавливали там начинку для ядерных зарядов, а именно – плутоний. И речка «Серебрянка» была отравлена на все двести километров своего пути. Не будем сильно влезать в принцип добычи плутония, отметим только, что поначалу «Луч» был лишь обогатительным комбинатом. В июне пятидесятого года был запущен первый реактор. Этот трудовой подвиг был совершен путем объединения усилий огромного количества людей: солдат, заключенных, вольнонаемных и, разумеется, ученых – химиков и физиков.

Какую цену заплатили люди за создание атомной бомбы? Никто и не подозревал тогда, что бесконтрольный слив отходов в озера и реки убивает природу. Работники завода, даже специалисты, не очень разбирались в страшном воздействии радиоактивных веществ на человека. Буфет, поначалу, был расположен в «грязной» зоне. Народ забегал туда в рабочей одежде. Ситуация, в наше время, просто немыслимая. А чего только стоит любимая фраза начальника металлургического цеха Афанасия Кулагина! Когда народ опасался влезать в какое-нибудь «зараженное» место и что-то брать в руки, он говорил с потаенным смешком, но очень убедительно: «Хочешь лизну?» И непременно высовывал язык.

Маша работала техником в химическом отделении. В последнее время ее состояние ухудшилось. Девушка все свободное время лежала и пребывала в унынии. А чего можно было ждать от жизни в таком состоянии? Она похудела, появился сухой кашель. Муж прозрел и кинулся спасать жену. Александр Евгеньевич быстро решил вопрос – ей дали путевку в санаторий под Ленинградом, который был построен для таких больных в лесах около Луги. Там работал в то время известный медицинский специалист из Москвы.

Маша сидела на заправленной тахте, которая стояла у стены напротив окна. Девушка потихоньку собирала вещи в небольшой чемодан, который остался у нее с того времени, когда она только приехала в Ручьевск. Прошло с того времени пять лет. Однокомнатная квартира на проспекте Ленина не особо отличалась от большинства квартир того времени. Одна комната и кухня. Стол, тахта, сервант с тарелками, которые были подарены кем-то из гостей на свадьбу. Фужеры за стеклом, слегка запылились. Между стеклами подоткнуты семейные фотографии. Некоторые из них когда-то стояли на столе в комнате студенческого общежития.

Вот мама с папой, совсем молодые. Мама в красивом платье, папа в смешном картузе. Наверное, так было модно в то время. Вот сама Маша с подругами после института. А вот свадьба, гостей было совсем немного. Никого из родственников пригласить не получилось – закрытый город. Недалеко от окна на столе стояла радиола «Аврора». Рядом стопка пластинок. Маша подошла и вытащила наугад какую-то: Понаровский – «Чайная». Включила радиолу, убавила громкость. Загудел двигатель, и пластинка с шорохом закрутилась. Полилась музыка. Песенка была веселая, но Маше было грустно. Сегодня ей предстояло уезжать в санаторий. Санаторий этот назывался «Жемчужина». Находился он в лесах, где-то под Лугой. «Сплошные озера вокруг! Здоровье прямо в воздухе летает!» – весело балагурил знакомый Алексей. Впрочем, сам он там не бывал. Бог, как говорится, миловал. Но кто-то из его знакомых там поправлял здоровье. Видимо, отдых закончился успешно. Приятель этот заходил недавно, вместе с Сашей. Они работали на одном объекте. Маша улыбалась и делала вид, что все в порядке. Но внутри у нее давно поселилось устойчивое ощущение страха. И кашель этот надоел. Девушка пока не знала, что с ней, но догадывалась – ничего хорошего.

В углу комнаты на бельевой тумбочке стояла швейная машинка – попросила у подруги ушить новый комбинезон. «Саша принес, хоть и замок сломан. Как он ее тащил – непонятно? Крышка не закрывается. Крепко обхватил, что ли, и нес в руках? Так ведь тяжелая она!» – лениво размышляла Маша. Посмотрела на белый комбинезон, лежащий рядом с машинкой, и подумала: «Зачем принесла? Теперь не пригодится, и ушивать ничего не нужно». Грустные мысли не оставляли девушку: «Сколько придется жить в чужом месте? Чем закончится эта поездка? Саша сказал, что после Луги я на юг поеду. Там тоже какой-то дом отдыха».

В прихожей раздались звуки открывающейся двери – вернулся с работы Саша. Муж, потоптавшись, разулся и, повесив ключи на гвоздик рядом с выключателем, зашел в комнату.

Маша сидела на тахте, поджав ноги в шерстяных носках. На полу рядом с тапочками, неожиданно, стояла пустая чашка из-под чая.

– А где тут наш зайчонок? Он уже собрал морковки в дорогу? Скоро ехать на станцию! – Преувеличенно бодрый голос гулко громыхал в полупустой комнате.

– Морковки все на месте. Книжки и одежду тоже собрала, – Маша кивнула в сторону угла, где стоял чемодан. Она со вздохом потянулась за чашкой. Одеяло сползло, обнажив худую руку. Увидев, что чашка пустая, девушка опять залезла под одеяло. – А ты чего так поздно?

Чуть слышно шуршала пластинка. Из динамика радиолы доносилось ритмичное потрескивание – проигрыватель не хотел останавливаться.

– Забежал в кафе. У Сергея Ивановича день рождения. Сегодня отмечать некогда, конечно, но поздравить надо было. Хотя бы книгу вручить! – Саша встал спиной к окну, прислонившись к подоконнику.

– Мы же успеваем? Или уже бежать надо? – Маша посмотрела в сторону комода. Часы в пластмассовом розовом корпусе исправно тикали на полке с книгами. Времени еще было достаточно.

– Машенька, ты теплую одежду не забыла? Уже сентябрь, а в Ленинграде климат влажный и холодный, – Саша подошел к приемнику и щелкнул выключателем. Проигрыватель, уставший крутить пластинку, тихонько хрюкнул динамиком и замер. Супруг вернулся к окну и выглянул на улицу. На фоне деревьев, пока еще зеленых, сыпалась мелкая водяная пыль, сверкая в косых лучах солнца – неожиданно начался осенний дождь.

– Это в Ленинграде, наверное, климат такой. У меня подружка была из Ленобласти. Помнишь, я тебе рассказывала? Она говорила, что в области климат нормальный. Как на курорте! Правда, я не помню, где она жила точно. Вроде «Васькелино» или какое-то похожее название.

Вдруг Маша наморщила лоб и, как будто, что-то вспомнила. Встала и подошла к этажерке с книгами. Стала перебирать бумаги – газеты, старые письма, скрепленные листы, упакованные в самодельные обложки. Девушка рылась там некоторое время, что-то перекладывая с места на место. Потом извлекла из этой кучи увесистую тетрадь, похожую на самодельную книгу. Маша полистала ее и растеряно вздохнула.

– Ты чего? – Саша смотрел на жену с легким недоумением. – Чего ты ищешь? Билеты не там лежат, они в серванте!

– Я забыла девочкам пьесу отдать. Слушай, Саша, так неловко. У них завтра репетиция, а я уезжаю. Ведь целая неделя была! А я ее потеряла и поэтому забыла, а теперь нашла и вспомнила. И роль моя, непонятно у кого будет. Наверное, Ольге отдадут. Но, ведь, и пьесу вернуть надо, – Маша бормотала все это скороговоркой, потому что лихорадочно думала непонятно о чем. Вдруг ей пришла в голову мысль, что, может быть, она уедет сегодня и никогда больше никого не увидит. И этого светлого паренька Мишу. Мысль эта, созрев, выскочила наружу. Круглая и твердая, словно весенний снежок вылетел из рук школьника – хулигана. И мысль, в отличие от снежка, была не холодная, а какая-то горячая и даже жгла немного голову. – Сашка, позвони в «КИП», пожалуйста. Пусть пришлют Мишу! Может, он на работе, или пусть из общежития вызовут. Тут же рядом все. Он тоже в кружок ходит и сценарий им передаст. Больше я не знаю, кого можно попросить.

– Маша, ты чего? – Саша изумленно посмотрел на жену. – Какая пьеса, у тебя сегодня поезд! Да разберутся как-нибудь, тебе-то что? И вообще, откуда эта тетрадка взялась? Ты больна, тебе лечиться надо! Какие спектакли, какой еще драмкружок?

– Саша, как ты можешь так говорить? Ты знаешь, сколько эту пьесу на машинке перепечатывать? Каждому ведь надо, а нас там много. И Валентина Ивановна столько их напечатала!

– Какая еще Валентина Ивановна? Какую пьесу? Какой еще Миша? И зачем нам тут какие-то… – Он не смог сформулировать свое отношение к Мише и натянуто замолчал.

– Теплова Валентина Ивановна. Она руководитель нашего драмкружка. А пьеса – «Двенадцатая ночь». А Миша, между прочим, в сказке недавно так хорошо играл ослика. У него талант, точно талант. Он так органично подпрыгивал! – ответила Маша возмущенно и замолчала.

– Ну, Маша, ну ты придумала. Нам через три часа ехать. Ну да ладно. Твое счастье, что я теперь в руководстве, и у нас телефон есть. – Саша с гордым видом отправился в прихожую. На тумбочке стоял почти новый, угловатого вида телефон из карболита. Муж полистал справочник местного абонента. Набрав несколько цифр, он дозвонился на вахту и попросил соединить с лабораторией «КИП».

– Его зовут Миша, – бросила ему вслед девушка, и уселась на тахту. Саша в ответ махнул рукой и пробормотал: «Отстань, знаю, приходил он к нам».

– Але, Михаил Иванович! Тут такое дело. Где там ученик твой? А, не ученик уже? Так ты про которого? Ну этот, как его? Миша, Миша – Леснов? Ну, наверное, Леснов, раз Миша. Уж ты отправь его ко мне, будь добр. Улица Ленина, двадцать пять, квартира двенадцать. Что, он домой уже уходит? Со смены? Прошу тебя, пришли его. Тут кружок театральный надо спасти. Жена тут чего-то крик подняла. Уезжает в санаторий, а пьесу отдать забыла! Да вот я и говорю, что сам отдам. Но нет ведь, у них все по другому. Мы недостойны прикасаться к этим шедеврам. Ха-ха-ха! – Засмеялся он громко. – Все, ждем. Спасибо!