Измена. В его власти

Софи Вирго

Измена. В его власти

Пролог

– Мирон? Ты что тут делаешь? – с удивлением смотрю на мужа и не понимаю, что он здесь забыл.

Он ведь сам от меня отказался. Сам заставил подписать документы о разводе, ведь у него есть беременная любовница. Разве они не должны переделывать детскую, ведь у меня совершенно нет вкуса, и комната смотрится убожеской, или как там говорила эта Агата.

– Приехал за тобой, – оттолкнувшись от капота машины, идет ко мне походкой хозяина жизни. – Малыш, пора прекращать эти бегалки. По и ладно. Пора возвращаться домой, – и выбившуюся из прически прядку на палец наматывает.

Раньше мне это нравилось, а сейчас раздражает, ведь так он делал не только мне, но и ей.

– Ты сейчас серьезно? Куда ты предлагаешь мне вернуться? Туда, где твоя любовница делает ремонт в детской, потому что у меня ужасный вкус? Ты не в себе. Уходи, я не хочу слушать этот бред, – отмахиваюсь от него, хочу обойти, но муж упрямо преграждает путь, хватает за плечи, в желании остановить.

Только во мне все кипит от злости и непонимания. Но ему на это все равно. Он смотрит на меня так снисходительно, что душу наизнанку выворачивает. Так смотрят на неразумных детей, которые считают себя умнее взрослых. И вот, чтобы доказать свою взрослую правоту, родители дают малышу ошибиться, а потом награждают вот таким вот красноречивым взглядом.

Но я не ребенок. Третьей никогда не буду. Мне нужен мой муж, мой мужчина. Он меня променял. И как бы мне не хотелось вернуться в теплый мирок, под его крылышко, ведь хорошего между нами было куда больше, чем плохого, мне некуда вернуться.

– Ее больше нет. Агаты больше не будет в нашей жизни, – совершенно спокойно говорит, а во мне все обрывается. – Не устраивай истерику на пустом месте. Оступился. С кем не бывает? Какой бы еще мужик не оступился, если бы его жена не могла забеременеть три раза с ЭКО?

– Ты еще меня обвиняешь в этом? От меня ничего не зави… Подожди. Ты сказал три раза. Но у нас было четыре ЭКО. Ты, что.

– Да, я знаю, малыш. У нас все получилось. И поверь, тебе лучше не знать, как я на тебя сейчас зол. Эту радостную новость я должен был узнать от тебя. От тебя, понимаешь? А не случайно увидев письмо из клиники, где расписана инструкция на первый триместр, что, как и когда принимать, делать и так далее. Я не буду спрашивать почему ты решила скрыть от меня ребенка.

– Да правда, почему? Мы же в разводе. Все. Уходи, Мирон, – скидываю с плеч его руки, но не на долго.

И шага сделать не успеваю, как он клещом в меня впивается и толкает к машине.

– Нет никакого развода. Ясно тебе? Я порвал те документы. И ребенка у меня ни от кого, кроме тебя не будет. Мы семья. Точка. Забудь про это недоразумение.

– Недоразумение?

– Да. И сейчас ты молча идешь к подруге, и собираешь вещи. Хотя, нет, лучше это сделаю я, а ты пока посидишь в машине. А то настропалит эта мегера против меня. Итак уже настропалила, что горя хапну, чувствую. Сиди смирно и жди. Мы семья, Алёна. Ничто и никто это не изменит.

Я даже пикнуть не успеваю, как бывший муж, а может, и не бывший, заталкивает меня в машину, пока я в шоке, и скрывается за дверью подъезда.

Глава 1

Алёна

– Ну, что же вы, Алёна Андреевна, мы ведь с вами не в первый раз делаем ЭКО. Задержались вы с визитом. Не хорошо. Как маленькую, вас вызваниваю, – недовольно говорит Светлана Леонидовна, заполняя бумаги.

Чувствую себя нашкодившим ребенком, но как объяснить женщине, что в четвертый раз услышать, что эмбрион не прижился, страшно? Каждый раз одно и то же. Две недели радостного ожидания, ложные признаки наступления беременности, а потом оглушающие слова: «Попытка не удалась. Не отчаивайтесь. Не у всех пар получается с первого раза».

Я очень устала слышать эти слова и начинать все по новой. Поэтому и не пошла на прием две недели назад в положенную дату. Снова ложная симптоматика, как мне казалось, ложная, тяготила душу.

– Я уже думала вашему мужу, звонить несмотря на вашу просьбу.

Да, после первых двух попыток я попросила не тревожить Мирона. Лучше самой ему сказать в пятницу вечером, чем слышать упреки, что после звонка врача, он не может нормально работать. За выходные он обычно успевает свое горе от неудачной попытки утопить с друзьями. Не со мной.

Я переживаю это в одиночестве. И честно, думала, что пора подумать об усыновлении. Мы мучали друг друга безуспешными попытками ЭКО. Даже отдалились друг от друга, ведь для мужа это как удар ниже пояса, что жена ходит в клинику, в то время, как у его друзей уже планы на второго ребенка.

Но почему-то Мир думает, что больно только ему, ведь я прячу от него свои слезы и переживания, стараюсь быть сильной и говорю ему, что значит рано, придет наше время.

И, кажется, кто-то там наверху услышал мои молитвы, потому что на календаре не появился очередной красный флаг. Выждала время и наконец-то сама позвонила врачу, чтобы назначить дату приема.

– Простите, я перестала надеяться, но кажется в этот раз все получилось, – с надеждой говорю ей, и она наконец отрывает взгляд от бумаг.

– Да? – с удивлением говорит, чем вызывает мое недоумение, но стараюсь прогнать дурное предчувствие, резанувшее душу. – Ну, проходите, сейчас посмотрим.

Пока репродуктолог заканчивает заполнять бумаги, я забираюсь на кресло, от которого уже потряхивает мелкой дрожью и жду ее, надеясь на положительный результат. И через десять минут, когда осмотр закончен, а врач с характерным звуком снимает перчатки, говорит самые долгожданные слова в жизни, мне кажется, что выпадаю из реальности.

– Да, шанс беременности велик. Сейчас сдадите анализы и через пару часов мы будем точно уверены, что все получилось. Одевайтесь. Надо же.

Последние слова она произносит себе под нос, но я все равно цепляюсь за них. Неужели даже она не верила в успешность процедуры? Тогда это чудо! Самое настоящее чудо.

Выйдя из-за ширмы, забираю бумаги, сдаю кровь и жду результатов. Все равно взяла на работе день без содержания. Голова с утра чумная от предвкушения радостной новости. Вот муж обрадуется, когда покажу ему заключение под нос.

Теперь он сможет хвастаться пинками сына в моем животе, когда малыш начнет реагировать на его голос. Потом первыми словами, шагами. Наша жизнь наконец заиграет яркими красками. Теми, какими мы хотим уже пять лет брака.

С трудом дожидаюсь результатов анализов, и когда они подтверждают беременность, я счастливая и с новыми наставлениями выхожу из клиники, и забежав в кондитерскую за тортиком, возвращаюсь домой. У меня даже в кончиках пальцев покалывает от нетерпения поделиться счастьем с любимым человеком вот прямо сейчас, по телефону. Но нельзя. Хочу видеть его глаза, когда услышит. Хочу на себе ощутить его радость.

Ловко паркуюсь у дома и поднимаюсь по лестнице на восьмой этаж, потому что сегодня лифт на ремонте до пяти вечера. И пес с ним. Я парю по воздуху, потому что сегодня самый счастливый день в моей жизни. Даже бабуль у подъезда нет, которые обычно умудряются задеть едкими словечками. Все на моей стороне.

Открываю дверь да так и застываю на мгновение. Чемодан? Прохожу в квартиру, закрывая за собой дверь и замечаю чужие женские туфли на высокой шпильке. Не понимаю ничего. Что происходит? А потом до слуха долетают голоса, один из которых узнаю безошибочно, а второй мне смутно знаком.

– Ну, пупсик, мне не нравится Герман. Это не модно, – женский голосок полон капризов, которые так ненавидит муж, но почему-то сейчас я слышу его грудной смех.

Так он смеется, когда ему искренне что-то нравится и умиляет.

– Ахаха… А как тогда? Твои иностранные еще хуже. Не Тимофей же предлагаю. Павел или Александр Миронович тогда давай, – муж предлагает женщине имена, а мне в грудь словно что-то острое вонзили.

Дышать становится трудно. Пытаюсь оттянуть и без того глубокий вырез платья, чтобы прогнать чувство удушья, но не помогает. Меня обдает волной жара, пульс стучит в ушах от понимания, эти двое сейчас выбирают имя ребенку.

ИХ ребенку.

Ноги сами несут меня к спальне, откуда раздаются голоса. Любовники продолжают свой разговор, медленно разрушая мой мир, мою жизнь. А счастье ведь было так близко.

– Тогда уж лучше Денис. Хотя бы дерзко звучит, – открываю дверь и застываю на месте.

Мирон нежно гладит голый, слегка округлый женский животик. Они смотрят на меня без страха. Они меня ждали. Им совершенно плевать, что я застала их обнаженными в супружеской спальне. В НАШЕЙ с Мироном спальне.

В глазах коллеги мужа, которая давала мне советы, как сохранить любовь на былом уровне на каждом корпоративе, чтобы его никто не увел, читается триумф.

«Ну, что, съела? Я же говорила, уведут, если будешь такой, какой он хочет. Теперь он мой, а ты – никто»

Вот что в ее глазах. Муж целует ее в щеку и шепчет что-то на ушко, отчего на ее лице расцветает еще более самодовольная улыба.

– Ты вовремя, Алён, – с легким пренебрежением говорит муж, поднимаясь с постели и не стесняясь собственной наготы, выволакивает меня в коридор, больно схватив за плечо.

Я плетусь за ним, не веря в происходящее. Нет. Я просто уснула на светофоре и мне снится самый страшный кошмар. Это нереально. Этого просто не может быть.

– Вот. Подписывай на каждой странице, – остановившись около комода в прихожей, дает в руки бумаги и ручку.

Перед глазами все плывет. Смотрю на листы, и ничего не вижу. Руки дрожат, потому что мне страшно от происходящего. Сегодня ведь самый счастливый день в нашей жизни. За что, Господи?

– Мирон… – шепчу, потому что на большее не способна.

– Что, Мирон? Подписывай говорю, – сам кладет бумаги на комод и, впихнув ручку в мои пальцы, подносит руку к нужному месту.

– Что это?

– Это документы на развод, Алён. Все, надоело. У меня есть семья, а пустоцвет, позорящий мое имя, мне не нужен.

– Мирон, но я… но мы ведь, – на глаза наворачиваются слезы и голос дрожит.

Мне бы дать ему пощечину со всей силы, так, чтобы ладошка загорелась. Крикнуть, какой он негодяй и подлец. Но вместо этого, смотрю на того, с кем мы клялись друг другу в вечной любви, быть вместе и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, и понимаю, он все для себя решил.

– Ставь подписи и убирайся отсюда, Алён. Не трепи мне нервы. Вот уже где мне твои жалостливые глазки и истерики на пустом месте, – показывает ладонью поперек шеи, и слезы все же текут из глаз.

Вот что для него наша семья – мои истерики.

– Машину можешь себе оставить. Все. Давай без слез и соплей. Будь взрослой и умной девочкой. Уйди гордо.

– Милый, а как тебе Давид? Нашему сыну должно подойти. Давид Миронович Ластов, – из спальни, укутанная в легкое одеяло, выходит женщина.

– Агат, котенок, иди в кровать. Сейчас выберем. Я только хлам выброшу из жизни и вернусь, – говорит он ей, окончательно втаптывая меня в грязь.

Я хлам, наш малыш тоже. Ненавижу. Если не хотел, зачем согласился на очередное ЭКО? У Агаты уже вон какой животик, мог бы давно честно сказать, что другую завел. Но нет, сам же толкал меня на очередную процедуру. А теперь я пустоцвет и хлам.

– Алёна, вы поторопитесь, пожалуйста, – елейным голосом тянет русоволосая девушка с модным каре. – Мы еще за кроваткой сегодня хотели съездить. И детскую надо переделать успеть, а то какая-то безвкусица у вас тут. Тоска накатывает, а малышу это вредно, милый, – последнее говорит уже не мне, но я понимаю, куда она метила.

И попала точно в цель. Девушка прошлась по мне танком и гордится этим. Ничего, отольются ей мои слезы еще. Впечатываю в грудь мужа коробку с тортом, который чудом удержали задеревеневшие пальцы и ставлю размашистую подпись в нужных местах.

– Подавитесь и будьте счастливы. Ненавижу тебя, Мирон. Трус и подлец, такой же, как и твоя девка. Вы друг друга стоите. Совет да любовь! – отшвырнув ручку, выплевываю в его сторону, вместе со всей злостью и обидой.

Можно устроить истерику, закатить громкий скандал, привлекая внимание соседей, но стоит ли? Саму себя позорить? Таких, как Мир, ничего не прошибет, и даже хорошо, что он не знает о малыше. Пусть живет со своей алчной куклой, а мы с малышом будем счастливы вдвоем.

Толкаю, теперь уже бывшего мужа в грудь, и, схватив большой чемодан, выхожу из квартиры. Вот сейчас я жалею, что лифт не работает. Больше нет той легкости в ногах, их словно в свинец окунули. С трудом спускаюсь на пару этажей, пересекаясь с молодым соседом, который помогает мне спустить чемодан, за что я ему безмерно благодарна.

Вот так рушатся пять лет брака, три из которых мы делаем ЭКО.

Сажусь в машину и еду куда глаза глядят, на немыслимом автомате. Просто кручу руль и жму на педали. В какой-то момент паркуюсь у небольшого уютного ресторанчика, в которым мы любили иногда бывать. Горько усмехаюсь, ведь именно здесь мы вскрыли конверт с результатами анализов и узнали о нашей несовместимости. В тот день закончились наши счастливые денечки, и почему-то мозг привел мня сегодня в ту же самую точку.

Надо было тогда остановиться, расстаться и искать счастье с другими. Но ведь Мир сам сказал, что мы справимся, и это не повод рушить семью, ведь наши чувства куда важнее. Не знаю, врал он тогда, или уже умело притворялся, ведь ему тогда предложили должность начальника экономической дирекции. А туда вход был негласно строго для семейных людей, и, в отличие от конкурента, у мужа была семья, пусть и без детей.

Я уже ни в чем не уверена. Ни в семье, ни в любви, ни в счастье. Ни в чем.

Машинально заказываю мятный чай и корзинку сахарных печенек, чтобы подсластить горечь от пережитого, и утопаю в собственных мыслях вновь. Прокручиваю в голове все с того злополучного дня и не понимаю, как могла просмотреть, что семьи больше нет.

На работе муж не задерживался больше и чаще чем обычно, в командировки не мотался вообще, на выходных его не вызывали. Может, и не так давно у него все закрутилось с этой Агатой? Нет, Алёна, не смей его оправдывать! Он, как трус, пошел налево искать утешение с другой девкой, вместо того, чтобы поддерживать тебя, быть тем самым сильным плечом по жизни.

Это мне надо выкинуть мусор из жизни. Мне, не ему. И как же хочется, чтобы во мне жила маленькая девочка, ведь с ней будет проще.

– Так вот ты какая, Алёнушка, – напротив садится мужчина, пугающий одним своим видом, но что-то привлекательное есть в его опасности. – Ну, здравствуй, воровка.

Глава 2

Радмир

– В смысле, вы использовали мой материал? – не ору, тихо спрашиваю у заведующей отделением репрудоктологии.

Но мужчина верно понимает мой тон. В его глазах так и читается: «Лучше бы орал». И он совершенно прав. Когда я в тихом бешенстве, головы летят в немыслимом количестве. Каждый причастный к афере поплатится за то, что решил сыграть со мной в грязные игры.

Послушал Зарину на свою голову, поумилялся на карапуза Дамира. Ашш. Тридцать третий год, пора подумать о наследниках. Ну-ну. Задумался. Выбрал сурогатное материнство, и, не найдя за полгода нормальную кандидатку, от которой меня не воротит, решил свернуть лавочку и изъять материал. Угу.

Сюрприз.

Изымать нечего! Эти остолопы использовали все до последнего головастика, чтобы какая-то дура сейчас носилась по городу со счастливой улыбочкой. А может, даже ожидая, когда я приду за своим наследником, и это все тщательно спланированная афера.

Ох, лучше бы это я ошибся. Если это спланировано с целью наживы, мне будет плевать на все, на аборт пойдет. В ту же секунду, как увижу.

– Это ошибка какая-то. Мы сделали все, чтобы ваш материал никто не тронул, но, возможно, кто-то из новеньких что-то напутал. Мы все исправим, – блеет заведующий, и мне становится тошно от его голоса.

Ошибся, будь добр нести ответ за это. Это твое отделение, твой механизм, и, если хоть один винтик выходит из строя, его надо менять, а не носиться, делая ремонт.

– Как исправишь? В обратном направлении ЭКО сделаешь?

– Н-нет. Но мы… Мы найдем девушку. Ребенка не будет. Не волнуйтесь. Мы все уладим. Предложим той семье компенсацию. Еще ЭКО им сделаем за свой счет. Да и вообще не факт, что эмбрион прижился.

От его слов меня корёжит. Одно дело – самому так думать, а другое дело, когда этот боров таким образом распоряжается чьей-то судьбой, когда еще я не решил, что делать с женщиной. Если хоть немного нормальная, родить, возможно, дам, заберу ребенка, а она пусть как хочет дальше живет.

Но это буду решать я! Я! А не вот эта туша.

– Документы. Мне нужны все документы на ту, кому подселили моего ребенка. У вас полчаса, – постукиваю пальцами по столу, чем довожу его до полуобморочного состояния. – Если передо мной не появится нужная папка, я всю клинику по кирпичику разберу. Ясно?

И смотрю прямо в его глаза. Он нервно сглатывает и вылетает из собственного кабинета.

Устало откидываюсь на спинку кожаного стула и думаю, на кой леший я вообще решил равняться на других в плане ребенка? Вон, Амир пока не спешит делать ребенка со своей фиктивной невестушкой. Собачатся только, выясняют отношения. Тихая-то она тихая у него, но как вожжа под хвост попадет, так сразу забывает, что у них все было четко оговорено.

А я решил пойти еще более интересным путем. Ребенок от сурмамы, а не от той, что не будет хотя бы бесить.

Зарина: «Ну, что, все получилось?»

Смахиваю сообщение и блокирую телефон. Боится за свой косяк. Сама же клинику и нашла, а тут такая оказия. Могу ведь и с нее спросить, если под руку попадется. Но я так от этого устал, что сам не знаю, кого и какое наказание ждет. Еще и в делах проблемы. Как же не вовремя все это.

– Вот, вот, – запыхавшись, заведующий влетает в кабинет, размахивая папкой. – Вот ее карточка. Мы не знаем, как так получилось. Сотрудница в отпуске за границей. Не можем прямо сейчас вызвать. Она даже телефон не берет. Вот.

Протягивает мне документы, и я сразу цепляюсь за фотографию девушки. Молодая, блондинка, не в моем вкусе. И эта девка стала матерью моего ребенка? Вот же…

Ладно.

Фотографирую первую страницу и скидываю своему безопаснику. Можно было бы и Дамиру, но Хасанов начнет задавать лишние вопросы.

– Документы на сотрудников сбросьте на эту почту, – и бросаю ему свою визитку. – И молитесь, чтобы эти двое были не в сговоре и была допущена ошибка. В противном случае.

А что будет – недоговариваю. Самое страшное наказание для таких людей – неизвестность. Такой трясущийся боров сам себя изведет до моего вмешательства.

Выхожу из клиники с тяжелым сердцем. Сделал ребеночка максимально подконтрольным способом, блин. Лучше бы девку какую выловил и в доме запер, пока не родит. Вернее было бы. Сажусь в машину и жду. День итак насмарку, никуда не хочу. Надо клушу скорее найти с ангельской внешностью и милым именем Алёна.

Не знаю сколько сижу в салоне, листая ее медицинскую карту, вернее ее копию. Мне кажется, запомнил все до запятой, что там написано корявым почерком, но, когда на телефон приходит сообщение, вздрагиваю.

Рашид Фахаров: «Геолокация. Объект в движении»

Ну, что же, Алёна Андреевна, пора познакомиться и забрать моего ребенка себе, а вы с муженьком пытайтесь дальше.

Алёна

– Готова? – спрашивает, а у меня в голове происходит замыкание.

О чем говорит этот человек? Какая воровка? Даже головой кручу по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то, к кому он мог обратиться, но не нахожу. Почти весь ресторан пустует, что неудивительно, ведь в обед мало кто придет в подобное заведение.

– Простите, это вы мне? – осторожно уточняю у него, потому что от брюнета с зелеными глазами веет опасностью.

Широкие скулы, прямой нос с легкой кривинкой, словно ему его ломали, острый взгляд, широкие плечи и литые мышцы, которые не скрывает даже костюм. Интересный мужчина, и почему-то я рассматриваю его с интересом, хотя должна бояться, ведь в целом он напоминает бандита.

– Ты видишь здесь еще кого-то?

– Н-нет, – заикаясь, отвечаю ему, потому что тон, которым он со мной разговаривает, не предвещает ничего хорошего.

– Не включай дурочку, Алёна. Сколько и кому ты заплатила, чтобы украсть у меня ребенка? – даже подается вперед, чем пугает.

– Вы не в себе. Совсем с ума сошли? Какого ребенка? Какое похищение? Проспитесь лучше. Не желаю это слушать, – хватаю сумочку, что лежит рядом на мягком диванчике, и зависаю от резкого удара по столу.

– Сидеть! – басит так, что половина ресторана вздрагивает, а от его стука чашка с чаем звякает на блюдце.

Надо же, я и не заметила, когда мне его принесли. Вот это ушла в свои мысли.

– Еще раз. Кому и сколько ты заплатила, чтобы тебе подсадили моего ребенка?

Смотрю на него с выпученными глазами и думаю, мог ли такой дядька сбежать из психушки? По одежде – нет, но по поведению – да. От мужчины веет властью, силой, деньгами. И поэтому смешно слышать подобный вопрос.

– Вы бредите, или перепутали меня с кем-то. Я с вами не знакома. Пожалуйста, не пугайте меня и отпустите. Тут же понятно все. Вы просто обознались. Ничего страшного, с кем не бывает, – под конец мой голос потухает, потому что человек напротив уверен в своих обвинениях.

Ему не нужны никакие другие Алёны. Он пришел к конкретной. Но почему я? Мы с мужем использовали собственные материалы. Готовились долгое время, сдавали все. Мы были категорически против, чтобы ребенок был не наш.

– Значит так, девочка. Советую быстро поумнеть. Не знаю, что за аферу ты решила провернуть, причастен ли к этому твой муж, но у вас ничего не выйдет. Не того человека жертвой своих афер решила сделать. Сейчас ты поднимешь свою пятую точку, и пойдешь со мной. Через восемь месяцев родишь и свободна, – и отмахивается от меня, как от надоедливой мухи.

Что он только что сказал? У него белая горячка, мания преследования и тараканы отжигают дикие танцы, а я своего выстраданного малыша должна отдать проходимцу? Да не будет этого никогда.

Инстинктивно прикрываю еще плоский животик руками, готовая рвать глотку большому и сильному мужику, и неважно, что я, как ребенок, рядом с ним. Я будущая мамочка, а это еще хуже кошки в бешенстве. Тормоза слетают, предохранители горят. Никому и никогда не отдам моего малыша.

– Да идите вы к черту, псих с замашками тирана-самодура! – резко встаю, разливая чай, брызги которого попадают на дорогой костюм сумасшедшего. – Это мой ребенок, и какой-то левый тип не смеет заявлять на него права, когда не участвовал в зачатии. Ясно вам? Приблизитесь ко мне, я на вас заявлю и вас посадят, – кричу, смотря прямо в его глаза.

И только сейчас понимаю, что сотворила. Я психу бросила вызов. Он же меня сейчас в узелок скрутит и глазом не моргнет. Мамочки. Бежать. Бежать надо. Срочно.

И если я сейчас обливаюсь потом от страха, коленки дрожат, то мужчина напротив явно чувствует себя хозяином жизни. Так настроение жужжащая мошка только портит. К нам подбегает официантка, вытирает стол от чая, пока псих лениво стряхивает с пиджака капли.

Не слышу этих двоих. Мне страшно. Такое напускное спокойствие собеседника пугает намного сильнее, если бы он орал на меня благим русским, ну, вы поняли, чем. Бежать надо, пока он занят, но ноги к полу приросли, пошевелиться не могу.

– Сядь, – едва девушка отходит от столика, как он отдает команду, и меня словно подкашивает.

Плюхаюсь на обивку дивана и с ужасом жду, что сейчас будет. Пробегаюсь по нему взглядом, оценивая финансовую состоятельность, и понимаю, что он очень богат. И это вводит в еще больший ступор. Зачем ему мой малыш? Какую игру он затеял?

– Чего вы от меня хотите? – стараюсь говорить ровно, но голос все равно предательски дрожит.

Ухмылка в его глазах убивает. Нет. Он явно псих. Маньяк.

– Я хочу своего ребенка. Уже сказал. Я не люблю повторять дважды, Алёна. Но да ладно, спишем на то, что ты блондинка, вы все недалекие, – он совсем, что ли? – М-да, материал, конечно, моему сыну достался. Посмотрим, стоит ли вообще сохранять, – и пальцами постукивает.

Знаете, вот как делают, один за другим, очередью такой.

Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре.

И после третьего круга мои тормоза резко пропадают. Что он там сказал?

– Вы кто такой? Вершитель судеб? Появились тут, весь из себя важный, хвост распушили, еще и угрожаете, что на аборт пошлете.

– Какая догадливая. Не все потеряно, оказывается, – усмехается, снова постукивая по столу, на этот раз уже одним пальцем, чем нервирует меня еще больше.

– Знаете, что? Можете тут глумиться сколько хотите, поливать меня грязью, поднимать свою самооценку за счет того, что с заведомо слабым противником связались.

– Ты мне не противник. Ты в моей власти. Как Я скажу, ТАК и будет, – не повышает голос, все ровно и спокойно, в то время как меня штормит.