Золотые земли. Совиная башня

– Эй, моя работа решать такие проблемы, твоя – доставать лучшую дурь. Так что не будем учить друг друга, как вести дела.

С превеликим удовольствием Милош бы научил эту мразь, как вести дела и общаться с людьми. Но он промолчал, поднёс трубку ко рту, затянулся.

– Тогда чем меня порадуешь? – спросил он на выдохе.

– Угадай, кого я наконец заманил к нам в гости?

– Неужели Карла?

– Его самого, – торжествующе сказал Часлав. – Его курвино высочество.

Милош покинул дом госпожи Франчески раньше, чем бывало у него в привычке. Чернявая красавица, звеня монетами на груди и бёдрах, проводила его до дверей, умоляя остаться.

– Извини, душа моя, не сегодня, – улыбнулся на прощание Милош.

Он вышел за порог, шатаясь и плохо разбирая дорогу, но ночной воздух быстро отрезвил его и рассеял туман в голове. С некоторым удивлением и лёгкой досадой он осознал, что спешил домой к другой, своей чернявенькой.

Стража, встретившаяся по пути, присмотрелась к нему настороженно, но, разглядев пьяного щёголя в дорогой одежде, отвела глаза. Связываться с молодыми подонками из богатых семей было себе дороже. Откуда они могли знать, что Милош являлся всего лишь учеником целителя?

Оказавшись дома, Милош тихо прокрался в свою спальню и рухнул на постель, но долго ещё не мог заснуть. Он всё ворочался с боку на бок, и ему казалось, что грудь кололи прорывающиеся сквозь кожу перья. Несколько раз он подскакивал на постели, ощупывал себя, чтобы убедиться, что он человек, пытался заснуть снова, снова не мог найти покоя и так раз за разом, пока Милош не встал с постели и не спустился по лестнице, остановился у входа на кухню.

Было совсем тихо и темно, и он не мог угадать, спала ли Дара, слышала ли его шаги. Он заметил, как домовой копался в её вещах, но мешать не стал: дух любил лесную ведьму и вряд ли бы стал ей вредить. Всё равно недолго осталось домовому проказничать в доме. Милош почти добился его доверия и уже приготовил всё для обряда.

Он долго простоял на одном месте, всё надеясь, что Дара проснётся и подойдёт, но этого так и не произошло. Милошу пришлось вернуться в спальню одному, и сон его был тревожным. Ему не хватало человеческого тепла рядом, ласковых объятий и шёлка волос, чтобы напоминали в темноте, что он по-прежнему человек.

Глава 6

Пусть хмель и корица, и змей,и лисицаНа первой зарнице прославятсестрицу —Аллилуйя Огненной Деве!«Ведьма», МельницаРатиславияМесяц грудень

Есть одна ночь в году, что длиннее всех остальных, когда входят в силу нечистые духи и правят на земле Тень-сестра, холод и страх. Так люта́ эта ночь, что и духам становится не по себе, и люди стараются задобрить их и унять беспощадную ярость.

Загораются костры вокруг городов, сёл и деревень, и духи приходят на свет, пляшут, поют, и не отличить их от людей.

Народ верит, что те духи, которые хорошо повеселились у костра, оберегают землю весь следующий год, а обиженные дурным словом или бедным угощением возвращаются, чтобы отомстить.

Но много зим уже не зажигали костров вокруг городов, только в деревнях сохранилась верность обычаям предков.

Вячко вырос в Златоборске и потому следовал имперским обычаям. Отец требовал, чтобы в Ночь костров вся семья собиралась вместе: они посещали закатную службу, а после ужинали. Несколько раз даже Яропок и Мечислав приезжали на праздник вместе с жёнами и детьми.

Только однажды Вячко оказался далеко от храмов и молитв Пресветлых Братьев. Прошлой зимой вместе с несколькими дружинниками его отправили на поиски наёмников, которым заплатили за убийство лойтурского посла. Небабу и Синира Вячко послал за наёмниками, а сам вместе со Стрелой незаметно последовал за обозом посла. Отец настоял на том, что лойтурцы не должны были заподозрить о покушении, это могло испортить с ними отношения.

Вячко и Стрела держались в стороне от обоза посла. Костёр разжечь было нельзя, и они со Стрелой околели бы, если бы Горяй не дал им с собой противный до тошноты настой, который не позволял замёрзнуть, но и разум не мутил, в отличие от хмеля.

В Ночь костров они наблюдали издалека за дымом, поднимавшимся над стоянкой лойтурцев. Дальше, с другой стороны, скрывались Небаба и Синир. Наёмники будто почуяли засаду и не спешили показаться.

Холод стоял невыносимый, но Стрела не замолкал ни на мгновение и травил байки, они всегда давались ему легко. Больше всего Стреле нравились истории о нечистой силе. В деревне, где он вырос, любили пересказывать друг другу былички о злых духах, старых богах и чародеях.

– Была у нас в соседней деревне, в Колышках, девка одна, звали Людмилой.

– Погодь, это которую карлик бородатый унёс? – припомнил Вячко одну из старых сказок Стрелы.

– Да нет, ту звали Умила, она дядьки моего троюродного дочка.

Вячко поглядел на Стрелу с сомнением, точно так же, пожалуй, как и когда услышал эту историю в первый раз. Быличкам Стрелы мало кто верил, но всё равно с охотой слушали, уж больно горячо и увлекательно у него выходило описывать немыслимые чудеса и приключения.

– Твоего дядьки? Родственница твоя, получается?

– Зуб даю! – громче нужного сказал Стрела, за что и получил от Вячко по шапке. – Зуб даю, – повторил он уже шёпотом. – Я сам её встречал, когда мне лет пять было. Она из бороды этого карлика потом носки мужу связала.

– Ну-ну, – Вячко отвернулся, возвращаясь к наблюдению за стоянкой лойтурцев, но краем уха продолжил слушать. – Так что с этой девкой из Терешков?

– Из Колышков, – поправил Стрела. – Звали её Людмила. Хорошая была девка: красивая, словно лебёдушка белая, скромная, как голубица сизокрылая, голос звонкий, что ручей по весне, и работящая к тому же. И каждый парень в Колышках и нашей Дубравке за большую удачу считал взять её в жёны, но была у Людмилы дюже злая мачеха.

– Ясное дело, что злая, – невесело хмыкнул Вячко и натянул шапку на замерзающие уши, вспоминая надменное лицо княгини Фиофано. – И что, мачеха девку со свету сжила?

– Да что ж ты всё торопишься? – возмутился Стрела. – Раз всё лучше меня знаешь, то и рассказывать ничего не буду.

– Давай не ломайся, говори.

Товарищ ещё немного помолчал, но тишины выдержать всё-таки не смог.

– В общем, надумала мачеха падчерицу со свету сжить. Муженёк у неё так себе был, бесхребетный, вот она и велела ему отвезти родную дочь в лес и оставить на лютом морозе волкам и нечисти на съедение. А дело было как раз под ночь солнцеворота, то есть Ночь костров, как это здесь зовётся.

Вячко достал из сумы баклагу с настоем и сделал глоток, сдерживая рвущийся кашель. Стрела обречённо принял баклагу и тоже отпил. Когда они отдышались, то он продолжил:

– Долго ли, коротко, а вывезли Людмилу из Колышков прямо в лес и оставили под самой высокой елью на голом снегу ждать верной смерти.

– А чего она сама домой не пошла? – снова перебил Вячко.

– Так откуда глупой бабе знать, как дорогу найти? – рассердился Стрела, но на этот раз не закричал, а прошипел еле слышно.

Вячко едва сдержал смех. Рассказ Стрелы показался смешным, детским совсем, таким только ребятню малую пугать, но ночь была длинной, холодной, и разговор, пусть и глупый, скрашивал ожидание.

– И вообще, – ворчливо продолжил Стрела. – Людмила была не простой кметкой и с подругами по грибы, по ягоды не ходила. Отец её пусть и тряпка редкостная, а роду боярского, вот и сидела Людмила всю жизнь в светлице, мира почти и не видела.

Мороз крепчал, ворчал, кусал за щёки, а огонь вдалеке манил соблазнительным жаром. Вячко сжимал и разжимал пальцы в рукавицах, опасаясь, что руки потеряют чувствительность, задеревенеют от холода и в случае нападения он не сможет держать не то что лук и стрелы, но даже меч.

– Сидела Людмила под елью – вот прямо как мы с тобой, – ждала верной смерти, а между тем солнце красное спряталось за деревьями, и стало совсем темно. Дрожала бедняжка от страха, и ветер её пронизывал до самых костей. Завывали голодные волки вдалеке…

– А ты откуда знаешь, что волки голодные были?

– Ты можешь, ради Создателя, не перебивать?

Вячко провёл пальцами себе по губам, изображая, будто запер их на замок. Стрела устало покачал головой.

– Так вот. Сидела Людмила, слушала, как волки завывали всё ближе, и вдруг стало совсем тихо. Сидела она тише воды и шевельнуться боялась, как слышит… шаги позади.

Вячко пусть и не испугался рассказа, но всё равно прислушался, не ходил ли кто у них за спиной.

– И спросил её голос могучий и властный: тепло ли тебе, девица? Людмила со страху и сказала, что, мол, да, батюшка, тепло. А голос продолжил: почему не пригласишь к огню, почему не уважишь?

Вячко почти растерял терпение и хотел прямо спросить Стрелу, кто говорил с Людмилой и почему требовал у замерзающей девушки разжечь костёр, когда прямо над его ухом раздался незнакомый сердитый голос:

– Почему не пригласишь к огню? Почему не уважишь?

Вячко задубел от ужаса и даже повернуть головы не посмел, только скосил глаза в сторону, пытаясь что-нибудь разглядеть, а ему на плечо легла тяжёлая рука.

– Почему не пригласишь к огню? – сердито повторил голос.

Первым ожил Стрела. Хотя лицо его вытянулось от страха, он нашёл в себе силы приподняться и с почтением произнести:

– Ночи доброй, дорогой гость. Прости нас, мы не можем разжечь огонь, но готовы предложить тебе согреться вместе с нами и разделить ужин.

Медленно Вячко повернулся и встретился взглядом с невысоким мужичком в лисьей шубе и с надутыми, как у толстого младенца, щеками. Глаза его были скрыты под низко повязанным платком.

– А чего костров не жжёте? – допытывался мужичок. – Али не знаете, какая сегодня ночь?

– Знаем, дорогой гость, знаем, – закивал покорно Стрела. – Но не можем никак зажечь огонь и уважить тебя как положено. Мы выслеживаем душегубов, которые в твоём лесу хозяйничают и непорядок в священную ночь творят, а свет распугает их, и тогда они избегут наказания.

Щекастый надулся ещё сильнее, скривил губы, размышляя.

– Ладно, – махнул он рукой, – давайте своё угощение, а то я с осени одними грибами да орехами питаюсь.

Стрела поспешно полез в свой мешок, а гость присел рядом и повернулся к Вячко. Глаза незнакомца по-прежнему были скрыты, но княжич всё равно почувствовал его тяжёлый взгляд на себе. Как мог он видеть с завязанными глазами?

– И лица у вас неприкрытые, так не положено.

Стрела тут же повыше поднял ворот и шапку опустил на лоб так, что на виду у него остались только глаза. Вячко посмотрел на него в недоумении, но поспешил сделать так же. Пусть Стрела и был болтлив, словно баба, но всегда отличался сообразительностью и зря бы так себя не повёл.

Вячко нашёл в своей суме хлеб, вяленое мясо, сыр и пару луковиц, положил всё на платок, расстеленный расторопным Стрелой. Ночной гость угощение оценил, откусил прямо от ломтя сыра.

– А медовухи у вас нет? – спросил он.

– Только настойка на травах, – ответил Вячко. – Но она противная.

Щекастый не поверил, взял у Вячко баклагу, глотнул и тут же выплюнул в сторону.

– Вот вы паскуды! Ах, тьфу! Да я вас со свету сживу за такую дрянь! В священную ночь… мрази!

Вячко забрал баклагу из его рук.

– Не серчай, дорогой гость, но мы делимся с тобой всем, что у нас есть, другого не имеем. Приходи на следующий год, уважим по-княжески.

Мужичок повернул голову сначала к Стреле, потом к Вячко, хлопнул себя по коленям и с задором выкрикнул на всю округу:

– А приду! Приду на следующий год!

И пропал. Повисла тишина на короткое время. Вячко и Стрела вдохнуть не смели. И вдруг одновременно они схватились за головы. Крик гостя не могли не услышать наёмники.

– Всю засаду сорвал нам, паршивец…

Лойтурцы тоже всполошились от крика, немедленно послали людей проверить округу. Вячко и Стреле долго пришлось скрываться, ходить кругами, путая следы. Посол не должен был узнать ни о преследующих его убийцах, ни о ратиславской охране.

– Так кто это был? – после спросил Вячко у товарища. – Леший вроде зимой спит.

– Аука это был, – пояснил Стрела. – И хорошо, что он. Аука любит пошутить, но повстречайся нам леший, так не сносить нам с тобой головы за то, что не празднуем Ночь костров как полагается. Духи не прощают, если нарушают обычаи. Но Аука, слава Создателю, пожрать любит, да и зимой, наверное, заскучал в своём лесу от одиночества.

Ещё чуть позже Вячко вспомнил, что Стрела так и не закончил свой рассказ.

– А что с Людмилой? – спросил он. – Она тоже встретила Ауку и угостила его?

– Дак не было у неё с собой ничего, – выдавил Стрела. – И встретила она Морозко. Закоченела насмерть.

Наутро они наткнулись на стоянку наёмников. Все они были мертвы и раздеты догола. Кажется, они плясали в хороводе: снег вытоптали по кругу почти до самой земли, и даже после смерти наёмники держались за руки, точно продолжая танец.

Мертвецы улыбались блаженно. Костров минувшей ночью они тоже не жгли.

Ратиславия, Златоборск

– Чудной ты, огонёк, – не сводя с княжича глаз, загадочно улыбалась Неждана. Она смотрелась неказисто в овечьей шубке, вывернутой наизнанку, и с рожками, повязанными поверх пёстрого платка. Вытянутое веснушчатое лицо казалось совсем некрасивым, когда не видно было ярких волос, и только острый нос торчал, то и дело забавно морщась.

– Чудной? – недовольно переспросил Вячко.

– Такой угрюмый и задумчивый всё время, а как заговорит с тобой кто, так сразу улыбаешься, бодришься и весь из себя… княжич. Отвернётся человек, и ты снова мрачнее тучи.

– Ты не за мной смотри, а за собой, – огрызнулся Вячко. – И вовсе я не угрюмый.

– Угрюмый-угрюмый. Но если маску наденешь, то никто ничего и не заметит, – подсказала Неждана и сама надвинула на лицо берестяную маску козы, пряча за ней обиду. – Жаль только, что всегда её носить нельзя.

Вячко повертел в руках маску оленя, которую заставил его захватить с собой дядька. В остальном Вячко остался самим собой, да и ни к чему было рядиться, если каждый мог узнать княжича по одной только походке.

Костры в Златоборске горели ярко. Городские ворота закрыли, за ними было темно и тихо, а посад гудел, распаляясь медленно, но жарко. Столичный народ почти позабыл древний праздник и привык страшиться Ночи костров, проводить её в молитвах и остерегаться незнакомцев, прячущих лица, но Снежный князь нарушил сложившийся обычай, вернул в Златоборск яркие огни. По-разному встретили его решение. Больше всех возмутились служители Создателя. Пресветлый Отец и вовсе пригрозил, что покинет столицу, если хотя бы один костёр зажгут в её стенах. Часть бояр встала на его сторону.

– А с чего мы вообще подчиняемся Ярополку? – возмутился на совете боярин Торчин. – Разве не жена Великого князя должна быть его наместницей на время войны? Так почему мы должны слушаться язычника?

Ярополк велел посадить Торчина в острог, если тот ещё раз скажет слово против него, и напомнил, что язычником тот назвал потомка Константина-каменолома.

Костры всё равно зажгли вокруг города в ночь солнцеворота. И дудочки, и свирели, и барабаны, и трещотки задорно заиграли на берегах двух рек.

Всё вокруг сверкало яркими красками платков, огненных всполохов и разноцветных масок. В ушах звенело от смеха и гогота.

Вячко прошёлся по берегу, наблюдая за гулянием. В толпе мелькнула Неждана. Она держалась напряжённо. Большой город, кажется, пугал её, как пугала и лихая пляска вокруг костра, и горящие колёса, которые гнали по улице ряженые парни, изображавшие духов Нави.

Пышнотелая девушка в маске коровы подскочила к Вячко, поклонилась чуть ли не до самой земли и протянула миску с пирогами.

– Добро пожаловать, гость дорогой, – проговорила она скороговоркой. – Уважь нас, погрейся у огня, прими угощение.

Вячко легко поклонился в ответ, взял один пирог и приподнял маску, чтобы расцеловать девушку в благодарность. Она смущённо захихикала.

У костра собрались в основном молодые, несватанные девки и юноши. Напротив Вячко шептался с девицей скренорский воин. Пусть он тоже надел маску, да только оружие на его поясе и покрой одежды выдавали в нём северянина. Некогда ратиславцы и скренорцы молились одним богам. Кто-то даже верил, что сам князь Вышеслав был родом с островов. Удивительно, но в эту ночь почти забытое прошлое вдруг послужило на благо. Впервые со дня, когда скренорцы прибыли в Златоборск, между ними и местными жителями наступил лад.

По всему берегу пылали костры, и у каждого веселился народ. Немногие остались дома, даже тех, кто не сразу осмелился выйти, выманили на улицу запахи еды и весёлый смех. Почти каждый род, большой и малый, разжёг свой огонь, выставил угощения, кто на что был богат. У костра, к которому подошёл княжич, подавали пироги, пиво и сало с хлебом. У следующего костра угощали медовухой, жареными курами и соленьями. Лучше всех потчевали те бояре, что старались поддержать Ярополка, и сами князья.

Доедая пирожок, Вячко осматривал улицу. В маске разглядеть что-либо было трудно, и княжич злился, что нельзя её снять. Ему вдруг вспомнилась прошлогодняя засада, и он пожалел, что рядом с ним теперь не было Стрелы. Тот нашёл бы способ быстро развеселить княжича.

Во рту пересохло, захотелось пить. Девушка, которая привела его к костру, подала Вячко большой кубок с вином. Кубок был серебряным, украшенным драгоценными каменьями. Вячко мог поклясться, что кубок этот был едва ли не самым дорогим предметом в семье девушки. В Ночь костров никто не боялся быть обкраденным, а вот не уважить духов опасались и потому предлагали всё самое лучшее.

Недалеко звонко заиграла свирель. Кудрявый парень, стоявший рядом с Вячко, узнал мотив и громко запел о снежной ночи и жарких кострах, о плясках до зари и о красном солнышке, что развеет тьму.

– Потанцуй со мной, кня… гость дорогой, – всё та же девушка взяла Вячко за руку и потянула в сторону мигом собравшегося хоровода.

Глупо было противиться, да и грубо. Вячко позволил увести себя к остальным, крепко схватил девушку правой рукой, а левой незнакомого парня, и вот они понеслись в пляске вокруг огня.

Грохотали барабаны вдалеке, визжали радостно девки, смеялись раскатисто парни, и костры горели ярко. Сделалось так жарко, будто посреди зимы наступило лето.

Не разобрать было рож и морд на деревянных масках, пока кружил хоровод. Всё слилось в одно, всё запылало весельем. Разгулялся Златоборск, как если бы не было войны на пороге, как если бы не ушли мужья и сыновья с Великим князем в поход, как если бы не наводнили столицу чужаки. Да и последних уже не отличить было в Ночь костров. Они все стали похожи друг на друга, все одинаково пьяны, беззаботны и счастливы.

Сверкнул в стороне знакомый цветастый платок, и Вячко обернулся. Неждана вынырнула с другой стороны, втиснулась между ним и пышногрудой девицей, несмотря на недовольные возгласы последней. Они пролетели вместе ещё несколько кругов. Вячко смотрел на подпрыгивающую в пляске рыжую косу, на козлиные рожки, на всполохи огня.

Распался хоровод, раздробился на десяток пар. Неждана не выпустила руки Вячко.

Они остановились, замерли друг напротив друга. Парочки в танце толкали их локтями, хохотали, повизгивали от возбуждения. Но Вячко и Неждана не шевелились.

Волосы упали на потный лоб княжича, и он убрал прядь, тяжело дыша и не сводя глаз с девушки.

Козья морда смотрела на него, и за маской нельзя было ничего прочитать в глазах. Вячко чуть наклонил голову и заметил, что Неждана протягивала ему вторую руку.

– Что? – спросил он.

– Я не знаю, как плясать по-вашему, огонёк, – послышался приглушённый голос. – Научишь?

Приглашение застало его врасплох. Понимала ли ведьма с болот, зачем девушки звали парней танцевать? Знала ли, чем заканчивались обычно ночи возле костров?

Вячко так и стоял, не зная, как поступить, когда прямо ему на ухо прошептали:

– Почему не пригласишь к огню? Почему не уважишь?

Позади оказался низенький пузатый мужичок, лицо которого скрывала сухая жёлтая трава, свисавшая с кожаного очелья на лбу. Незнакомец выглядел подозрительно знакомо. Вячко нахмурился.

– Али не помнишь, что обещал угостить меня по-княжески?

– Дорогой гость, – вырвалось у Вячко. – Конечно, добро пожаловать к моему костру. Идём!

Позабыв тут же про Неждану, княжич повёл Ауку к Священной роще, где собрались его товарищи. К их костру тянулись незамужние девушки, мечтавшие встретить холостых дружинников князя, и молодые парни, охочие до щедрых угощений. Люди Вячко разливали вино и пиво, жарили кабана и готовили рыбу, выловленную из проруби ранее утром.

Аука довольно напевал что-то себе под нос. В гомоне голосов и музыки было не разобрать слов, как Вячко ни прислушивался.

Сказания предков не лгали: духи приходили к кострам людей, танцевали и пели вместе с ними. Празднование вдруг заиграло новыми красками. Вячко осмотрелся по сторонам, пытаясь угадать, кто был человеком, а кто созданием Нави. Но вряд ли он мог сказать наверняка: его гостя нельзя было отличить от обычных людей. В Ночь костров всё выглядело иначе.

Оказавшись у княжеского костра, Вячко велел подать лучший кусок мяса, солений и побольше ауфовоского вина. Он усадил духа на лавку поближе к огню, сам сел рядом, принимая угощение от вдовы Деяна.

Аука от вина отказался, взял себе кружку пива. Ел он молча, довольно урча и крутя головой по сторонам. В тенях, там, куда едва долетали искры костра, стояла Неждана, наблюдала за ними. Вячко махнул ей рукой, чтобы не переживала. Верно, она не доверяла духам после всего, что случилось с её народом.

– А чего не сплясал с белой девкой? – спросил вдруг Аука.

Вячко не сразу догадался, что дух говорил о Неждане.

– Не знаю, растерялся, наверное. Почему ты назвал её белой? Волосы у неё рыжие, да и вообще спрятаны под платком.

Аука захихикал, раздвинул занавес из жухлой травы, чтобы положить в рот кусок мяса.

– От меня-то не скроешь такое, – сказал он. – Волосы у неё белее снега, а глаза как молоко. И дух в ней нездешний. Не люблю я чужаков…

– Но лойтурцев ты тогда спас от наёмников, – припомнил Вячко. – Спасибо тебе за это.

– Больше чужаков я не люблю только тех, кто в моём лесу наводит беспорядок. Это позволено только мне, – Аука сорвался на безудержный полоумный смех и, отпивая из кружки, закашлялся. На Вячко брызнуло пиво, ещё сильнее запахло хмелем.

Ел Аука жадно, как если бы голодал до этого несколько дней. А пил вдвое больше Вячко, вдова Деяна едва успевала подливать Ауке, и вскоре княжич забрал из её рук кувшин и сам стал ухаживать за гостем.

Когда дух наконец насытился, то утёр рукой жирный рот и вздохнул довольно.

– Неплохо у тебя кормят, не соврал, – сказал он. – Передай брату своему, что мы его отблагодарим. За весь праздник отблагодарим так, как он и мечтать не смел.

– Это как же? – внутри у Вячко всё заледенело от предвкушения. Духи коварны, но щедры к тем, кто им по нраву.

– Приведём её… да-да, приведём. Мне так и велели передать. Мы исполним его желание.

Аука захихикал ещё безудержнее прежнего и сорвался на громкий хохот, засмеялся от всей души, ахая, охая, повизгивая и даже похрюкивая. Пузатый живот затрясся от хохота. И люди, пожалуй, поглядели бы на них в изумлении, но в эту ночь все были безумны, все потеряли голову от жара костров.

Вячко захотелось схватить Ауку за ворот и потрясти со всей дури, чтобы вырвать из него этот смех, но дух вдруг сам замолчал. Так резко, как будто из него выбили воздух одним ударом.

– А тебе, княжич, лучше уходить, – вдруг сказал он. – За тобой пришёл меченый. И за братом твоим. И за отцом. Тут уж вы сами.

– О чём ты?

Аука показал куда-то за плечо Вячко. Позади веселилась толпа, ничего нельзя было разобрать, никого выделить из танцующих. Но даже от берега реки, из самой низины было видно жаркий костёр Снежного князя, что горел на высоком холме.

Когда Вячко посмотрел назад, Ауки уже и след простыл. Показалось на мгновение, что он плясал вдалеке с девками, но в толпе никого было не узнать.

– Что случилось? – рядом тут же оказалась Неждана.

Вячко посмотрел на неё недовольно. Больно она стала навязчива, следовала за ним везде, всё выпытывала и расспрашивала.

– Не знаю ещё, – произнёс он угрюмо.

Быть может, зря он её подозревал в недобром? Ведьме с болот нелегко приходилось в ратиславской столице, люди и их обычаи были ей чужими и незнакомыми. Но в эту безумную ночь Вячко предпочёл быть осторожнее и держаться подальше от неё.

– Оставайся тут, веселись. Мне нужно сходить кое-куда. Одному.

Неждана стояла на месте, склонив голову набок.

– Ты, огонёк, меня боишься, – произнесла она. – А зря. Я не враг тебе.

На болотах Вячко был у неё в руках, но не в Златоборске. И повелевать теперь было в его власти.

– Синир! – позвал Вячко.