Наследие Мортены

Семейная легенда гласила, что более десяти веков назад предок этой семьи заказал у ювелиров гарнитур для своей невесты, но накануне свадьбы случилась то ли заварушка с соседями в рамках дележа земли, Средние века как-никак, то ли болезнь какая-то приключилась, но невеста умерла. Все обидчики и возможные причастные к болезни были утоплены в крови, а род получил звание то ли кровавого, то ли кровожадного, что и сокрыто ныне в фамилии Хааннаахов. И главное, что камни в гарнитуре сменили цвет с девственно-белого на изумрудно-зелёный. Вообще, ничего удивительного, что у древних украшений всегда есть сопутствующая легенда, ибо род человеческий слаб, всегда будут изменять, убивать, лгать, воровать во имя любви, но с целью обогащения. Украшения обычно переходят из рук в руки в веках. Просто чудо, что этот гарнитур уже тысячу лет находится в одной семье.

А всё-таки чертовски красивые украшения, не знаю, как они смотрелись бы с белыми камнями, но с зелёными – просто загляденье! Все изгибы на кошках так проработаны, мельчайший коготок, шерстинки, даже усы. Кажется, что киса сейчас фыркнет, потянется, разминая затёкшее тело, и облизнётся. Красота неимоверная, и подозреваю очень правдоподобная. Не одна я рассматривала на гарнитур, вся прекрасная половина посетителей выставки чуть ли не в очередь выстроилась, чтоб разглядеть его поближе.

И тут прогремел взрыв. Показалось, что даже стены многовекового монастыря зашатались, пол задрожал под ногами. Уши заложило. Помещение стремительно заполнялось дымом. Люди кричали и толпились, пытаясь пробиться в сторону выхода. В дыму угадывались мечущиеся тени, кто-то с кем-то дрался.

«Спокойно, Женёк. Только без паники, больше всего людей погибает от неё, а не от непосредственной опасности».

Я присела на пол за бывший алтарь, на котором под бронированным стеклом красовался гарнитур. Надеюсь, что если там стреляют, то алтарь задержит хотя бы часть пуль. Ни черта же не слышно. Я пошарила руками по полу в надежде найти свой смартфон или фотоаппарат, но ничего не нашла, кроме каменной крошки и штукатурки. Попробовала выглянуть с другой стороны, и ничего. И тут в постамент с гарнитуром выстрелили из чего-то калибром явно крупнее АК-74, ибо я спиной почувствовала, как он зашатался и начал оседать на меня сверху.

«Чёрт-чёрт-чёрт!»

Спину, шею в нескольких местах зацепило. Как же больно-то, сука! И непонятно от удара или получила мелкие осколки картечью. Попыталась пошевелиться и стряхнуть с себя осколки, не привлекая внимания. Слух понемногу начал возвращаться звоном в ушах, а может, это звон разбившегося бронированного стекла. В глазах мелькали белые мушки как перед обмороком. По шее потекла струйка крови, но если уж не бьёт фонтаном, то жить точно буду. Криков людей уже не было слышно, дым рассеивался. Спина горела просто нещадно, больно было даже вдохнуть.

Взгляду из-за моей груды камней предстала нерадостная картина. Во многих местах на стенах музея кровь, стёкла вылетели из стеклопакетов. Но как ни странно, большинство витрин целые, не считая моей. Охрана стояла вокруг Баабыра, вся в пыли, штукатурке, помятые, со следами боевых действий. А их начальник был зол, очень зол! Да так, что, кажется, даже рычать начал на них. Их разборки не моё дело, себя собрать бы по кусочкам. Попробовала пошевелиться, каменная крошка в тишине зашуршала весьма отчётливо. Все разом обернулись в мою сторону.

– Кар, вы же отчитались, что эвакуированы все гражданские, – сказано это было таким тихим хриплым голосом, что даже у меня пошёл мороз по коже. Однозначно Кару светит выговор.

– А это что было? – задала вполне закономерный вопрос. – Пострадавшие есть? Удалось кого-то задержать? Все экспонаты на месте?

Представила себе размер скандала и тонны желчи, которые выльются на шефа, что он не смог организовать безопасное проведение экспозиции. Вот уж регионалы вволю отыграются.

Молчание затягивалось. Кар ответил:

– Вам не о чем беспокоиться, вас отвезут в больницу и позже побеседуют, как и со всеми посетителями выставки. Браслет пока останется на вас.

Я попыталась подняться на ноги, но меня повело, поэтому благоразумно сначала встала на колени и охнула. Взгляд упал на мой смартфон и объектив рабочего фотоаппарата, которые валялись в груде каменной крошки, присыпанные штукатуркой. Осколки их не пощадили, стёкла покрылись паутинкой трещин. Не сдержавшись, выругалась забористо, с чувством. Это так не вовремя, ладно ещё телефон, купить такой же китайский можно достаточно дёшево, но фотоаппарат рабочий, и возмещать его стоимость придётся мне. Досада помогла справиться с физическим недомоганием. Я так же на коленях собрала свою побитую технику. Предполагаю, что вид у меня был совсем плачевный, ибо услышала в отношении себя от Хааннааха следующее:

– Кар, отвезёшь девушку в больницу, у неё выдались весьма травматичные дни.

Кар не ответил, только вопросительно повёл бровью в мою сторону. И через пару секунд кивнул себе, вроде как приняв некое решение. Меня подхватили на руки, как будто я вообще ничего не вешу, и бодрым шагом понесли на выход, для прохождения через рамку, видимо. Лежать было бы удобно, если бы адски не болели спина и шея, поэтому понимая, что идти мне будет менее больно, чем притворяться кисейной барышней, честно попросила:

– Поставьте меня, пожалуйста, на пол, мне, конечно, очень приятно, нечасто носят на руках мужчины, но спина болит просто адски. Лучше уж я поковыляю самостоятельно. Да и одежду вам всю кровью испорчу.

Кар хмыкнул и поставил меня на пол, правда, предложил руку для опоры, куда я и сгрузила свою побитую технику, пока забирали из гардероба мою верхнюю одежду и рюкзак. Пройдя со своим скарбом сквозь рамку, мы пошли на выход. Кар галантно открыл заднюю дверцу внедорожника, чтобы я села. А я замешкалась, в темноте не видна была обивка салона.

– Простите, я могу вам обивку салона испортить кровью. Может, есть что застелить?

– Он кожаный, не испачкаете, не беспокойтесь.

Я села на место за водителем, хотелось откинуться на спину, но, судя по ощущениям, там не было живого места.

Взявшись покрепче за спинку кресла, рассматривала своего невольного провожатого. Высокий, с пепельными волосами, широкой нижней челюстью, чем-то напомнил мне актёра из девяностых Дольфа Лундгрена. Машину вёл уверенно, спокойно. Видно, что очень старался объехать ямы, чтобы меня не сильно трясло сзади.

У меня в голове была тьма вопросов, но я не знала, уместно ли их задавать. Поэтому просто вздохнула и, молча, уставилась в окно машины. Я чувствовала, что взгляд Кара иногда перемещался с дороги на меня через зеркало заднего вида. Видно, что я его заинтересовала, но вот в каком плане: женском или профессиональном оставалось загадкой. Через пять минут мы подъехали к приёмному покою больницы. Дверь всё так же успели открыть и даже руку подали.

– Евгения, поправляйтесь. И завтра мы вас навестим, чтобы опросить, вдруг вы что-то вспомните необычное.

– Приходите на работу, всё, что вспомню, расскажу. Правда, вряд ли это вам чем-то поможет, но чем чёрт не шутит.

Внедорожник круто рванул с места и исчез буквально моментально. Представляю, каких усилий ему стоило так медленно ползти по нашим дорогам.

В приёмном покое я ожидала увидеть хаос, ведь пострадавших должно было быть больше, но меня ждали полупустой холл и скучающая дама в регистратуре попивающая чаёк.

Я тихо кашлянула и попросила вызвать хирурга, и только тут меня заметили. Чай красиво запузырился у неё на губах, а дальше раздался визг:

– Валя, Потапыча сюда быстро!

Такой крик, мне кажется, Потапыч услышал бы в любом уголке нашей старой пятиэтажной центральной районной больницы. Первый раз вижу такую оперативную реакцию, неужели видок такой паршивый. И ни одного же зеркала поблизости.

Потапыч, он же Михаил Потапович Ольшанецкий, появился быстро. Очень мне повезло, что я попала в его смену. Помнится, когда вручали ему звание почётного гражданина города за выдающиеся успехи в медицине, так люди в зале устроили ему овации. Все его любили и уважали, он ставил на ноги даже самых безнадёжных, старая советская школа. Такие не сдаются. Ну и как вишенка на торте, мы с ним уже успели познакомиться за год моей работы.

– О, корреспондентка, привет! Где тебя так угораздило?

– Так на открытии выставки якутской. Я думала, у вас тут аншлаг после того, что случилось.

– Так у нас и был, правда, всё больше с синяками да ссадинами, оно ведь как, как крыша рухнула, все на выход ломанулись, вот в давке и помяло людей. Правда, охрана там проворная оказалась, быстро людей вывели да отсортировали, кого быстрее на осмотр, кого в очередь. Так мы аккурат перед тобой и разобрались со всеми. Я думал уже всё, только чай успел налить, а тут Михална орёт дурниной. А тебя-то как так угораздило?

Я крепко призадумалась, то есть выходит, что для всех официальная версия – рухнувшая крыша в старом здании, отсюда дым, пыль и прочее. Значит, надо помалкивать про реальные события. Но в том, что крыша явно не причём, я была уверена абсолютно.

– Так я же везучая, Михаил Потапович, то вот собачку к лицу приманила, теперь вот крышу на свою голову, – и засмеялась, правда, звук вышел каркающий и перешёл в кашель от боли.

– Я под алтарём спряталась, он же вон какая махина, думала переждать, пока толпа выбежит, и следом выйду, а он не выдержал, видно, на него какая-то балка упала, вот и раскололся, а там же сверху ещё и экспонат под стеклом был, вот и результат.

– Понятно всё с тобой, приключения к тебе так и липнут, хоть в церковь, что ли, сходи. Я, конечно, человек не особо верующий, но мне из твоего тела пазл собирать каждый год уж порядком не нравится традиция. Давай-ка ложись на кушетку, на живот, будем с тебя одежду срезать, свитер точно не спасёшь, весь в крови, да и не хочу стеклянные осколки ворошить, вреда меньше будет.

А дальше я три часа лежала, пока терпеливо сантиметр за сантиметром осматривали спину на предмет картечи из камня и стекла, то ещё удовольствие. Под конец третьего часа я уже настолько свыклась с болью, что могла выделить минимум с десяток разных ощущений.

– Ох, Женёк, теперь ты стала счастливым обладателем двадцати одного куска бронированного стекла и ещё тринадцати осколков камня. Могу оставить на память. Ну и по мелочи, гематомы, ссадины и трещины в двух рёбрах.

– А с шеей что? – папа учил в первую очередь уточнять по жизненно важным органам.

– Да там всё нормально, порез неглубокий, заклеил пластырем. Внимательный уход и не лезть грязными руками. А ты когда успела сделать татуировку на половину спины? Я не думал, что ты из этих? Я потому так долго и провозился, пытался рисунок не испортить. Красивый чертяка!

– Кто красивый? – я смотрела на Потапыча глазами размером с блюдца.

– Так дракон же!

Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать.

– А зеркало у вас есть, посмотреть, как там всё же в итоге?

– Погоди, маленькое есть для бритья по старинке, сейчас дам.

Зеркало, и правда, было с ладошку размером. Михаил Потапович повернул его к спине, а я через плечо смотрела, во что превратилась моя спина. А там! Мать честная! Если вы пользовались тёркой на кухне, то можете представить, что по моей спине прошлись тёркой этак раза два-три точно. Но сквозь это месиво отчётливо, вдоль всего позвоночника кольцами извивался дракон! То ли китайской традиции, то ли ещё какой. У меня отпала челюсть. Нет, я, конечно, хотела сделать татуировку, но маленькую, а не дракона на полспины!

«Я же не представитель якудзы! Как я вообще маме это покажу?»

От этой мысли даже смешно стало, двадцать пять лет, у меня из ниоткуда на полспины набит дракон, а я про реакцию мамы переживаю. Чувствую, надо выпить.

– Тебе, кстати, повезло ещё с этим тату, у тебя основное поражение на дракона и пришлось, а там кожа огрубела, что ли, и глубже не пустила осколки, как панцирь. Но это скорее особенность твоя. Тело у тебя странная, живёт своей жизнью. Как тогда после укуса. Я думал, придётся через полгода делать лазерную коррекцию, чтоб хоть чуть-чуть шрамы на лице отшлифовать, а на тебе заросло как на собаке, и остался один незаметный. Так что везучая ты, это факт! Организм твой тебя защищает в экстремальных ситуациях.

– Михаил Потапович, а как теперь вот с этим всем? – я указала на спину. – Буду в бинтах как мумия ходить постоянно?

– Нет, постоянно в бинтах вредно. Рана должна дышать, чтобы не образовались отёки. Сейчас я тебя упаковал, чтобы ты без свитера зимой голышом не щеголяла в одном пуховике. И вещь испортишь и, чего доброго, бронхит подхватишь. На ночь эту красоту надо разматывать, спать на животе. Но пелёнки советую использовать на время, пока кровить не перестанет. Завтра утром на перевязку ко мне ещё успеешь, я дежурство в девять сдам, так что успею посмотреть динамику за ночь. Укол от столбняка я тебе сделал. Ты уж постарайся хотя бы завтра никуда, кроме больницы, не бегать. Пожалей организм.

Я клятвенно заверила, что ни-ни, тем более что рабочий фотоаппарат не пережил сегодняшних событий. Уже на выходе из больницы прилетело сообщение от шефа.

«Ты как? Попала под обрушение или раньше ушла?»

«Попала. Фотоаппарат вдребезги».

«Не переживай, выставим в общий счёт Хааннаахам. Сама цела?»

«Ольшанецкий из моей спины только закончил пазл собирать. 21 кусок бронированного стекла и 13 – камня».

«Бери отгулы в счёт ранее отработанного времени, я подпишу. Поправляйся».

«Спасибо, шеф!»

Вот так неожиданно нарисовались первые за год незапланированные выходные. В гастроном надо бы зайти, вино само себя не купит. Да и надо же отметить появление в моей жизни мужчины. Пусть и змея чешуйчатого, зато на всю жизнь.

Однако моим планам не суждено было сбыться. Пока я размышляла, как бы натянуть на свою израненную и перебинтованную спину пуховик, на выходе из больницы меня уже ждали. Двери чёрного внедорожника распахнулись, и навстречу мне вышел Кар.

– Евгения, если позволите, отвезу вас домой, – мужчина галантно улыбался, приглашая меня сесть в машину.

Я несколько ошарашено взирала на него и не знала на что решиться, с одной стороны – бесплатное такси, а с другой – бесплатный сыр только в мышеловке.

– Мне бы в магазин ещё. Хочется отметить второй день рождения, – честно выложила свои планы.

– Не проблема, заедем, – по-доброму улыбнулся блондин. – А когда первый?

«Не поняла, это со мной сейчас флиртовать начали, или это новая форма допроса?» – промелькнула мысль, пока я усаживалась в уже знакомое нутро внедорожника.

– В сентябре, – решила ответить максимально нейтрально, но тут же не удержалась от шпильки, – а вы всех пострадавших по домам развозите, или только мне так повезло?

Кар рассмеялся легко и непринуждённо.

– Не буду юлить, интерес у меня к вам двойственный. С одной стороны, вы – красивая девушка, а вот с другой, находились ближе всех к гарнитуру Хааннаахов на момент обрушения кровли, – серые глаза безопасника внимательно следили за моей реакцией через зеркало заднего вида.

– Спасибо за честность, но тогда будьте уж честны до конца, – ехидно уколола его. – Выстрел из ручного гранатомёта сложно перепутать с обрушением кровли.

– А вы, Евгения, уверены, что в состоянии отличить одно от другого? – вернул мне шпильку блондин.

– Уверена. Иначе из моей спины не вынимали бы осколки пуленепробиваемого стекла и алтарную картечь, – я грустно улыбнулась, пытаясь устроиться так, чтобы не задевать израненную спину. – Да и уж простите, балок кровли не заметила, когда мы с вами покидали поле боя.

Вся напускная галантность и очарование слетели с Кара, уступив место сосредоточенности и серьёзности.

– Я надеюсь, вы понимаете, что в ваших интересах оставить собственные наблюдения при себе?

Так и подмывало по-детски спросить, а что мне за это будет. Но колючий взгляд серых глаз предупреждал, что тут более уместна формулировка «А чего мне за это не будет». Шутить резко перехотелось.

– Не беспокойтесь, я догадливая. Пусть ваш представитель свяжется со мной и сообщит позицию по данному вопросу. Мне сегодня нужно будет опубликовать пресс-релиз по произошедшим событиям, иначе нас завтра регионалы порвут на лоскуты.

– Рад, что, кроме красоты, природа наделила вас ещё и редкой разумностью, – попытался блондин вернуть разговор в русло флирта, однако моё молчание стало ему ответом. Так же, в тишине, мы доехали до ближайшего супермаркета, меня попросили остаться в машине. Я лишь неопределённо дёрнула плечами, скривившись от неприятных ощущений. Мужчина быстро вернулся с пакетом продуктов и, кажется, бутылкой вина.

«Я надеюсь, ты не станешь напрашиваться в гости», – настроение и без того безрадостное после разговора упало на отметку ниже плинтуса.

Блондин периодически бросал на меня взгляды, всё больше хмурясь. Я попросила остановить машину на перекрёстке, чтобы пройти к дому сквозь арку и не доставлять удовольствия местным кумушкам посудачить о моём предполагаемом кавалере. Дверь машины, поставленной на аварийку, всё так же галантно успели распахнуть.

– Евгения, простите, если чем-то обидел вас. Издержки профессии. На самом деле, если вы в курсе реальной ситуации, то любая ваша помощь будет бесценной. – Кар протянул мне пакет с продуктами. – Ещё раз извините, и с Днём Рождения!

Глава 3

Как же хорошо, что в качестве завершения для экспозиции выбрали маленький районный городок. Безопасность обеспечить легче, чем в мегаполисе. Меньше шума, можно почти даже насладиться последними днями путешествий по стране.

Кар ещё вечером отрапортовал, что всё готово, система безопасности на высшем уровне. Утро выдалось спокойным и даже каким-то умиротворённым. Землю укрыл белый пушистый снег, ветра не было. Редкие машины и пешеходы не портили впечатления. Баабыр приехал в музей пораньше, необходимо было отдать дань вежливости местному муниципальному руководству. Их местный глава ему даже импонировал своим взглядом на жизнь, вполне серьёзным в плане решения дел, но абсолютно простым в общении. Он оказался сибиряком, сколотившим капитал на банковских операциях и на старости лет решившим поиграть в выборы. И вот уже восемь лет вытаскивает из грязи свой городок. Всё пытается восстановить старое и привнести что-то новое.

Так что общение с ним было, по большей части, даже интересным. Открытие выставки шло своим чередом, приветственные речи, интервью для СМИ. И тут Баабыр ощутил смутную тревогу. Что-то шло не так. Пока ещё на уровне инстинктов, но вот-вот что-то должно было произойти. Дал знак Кару проверить периметр. И тут почувствовал приближающийся взрыв. Пол под ногами задрожал, даже стены тысячелетнего монастыря, казалось, застонали. Сработали пиротехнические патроны, выпустив дымовую завесу. Людей она дезориентирует, а вот остальным абсолютно не мешает. В зал ворвалась группа захвата, особей пять-семь. Ну как ворвалась, сначала влетела звуковая граната. Охрана сориентировалась и успела вставить беруши, а он – нет, по ушам резануло знатно. Сколько ни пытался сосредоточиться, но из-за звона в ушах ментальный фон нападавших не мог уловить. Словно сквозь подушку пытаться услышать писк комара. Группа слаженно работает, пока четверо навязали бой, двое прорывались к витрине с семейным гарнитуром. Не сказать, чтобы Баабыр был фанатом семейных ценностей, но и умыкнуть у себя под носом реликвии рода уж точно не позволит. Смещаясь в бою в сторону этой двойки, понял, что не успевает. Они отработали в витрину из ручного гранатомёта. Каким бы пуленепробиваемым ни было стекло, на выстрел из гранатомёта практически в упор оно не было рассчитано. Однако перегруппировка дала свои результаты, нападавших взяли в кольцо. Видимо, сообразив, что путь к гарнитуру им перекрыли, они пошли на прорыв, трое смогли выбраться через зияющие провалы окон, троих повязали в зале. Снаружи беглецов приняла на себя охрана внешнего периметра.

Стоя в зале бывшей экспозиции, Кар отчитывался по отработке группами нештатной ситуации. Из музея всех гражданских, пользуясь дымовой завесой, вывели на выход, отсортировали и в больницу доставили. С большинством отработали, внушив, что обрушилась крыша в историческом здании, отсюда и грохот, дым, пыль. Придётся слегка подпортить бедному монастырю кровлю, чтоб всё выглядело правдоподобно. Ребята уже занялись этим. И скрыть следы от выстрелов из гранатомёта. Конечно, финансово музей получит такую поддержку на восстановление, которую от государства и за десять лет не получил бы. Осталось в груде обломков отыскать семейные реликвии и выяснить, кому это так скучно жилось, что они решили пощекотать нервы себе и ирбисам заодно.

Уже с первым пунктом их постигла неудача. Семейный гарнитур пропал. Досмотр нападавших подтвердил, что они захватить его не успели. Но тогда оставался вариант с похищением под шумок вечно травмированной корреспонденткой либо уничтожением гарнитура выстрелом из гранатомёта. Во второе верить совершенно не хотелось, потому Баабыр приказал пока мягко побеседовать с девушкой. Кар божился, что выносил её через рамку, и сигналов не было. Браслет прекрасно отслеживал её перемещения, утверждая, что девушка ещё не покинула территорию больницы.

«Странно, неужели так сильно пострадала? Хотя если она была за постаментом в момент взрыва гранаты, то удивительно, что вообще жива».

Кар сам вызвался пообщаться с Евгенией Ягеровой и доложить о результатах, а Баабыру предстояло пережить довольно неприятную беседу с отцом. Телефонный разговор оставил после себя горькое послевкусие степной полыни. Вроде бы и по делу высказано недовольство, но всё внутри Баабыра протестовало против отцовского решения.

Киитэрэй Хааннаах сначала только посмеялся, обозвав произошедшее досадным недоразумением, но когда узнал, что исчез семейный гарнитур, то разгневался не на шутку. Отец не особо стеснялся в выражениях, обрушив на младшего сына все кары небесные.

– Скажи, что исчезла реплика, созданная ювелирами как раз для выставочных мероприятий? – голос отца был холоден и скрипуч, словно снежный покров в якутские морозы.

– Там лежал оригинал, – пришлось признаться Баабыру. – Мы, конечно, приложим все усилия для поисков, но есть подозрения, что гарнитур просто не пережил прямое попадание из гранатомёта.

– Просто не пережил?! Просто не пережил!? Какого чёрта, Баар?! – взорвался отец. – Я спрашиваю, какого чёрта ты не только попёрся в это захолустье, но ещё и выставил на всеобщее обозрение родовую реликвию? Что на тебя нашло?

Гнев отца был вполне оправданным, ведь речь шла не о какой-то замшелой цацке, а о родовой реликвии, история которой насчитывала значительно больше веков, чем смогла бы подтвердить официальная наука.

Тем более несуразным выглядел поступок Баабыра в глазах отца. Младший сын всегда отличался рациональностью поведения и прагматизмом, был поддержкой и опорой в делах рода, именно ему впоследствии Киитэрэй подумывал передать управление землями Хааннаахов. Сам Баар представлял, какая буря разразится, если он честно ответит отцу, но и лгать считал ниже своего достоинства.

– Это была последняя просьба деда.

Сказанные слова лишь на миг остановили возмущения, чтобы обрушиться на Баара с новой силой.

– Духи праотцов, но ты-то всегда был здравомыслящим, в отличие от брата и сестры. Это они свято верили в сказочки, которые на старости лет им рассказывал дед. Он же спятил на почве своих оккультных исследований и веры в магию.

– Отец, прости, но я не намерен оправдываться за исполнение последней воли ныне усопшего предка! – сказанное оборвало гневную тираду главы рода, заставив его подавиться словами. – И тебе ли размышлять про оккультизм, если само наше существование является сверхъестественным фактом.

На самом деле Баар был прав по всем статьям, но отец в этом никогда не признается.

– Делай, что хочешь, – прошипел в трубку Киитэрэй, – но чтобы информация о пропаже гарнитура не вышла за пределы узкого круга доверенных лиц. Для отвода глаз используй реплику.

Баар заметил сообщения в мессенджере от дяди.

– И чтобы ты понимал, насколько я разочарован твоим поступком, завтра передашь все материалы по делу и задержанных Бэриллибиту. Он прибудет в это захолустье к вечеру.

«Отлично, просто отлично! Отец пытается ткнуть меня носом в собственную лужу, словно котёнка. Ещё и демонстративно привлёк для этого дядю».

Гарнитура отозвалась короткими гудками. Глава рода бросил трубку.

Баабыр никогда не идеализировал отца, признавая необходимость его поступков и поясняя интересами достаточно большого социума, прямо зависящего от его решений. Сам он старался делать так же, думать головой, просчитывать действия наперёд. Но. Всегда было «но». Искреннюю любовь, заботу и участие он чувствовал только от деда. Старый Сурах Хааннаах давал своим внукам тепло, чувство единения с семьёй и родной землёй. Он казался таким же неприступным, как скала, таким же безжалостным, как зимние морозы, но и таким же справедливым, как духи земли, ставшей им домом. Сурах вырастил внуков и лишь после этого ушёл в снежную пелену самой свирепой вьюги, чтобы никогда уже не вернуться. Умереть на своей земле, но не беспомощным стариком, и не в своей постели – вот его выбор. Ценой ему стало обещание младшего внука, которое Баабыр ни за что бы не нарушил.