Хозяйка каменоломни в Драконьем доле

Неприятное такое ощущение.

– Фу! А ну отойди! Нельзя! – прикрикнула Анна на самую активную из собак, когда та попыталась сунуться под дышло и цапнуть перепуганного мерина за пушистые бабки.

Борзая послушалась и отступила, буравя Анну сапфировым взглядом. Анна ощутила, как прокатилась по позвоночнику короткая волна адреналина. Собака могла укусить. Лошадь могла понести…

Как эхо того ужаса, что пережила предыдущая хозяйка тела…

Всадники подъехали, окружили, нависли со всех сторон. Вид их оказался более чем впечатляющим. Длинноногие лошади возносили седоков так высоко, что Анне и Марисе пришлось закинуть головы, чтобы вглядеться в их лица. Светлые волосы рассыпались водопадами по широким плечам. Блестели узоры на легкой броне. Мягко струились плащи цвета припорошенной первым снегом травы у четверых, морозно-синие у двоих.

Всего всадников было шестеро.

Эльфы…

Нечеловеческая красота мешалась в них с таинственной, скрытой жутью. Шесть пар глаз всех оттенков зеленого оглядели Анну с ледяным высокомерием.

– Кто вы такие и что здесь делаете? – спросил один из эльфов.

Вышивка на его плаще была самой богатой. Сбруя лошади блестела серебряными клепками. Анна решила, что он, должно быть, является предводителем отряда.

– Я герцогиня Анна Лирнийская, – представилась она, искренне надеясь, что произнесла свое новое имя и титул правильно. – Это моя камеристка. – Кивнула на притихшую Марису. – Я еду в Драконий дол. Там мое родовое имение. У вас ко мне какое-то дело? Зачем вы остановили меня?

Анна решила подняться для убедительности.

В этот момент одна из собак все-таки бросилась – встала на задние лапы и, перекинувшись через борт тарантаса, хватила Анну зубами за правую ногу…

– Нельзя! – прикрикнул эльф-предводитель. Собака тут же отскочила и послушно села в сторонке. – Так, значит, вы жена лирнийского герцога? И что же заставило вас покинуть Лирн? Одну?

– Дела. Личные. – Анна с трудом укротила взметнувшийся в груди вихрь возмущения. Резко расправила порванный подол. Чего этому любопытному эльфу надо? Лучше бы за животными своими следил… – Это все, что вас интересует? Я ответила на ваши вопросы? – поинтересовалась она холодно.

– Вполне. – Эльф хищно прищурился. – Я доложу о вас господину.

Сказав это, он круто развернул коня, свистнул собак и поскакал прочь. Его спутники последовали за ним.

– Ни «до свиданья» тебе, ни «извините», – не удержалась от возмущения Анна.

– Что вы, госпожа! – обернулась с облучка Мариса. – Разве ж эльфы будут перед людьми извиняться? Мы для них, что мыши. Даже благородных, вроде вас, они с собой на одну ступеньку не ставят. – Она облегченно выдохнула. – Уехали, и слава небесам… – Потом вспомнила про атаку борзой и разволновалась: – Сильно вас эльфийская псина-то тяпнула?

– Нет. Моя нога ей не по зубам оказалась, – прозвучал ответ.

– Ну и хорошо, – обрадовалась камеристка, успокоив: – А платье я вам починю. – Крикнула лошадям: – Но! Пошли, мои хорошие!

Повозка тронулась.

– Что это за отряд был? – принялась выяснять Анна. – Кто они такие? Охотники? Солдаты? Почему носят броню?

– Это егеря, – пояснила Мариса. – Они служат эльфийским князьям. За всем тут следят, все вынюхивают, все разведывают. Разбойников ловят, если те в окрестностях появляются.

– Это хорошо, что ловят. – Анна задумчиво оглядела острый гребень леса впереди. – Места тут довольно глухие… А кому они о нас доложить хотят? Князю?

– Князьям. Их тут трое поблизости. Судя по разному цвету плащей, эти егеря из разных отрядов. Случайно, видимо, объединились.

– А что, разбойников тут много? – продолжила Анна свои расспросы.

– Захаживают, говорят. А еще по реке на кораблях проплывают. Пока король с князьями договор не заключил, разбойникам и пиратам тут раздолье было. Теперь – нет.

Дорога углубилась в смешанный подлесок. Колеи пошли ямами. Затрясло так, что Анна чуть язык себе не прикусила.

Мариса направила лошадей к замшелому валуну, притаившемуся у берез. Остановила. Спрыгнула на землю.

– Разве мы приехали? – удивилась Анна.

Она огляделась в поисках хоть какого-то жилья, но на него и намека не было. Кругом молодые деревья стояли плотной решеткой, и щетинилась на высоких кочках трава.

Мариса принялась распрягать лошадей, поясняя:

– Дальше придется пешком. Дороги нормальной до имения нет. Лошади пройдут, но без повозки.

– Почему нет? Как же так? – удивилась Анна.

– Большой мост обвалился, когда река Великая из берегов вышла, – пояснила спутница и, решив, что герцогиня не хочет долго шагать на своих двоих, успокоила: – Ничего, госпожа. Тут близко уже. Рядом.

Она принялась распрягать лошадей, да так умело и быстро, что Анна невольно восхитилась такой сноровке:

– Ты так ловко со всем управляешься.

– Я ж в деревне выросла, – польщенная похвалой, засияла Мариса. – Вашей матушке силой и ловкостью приглянулась. Я ведь и готовить, и убраться, и дров нарубить-натаскать – все могу. Не белоручка.

Анна улыбнулась:

– Я вижу.

На секунду засомневалась: можно ли в такой ситуации помочь? Нормально ли это для герцогини? Глянув на то, как камеристка одна тягает с тарантаса тяжелые чемоданы, мысленно махнула на субординацию рукой.

Лишних зрителей нет, а с Марисой она как-нибудь объяснится.

– Ну что ж вы, госпожа… Как можно… – испугалась та, когда Анна пришла на помощь.

– Все нормально. Мы ведь вдвоем тут. Помочь больше некому. Чем быстрее вещи перегрузим, тем быстрее доедем. Я поскорее до дома добраться хочу. Сил нет лишнюю минуту тратить.

– Ага… – согласилась Мариса удивленно и возражать более не стала.

Она отстегнула и отвязала упряжь, вывела лошадей из-за дышла. Достала со дна тарантаса вьючные седла с крючьями для поклажи по бокам.

Вместе с Анной они водрузили вещи на спины животных и в поводу повели тех по тонкой тропе вниз с пологого холма.

Метров через десять им попались припрятанные в кустах черноплодки маленькая двуколка и большая подвода.

– Чье это? – спросила Анна.

– Ваше… В том смысле, что из имения, – растолковала камеристка. – Лошадей сюда приводят по мосту и запрягают, если куда выехать надо. На подводе, должно быть, камень с каменоломни возят. Если еще возят… Я тут давно была, когда мост целый стоял. А сейчас как и что – не знаю. Я ведь все последние годы при вас, в Лирне провела…

– Значит, тут и каменоломня есть?

– Да. По берегам Великой раньше многие белый камень добывали, но последнее время вода стоит высокая. Большую часть прежних шахт затопило…

Дорога все тянулась.

Путниц окружили непролазные заросли звонкого осинника, чуть прореженного юными соснами. Там и тут выходили из-под травы и мха белесые хребтины известняка. Попадались по пути одичавшие яблони, увешанные зелеными и желтыми плодами. Кусты калины в алых гроздьях зажигали на листьях всполохи первого осеннего пламени.

В кронах берез пересыпалось золото.

Эльфийский протез держался крепко и удобно ступал по каменистым изгибам когда-то проезжей дороги, ныне выродившейся в тонкую тропку. Нога была будто своя, только онемевшая, не чувствующая боли, как под заморозкой.

Вскоре они дошли до глубокой балки с каменными голыми склонами. По ее дну, невидимый в растительной густоте, тек ручей. Вода звонко переливалась, перекликивалась с трелями птиц.

Над ручьем горбатился валунный мост весьма неприветливого вида. Исполинские камни образовывали арку. Они упирались друг в дружку так прочно, что для их скрепления не требовался раствор.

Однако левый край моста был сильно поврежден, отчего все его прохожее полотно сузилось так, что идти пришлось гуськом.

На другой стороне моста ютились дома. Бодренькие, деревянные. Мало отличающиеся по виду от тех, что стояли еще в захолустных деревеньках Анниного родного мира.

– Ну вот и дошли. Чуть-чуть осталось, – сообщила Мариса, указывая на короткую улочку.

Домов было шесть.

Они стояли напротив друг дружки, по три с каждой стороны.

Улочка упиралась в ряд высоких дубов, за которыми маячило какое-то неопределимое на первый взгляд темное сооружение.

– Нам туда? – Анна догадалась, что имение там, за величественными деревьями находится.

– Туда, – подтвердила камеристка.

Заметив гостей, из домов высыпали люди. Несколько мужчин и женщин. Стайка детей. Они выстроились рядком и опустили головы, кланяясь вернувшейся хозяйке.

Анна не привыкла к подобным почестям, поэтому смутилась.

И не придумала ничего лучше, чем просто поздороваться:

– Добрый вечер, – сказала первой.

– Здравствуйте, госпожа. Добро пожаловать, госпожа, – стали приветствовать ее жители деревеньки. – Добро пожаловать в Драконий дол…

– Заберите лошадей и разгрузите поскорее, – попросила Мариса. – Госпожа устала.

Навстречу вышла пожилая женщина, седая и круглоглазая, как полярная сова. Она поправила лежащий на плечах паутинистый платок.

Сказала:

– Дом готов к приезду госпожи. Печи затоплены. Ужин горячий. Вода для ванной согрета.

Кто-то спешно забрал из Анниных рук лошадиные поводья.

– Пойдемте, госпожа, – позвала Мариса.

Анна последовала за камеристкой. Она шла молча, делая вид, что полностью погружена в себя. Все эти люди, должно быть, знали прежнюю Анну довольно хорошо. Лучше быть немногословной.

И про амнезию свою сообщить, когда придется к слову…

Пока они шли к дубам, за которыми, по всей видимости, крылся особняк, Анна мысленно составляла список вопросов, чтобы задать при удобном случае Марисе и быть в курсе дел.

Про деревню. Про жителей. Про каменоломню. Про то, как все здесь было раньше. Про пожилую женщину, провожающую их. Нужно срочно узнать ее имя.

И имена всех остальных людей, по возможности…

Под ногами из травы проступили бледные каменные плиты в узорной резьбе. В сырых желобках между ними густо нарос мох.

За строем дубов показались стены дома.

Темное сооружение, замеченное первым, находилось чуть ближе особняка. Это была пирамида неясного назначения. Метра три в высоту. Метров пять в поперечнике…

Интересно, зачем она тут?

Глава 2. Камни и тайны

Расспрашивать Анна не стала.

Какая разница? Может, это подсобное помещение какое-то. Или погреб.

У пирамиды был нависающий карнизом зев-арка, в полукруге которого прятались дверь и два замурованных узких окошка…

В конце короткой аллеи нарисовался дом.

Он стоял торцом к тропе, поэтому Анна не сразу обнаружила подвох. Увидела, лишь когда дорожка обогнула длинное крыло и уткнулась в ступени главной лестницы.

Величественное здание в два этажа почти растеряло персикового цвета штукатурку. Там и тут на его элегантном фасаде проступали, как старые шрамы, белые пежины известняка.

Одно крыло, то самое, которое они втроем только что обошли, выглядело целым. От второго остались одни развалины. Груда камней, покрытых мхами, сквозь которые проросли молодые дубки.

Центральная часть, увенчанная широким крыльцом-террасой, пока стояла, но выглядела довольно безжизненно. В пустоте темных окон читалось смирение перед неизбежным разрушением.

Дом умирал.

Но все еще сопротивлялся.

В оставшемся живом… то есть жилом крыле теплилась надежда на возрождение. Стекла в окнах были целые, и красовались на обшарпанных подоконниках цветы.

– Добро пожаловать, госпожа. – Пожилая провожатая склонила голову.

Будто она виновата.

Мариса пораженно застыла, приложив к сердцу широкую ладонь.

– Как же так, Ирма? Я особняк еще целым ведь помню…

«Значит, ее зовут Ирма», – отметила для себя Анна.

Ирма потопала по земле кожаным башмаком.

Сказала:

– Шахты обрушаются. Те, что под деревню ушли.

Анна невольно глянула себе под ноги, будто прямо в тот миг должна была разверзнуться под ними жадная подземная бездна.

– Много ль народу на каменоломне сейчас работает? – спросила Мариса.

– Откуда ж многим взяться? Шесть дворов в деревне всего-то и осталось, – донесся печальный ответ. – Шесть семей. Работают в шахтах по очереди. По очереди в соседнее село на подработку ходят. Хорошо, что Орра есть. Она и ее звери – наше все.

Анна не стала расспрашивать у Ирмы про таинственную Орру, решив выяснить все у Марисы чуть позже.

Дубовые двери распахнулись, открывая взгляду разруху. Потолок центральной части обвалился и переломил хребет длинной галереи, тянущейся в оба крыла вдоль второго этажа.

В левое, уцелевшее, вела арка.

С невидимой пока кухни тянулся восхитительный аромат куриного бульона с базиликом.

Они прошли по длинному коридору.

Он был светел, чист и полон жизни. Отштукатуренные стены покрывала фисташковая краска, нанесенная разнотонными широкими полосами. Справа и слева висели картины: по большей части портреты каких-то людей.

Они чередовались с пейзажами. На некоторых узнавалось имение. Вот странная пирамида. Вот мост и дорога. Вот дом – еще целый: торжественный, новый, с крыльями, раскинутыми, будто для объятий…

Какой он был красивый когда-то.

Столовая находилась в конце крыла и имела отдельный выход в сад…

Туда, где некогда был сад.

Сейчас о его наличии напоминала лишь пара утонувших в траве каменных вазонов. Раньше тут имелась веранда. Теперь на ее существование намекали едва заметные остатки фундамента и деревянный лом под слоем вездесущего мха.

У стола, накрытого кораллового цвета скатертью, хлопотала молодая черноволосая девушка.

– Накорми госпожу, Джина, – скомандовала Ирма.

Девушка поклонилась, приветствуя хозяйку.

– Здравствуйте, госпожа. Добро пожаловать. Ужин готов. Изволите отведать?

– Да, спасибо. – Анна склонила голову в ответ.

Поймав удивленный взгляд Марисы, она сделала вид, что поправляет волосы.

Нет, не выйдет из нее знатной госпожи. Не привыкла она к тому, что ее все вокруг обслуживают и превозносят.

Придется что-то придумать…

Суп оказался даже вкуснее, чем представлялось из аромата. И чай, заваренный из трав – Анна четко определила лишь мяту, чабрец и эстрагон, – согрел не только тело, но как будто и душу.

– Отведайте пирожков, госпожа, – произнесла Ирма, подталкивая огромное блюдо пышущей жаром выпечки. – Дочка моя пекла. Она в деревне лучшая кухарка.

Анна взяла один пирог, откусила. И правда вкусно!

С яблоком и черноплодкою…

Глядя, как, вытянувшись по стойке смирно, ждут ее вердикта пожилая провожатая и ее усталая дочь, Анна не выдержала:

– Это нам, – сказала, отложив на тарелку три пирожка. – А остальное раздайте в деревне детям.

– Вам не понравилось? – побледнела Джина.

– Что ты! Очень понравилось, – успокоила девушку Анна. – Вкусно – пальчики оближешь. Пусть детишки тоже порадуются в честь моего приезда. – Она внимательно оглядела мать и дочь. – Вы, как я вижу, сильно устали? Идите домой, отдыхайте.

Женщины, пожилая и юная, переглянулись. После чего принялись уточнять:

– А как же госпожа будет мыться? А раздеваться? А волосы чесать?

– Я сама с этим справлюсь, – объявила Мариса.

Она уже привыкла к странностям госпожи и, по всей видимости, списывала все на потерянную память.

Когда старательные селянки ушли к себе, настало время объясниться.

Смирившись с тем, что быстро войти в роль герцогини-белоручки со своими привычками она вряд ли сможет, Анна придумала неплохую легенду, удобную и почти правдивую:

– Послушай, Мариса, – сказала она камеристке. – Мне нужно открыть тебе одну тайну.

– Какую? – живо заинтересовалась собеседница.

– Тебе, наверное, кажется, что я себя немного странно себя веду после того, как память потеряла?

– Да, – не стала отпираться камеристка. – Пожалуй что…

– Дело в том, что в последнее время мне снились сны, будто я – вовсе не я, а другая женщина. И живу не здесь, а в другом мире, совершенно отличном от этого… нашего, то есть. И теперь я все, как ты знаешь, забыла. Кроме этих снов.

Уф-ф… Анна выдохнула и с надеждой посмотрела на Марису. Поверит – не поверит? Совесть за обман почти не мучила, ведь по сути это не было таким уж страшным враньем. Былая жизнь на самом деле стала чем-то вроде сна.

Была ли она вообще?

Была…

Наверное.

Здесь, в новой, яркой, волшебной и молодой реальности драматичное прошлое совсем потеряло краски и размылось, обернувшись печальной серой грезой.

Мариса отхлебнула чаю. Глаза ее горели интересом.

– Расскажете, что там видели, госпожа? В ваших снах? Они, наверное, о-о-очень необычные!

И Анна рассказала.

Про город, полный самоходных повозок и спешащих по своим делам людей. Про многоэтажные многоквартирные дома. Про подземные норы метрополитенов. Про жизнь в трехкомнатной квартире без слуг.

– Как же господа и без слуг-то? – ахнула камеристка. – А ванну набрать? А камин растопить? А ужин подать? А лампы зажечь и потушить?

– Там в каждом доме… – Анна замялась, подбирая простые слова, чтобы описать привычные радости коммунального быта. Сыпать незнакомыми терминами она не хотела. Попыталась объяснить на пальцах. – Что-то вроде особой магии…

Камеристка все расспрашивала и расспрашивала. Анна рассказывала.

Под конец, когда за окнами повисла бархатная осенняя ночь, Мариса спохватилась:

– Что ж это я вас, госпожа, все болтовней своей беспокою? Спать давно пора. Путь выдался тяжелый. Пойдемте в ванную скорее, чтобы грязь дорожную смыть, и… – Она смущенно потупила взгляд. – Знаете что? Можно ли дать вам один совет?

Анна заинтересовалась:

– Конечно. Какой?

– Вы бы записали это все. Про чудеса и странности эти. А то сотрется из памяти и пропадет. Сны ведь имеют свойство постепенно забываться. Жалко будет. Может, что-то вроде дневника заведете? Вдруг это потерянную память восстановить поможет?

– Спасибо за совет. Я подумаю. – Анна вспомнила о том, что изначально планировала поменьше говорить и побольше слушать. Поэтому стала расспрашивать про Драконий дол и его жителей: – Кто такая Ирма? Почему она за все отвечает?

– Она староста в поселении и временная управляющая в имении. Раньше здесь был наемный управляющий, но потом уволился. Все уволились, когда разрушился мост и ваши родители перестали сюда даже изредка заезжать. Ходят слухи, что ваш папенька хотел Драконий дол продать за ненадобностью, но матушка ваша напомнила ему про один древний документ, в ее роду со времен прабабки хранящийся, который продажу запрещает. Совсем.

Анна заинтересовалась:

– Почему?

Мариса честно призналась:

– Того не ведаю…

Чуть позже, лежа в ванной, Анна обдумывала слова Марисы и никак не могла разобраться в своих чувствах к собственному прошлому. С одной стороны, оно несло боль последних минут жизни и ужас предательства. С другой, было в той жизни и много всего хорошего, чего не хотелось забывать.

Анна вплелась взглядом в синее кружево узоров на белом потолке. Нарисованные русалки и тритоны не могли подсказать решение.

Она вытянула искусственную ногу и положила на край. Не это ли настоящее чудо? Протез не нужно снимать. Можно мыться прямо с ним – и ничего. Она подвигала ступней, завороженно наблюдая, как повинуется мысленным импульсам блестящий шарнир.

Все-таки ей повезло с этим миром. Нужно наладить новую жизнь и прожить ее так, чтобы ни о чем не жалеть.

Анна повернулась к стене и улыбнулась собственному отражению.

Ванную с трех сторон окружали высокие зеркала. В них отражались закрытая дверь, кофейный столик рядом с диваном, шкаф с полотенцами, трюмо с десятком разноцветных баночек и пузырьков и большой камин, тепло которого напитывало все помещение ароматами экзотических масел и трав.

Пришла Мариса. Подала сначала полотенце, потом тяжеленный пушистый халат.

Отвела в спальню.

В мягком свете фонарей-ночников кровать под складками нависшего балдахина сама казалась пещерой.

В комнате было свежо.

За чуть приоткрытым окном ночь прорывалась переливчатым пением близкой реки. И шелестом листьев, уже местами подсохших и поэтому звонких…

Занавеска вдруг колыхнулась, и что-то заметалось в ней, путаясь в ткани.

– Ай! – Мариса схватила оставленное Анной полотенце и собралась шлепнуть им незваного гостя.

– Подожди.

Анна видела их прежде.

Летучих мышей.

Когда-то безумно давно, в походе, одна запуталась в волосах. Было нестрашно. Щекотно… И Лариса Чалова, жена председателя их турклуба, женщина совершенно бесстрашная, до безумия увлеченная природой, выпутывала рвущееся на свободу создание из Анниной шевелюры.

Та мышь была изжелта-серенькая, с белым брюшком, с прозрачными длинными ушками, с острой розовой мордочкой и смешными пальчиками-крючочками на пергаментных крыльях. Оказавшись в человеческих руках, она оскалила крошечные зубки и тут же была отпущена на свободу.

Лариса Чалова сказала, что это, должно быть, ночница…

Анна бережно освободила местную мышь из западни. Она тоже оказалась белобрюхой и длинноухенькой. Только была больше той, прежней.

Раза в три…

И эта мышь не сердилась. Она внимательно смотрела на Анну бусинками глаз, покорно ожидая, пока ее выпустят в окно.

– Ну и страшилище, – нахмурилась камеристка.

– Это ночница. Наверное… – повторила Анна слова Ларисы Чаловой. – Должно быть, прилетела из подземных гротов.

Мариса затворила оконную створу, защелкнула медный шпингалет.

– Вот так-то лучше. Ложитесь, госпожа, спать. Что-то мы засиделись совсем.

Часы в резной оправе пробили полночь.

В деревне залаяла собака, и в ответ ей со стороны берега прилетел надрывный жутковатый звук.

– Кто это? – спросила Анна.

– Гиены, – рассказала Мариса и успокоила: – Они ручные. Домашние. Их Орра держит.

– А кто такая Орра?

– Орчиха. Работает в каменоломне. Для их народа скалы и подземелья – дом родной.

Анна изумленно вскинула брови.

– Хочу с ней поскорее познакомиться. А где она живет?

– Ее дом стоит отдельно от деревни. Чуть дальше. У берега Резвянки, на тропе, что ведет к шахтам. – Мариса подошла к резному комоду на высоких медных ножках, достала из ящика мягкое ночное платье, подала. – Вам помочь переодеться?

– Спасибо. Справлюсь сама, – отказалась Анна.

Камеристка почему-то усомнилась:

– Точно?

Анна убедила ее:

– Да. Хочу чувствовать себя дееспособной, понимаешь? – Она красноречиво постучала костяшками пальцев по искусственной ноге. – Мне это нужно. Хочу заново в себя поверить и жить полной жизнью.

– Я понимаю, – закивала камеристка. Предположила робко: – Это другая женщина из снов так на вас повлияла?

– Почему ты так решила? – поинтересовалась Анна в свою очередь.

– Потому что… – Мариса помрачнела, потупила взгляд и видимо пожалела о сказанном. – В общем-то, неважно. Главное, что теперь вы столь жизнерадостны и бодры, что я больше не боюсь за вас…

– Больше не боишься? Как это понимать? – насторожилась Анна. Она легко справилась с ночнушкой и теперь по привычке подыскивала вешалку для халата. – Что не так? Расскажи мне, прошу.

– Ох, госпожа… – Камеристка забрала халат с тяжким вздохом. Направилась к встроенному в стену платяному шкафу с овальными зеркалами на створах и деревянной головой оленя по центру. Зашуршала там. Ее голос звучал приглушенно из одежных дебрей. Она не хотела поворачиваться и смотреть хозяйке в лицо. Но и молчать не могла. Говорила: – После того, как его сиятельство объявил, что вас высылает, вы плакали день и ночь. Вы страшные вещи говорили. Что убьете себя. Что не сможете жить с таким позором. Что калекой быть не хотите… – Она не выдержала и разрыдалась, уткнувшись лицом в еще влажную после ванной ткань. Запричитала: – Простите, госпожа… Простите…

– Мариса, ну что ты… – Анна растерялась. Поспешила к камеристке и обняла ее за плечи. Стала на ходу подбирать нужные слова. – Это я сгоряча тогда… От расстройства. Посмотри на меня. Я уже в порядке, видишь?

– Вижу, – шмыгнув носом, всхлипнула Мариса. Испуганно взглянула на залитую слезами одежду. – Ох, госпожа. Простите…

– Ничего страшного, – успокоила Анна, забирая несчастный халат. Ляпнула на автомате: – Я завтра постираю.

– Вы постираете? – Мариса округла глаза. – Сами, что ли?

– У нас слуг нет, – снова оконфузилась Анна, повторив любимую фразу своей матушки.

Мариса испугалась:

– А как же я? Вы меня прогоняете, что ли?

– Нет, что ты! Это просто поговорка такая. – Пояснение родилось само собой. – Из сна. Привязалась…

Надо меньше говорить.

А то все из-за стресса проклятого. Из-за рассеянности.

И старости. Ведь в душе она до сих пор парализованная старуха из двадцать первого века с плохой памятью и грузом предательства на душе.

Как ни крути.

Что ж…

Но не это расстраивало Анну и наводило на темные мысли. Другое. Пазл последних дней жизни прежней хозяйки тела складывался в пренеприятнейшую картинку. Никакой там, в пути, не приступ был, похоже…