Наследие Мортены

Глава 5

Я ввалилась в квартиру на подкашивающихся ногах и с полным раздраем в голове. Надо же, аудиальные галлюцинации. Похоже, что у меня шизофрения с докторской степенью по психиатрии.

Это ж как надо было головой об лёд приложиться, чтоб получить раздвоение личности. И ведь даже не спросить, были ли у нас в роду сумасшедшие. Папа – сирота, а по маминой линии вроде бы все здоровые. Так что с наследственностью ситуация, как с теорией вероятности у блондинок: либо она есть, либо её нет. Пятьдесят на пятьдесят.

Взгляд упал на позабытый вчера в прихожей пакет с продуктами.

– Пропадёт же всё. Хотя…

Бутылка вина призывно выглядывала запечатанным горлышком.

«А чем чёрт ни шутит. Может, удастся договориться?» – мелькнула шальная мысль.

– А тебе для моего признания обязательно необходимо затуманивать сознание? – настороженно отозвалась моя персональная галлюцинация. – Это же алкоголь?

– Алкоголь, – признала очевидное. – И не затуманивать сознание, а расширять его для примирения с неоспоримым фактом, что я рехнулась.

В ответ услышала скептическое хмыканье, но от комментариев воздержались.

Продукты заняли своё место в холодильнике, на столе осталась бутылка вина, яблоки, сыр и шоколад.

Штопор вынул пробку со звучным хлопком. Голос молчал, позволяя мне завершить все приготовления к импровизированному застолью в виде нарезки яблок и сыра. Утянув тарелку с закуской, я уселась на бежевый пушистый ковёр прямо рядом с новогодней ёлкой. Тёмно-зелёные шторы были задёрнуты и не пропускали тусклый дневной свет, что позволило щёлкнуть переключателем гирлянды и любоваться мириадами огоньков на искусственном дереве. Бокал наполнился на треть.

Чуть пригубив вино, вынуждена была признать, что вкус на алкоголь у Кара отличный. Грузинское полусладкое вино с нотками вишнёвой косточки и чёрной смородины ласкало вкус бархатистыми нотками, обволакивая и расслабляя.

Огоньки весело мигали, отражаясь в мишуре и настраивая на легкомысленный лад.

– Тебя как зовут? – рискнула обратиться к своей шизе.

– Рогнеда, – всё также насторожено отозвалась галлюцинация. – А тебя?

– Евгения. Можно просто Женя, – представилась. – А подсознание у меня оказывается с претензией на великокняжеские титул. Ишь, какое имечко выбрало, – попыталась пошутить, но последовала неожиданная реакция.

– Откуда ты знаешь про мой статус? – ошеломленно уточнила Рогнеда.

– Эээ… – я натурально зависла. – Какой статус? В нашей истории так звали одну из княгинь, которая браком скрепила союз двух государств несколько веков назад.

– Времена меняются, а люди – нет. Как была женщина брачным товаром, так и осталась, – разочарованно вздохнула Рогнеда.

– А ты действительно княгиня?

Бокал опустел, и я щедро плеснула в него добавки.

– Не совсем, – замялась девушка, – княжна по матери и дочь главы клана по отцу. А ты? Какой у тебя статус?

И что тут скажешь? Теоретически, Росстат относит меня к среднему классу, но подозреваю, что это мало что объяснит Рогнеде. Поэтому ответила с поправкой на обстоятельства.

– Дочь военачальника.

Ну а что, папа у меня подполковник в отставке, имеет несколько наград и в своё время возглавлял отряд специального назначения.

– Высокий статус, – задумчиво отозвалась соседка по голове. – Почему же ты живешь одна в тесной каменной каморке в человеческом поселении?

Я поперхнулась вином, потребовалось несколько минут, чтобы откашляться и возмутиться.

– Ничего себе «каморка». Ты ещё студии в новостройках не видела! По сравнению с ними – у меня вообще хоромы. В городах все так живут.

– У нас так жили только выбраковки, – задумчиво отозвалась Рогнеда, – но я мало что знаю об их образе жизни.

– Выбра… кто? – переспросила у Рогнеды.

– Ну, те, кто по своим физическим показателям не соответствовал норме.

– Это вы, что, инвалидов выгоняли куда-то на манер сбрасывания со скалы в Древней Спарте?

Я была ошарашена, возмущена и даже зла. В современном мире места хватало всем, в том числе и людям с ограниченными возможностями. Да и медицина не стоит на месте, позволяя исправлять природные ошибки. Дикость какая-то называть их «выбраковками».

– Ты из нас зверей-то не делай. Никто никого со скал не сбрасывал. На такое только люди способны. Выбраковки жили отдельной общиной на границе с нашими землями. И вообще, под несоответствием норме я имела в виду отсутствие другой ипостаси, – терпеливо объясняла девушка.

– Так! Стоп! Это уже какой-то сюрреализм. Ты – моя галлюцинация, а выражаешься так, будто пришелец из другого мира, – я активно хрустела дольками яблок, не забывая всё заедать шоколадом. – Давай так, ты сейчас рассказываешь о себе: кто ты, откуда, как у меня появилась, а дальше будем думать, что с тобой делать.

Рогнеда некоторое время молчала, видимо, собираясь с мыслями, и, наконец, поведала свою историю.

– Давным-давно здесь жили люди, эгоистичные, жадные до наживы, уничтожающие всё на своём пути. Они плодились быстрее насекомых, захватывали всё новые и новые территории, выкачивали ресурсы и ничего не делали для восстановления природы.

– Ну, пока все вполне соответствует нашим реалиям, – вынуждена была признать. – Ничегошеньки не изменилось.

– В противовес людям духи-прародители создали нас – двуипостасных. Мы более чутко ощущаем природу, бережней к ней относимся. Мы – её дети. Наша связь неразрывна.

– Вы – эльфы, что ли? – ляпнула я, не подумав. Кажется, вино дало о себе знать.

– Нет, мы… – Рогнеда замолчала, подбирая ответ, – скорее, мы – оборотни, по-вашему.

– Которые оборачиваются в полнолуние и воют на Луну?

Рогнеда замолчала, а потом расхохоталась. Её смех серебряным колокольчиком звенел в голове.

– Прости, ой! Не могу, это же надо такое придумать! – она снова захохотала, а, отсмеявшись, попыталась объяснить. – Нет, мы не выли и не зависели от лунных циклов, потому что Луны тогда не было.

Сказать, что я удивилась, ничего не сказать. В голове набатом била фраза «Луны тогда не было».

Чёрт, как это не было? Я к своему стыду не помнила из уроков астрономии время образования Луны. Но как это не было?

Рогнеда, видимо, почувствовав моё смятение и растерянность, прервала откровения.

– Женя, прости. Я что-то не то сказала? – обеспокоенный голос звучал где-то сквозь вату. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Надо мыслить рационально и не поддаваться панике.

– А ты точно уверена, что планетой не ошиблась? – решила уточнить на всякий случай. – Если Луны у вас не было, как ты вообще знаешь, что это такое?

Последовала длительная пауза. Я не торопила с ответом.

– Прости, мне сложно пока ориентироваться в том, что ты говоришь. Я не всё понимаю, приходится обращаться к твоей памяти, чтобы понять, о чём речь.

Приплыли. Мало того, что у меня есть в голове соседка княжеского рода из далёких времён, когда Луны ещё не существовало, так ещё и вся моя память в её распоряжении. А как же неприкосновенность личной жизни и личного пространства? Я не для того уезжала за пару тысяч километров от родителей, чтобы у меня появился новый соглядатай. Я, молча, плеснула вина в бокал.

– К чему именно у тебя есть доступ? Как это работает? – холодно отчеканила я. Как ни старалась, а раздражение от сложившейся ситуации скрыть не удалось.

– Если представить твою память как огромную библиотеку, заставленную стеллажами высотой два-три человеческих роста и наполненную книгами на самую разную тематику, то, когда я слышу незнакомое слово, мне необходимо найти знания, связанные с этим словом. Это занимает иногда больше времени, иногда меньше.

– То есть если я скажу «секс», то ты пойдешь искать в моей памяти всё, что с этим связано?

– Зачем? – изумлённо воскликнула Рогнеда. – Хоть мне было всего шестнадцать лет, но я прекрасно знаю, что такое секс. Мне нет нужды забираться всеми четырьмя лапами в твою личную жизнь. Ты хоть сейчас можешь закрыть свою память, но без этого нам будет очень сложно понимать друг друга.

Я пила вино и раздумывала над услышанным. Теоретически Рогнеда использовала в моей памяти принцип поисковой системы. Ввела запрос, получила ответ. Если я могу заблокировать часть информации, навесив гриф «Личное», то остальным поделиться мне совершенно не жаль.

«Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Как говорит папа: „Отставить панику! Сосредоточимся на получении информации“».

– Итак, что мы имеем. Ты – оборотень, и ты внутри меня. Делает ли это меня оборотнем?

– Сложно понять. Судя по тому, как вы живете, сейчас человеческая эпоха. Если двуипостасные где-то и сохранились, то явно не здесь. И ты не из их числа, иначе жила бы в общине, а не среди людей. К тому же тебе двадцать пять, а вторая ипостась не появилась. По всем признакам ты – человек. Но… – Рогнеда замолчала, подбирая слова, – ты – совершенно точно не человек, иначе я просто не смогла бы подселиться к тебе. Что-то такое есть в твоей крови, раз твои тело и душа не отторгли меня.

– Понятно, что ничего не понятно. Вопрос по поводу твоего появления всё ещё остается актуальным, – толсто намекнула на желание получить хоть какие-то объяснения. – Откуда ты взялась на мою голову?

– Из гарнитура, – последовал лаконичный ответ.

– Кар сказал, что на витрине был дубликат, копия.

– А ты верь больше. Тебе ещё и не такое расскажут. И уцелело всё после выстрела из гра-на-то-мё-та, – по слогам произнесла Рогнеда. – И следы когтей на кладке тебе привиделись, и крыша сама по себе рухнула. Пфффф, – она совсем по-кошачьи фыркнула. – Нельзя быть такой наивной. Моё существование – лучшее подтверждение, что гарнитур уничтожен.

– Это плохо. Очень плохо. Он же стоил как остров в какой-нибудь тропической стране. Никто не поверит в такую занимательную математику, где гарнитур фамильный одна штука – минус, а один бесплотный дух в моём теле – плюс. – Я вертела в руках бокал с вином. – Как ты вообще оказалась в этом гарнитуре? Это что-то типа наказания?

– Это было добровольное решение. Я была при смерти. Любимый предложил мне выбор: исчезнуть навсегда (без покровительства духа рода моя душа не ушла бы на перерождение) или быть заключённой в украшения вместе со своими ипостасями. Я испугалась смерти и выбрала второй вариант. Вот только мнимое спасение стало проклятием. Дни сливались в месяцы, месяцы в года, года в тысячелетия. Я потеряла счёт времени. Меня терзали мои же ипостаси, попеременно то требуя свободы, то желая смерти. Я сама неоднократно мечтала об исчезновении стен моей тюрьмы, дабы завершить агонию духа. Жалость и отчаяние накрывали с головой, разрывая душу на части, порождая ненависть и злость. Смерть уже не страшила меня, обратившись в самый желанный выход после тысячелетий сумасшествия и одиночества. Но пару дней назад стены моей темницы разлетелись в пыль, и я оказалась внутри тебя. Как и почему это произошло, разбираться было некогда. Твое тело сильно пострадало, а я очень хотела выжить.

– Знаешь, если на секундочку, на одно краткое мгновение представить, что всё произошедшее правда, что ты реальна, а не результат ушиба головы и стресса, то это всё напоминает одержимость. – Рогнеда молчала, а я продолжала рассуждать вслух. – С учётом того, что нынче у нас в почёте монотеизм, единобожие, если по-простому, то одержимых ни в одной из религий не привечали, очищая их тела и души всеми возможными способами. Ещё хорошо, что ты проявилась сейчас, а не веков пять назад, когда за такое ревностные прислужники могли нас и на костёр отправить.

– Я могу воспользоваться твоими воспоминаниями? – осторожно уточнила княжна.

Я хмыкнула. Да, а девица сообразительная. Ведь почувствовала, на что я отреагировала ярче всего, сделала выводы и приняла единственно верную линию поведения в такой ситуации.

– Попробуй, курс религиоведения тебе в помощь и весь запас мирового кинематографа.

Рогнеда в этот раз замолчала надолго. За это время я убрала следы пиршества и крутилась перед зеркалом в попытках рассмотреть дракона на спине. Вот только вопросов меньше не стало. Размотав бинты, я ожидала увидеть лёгкий фарш вместо кожи на спине, но обнаружила совершенно иную картину. Раны, которые ещё вчера адски болели, кровоточили и мешали вдохнуть, сегодня выглядели значительно лучше. Из особо глубоких ещё сочилась сукровица, но в основном мелкие порезы затянулись суховатой розовой коркой, которая то и дело чесалась. Я крутилась перед зеркалом так и этак, потянулась всем телом, ожидая неприятных ощущений… и ничего. Одно дело, когда у меня лицо зажило за месяц после укуса пса без швов и дальнейших косметических вмешательств, а другое дело – за один день заживить раны на спине, по недоразумению бывшей решетом ещё вчера.

Месяц. День. Что дальше? Час? Меня так скоро закроют в каких-нибудь лабораториях и будут ставить опыты по регенерации. В больницу больше не пойду, могут возникнуть ненужные вопросы. Мне такие перспективы и нафиг не сдались, а потому молчим как партизаны.

Рогнеда молчала, легко было представить, что всё происходящее – лишь игра моего воображения. Какая бы чертовщина со мной не происходила, но голодом морить себя не стоит. Раз уж выдались выходные, хоть побалую себя домашней едой. Полупустой холодильник намекал, что без похода на рынок не обойтись. Спустя полчаса я бодро возвращалась домой с полным рюкзаком ингредиентов для будущей вкусности.

Морозный воздух быстро выветрил весь алкоголь из организма. Выглянуло столь редкое зимнее солнышко. Настроение было приподнятым, не смотря ни на что. Вспомнилось, что сегодня день Святого Николая, значит, вечером начальство отправится на праздничную литургию.

«Может, и мне в церковь сходить, в кои-то веки не по долгу службы, а так… исполнить напутствие Михаила Потаповича. Заодно и проверю кое-что».

Отложив идею на потом, принялась за готовку.

Ломтики шампиньонов, картофеля и индейки в сметано-чесночном соусе отправились в духовку. Квашеная капуста с перьями зелёного лука с собственной грядки на подоконнике заняла своё место в салатнице.

Прошло всего ничего, а запахи в квартире стояли умопомрачительные. Чтобы хоть как-то отвлечься, решила просмотреть записи с открытия выставки. Фотоаппарат пришёл в негодность, но карта памяти осталась цела. Фотографии меня не особо заинтересовали, была парочка вполне подходящих для дальнейшего использования. А вот видео удивило.

Я раз за разом пересматривала его на повторе в замедленном темпе и не могла поверить своим глазам. Если при нормальной скорости воспроизведения можно было с трудом, но рассмотреть сквозь завесу дыма и пыли человеческие фигуры, то замедленный темп демонстрировал размытых звероподобных нелюдей. Нападавшие больше напоминали медведей своими массивными силуэтами и рычанием, а охрана выставки – больших кошек, текучих, пластичных, юрких. Дрались кошаки совершенно бесшумно. Ни рыка, ни мявка, ничего. Странно… Во время склок домашние кошки визжат до одури, а эти как воды в рот набрали.

Вспомнились огромные следы на кладке монастырских стен. Не зря они вызвали у меня ассоциации с медвежьей лапой.

Н-да… Вот тебе и отвлеклась. Каковы шансы, что, кроме Рогнеды, поселившейся в моей голове, существуют ещё оборотни? С одной стороны, это явно противоречит теории эволюции дядюшки Дарвина, а, с другой стороны, теория существует, пока не доказано обратное. И эти самые доказательства абсолютно случайно оказались у меня в руках. Осталось только понять, что с этим делать.

Таймер на духовом шкафе пронзительно запищал, оповещая об окончании приготовления.

«Чёрт, эксперимент же!»

За домашними хлопотами и просмотром видео незаметно наступил вечер. Я спешно собиралась на службу. Отстаивать всю литургию я не планировала, у меня были свои резоны оказаться в храме. Одержимость это или случайное подселение заблудшей души, но потусторонние сомнения хотелось исключить.

К религии в нашей семье относились по-разному. Мама соблюдала некоторые посты, запрещала работать по большим праздникам и воскресеньям. Папа делал всё, чтобы не расстраивать маму, оставляя своё мнение при себе. А я… Лет четыреста назад я бы горела алым пламенем на костре инквизиции даже без подселения Рогнеды. В семь лет я задалась вопросом, а почему в Ветхом Завете добрый и милосердный Боженька убивает направо и налево толпы народу. В девять спросила у батюшки, зачем нужна церковь, если Бог вездесущ и слышит нас в любой точке планеты. В одиннадцать провела параллели между святыми – покровителями профессий и языческими богами

Вопросов мой пытливый ум подбрасывал немало, а ответы выходили далеко за рамки православных канонов. Однако это не означало, что я не верила. Верила. Но по-своему. Родители свою точку зрения мне не навязывали, признавая право на самостоятельность в этом вопросе. Поэтому сейчас я, с практической точки зрения, хотела исключить вариант бесовщины, посетив церковь. А чем чёрт не шутит, вдруг меня корежить начнёт.

Вообще Старая Русса – город маленький, но в религиозном плане имеет несколько изюминок. Здесь не просто уцелели церкви нескольких архитектурных традиций, как приземистая церковь Святого Мины ХII века, но и продолжали действовать построенная в начале ХIV века Георгиевская церковь и старообрядческая церковь Николая Чудотворца ХVIII века. Кроме того, визитная карточка города – Вознесенский кафедральный собор, отстроенный в ХVII веке на слиянии двух рек: Полисти и Перерытицы.

Храмов здесь на любой вкус и цвет, но лично мне импонировала Георгиевская церковь. Здесь не было вездесущих бабушек, желающих научить говорить с Богом. Лишь тишина и покой.

Такси ожидало у подъезда. Моя привычка опаздывать и здесь не дала сбой. Литургия должна была завершиться через полчаса. Этого времени мне с лихвой должно хватить для проведения эксперимента.

Небо сияло россыпью звёзд, притягивая взгляд. Двухдневный снегопад обновил серебристые покрывала сугробов и пешеходных тропинок. Снежинки бликовали, рассыпая горстями блёстки в морозном воздухе. Ветра не было, казалось, город погрузился в полудрёму, подчиняясь сказочному настроению. Улица на подъездах к церкви была заставлена автомобилями с двух сторон. Много людей сновало рядом, в ожидании окончания службы. Такси уехало, оставив меня стоять в нерешительности перед входом на территорию церкви. Сделав глубокий вдох и перекрестившись, я с опаской вошла в церковный двор. Не знаю, чего я ожидала, но иерихонская труба не зазвучала, платок на мне не воспламенился, и корчи меня не схватили. И на том спасибо.

Тихо переступив порог храма, я пристроилась недалеко от входа.

Мелодичное пение заполняло всё пространство, отрезая от посторонних мыслей. Мерцали огоньки свечей, отражаясь в золочёных светильниках, лампадках и аналоях у икон. Здесь было спокойно.

Большинство прихожан, ожидаемо, собралось у иконы Божьей Матери Старорусской. Древний образ ХII века, самая большая выносная православная икона, она лишь чудом вернулась в маленький городок, притягивая паломников со всего православного мира в сердце Новгородской земли. В остальном храме прихожан было значительно меньше.

Пользуясь случаем, я приобрела свечи для Георгия Победоносца и Пантелеймона Целителя. Оба святых покровительствовали моим родителям: воину и врачу. И хоть я – редкая гостья в храмах, но заимела себе традицию благодарить этих святых при каждом посещении. Было за что. Выполнив обязательный ритуал, направилась на завершающий этап эксперимента.

Слева от входа здесь всегда стоит ёмкость с освящённой водой, чтобы каждый прихожанин мог утолить жажду одновременно с духовным голодом. Сегодняшний день не стал исключением. Протиснувшись к чаше, я набрала в одноразовый стаканчик воды и, уже отпив изрядное её количество, услышала:

– Ты решила, что я – демон?

У меня от неожиданности вода встала поперёк горла. Я закашлялась, тыльной стороной руки вытирая струйки воды и набежавшие слёзы. Попила водички, называется!

– Ты с ума сошла так пугать? – я натурально шипела, словно рассерженная кошка. На меня стали оборачиваться другие прихожане, одаривая неодобрительными взглядами и шикая в мою сторону. Я поспешила ретироваться, пока действительно не назвали сумасшедшей. Стою тут, разговариваю сама с собой в храме. Воду допила уже на выходе, чтобы прочистить горло.

– Ты со мной мысленно разговаривай, будь добра. А то я насмотрелась в твоей памяти такого… – тревога и опасения сквозили в голосе Рогнеды. – Не хочу, чтобы ты пострадала от моего соседства. А ты, правда, решила, что я – демон? Из тех, которые завладевают телом, пожирая душу или что-то в этом роде.

Пришлось ответить.

– Нет, но нужно было исключить этот вариант окончательно.

Летом расстояние от Георгиевской церкви до дома можно было пройти за полчаса. Зимой же подобная прогулка могла занять вдвое больше времени. Шагать по свежевыпавшему снегу было приятно. Он с влажным хрумканьем проминался под каждым шагом, оставляя глубокие следы. Белоснежные сугробы прекрасно отражали лучи фонарей, серебром разгоняя мрак ночи. Я умиротворённо зашагала в сторону дома. Моё молчание Рогнеда восприняла настороженно.

– Жень, а у вас во всех местах поклонения так?

– Как так? – поинтересовалась у княжны. Очень интересно было узнать её ощущения.

– Многодушно, – лаконично отозвалась моя спутница.

– Ты наверно хотела сказать «многолюдно»?

– Нет. Именно многодушно. Я не живых людей имела в виду. Как раз многолюдность мне понятна. Если веками в одних и тех же местах проводить обряды, объединяющие хоть людей, хоть двуипостасных, то в таких местах скапливается особая энергия, которая притягивает, успокаивает, заряжает. Но я в первый раз вижу такое обилие душ. Ты не представляешь, сколько их бродит вокруг неприкаянных. Те, что посильнее, смогли даже в храм зайти, другие слоняются по подворью. Даже сейчас мы идём, а вокруг то тут, то там виднеются тени душ. У меня мороз по коже от такого.

После таких пояснений и меня прошиб холодный пот. Моё богатое воображение решило сыграть со мной злую шутку и нарисовало картину восставших душ во всей округе. Как назло, лампочки в паре ближайших фонарей перегорели, и приходилось подсвечивать себе дорогу фонариком на мобильном телефоне. Глаза слепило, рисуя пугающие картины за пределами светового круга. Сердце отколачивало дикий ритм африканских барабанов, отдавая шумом в ушах. Уже сворачивая на более освещённую улицу Сварога, вспомнились бабушкино наставление: «Бояться надо не мёртвых, бояться надо живых».

Я непроизвольно сбавила шаг и поведала Рогнеде свою версию, откуда здесь столько неприкаянных душ.

– Земля здесь богата минеральными источниками, из которых в древности выпаривали соль. Соль раньше ценилась на вес золота. Так что местные жители были далеко небедными, но многострадальными. Кого здесь только не было в период Древней Руси и Средневековья. Шведы, тевтонцы, ливонцы, поляки накатывали на город волной за волной, и все не с мирными намерениями. Однако эти жертвы ни в какое сравнение не идут с кровавой жатвой Великой Отечественной войны.

Только в одном этом районе в земле лежит порядка семисот тысяч солдат и бесчисленное множество мирных жителей. На их поиски ежегодно отправляются отряды вахты памяти, которые находят, захоранивают останки и увековечивают память погибших в той страшной войне. Поэтому неудивительно, что здесь столько неупокоенных душ.

– Можно воспользоваться твоей памятью об этих событиях? – осторожно поинтересовалась Рогнеда. – Я… Мне… Не понять… Не представить даже такое количество жертв…

– Да, конечно.

Тема была непростая, человечество показало себя со страшной стороны, учинив небывалые доселе разрушения и зверства. Но и в противовес этому нашлось множество героев, совершивших немыслимые подвиги во имя свободной жизни на земле своих предков. Это не тема религиозных гонений и инквизиции. Здесь всё гораздо сложнее и масштабнее. Воспоминаний на эту тему у меня было достаточно. Всё-таки отец – военный, и мы очень подробно с ним разбирали этот период.

За мысленной беседой с Рогнедой я не заметила, как дошла до курорта. У центральных ворот выстроилась колонна техники. Уже знакомые мне чернобокие внедорожники соседствовали с чудом техники полувоенного образца, о чём недвусмысленно намекал зимний камуфляжный принт. Когда в детстве шьёшь платья куклам из отцовского камуфляжа рано или поздно запоминаешь названия и предназначение той или иной расцветки.

«Похоже, у Хааннаахов пополнение, – мелькнула мысль. – Хотя, чему удивляться, если пропала семейная реликвия».

Мне бы перейти на другую сторону улицы, но освещённый тротуар был лишь со стороны курорта. Потому я принялась осторожно обходить внедорожники, преградившие большую часть и без того неширокого тротуара. Ранее утрамбованный автомобилями снег превратился в лёд, присыпанный свежим снежком. Идти приходилось осторожно, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не повторить недавнее пике. Голова ещё от прошлого сотрясения не отошла.