Расскажи мне, как правильно жить

Каролина Шторм

Расскажи, как мне жить

Предисловие

Мы боимся своих желаний и потому зачастую отказываемся от них. Выбираем тот путь, который кажется нам безопасным, способным сублимировать всю нашу нерастраченную в желаемом направлении энергию. Но именно этот путь чаще всего оказывается ошибочным. Ведь убежать от своих желаний невозможно. Их можно подавлять. Но у этого процесса есть свой срок. И неизвестно, в какой момент и в какую форму выльется это подавленное желание. А также неизвестны последствия…

Пролог

«То, что мы говорим, ничто,

по сравнению с тем, что мы чувствуем»

Л.Н. Толстой

Рабочий день закончился, и я уже собиралась уходить, как в дверь кто-то робко постучал.

– Войдите, – откликнулась я.

Чья-то маленькая головка протиснулась в дверной проём. Длинные спутанные волосы падали на лицо, полностью закрывая его. Я подошла ближе.

– Кто вы?

Дверь распахнулась шире, и маленькая тонкая тень робкими шагами проникла в мой кабинет.

Это была девочка-подросток. На вид ей не больше четырнадцати. Она откинула волосы с лица и подняла голову. В её больших серых глазах читался испуг. Но вместе с тем я увидела искорки любопытства, промелькнувшие и тут же погасшие. Девочка застыла на одном месте, словно пригвождённая к полу, не смея пошевелиться. По всему видно, она ждала моего приглашения.

– Проходи. Садись, – я указала на кресло, в котором обычно принимаю своих пациентов.

И тут девочка заговорила. Её первыми словами были:

– А вы можете закрыть дверь? Я боюсь, что за мной придут и заберут отсюда.

Видимо, на лице моём отразилось недоумение. Тогда девочка пояснила:

– Моя мать. И отчим. Они следят за мной. Я боюсь их!

– Чего именно ты боишься? – я опустилась в кресло напротив неё. Жестом пригласила её сесть. Внимательно вгляделась в её лицо. В моей практике наблюдение играет огромную роль. Именно благодаря ему можно обнаружить гораздо больше, чем просто слушая, что говорит собеседник. Невербалика даёт много информации – конечно, тому, кто умеет её читать. И я училась этому много лет. На редких практикумах в университете (нас тогда заваливали теорией, считая, что это и есть тот самый фундамент, на котором строится профессионализм). На встречах с практикующими терапевтами, каждый из которых придерживался своей концепции и утверждал, что лишь она единственно правильная. Я училась через книги, написанные людьми, реально прошедшими школу логотерапии и «телески». Но больше всего я вынесла из собственной практики, когда реально начала работать. Когда поняла, что ошибки можно обернуть в свою сторону. И брать от них то, чего не найти нигде – опыт.

И сейчас, глядя на свою собеседницу, я ловила каждый её жест, знакомясь с внутренним миром и первым внешне выраженным страхом. Тем, который она готова была показать.

– Я боюсь, – говорила она, – что меня накажут. Что снова запрут меня в комнате. Отнимут телефон.

Глаза её бегали из стороны в сторону. Девочка не находила себе места. Я посмотрела на её руки. Они мелко дрожали. Тогда я сделала то, чего делать не следовало. Накрыла своей ладонью её руку и ласковым голосом произнесла:

– Не бойся. Здесь ты в безопасности.

Это была моя первая ошибка.

Глава первая. Начало конца

«Ошибка, которую допускало

девяносто девять процентов человечества,

заключалась в том, что люди стыдились

быть собой и лгали, выдавая себя за других»

Дж. Роулинг

Меня зовут Елена Евгеньевна Янковская. И я – довольно известный в своих кругах психотерапевт. Я не веду блогов и страниц в социальных сетях. У меня даже нет своего сайта. Дело в том, что мне это не нужно. Репутация уже давно работает на меня, и помогает ей в этом так называемое «сарафанное радио».

Когда я ровно десять лет назад начала свою профессиональную деятельность, то не представляла, как развернётся моё дело, каких масштабов достигнет. Окончив университет с «красным» дипломом, я три года провела в закрытой школе системы образования.

Как я там оказалась?

Да всё просто. Мне нужна была отметка в трудовой, что я прокачала свои скиллы по профессии, с тем, чтобы после этого пойти устроиться на более престижную должность.

О, эти милые юношеские мечты.

Когда преподаватели на лекциях в университете рассказывают нам о прелестях будущей профессиональной жизни, они кое-что забывают. И то ли сознательно это делают, чтобы не распугать студентов, то ли просто удаляют этот опыт из своей памяти как откровенно провальный. Но, так или иначе, «краснодипломный» выпускник, полный надежд на светлое будущее, очень быстро получает по лицу той самой реальностью и разворачивается на сто восемьдесят градусов. А дальше либо бежать, либо остаться. Я выбрала второе.

В договоре, который я подписывала, был пункт о том, какими компетенциями должен обладать педагог-психолог. Но ни слова о том, как эти компетенции будут прокачиваться. И если рисунки типа «Моя семья» или «Моя школа» у первоклашек, плюс анкетирование родителей на тему их ожиданий – это можно засчитать за пунктик личностного роста, то… я чего-то не понимаю.

Всё тело протестовало. У меня появились мигрени как сигнал того, что я занимаюсь не нужной мне ерундой. По вечерам я ловила тоску и ощущение безысходности (в двадцать пять лет). И даже пятничные посиделки в компании таких же, как я, молодых специалистов (а-ля тимбилдинг) не спасали. Каждый жаловался на жизнь и каждый боялся в этой жизни что-то поменять. А вдруг будет ещё хуже?

Неудивительно, что после этого появилось желание бросить профессию и уйти в совершенно новую сферу. Три года я не ощущала себя реализующейся. Три года не получала нужного мне отклика о своей работе. Всё, что мне полагалось, это благодарность одним коротким и сухим «спасибо» от вышестоящих плюс скудные премиальные почти ежемесячно. Ах, да, и та самая отметка в трудовой. Да ещё разворот альбомного листа с указанием, какие педагогические курсы я прошла и сколько лет они будут действительны (читай – сколько лет эта бумажка будет пылиться на полке, пока я не найду ей более ценное, вполне себе бытовое, правда, разовое применение).

Вконец размотав нервы, я нашла в себе силы признаться, что играть в героя бессмысленно. Не для того я провела в университете пять лет, чтобы затеряться среди толпы нищих и непризнанных энтузиастов. Не это мне было нужно. Я искала другого – той самой вершины пирамиды Маслоу, именуемой самоактуализацией.

На одной из лекций, организуемых городским психологическим центром (руководство нас обязало туда ходить), я познакомилась с интересной женщиной, практикующей психоанализ в течение длительного времени. Она была в тот день ведущей, и нам, как обычно, обещали нечто увлекательное и полезное. Однако с первых минут мне стало ясно, что речь пойдет о плюсах нашей работы и о том, как важно иметь хорошую внутреннюю мотивацию, чтобы добиться успеха.

Чушь.

Я слышала это сотни раз. В сто первый просто закрыла глаз и… уснула. А открывала их тогда, когда лектор повышал голос, чувствуя себя при этом солдатом на посту. Мне было скучно, и я каждые десять минут смотрела на часы, проверяя, сколько осталось до конца. А речь всё текла и текла скучнейшим пафосным тоном. И когда прозвучало (цитирую): «Я надеюсь, теперь вы достаточно замотивированы и пойдете работать с удвоенной энергией», я поняла, что мне пора отсюда валить. Это была та самая капля, переполнившая чашу моего терпения. И, не дождавшись финального аккорда и всплесков оваций от слушателей, я встала, невольно толкнув соседку и оставив след от каблука на её светлых колготках. Извинившись, я стала протискиваться к выходу через плотно сомкнутый ряд закинутых одна на другую ног с преданными собачьими взглядами их обладательниц внимающих лектору. Участвовать в этом абсурде и дальше тратить время я не хотела. Но именно тогда лектор обратила на меня внимание и назвала по имени. Я удивилась и, не дойдя пару метров до выхода, остановилась.

– Лекция окончена, – сообщила «психологиня». – Вопросы вы может направить организатору. Он перешлет их мне. На наиболее понравившиеся я отвечу. А теперь вы можете быть свободны. Кроме вас, – и её заинтересованный взгляд остановился на мне.

Так, сейчас будет отчитывать, подумала я первым делом. И приготовилась давать отпор.

Ничего подобного. Резким словесным ударом под дых она выбила из меня готовность к обороне.

– Предлагаю обменяться впечатлениями по поводу встречи, – это было сказано язвительно. – Заодно познакомимся поближе.

– Вы уверены, что мне это нужно?

Она рассмеялась и три раза хлопнула в ладоши. Овации? Мне? Может, это сон?

– Прекрасный ответ. Именно такого я и ждала, – приблизившись ко мне, она более тихим голосом добавила. – Вот если бы ты спросила, «а нужно ли это вам», я бы ушла. Но ты сделала акцент на себе. И это блестящий здоровый эгоизм.

– Вот как… – даже не думала рассуждать о себе в таком ключе. Зато обратила внимание, что она перешла на «ты», не спросив моего мнения. Видимо, мне стоит сделать то же самое.

– Идем, – она коснулась моего плеча и подтолкнула к двери. – Нужна более интимная обстановка.

Я не могла тогда знать, что под этим подразумевается.

* * *

– Лена, – так называла меня эта дама, настоящее имя которой по понятным причинам я хочу скрыть, – сегодня для меня был особенный день, хотя изначально я думала, что он пройдёт незаметно, как и многие предшествующие ему.

Мы вошли в небольшое уютное кафе, выбрали столик, отгороженный ширмой, чтобы встречать как можно меньше посторонних глаз, и расположились напротив друг друга. Моя спутница заказала себе кофе и попросила позволения курить. На что я засомневалась, предусмотрено ли это правилами внутреннего распорядка заведения. Но она, мягко улыбнувшись мне, сказала, что любое правило, какое бы оно ни казалось точное и верное, периодически хочется нарушить, и что сейчас самое подходящее для этого время. Поэтому предложила мне отринуть все сомнения и просто позволить себе немного побыть собой. С этими словами она достала сигарету, а потом, протянув мне зажигалку, попросила «дать ей огня».

Меня смутила эта женщина. Прежде всего, своей непосредственностью. И абсолютным безразличием к мнению о ней окружающих. Когда к нам заглянул официант, она попросила его принести ей пепельницу и бутылку коньяка. А потом, взглянув на меня, добавила: «И немного сыра».

Никогда ещё не приходилось мне проводить время с коллегами таким образом. Моя спутница пила много, как мне показалось, но держалась стойко и пьянеть, похоже, не собиралась совсем. Я же захмелела от одного бокала. Заметив, как изменилось моё состояние, она заговорила о том, для чего, собственно, пригласила меня сюда.

– Пока твой разум затуманен, Лена, тебе сложно управлять своими защитами. А значит рацио твоё шатко и более лабильно, чем всегда. Послушай же старую женщину, набравшуюся вместе с этим коньяком столько жизненного опыта, что хочется как можно скорее от него избавиться. Как вариант – просто о нём рассказать.

– У меня и в мыслях не было тебя пугать долгими-предолгими и ужасно скучными рассказами о себе, – добавила она. – Но кое-чем очень важным хочу с тобой поделиться. Я заметила сегодня, что ты выглядишь не так, как другие – все те, кто пришёл на этот лекцию, чтобы послушать ту откровенную ересь, которую мне приходится нести. Таковы правила игры и я, увы, не настолько сильна, чтобы сломать их или переделать. Я часто выступаю перед аудиторией, плетя небылицы и рассказывая о том, как прекрасен наш труд. И ты, когда слушала меня, старалась, конечно, себя контролировать. Но лицо всё сказало за тебя. Ты настолько не хотела это принимать, что готова была уснуть прямо там, лишь бы выключиться из общего «чата». Поэтому периодически мне приходилось повышать голос, играть интонациями. Ты просыпалась, а потом засыпала вновь. Ничего удивительного. Я бы уснула ещё раньше. И часто делала так, когда была моложе. Сейчас спать не хочу совсем. Но иногда всё же делаю это. А ты?

– Я сплю достаточно, – ответила я.

– Достаточно – для кого?

– Для меня самой.

– Вот! – она подняла вверх указательный палец. – А как быть, если хочется чего-то сверх достатка?

Я немного растерялась. Коньяк сильно ослабил способность рассуждать здраво, и теперь мысли непривычно медленно собирались воедино.

– Ты имеешь в виду материальный достаток? – сделала я предположение. – Если так, то, на мой взгляд, деньги никогда не бывают лишними.

– Согласна. Но я не об этом. Ты сказала: «делаю то, что для меня достаточно». Как ты определяешь уровень своей достаточности?

– Ты меня запутала, – призналась я. – Ещё этот коньяк…

– Он ни при чём. Всего лишь взял то, что плохо лежало.

– А это что означает?

– Если разум твой податлив, что мешает его забрать? Если он твёрд и безупречен, его ничем не сломать.

– Подожди, – я схватилась за голову. – Что сейчас происходит?

– Наконец-то дельный вопрос, Лена! – похвалила она. – Да ничего особенного не происходит. Я пытаюсь запутать тебя, сбить с толку, чтобы ты начала отвечать невпопад.

– И зачем тебе это нужно?

Я уже готова была смотреть на свою спутницу, как на умалишённую. У меня даже мелькнула мысль, что ей бы это польстило. Странная женщина…

– Мне всего лишь нужно снять с тебя шаблоны, – сказала она. – Ты не успела ими обрасти, и кое-где брешь виднеется. Но опасность остаётся. Поэтому – коньяк. Поэтому – мой бред. Извини.

Я поняла, что готова к следующему бокалу.

– Зачем ты торчишь не на своём месте? – спросила она, имея в виду мою работу. – Неужели твой потенциал ограничен этими четырьмя стенами?

– Да нет, конечно, – ответила я.

– Ох, сколько в тебе противоречий!.. Да, нет, конечно… Ты три ответа выдала вместо одного. И какой из них мне выбрать?

– Лучше оставь всё, как есть.

– Нет уж, не оставлю, – возразила моя спутница. – Не зря я сегодня тебя выбрала. Ты нужна мне, Лена. Понимаешь?

– Нет, – честно ответила я.

– Я уже устала. Мне нужна ученица, чтобы передать ей знания. Пойдёшь ко мне?

Так просто, хотелось мне сказать. Всего-то? И стоило ради этого…

– Ты со своими учениками всегда ведёшь себя так… – я пыталась подобрать слово.

– Безбашенно? – подсказала она. И засмеялась. – Нет, всё гораздо хуже. Но ты выдержишь. Иначе я бы тебя не выбрала. Ты стойкая. Гораздо больше, чем сама думаешь.

– Откуда ты знаешь, что я думаю? – сразу спросила я.

Она расхохоталась так громко, что сквозь ширму я увидела, что в нашу сторону стали поглядывать люди.

– Молодец! – одобрила она. – Ты задала очень правильный вопрос. И вот мой тебе урок номер один: никогда не позволяй кому-либо собой распоряжаться. Самое лучшее, что ты можешь сделать – это вовремя «перевести стрелки». Поняла? Как в нашем случае – ты переадресовала мне вопрос. Работает беспроигрышно.

– Я поняла.

– Ты сделала это неосознанно. А значит, в тебе это уже есть. И если ты научишься этим управлять, вовремя вытаскивать наружу, тебя никто не прошибёт. Поверь мне.

В тот вечер было много коньяка. И моей спутницы было много. Но постепенно я стала ощущать, как она отходит в сторону, уступая место мне.

Милена (именно так она просила себя называть, хотя я знаю наверняка, что это не её настоящее имя), действительно, устала. Почти тридцать лет (!) она посвятила своей работе. И за это время приобрела такой колоссальный опыт, что теперь, по её выражению «он давил её к земле».

– Я не стану учить кого попало, – говорила она. – Мне нужны конкретные люди с явным потенциалом, который был бы заметен сразу, при первой встрече. Если я ничего не вижу, значит, его там нет. Может, конечно, скрывается, но тогда мне это зачем? Что это за профессионал, который всё умеет, но при этом ничем не пользуется? Что он там прячет у себя за пазухой? Чего боится показать? Тьфу! – она плевалась громко, с вызовом, как, впрочем, и всё, что она делала. – Не люблю таких!

Так началось наше бурное знакомство. Так постепенно я стала понимать, что такое истинная психотерапия. Не та «правильная», каноническая, которой нас учат лекторы, сами никогда внутри этой терапии не бывавшие. А та, которая способна и сломать и разрушить. Но и вытащить за волосы из болота собственных страхов. И поставить на землю, чтобы, наконец, ногами ощутить этот фундамент, на котором можно строить собственный мир. Я стала учиться у Милены рушить свои же шаблоны. И очень скоро, поломав часть, я набралась сил, чтобы уйти из мира псевдопсихологии и начать жить и работать по-другому.

Вот только никто не предупредил (и я не догадывалась), что даже в новом мире мне могут попасться такие случаи и встретиться такие люди, которые обернут к собственным не решенным до конца проблемам прошлого.

Глава вторая. Девочка с глазами цвета неба

«Важно абсолютно всё в своей жизни

стремиться делать сразу на чистовик.

А не оправдывать себя тем,

что всё можно будет исправить

и переделать когда-нибудь потом»

Ю. Арсеньева «Побеждает любовь»

Она сидела в кресле напротив меня и чуть дрожала. В это время года ещё тепло и, выходя на улицу, верхнюю одежду можно не надевать. Я обычно беру с собой лёгкую шаль. И сейчас, посмотрев на девочку, мне захотелось помочь ей согреться. Я взяла шаль и протянула ей. Она посмотрела на меня недоумевающим взглядом, будто не понимая, что с этим можно сделать.

– Оденься, – предложила я. – Тебе холодно?

– Спасибо, – она поёжилась, но шали не взяла.

– Ты дрожишь, – сказала я.

Она кивнула.

– Мне страшно.

– Ты говорила. Боишься матери и отчима.

– Да. Они могут прийти сюда и забрать меня. А я не хочу идти с ними, – девочка подняла на меня свои огромные глаза, в которых читалась мольба, и спросила. – Можно я останусь с вами?

Стоп. Так дальше нельзя. Я вдруг вспомнила о принципах своей работы, которые уже несколько раз злостно нарушила благодаря внезапному появлению этой девочки. Но теперь пора возвращаться к реальности. Иначе я рискую остаться здесь надолго.

– Как твоё имя? – спросила я.

– Есения, – тихо сказала она и отвела в сторону взгляд. – Мне оно не нравится.

– Чем оно тебе не нравится?

– Некрасивое! И глупое! Так меня мама назвала. Я не хочу, чтобы у меня было её имя!

Она говорила это зло, бросая слова отрывисто, словно ругательства. Лицо её при этом выдавало гримасы, свидетельствующие вовсе не о страхе, а скорее, о другом чувстве, испытываемом ею. Глядя на такую реакцию, я бы предположила, что она ненавидит свою мать.

– Какое имя ты бы себе хотела? – спросила я.

– Не знаю… Может быть, Алина.

– Алина?

– Хотя бы так. Мне кажется, оно лучше звучит. Или… – она задумалась на мгновение, а потом выпалила. – Нет, пусть будет Есения!

– И так, я могу обращаться к тебе по имени – Есения? – уточнила я.

Это важный элемент перед началом психотерапии – уточнить у клиента, как его можно называть. Имя может отличаться от реального. Неважно. Главное – то, как он себя с этим именем ощущает. Как в детстве, когда мы брали игрушку, неосознанно олицетворяя себя с нею, и называли её понравившимся именем. Так и во взрослом возрасте, только уже на сеансе психотерапии. Принцип один и тот же.

– Да, можете, – девочка чуть склонила голову..

– Тогда скажи, Есения, что произошло? Ты ведь не просто так оказалась здесь.

– Я убежала от мамы, – быстро сказала она. – Я не могу больше с ней жить. Это невозможно!

– Что именно?

– Она меня бьёт! Унижает!.. Оскорбляет!.. Она… – Есения судорожно сглотнула. – Вы даже не представляете, что она делает!

– Нет, не представляю. Ты можешь об этом рассказать?

– Могу. Но не всё. Если она узнает, то убьёт меня.

Огромные глаза, бегающие из стороны в сторону. Руки, без конца теребящие подол платья. Она – один сплошной нерв, оголённый до предела. При этом выглядит Есения весьма прилично. На ней чистая, опрятная одежда, приобретённая явно не на рыночном развале. Красивые лакированные сапожки. Волосы растрёпаны, но это могло быть делом её рук. Кстати, руки у неё белые с изящным перламутровым маникюром. В ушах – серьги в виде звёздочек. И в целом она производит впечатление достаточно обеспеченной и ухоженной девочки, за внешним видом которой следят.

Мне не раз приходилось наблюдать подобное. Именно в таких, внешне благополучных семьях, чаще всего случаются подобные трагедии. Сколько я видела успешных, наделённых всеми благами цивилизации и отнюдь не обделённых интеллектом родителей, у которых дети выглядели словно затравленные звери. С огнём, горящим в испуганных глазах, смотрели они на этот мир, казавшийся им чересчур жестоким и нетерпимым к ним. Они не желали мириться с этим. Убегали из дома, воровали, затевали драки, и могли натворить всё, что угодно, лишь бы доказать своим мучителям, на что они могут быть способны. Только таким способом удавалось хотя бы на короткое время привлечь и удержать их внимание, ставшее драгоценным даром. Неважно, что могло последовать за этим. Побои, наказания, домашние аресты – они готовы всё стерпеть, лишь бы снова не остаться в тени. Лишь бы ощутить прикосновение близкого человека, утраченного давным-давно. Именно это зовётся зависимостью. И боль её страшна.

– Как ты узнала обо мне? – задала я вопрос, который задавала до неё всем своим клиентам. Пока насчёт Есении я не была уверена, что могу и её своей клиенткой назвать. Я не люблю работать с подростками. Они почти всегда убегают. Сначала от своих матерей, потом – от меня. Не выдерживают. Потому что всегда – одно и то же. По крайней мере, в их сознании. И тогда возвращаются к себе, чтобы снова почувствовать себя значимым. Пусть ненадолго. Психотерапевтов может быть много. Родная мать – одна. Её никто не заменит. А они почти все идут на сеанс, чтобы ту самую мать обрести. Как бы ни звучал их мотив первоначально, какие бы проблемы ни были названы, суть их одна и та же. Всегда «мне нужна мама». А я не мама, я психотерапевт. И когда они осознают это, то сбегают. Поэтому я выбираю взрослых. Им бежать зачастую некуда.

– Колледж, в котором я учусь, находится напротив вашего офиса, – объяснила Есения. – Вас там многие знают. И я тоже слышала кое-что.

– Значит, ты студентка? – для меня это оказалось неожиданностью. – Сколько тебе лет, Есения?

– Шестнадцать. Скоро будет семнадцать. Я закончила девять классов школы и поступила в колледж культуры на отделение изобразительного искусства. Сейчас учусь на первом курсе.

Всё логично. Но в моём представлении выглядела она моложе своих потенциальных сокурсников. Возможно, дело в её болезненной привязанности к матери, делающее её инфантильной даже внешне. Школьница, не старше. Хрупкая, миниатюрная, незрелая.

– Тебе нравится учиться?

– Нет. Это не то, чего бы я хотела.

– А чего бы ты хотела?

– Чтобы мама оставила меня в покое. Но пока мне не исполнится восемнадцать, это невозможно. Я нахожусь под её опекой.

– А что с твоим отцом?

– Они с мамой развелись. Несколько лет назад. Я его плохо помню.

– Сколько тебе тогда было?

– Лет тринадцать.

Хм, всего три года прошло, и она не помнит? Похоже, девочка лукавит. Либо не отдаёт себе отчёт в том, что говорит. Возможен и ещё один вариант – она пережила сильнейший стресс, и теперь психика пытается защитить её от рецидива. Но в любом случае это повод задуматься о том, стоит ли мне ввязываться в это дело. Психика подростков очень подвижна. А воображение может быть опасно бурным. Каждую их фразу следует проверять на достоверность. Зачастую они сами не отслеживают свою речь, и вскользь брошенные фразы могут рассказать о многом. Но, глядя на Есению, у меня создавалось впечатление, что её фразы при всей внешней запуганности тщательно продуманны и выверены. Возможно, она давно к этому шла и потому сейчас говорит практически без запинки. Но каждое слово – почти как плевок. Она хотела бы сказать это своей матери? Для чего тогда она здесь? Ей, действительно, нужна помощь или это всего лишь желание переключиться на другой объект? А может, она не защиты пришла просить, а демонстрации себя? Такое я встречала сплошь и рядом.

Я терялась в догадках. И не осмеливалась мучить её вопросами. Есении, как будто, только этого и надо было. Дрожать она перестала. Взгляд тоже перестал бегать. Теперь она спокойно смотрела на меня и уже не выглядела пострадавшей.

– Скажите, могу я снова к вам прийти? – внезапно спросила она.